Орлы двенадцатого года

Орлы двенадцатого года

Поезд «Москва-Донецк» - не лучшее место для встреч с безумными писателями. Поезд «Москва-Донецк», наоборот, место, где главарь издательства «Снежный Ком» может хоть немного отдохнуть от верстальных, складских, таможенных и прочих заморочек; где он может просто спать с блаженной улыбкой, один в купе. Ан нет, не вышло…

Как туда просочился маленький взъерошенный человечек, Глеб не понял – дверь вроде была закрыта.

- Я по поводу двенадцатого года, - жалобно сказал человечек. – Вы вот рассказы ищете и повести про попаданцев… И я вот, это, насчет них…

- Антология уже собрана, - сразу ответил Глеб. Хотя она, конечно, еще не была собрана – как всегда, кого-то ждали с нетленкой и преследовали через Интернет.

- Я не писатель! – воскликнул человечек. – Я натуральный двенадцатый год предлагаю! А никто не берет! Смотрите – это он и есть!..

И он вытащил из кармана предмет, похожий на электронную читалку. Плоская металлическая штуковина имела небольшой экран, а на экране, зеленым по черному, мерцали цифры «1812».

Поезд тряхнуло, он встал, стоянка тут была короткой – три минуты.

- И что же это? – спросил Глеб.

- По-моему, мобильный терминал, - неуверенно сказал человечек. – Мне его продавали – сказали, что сам могу время выставить. А у него кнопка запала! Один только двенадцатый год показывает.

- Продавали? А на кой вы его купили?

- Так мне и нужно-то было всего-ничего, девяностый, чтобы бабку живой застать, а она чтобы завещание написала! А тут, сами смотрите, двенадцатый… А вы, я знаю, всякие истории про гусар ищете, про Наполеона с Кутузовым! А я кучу денег заплатил! А вот же они, истории, и сочинять ничего не надо – поехал, посмотрел, на камеру заснял… И недорого же прошу! А то я кредит взял, совсем без денег остался… Купите, не пожалеете!

Тут дверь купе опять отворилась. На пороге возник не человек, а черный кожаный монолит.

- Продаем, значит? – нехорошим голосом спросил монолит. – Ты, гаденыш, сперва рассчитайся, потом продавай! Ишь!..

Маленький человечек ахнул, присел – и вдруг со скоростью электрона, что носится вокруг атомного ядра, шмыгнул под руку монолиту и пропал.

- Сучара! – заревел монолит и кинулся вдогонку.

Вагон опять дернуло, поезд тронулся, а погоня, судя по всему, продолжалась уже на перроне.

- Вот дураки, - сказал Глеб и показал темному окну длинный язык:мобильный терминал, из-за которого кипели такие страсти, остался лежать на столике.

Глеб взял его, посмотрел: точно, в окошке именно эти цифры. Кроме окошка сбоку ряд кнопочек с крошечными картинками: перечеркнутый круг, клевер-четырехлистник, что-то вроде человеческого уха…

Зазвонил мобильник.

- Ну? Он написал? – не здороваясь, спросил Глеб.

- Нет! Сидит в деревне и утверждает, будто вдохновения хватает только на трактор, - ответил мужской голос. – Не надо было вообще его просить.

- Имя… - горестно ответил Глеб. – Имя!.. На обложке!..

Действительно, фамилий на этой самой обложке набиралось немало, а вот Имени – не было.

- Сам напишу! – вдруг решил Глеб. – Сам!

Собеседник отключился, а Глеб уселся вспоминать – что он вообще знает о 1812 годе, кроме московского пожара.

Время поджимало…

Зеленые цифры мерцали…

Поезд тронулся…

Как вышло, что металлическая штуковина прыгнула Глебу в руку? Сама прыгнула? Оттого, что вагон подскочил на стыке рельс? Темное дело!

И, главное, которая кнопка подвернулась Глебу под палец?

Раздался свист, перед глазами замельтешило, Глеб невольно зажмурился. И вдруг стало холодно.

Открыв глаза, Глеб уперся носом в каменную кладку. Он завертел головой – справа и слева была стена, сложенная, надо думать, еще в допотопные времена. Вдруг тяжко громыхнуло раз, другой, третий. И сразу Глеб ощутил холод. Его перенесло в зиму, да еще зима эта была на какой-то неведомой планете.

Пройдя вдоль стенки четыре шага, Глеб выглянул за угол и охнул – на него глядела страшная бородатая рожа.

