Осеннее

Алина бежала вслед уплывающим от неё с торопливой речной водой пёстрым пятнам, в которых сосредоточилось всё, на что она осмелилась надеяться.

Влад поймал её, когда она споткнулась уже в седьмой раз. Поймал крепко, но осторожно. Попытка вырваться успехом не увенчалась.

Весьма колкие мурашки пробежали по позвоночнику.

Алина подняла руки к груди. Не найдя им применения, так и опустила руки. И сама бы она рухнула здесь на колени, прямо на каменистый берег реки, если бы Влад не держал крепко-накрепко.

Алина повернула голову набок и запрокинула чуть.

Собственно, там, по реке, убегали к порогам лишь символы счастья, это знание пришло вместе с лёгкой печалью и успокоением.

Приближалась ночь, приближался канун праздника всех святых. Нет, с потусторонним трепетом поняла Алина, ночь эта уже заканчивалась.

***

Ивы росли вдоль всего берега реки. Много раз Алина ходила вдоль этого берега, и верх и вниз по реке, но не добралась ни разу до места, где ивы не росли бы.

День уже гас, темнота наступала. Но напоследок вопреки весь день громоздившимся облакам, явился к берегу осколок солнечного сиянья и осветил, ради Алины, видимо, ярко-красные бутоны в ветвях ивы.

Алина о растениях знала далеко не всё. Мало она знала о растениях. Ежели честно. Но вот в том, что такие цветы ивам несвойственны — была уверена.

Пришло на ум: это не цветы вовсе. Потом пришло другое: кто-то туда цветы прицепил, для мало ли каких целей.

Мысленно посмеиваясь над своим невесть как лихо накатившим яростным намереньем, а также основательно беспокоясь, в связи со стремительно наступающей темнотой, Алина размотала с пояса верёвку и стала пытаться добыть ветку с цветами. Последний раз мастерить и использовать лассо ей приходилось лет десять тому назад. Учитывая потёртость временем навыка, получилось у неё довольно споро.

Бабушка звала Алину «зорюшкой», от слова «заря», и никак иначе. И в тот момент, когда рука Алины почти коснулась красного бутона, она вдруг отчётливо вспомнила случай, где-то на берегу этой само́й реки, дважды по семь лет тому назад.

Алине в тот день исполнилось пять лет. Они с бабушкой гуляли по берегу, был вечер, вот как теперь, и бабушка ей сказала:

— Река сегодня открытая, слушает. Подойди к берегу и загадай, чего больше всего хочется. Позови её только, Зоренька.

Настроение у Алины было весёлое, но с налётом будоражащей жути — обстановка располагала. Девочка подошла к реке, села на корточки, чтобы быть поближе к воде, и, вроде как в шутку, быстро проговорила:

— Откликнись реченька, зову и прошу... цветок папоротника, — с этими словами она оглянулась на бабушку с озорной улыбкой: — когда он у меня будет?

— Когда время придёт.

Алина как сейчас услышала те бабушкины слова, и, словно ожёгшись, отдёрнула руку от веточки. Ветвь упала к ногам, будто срезанная, сама собой.

Вспомнив, как дышать, Алина отметила очевидное:

— Это цветок, но ивы, а не папертника, стало быть, это не…

Но, ведь у ив не бывает таких цветов. Алине смутно припомнились истории о рыбах с двумя хвостами, из-за отходов в реке…

Повеяло холодом, Алине подумалось: «в конце октября для цветения вообще не время».

Побрела домой, снова обмотав верёвку вокруг пояса, туда же приткнув и ветку с красными бутонами, похожими на розы, хоть и весьма отдалённо.

Через некоторое время стало Алине очевидно, что она заблудилась. С детства знакомый берег, она часто приезжала к бабушке, и они здесь гуляли, вдруг словно бы неуловимо, но основательно переменился. Ни одной отходящей от берега тропки Алина не признавала.

Алина осознала, что понятия не имеет, как выйти теперь к деревне. Прислушалась, ночь отозвалась лишь лесными шорохами.

Девушка поёжилась в слишком лёгкой, как ей теперь представлялось, куртке, несколько раз выдохнула и, облокотившись на первое попавшееся дерево, стала сооружать из ветки с алыми бутонами венок. Занятие плетением призвано было успокоения ради. В надежде на прояснение сознания после успокоения. Закончив плести, она нацепила венок на голову и вгляделась в темноту леса. Алина не знала, чего думала там разглядеть, но вышедшего из-под деревьев мужчину она никак не ждала увидеть.

Мужчина, как выяснилось, тоже потерялся в с детства знакомом месте.

Приехал Влад накануне в дом дедушки с бабушкой, которых давно уже не было. Выяснилось, что они с Алиной в малолетстве даже были знакомы. Правда, приезжать в деревню на каждое лето он прекратил уже в восемь лет, а не как Алина, в двенадцать.