Человек, первым увидевший Глеба, был в папахе, в черном бешмете с газырями, в пастушьей бурке поверх бешмета, держал под уздцы рыжего коня, конь волновался, приплясывал и замышлял побег.

Что крикнул человек в папахе – Глеб не разобрал. Но вот когда подскочили мальчик лет пятнадцати и седобородый дед, также в бешметах, когда ловко схватили его и поволокли узкой грязной улочкой меж домами, - это он очень хорошо понял. Человек в папахе, вскочив на своего рыжего, поехал следом, выкрикивая короткие фразы на совершенно не знакомом Глебу языке.

Опять одна за другой громыхнули пушки, причем довольно близко. Пахло пороховым дымом, конским навозом и какой-то неимоверной тухлятиной.

Потом Глеба бросили наземь перед мужчиной, который тут явно был за главного. Мужчина спросил всадника, видимо – где взяли чудака, не имеющего на себе папахи с бешметом, а одетого в непонятную рубаху и нечеловеческие длинные панталоны. Всадник, тыча в Глеба пальцем, ответил то, что и без переводчика было понятно: изловили шпиона.

Главный мужчина коротко распорядился, и распоряжение также было понятно без перевода: расстрелять.

- Да подождите же вы! – закричал Глеб, когда его вздернули на ноги и поволокли прочь. – Я ничего плохого не сделал! Я тут случайно!

- Русский? – спросил главный мужчина.

- Русский, русский!

Глеба опять подвели к нему, но наземь уже не бросали.

Только теперь он мог разглядеть главного. Лет – за сорок, красивое горбоносое лицо, сросшиеся черные брови неимоверной густоты, пронзительные черные глаза, борода с проседью, телосложение – как у человека, который много двигается и полжизни проводит в седле. Руки у главного были в огромных перстнях с разноцветными камнями, зелеными и красными.

За его спиной стояли еще несколько человек – охрана, что ли.

- Как сюда попал? – спросил главный.

Объяснять ему про железную коробочку Глеб не хотел – он уже сообразил по оружию, что попал-таки в 1812 год, а тогда из всех странных механических штучек были известны разве что «шахматисты» - деревянные фигуры, способные обыграть даже известного мастера по той причине, что в постаменте у фигуры прятался и посредством проволочек руководил ее действиями малорослый шахматный гений.

- Заблудился.

- Как с ханом говоришь? Как? Как с нукером? – вдруг разозлился главный мужчина.

- Простите, господин хан.

- Где ты был, кому служил? Откуда шел?

- Не знаю… то есть, не помню! Я память потерял! – закричал Глеб. – Совсем памяти нет! Ничего не помню! Где я? Господин хан, где я?

- Ишак. Совсем дурак.

Хан говорил по-русски коротко и отрывисто – и вряд ли понял бы долгое и путаное объяснение. Глеб судорожно вспоминал – что за хан воевал на территории Российской империи в 1812 году. Хан меж тем повернулся к свите, пальцем позвал маленького толстяка, тоже чернобородого, что-то ему приказал. Тот оказался толмачом.

- Великий хан Карабахский Мехдикули, да будет милостив к нему Аллах, на русской службе в чине генерал-майора состоящий, желает знать, под чьим начальством ты служишь, - бойко и внятно сказал по-русски толстячок. – Говори правду, даже если тебя наняли персы.

- Вы с персами… мы с персами воюем? – растерянно спросил Глеб.

- Да ты и впрямь память потерял.

Пушки громыхнули так, что толмач даже присел.

- Восемь лет, как с персами воюем, - сказал он. – Не может быть, что ты по здешним горам восемь лет без памяти блуждал. Должен помнить!

Карабахскому хану Мехдикули подвели серого жеребца, он легко вскочил в седло. Подскакал всадник с дымящимся карабином в руке, стал взволнованно докладывать, хан перебивал его хриплыми выкриками, свита молчала.

- Плохо наше дело, - вдруг прошептал толмач. – У хана отряд конных нукеров, совсем маленький, а на нас идут сарбазы Аббас-Мирзы, у него англичане на службе, они сарбазов обучили… Слушай, русский, если ты лазутчик – я тебя спасу, выведу отсюда, а ты, когда сарбазы возьмут наши позиции, мне поможешь, объяснишь, что я – всего лишь толмач… Ведь мы не устоим, их – тысячи тысяч, а у нас и командовать некому, майор Джини погиб, майор Сочневский погиб, капитан Гумович погиб… О Аллах, некому, и всех нас перебьют…

- Из-за чего воюем-то? – спросил Глеб.

- Из-за Грузии. При царе Павле кусок Грузии Россия под себя взяла, ну и пошла война…

- Ты откуда взялся?! – по-русски закричал Мехдикули-хан.

Глеб и толмач разом повернулись и увидели всадника, подлетевшего к хану и поднявшего коня в свечку. Он, несмотря на холод, был в одной белой холщовой рубахе и в черных панталонах, в руке – сабля.

- Хан, я упустил Джафар-кули, моя вина, каюсь! – крикнул всадник. – Моя вина, я за нее отвечу! Но я свой батальон в беде не брошу!

- Господин Оловяшников, на гауптвахте твое место, - сурово ответил хан.

- Нет! Потом, когда сарбазов отгоним…

Толмач схватил Глеба за руку и утащил за угол полуразрушенного каменного строения, мало похожего на жилой дом, скорее – на хлев, где отара овец может переждать непогоду.

- Это добром не кончится, о Аллах, - сказал он. – Персы разобьют батальон, а нас перестреляют, как куропаток. У них всадников больше во сто крат, у них англичане – офицеры, у них пушкарями француз командует, полковник д’Арси, он вот-вот подойдет, а у нас – что? Один Троицкий батальон… Хорошо, если сможем ночью уйти к Шах-Булаху…

- А у нас тысяча восемьсот двенадцатый год, - ответил Глеб. – Знаешь, что будет? Троицкий батальон, может, и отступит, но потом подойдут свежие силы, и персов выбьют отсюда к чертовой бабушке! Понимаешь, это такой роковой год…

- Не понимаю, - горестно пробормотал толмач.

И тут рядом с ними пропахало сухую мерзлую землю пушечное ядро на излете. Глеб отскочил, поскользнулся, свалился и ударил по камню кулаком, в котором была зажата металлическая коробочка.

Раздался знакомый свист. А потом наступил мрак.

Глеб весомо шлепнулся на плоскую поверхность. Потрогав ее ладонью, понял: выструганные доски, да еще влажные. А вокруг – ночь.

Когда зрение малость привыкло, он увидел в небе нал головой очертания снастей. Судя по всему, его занесло на парусник. Но чей? И в каком непонятном море?

На всякий случай Глеб отполз к фальшборту и затаился.

- Эй, Сидоров, заснул ты, что ли? – негромко позвал басовитый голос.

Глеб даже перекрестился – он на русском судне.

- Тихо ты, - ответили откуда-то сверху.

- Что видишь?

- Сразу не понять, а, похоже, бусурманскую лодку.

- Звать капитана?

- Погоди звать. Мельтешит в волнах, скачет, вроде блохи… Может, и не лодка, а ящик или вовсе бревно.

- А странно – мы уж дня три, как вышли из порта, а ни одного дырявого корыта еще не попадалось…

- Точно – судно. Сдается – японское. Зови капитана, Кравчук.

- Бегу…

Глебу было страх как любопытно, куда он угодил и какое отношения имеет к двенадцатому году Япония.

Несколько минут спустя он понял, что угодил в нужное место и в нужное время – через час или полтора должна была начаться первая русско-японская война.

На палубу поднялся человек средних лет, в белом мундире, и сопровождавший его юноша. Кравчук обращался к нему почтительно – «господин капитан», юноша – тоже почтительно, однако называл то Петром Ивановичем, то господином Рикордом.

- Страх как не хочется затевать свару, - сказал этот господин Рикорд, - однако…

- Мы должны отомстить! – пылко воскликнул юноша.

- Отомстим, мичман, отомстим, а хотелось бы мирно…

- Как можно мирно, когда проклятые японцы захватили наших на Кунашире без всякого объявления войны и потом подло убили пленных?!

- Мичман, это не на пустом месте, японцы были сильно злы на наших авантюристов, Резанова и его компанию. Вольно ж им было безобразничать…

- Да что – безобразничать?! – молодой мичман был очень сердит. – Они имели право!

- На том лишь основании, что граф Резанов, проторчав в Нагасаки полгода, так и не сумел добиться встречи с японским микадо? На том основании, что этого дипломата-неудачника выставили из Японии? Мичман, это еще не повод для его подчиненных жечь на Сахалине японские хлебные склады и отнимать у японцев суда. Мелкая какая-то месть, вы не находите?