Как-то так вышло, что Алина уснула, прислонив голову Владу на плечо, пока они разговаривали сидя у дерева, поначалу-то стоя. Алина ещё никогда, с тех пор как выросла, не спала ни у кого на плече, а здесь и сейчас легко и естественно вышло. Вокруг была холодная звёздная ночь, подле текла тёмная тихая река, а костерок, разведённый Владом, мерно потрескивал.

Ей приснилось как она, одетая в небелёную — некрашеную длинную льняную рубаху стоит у реки и расплетает косу, из волос падает в траву алая ленточка. Трава серебристая, словно бы пеплом присыпанная. Коса у Алины и в жизни была знатная, на ладонь ниже пояса, толщиной с руку, но там, во сне, распущенные волосы опали заметно ниже колен.

Вслед за красной лентой, в траву легла пригоршня золота и несколько угольков, как будто бы даже ещё тлеющих. А Алина, там во сне, запела что-то про ночь души и воронов.

Алина проснулась. Подняла голову от плеча полузнакомого парня и хотела извиниться за самовольство, но вместо того честно выдохнула:

— Мне страшно.

Алине на миг показалось — этот человек очень давно и болезненно дорог ей. Наваждение полубезумного приступа привязанности ушло, вместе с сонным оцепенением разума, а страх остался.

— Хочешь спою тебе? — то ли пошутил, то ли и правда желая помочь чем-то, предложил ей Влад.

— Что-нибудь, сердечное… Да, хочу!

— Я как-то больше про войну. Ну ладно, раз сам предложил.

Переглянулись, Алина осторожно, теперь уже вполне сознательно, снова пристроила голову ему на плечо. Влад запел для неё, тихонько, но выразительно.

Баллад о сердце спето напоследок,

Там, в граде падающих звёзд.

Ещё одна, и сумрак скроет следом

И реки крови, и потоки слёз.

Там в граде этом, звёзд родился предок

Оттуда первую звезду вознёс.

И там он уходя своим напевом

Велел им падать в граде оных звёзд.

От павших звёзд, бывало, пользы много

Хоть и пожары тоже, иногда.

Случались там и волны у порога,

Но град храним от бед был, в те века.

Пожары гасли, стоило зайтись.

Вода пришла, лишь улицы умылись.

И люди без опаски там селились,

Но даже там они не прижились.

И вот однажды, летнюю порой,

Про меж себя устроили разбой.

Один из тех, кто чистым был душой,

Позвал за морем поискать покой.

Но вроде чьё-то сердце пожалело

И с городом расстаться не смогло.

Звездой последней в небо улетело

И ничего с собой не забрало.

И стало вечно тихо вскоре, следом.

И море город прибрало всерьёз.

А по другую сторону моря стал редок

Вальс осенних цветов — летних слёз.

Сознание Алины снова уплыло в сон.

Алина, снова та, с косой по колено и в просторной домотканой рубахе до середины икры, и на редкость изящных сапожках с красной вышивкой. Даже во сне, девушка эту вышивку оценила по достоинству.

Так вот, Алина собирала мятные листья, вроде как в лесу. Та часть сознания, которая смутно понимала себя сквозь сон, усомнилась было; мяту ли собирает. Девушка положила листья в рот и разжевала. Алина ощутила знакомый прохладный вкус. Бабушка иногда давала ей пожевать свежие мятные листочки.

Там, во сне, Алина обернулась навстречу мужчине, беспокойно знакомому здешнему сознанию Алины. Алина улыбнулась, сердце её стало тревожно и радостно, а щекам жарко, она сказала:

— Я пирог принесла, не побрезгуешь?

Алина проснулась. С невероятно живого сна ей досталось внезапное, и хоть хорошее, осознание: она ведь тоже захватила пирог, испекла, как добралась, вчера вечером. Пирог с вишней и розмарином, единственное блюдо, которое бабушка научила внучку готовить. Обученье состоялось в тот самый день рождения, когда внучке исполнилось пять. Потом они гуляли. Потом она пожелала цветок папоротника.

Влад спал, Алина на миг задумалась, будить ли ради пирога.

И снился ему свой сон - о ярмарке, проходящей где-то недалеко от берега моря. Влад знал, там во сне, что берег чужой.

Яркая и шумная толпы весёлого народа. Немало знакомых и чуждых ныне лиц. Когда они пришли из-за моря, эти люди были другими, они были его людьми.

Покинув родные места, пришли сюда, встретили других людей, сумели поладить с ними, теперь вон, как и здешние, варят мёд, ремесленничают, в общем, кто что. И вроде ничего плохого. А он злится, день ото дня всё сильнее.

Влад поймал первого попавшегося под руку знакомого, одного из тех, с кем пришёл из-за моря, и прошипел ему злым шёпотом:

— Ты хоть помнишь, кто ты?

Знакомый смотрел на него мрачно, спокойно, без спешки, высвободился из хватки Влада и сказал:

— Не верти да не потряхивай, чай я не кукла и ты не дитё несмышлёное. Кто я есть, не хуже моего знаешь. Чего дуришь?

Влад со всего размаху ударил знакомого в грудь. Не на пробой, но с немалой дурью. В общем-то, тут же и опомнился.