Мичман промолчал.

- Из-за этих проказ погибли наши товарищи, - более строго продолжал Рикорд. – И теперь мы вынуждены – вынуждены, мичман! – мстить за их гибель. А тут уж недалеко до войны. Как будто России мало Бонапарта! Как будто мало Персии! Теперь еще добавляется японский микадо.

- Петр Иванович, я знаю, вы воевать не любите… - голос юного мичмана был жалобным. – Вы мирным способом пытались вызволить господина Головина. Так ведь не выходит мирно! Ведь придется воевать! А коли придется!..

- Запру в трюме, - спокойно сказал мичману Рикорд. – Чтобы ко всеобщей глупости и ваша не прибавилась. И все же попробую, сколь возможно, обойтись без стрельбы. Ну, что там, Сидоров?

- Судно, господин капитан, японское, торговое, теперь уж ясно видно.

- Делать нечего, придется брать. Заложники в хозяйстве пригодятся. Боцман, свистать всех наверх. И Леонзайма – ко мне.

Глеб посмотрел вверх – небо чуть посветлело, близился рассвет.

Судно ожило – кто-то незримый скомандовал «Койки катать!», другой голос отдал приказ «На молитву становиться!»; тихо переговариваясь, взлетали по трапам на палубу белесые призраки, становились в ряд.

Рикорд вышел, встал перед ними.

- Матросы, сейчас, помолясь, пойдем на абордаж, - сказал он. – Я на вас надеюсь. Не посрамим чести российского флота и нашего шлюпа «Диана». Наш противник – торговец, лишней крови не проливать, захватить капитана с помощниками, этого довольно.

- Выше благородие! – воскликнул Сидоров. – Да дозвольте же с ними посчитаться! Они нашего капитана убили!.. Мичмана, господина Мура убили!

- Штурмана, Андрея Ильича!..

- Митьку Симонова, Спирьку Макарова!

- Мишку Шкаева! Еще Гришку Васильева!

- Алешку-толмача тоже!

- Пленных, пленных убили! Им – можно, а нам – нельзя?!

- Тихо! Противник – повторяю, торговец. Нам нужны пленные, а не покойники. Сейчас не дикие допотопные времена, сейчас, слава Богу, тысяча восемьсот двенадцатый год, и все мы тут – люди православные… кроме Леонзайма… где Леонзайм?

- Я тута, господина Рикорида. Я, Рийондзима, тута!

Рядом с Рикордом оказался невысокий человечек, как показалось Глебу, закутанный в одеяло.

- Будете при мне, господин Леонзайм. Отец Савелий, приступайте.

Судовой священник, молодой и плечистый, начал служить молебен, матросский строй опустился на колени. Глеб думал, как быть. Проклятая железная коробка, как видно, реагировала на удары и сотрясения. Какая-то кнопка, содрогнувшись, срабатывала… или контакт замыкался?..

И ведь что-то же в этой штуковине отвечало за географию! Год – вон он, на экранчике, а география где? Как ее настраивать? Или она безнадежно разболталась? Занесла сперва в Карабах, потом к берегам Японии…

На всякий случай Глеб перебрал пальцами все кнопки. И добился странного результата – если, зажав технику в кулаке,ткнуть разом «четырехлистник» и угловатое «сердечко», цифры на экране пропадают, но на миг возникают другие цифры – «125/65», подозрительно похожие на параметры артериального давления.

Любопытная идея возникла: что, если прибор считывает мысли? Глеба же интересовала война двенадцатого года – вот треклятая коробка и предлагает ему поочередно все войны, которые случились тогда на планете. А ведь наверняка и какие-нибудь австралийские аборигены тогда воевали, и зулусы в Африке, и Бог весть кто еще… Вот только Африки ему сейчас недоставало!

Нужно настроиться на свое время, решил Глеб, нужно как-то настроиться на свое время! Но как? Календарь, что ли, вообразить? С точной датой? И удерживать эту картинку сколько можно?

Календарь вообразился – на нем была страшная дата «8 марта», с детства, поди, в голове застряла. Нет, явно требовалось что-то другое. Пейзаж Партенита? Безобразия семинаристов? Или нет – лица соратников по издательскому делу. Зацепиться за лицо! И держаться что есть сил!

Меж тем трехмачтовый шлюп «Диана» уверенно шел на сближение с торговцем. Леонзайму выдали здоровенный жестяной рупор, чтобы он кричал по-японски, приказывая не сопротивляться и отдаться на милость победителя. Матросы ворчали, желая кроваво посчитаться за гибель любимого капитана, господина Головнина. То, что русских моряков при отсутствии военных действий подло захватили в плен на Кунашире, уже не лезло ни в какие ворота. А то, что их, пленников, убили – по сути означало начало войны, и теперь руки у команды «Дианы» были развязаны – повредить пленникам своими боевыми успехами она уже не могла…

А что, если нажать сразу на три кнопки?

Сработало!

Глеба выкинуло на другую планету.

Еще удивительно, что на этой планете он мог дышать – атмосфера как-то соответствовала земной. Небо было багрово-оранжевым, землю скрывали клубы бурого дыма. Из низко идущей тучи вынырнула птичья стая. Птицы были огромны и страшны, Глеб невольно съежился – заклюют ведь!

И тут он, приглядевшись, увидел, что вместо лап у птиц – колеса. Да и птичье тело – на манер повозки. А крылья, как у мезозойских ящеров, приводятся в движение какими-то рычагами.

Однако добра от этих чудищ ждать не приходилось. Глеб завертелся в поисках убежища и увидел холмик. На холмике сидел человек и, если допустить недопускаемое, на коленях у этого человека был ноутбук. Глеб помчался к холмику и минуту спустя опознал Эрика.

Тот деловито возился с картинкой на мониторе, меняя цвета и детали.

- Ты что тут делаешь? – спросил ошарашенный Глеб.

- Работаю. Обложку верстаю. Опять кто-нибудь к обложке придерется – закрою ЖЖ и уйду из издательского бизнеса, - ответил Эрик. – А теперь, видишь, все реалистично.

- Ты как сюда попал?

- А вот…

У ног Эрика лежало что-то вроде самоходного пылесоса, с виду – толстенький диск со всякими кнопками и тумблерами.

- И как?

- По инструкции. Встал на него – и вперед, в двенадцатый год.

- А где взял?

Эрик задумался.

- Да сам откуда-то взялся…

- Обложка сверстана?

- Сверстана.

- Но что это за штуки? – Глеб посмотрел вслед улетающим крылатым повозкам.

- А, это – махолеты.

- Откуда ты их взял?

- Сами взялись. Я двенадцатый год выставил, ветка хронопотока – «параллельная реальность», а жанр – «фантастика», ну, меня и занесло.

Махолеты сделали четкий разворот и, понемногу снижаясь, пошли в атаку.

- Что это они?

- Ох, это ж они – на нас!..

Эрик захлопнул ноутбук, Глеб схватил подмышку диск, и они побежали по неожиданно горячей земле, но далеко не убежали – навстречу из-за поворота несся гусарский отряд, как полагается – с саблями наголо. Пришлось кидаться в кусты. В кустах заворчало, из ближнего озерца вылезла неимоверной длины когтистая лап с перепонками.

- Ты как на нем ехал?!

- Сел и поехал.

- Блин, вдвоем не поместимся!

- Встанем и поместимся!

- Выставляй дату!

Эрик, отдав ноутбук Глебу, заработал кнопками и тумблерами, в двух экранчиках замельтешили цифры.

- Вот!

- Да скорее ты!

Диск задрожал и приподнялся сантиметров на тридцать. Издатели еле успели вскочить на него и в обнимку, словно Ромео и Джульетта, понеслись сквозь клубы дыма. Следом, скрипя рычагами крыльев, мчались махолеты. Диск поднимался все выше, выше, и, пройдя сквозь черно-бурую тучу, вышел в бледно-голубое пространство, чистое и холодное. Потом, минуту спустя, пошел на снижение.

- Ты какую географию ему задал? – спросил Глеб.

- А что, нужна география? – удивился Эрик.

- О чем ты думал?

- А ты – о чем?

Мысль у них, как оказалось, была одна на двоих: хотелось туда, где тепло.

Туда их и притащило.

Жар охватил Глеба, уши ему припекло так, что, казалось, они уже обугливаются.

- Блин!

- Блин!

- Дверь!

- Ага!

Они разом кинулись на дверь, выбили ее и вывалились из раскаленной сауны.

- Ф-фу! – сказал Глеб. – Сауна – значит, мы дома!

Рига

2013