А знакомый упал на спину тут же и вскочил, словно бы та кукла право.

— Ванька-встанька, — рассмеялось поблизости дитё несмышлёное.

Кто-то ещё засмеялся.

А Влад снял шапку, кинул оземь и крикнул:

— Прости дурака! Только вон и ребёнку видно.

С тем он склонил голову, ожидая, чего положено.

А ничего не дождавшись он огляделся, увидел, что всем во круг он без надобности и никого знакомого поблизости более не наблюдается. А давешнее дитё, которое про ваньку-встаньку кричало, стоит подле и канючит:

— Расскажи ту сказку дядя, про яблоко.

— Может, про город? — спросил тогда Влад, вдруг растеряв всякую злобу.

— Про город всё непонятное. Про яблоко.

Влад кивнул. Пошли к скамейке, мамка дитятина тоже уже поблизости оказалась. А когда до лавочки добрались, и Влад заговорил, то вскорости и ещё слушателей собралось, только прежних спутников, тех, с кем шли из-за моря, Влад среди собравшихся так и не приметил.

— Красное яблоко, зрелое да спелое, вот о чём попросила однажды девушка…

Во сне Влад ощутил тревогу. И невероятно живое и чёткое сновидение будто бы подёрнулось зыбью, собственные слова звучали теперь не разборчиво и вообще, сон стал уплывать. Но отчего-то Владу важно что-то ещё услышать про ту сказку. Всё же что он разобрал ещё, напоследок, перед самым пробуждением, было:

— Белый туман окутал дерево, а затем, когда он спал, оказалось, яблоко исчезло…

Оказалось, это Алина его разбудила, чтобы сообщить о наличии у неё с собой кой-какой снеди. Отказываться от внепланового ужина Влад не стал.

Перед неожиданной трапезой он побродил во круг и набрал немного веток. Затем уж снова устроился возле Алины, на корягу под деревом. И он угостил девушку водой из фляги, а она его обещанным пирогом. Довольно вкусным и чудесно ароматным.

А потом Влад снова занялся костром. Алина засмотрелась на пламя.

Она не может отвести глаз, а они, глаза, вместо того чтобы болеть, обретают вдруг пронзительную зоркость. Вполне сознавая себя девушкой Алиной, она ощутила себя ещё и птицей, парящей над пепелищем. Птица знала, что вот только несколько мгновений назад она возродилась из этого пепла, пепла, простирающегося теперь перед её пронзительным взором, очень и очень далеко.

Поднявшись выше, птица увидела катившуюся с моря грандиозную волну. Её, воплотившуюся из пепла, обожгло дыхание за спиной.

Чуть оглянувшись, Алина увидела лицо Влада.

Темнота, которая означала время, долгое. Птица прилетела к дому и никак не могла найти как попасть внутрь жилища. Но отчего-то очень хотела, а в доме старинные часы запели мелодию. В сознании Алины всплыло незнакомое птице слово: «вальс». Птица отчаянно билась и в закрытые ставни, и в дверь, но не было ответа. А от горизонта летели могучие воздушные потоки. И несли те вихри несметное облако песка. Несостоявшейся гостье пустого дома неоткуда было тогда знать, что на сей раз ураган пройдёт стороной.

Но он прошёл. Птица, измученная и так и не сумевшая попасть в дом, полетела куда-то далее. Отчего-то вот именно теперь ей стало ясно - в доме нет искомого. Алина увидела могилу посреди вереска. Могила ничем не была отмечена, просто Алина знала, что там, вот на том небольшом кусочке земли, вернее, внутри него, именно могила. А над землёй поднимался прекрасный рассвет.

Алина открыла глаза, ей казалось тело невыносимо пережато в поясе.

Влад, не мешая её резким движениям, всё же с немалым беспокойством, наблюдал, как она вскакивает на ноги и дрожащими руками развязывает верёвку с пояса. Как и сам пояс, следом за верёвкой, оказался на земле. Алина вроде выдохнула, и чуть было оглянулась по сторонам.

Порыв ветра и пояс, и верёвку, подхватил. И, в несколько приёмов забросил в реку. Тут же и венок с Алининой главы прибрал ветер и отправил следом поясу и верёвки.

Алина бросилась следом, в воду не решилась, но по берегу, толком не видя дороги, она бежала сама не понимая, что собирается делать. А потом Влад догнал её, и страх потери улетучился, начисто.

Утро вернуло ясность миру. Влад и Алина удивительно легко добрались до деревни. Дом бабушки Алины был ближе, чем дом Влада. Сообразив это, туда и пошли.

Хозяйка провела гостя через «тайную калитку», так звала она ход с обратной стороны жилища. Также «тайным», звала она и сад позади дома.

Вот только что, вокруг было хоть и серое, но ясное утро, а как они ступили за калитку, во круг словно бы вновь сгустились сумерки и полетели клочья тумана.

Алина обернулась к Владу и спросила о своём:

— Думаешь, сбудется?

А он о своём ей ответил:

— Думаю, да.