Осенний мор

Необычная для сентября жара сменилась столь же необычными для сентября духотой и периодическими проливными дождями. И угораздило Фиму в такую погоду выбраться в лес. Тропинки размыло, сорная трава словно по весне буйно разрослась, тяжелые раскидистые ветви скорбно клонились к земле, закрывая и без того пасмурное ночное небо.

Поначалу Фима перепугался. Ещё бы – один ночью в лесу. Знай он о задумке старших ребят, никогда бы не водился с ними. Завели мальчика в лес и разбежались с хохотом.

«В друзья к нам нечего набиваться!» - крикнули они напоследок.

Вспомнив их слова, Фима бояться перестал. Место страха заняла обида. От обиды он и захныкал. Чего плохого Фима им сделал? За что старшие ребята с ним так поступили? Могли бы просто сказать – не хотим с тобой дружить. Так нет, в лес завели, до ночи в войнушку играли, а как стемнело…

В ночном лесу оказалось не так уж и страшно. Где-то вдалеке ухал филин, кусты тихонько шуршали (Фима грешил на белок), да слякоть чавкала под ногами. Если бы месяц чаще показывался из-за облаков, и Фима мог разглядеть тропинку…

«Здорово получится, – думал мальчик. – Меня, наверное, уже с собаками ищут, а я к ним сам из лесу выберусь. Мальчишки от завести умрут. Я их не выдам, я не такой».

Поразмыслив, Фима пришёл к выводу, что ребята решили устроить ему проверку. Сумеет он выбраться из лесу в одиночку или нет. Если сумеет – значит достаточно взрослый, они примут его в компанию. А если нет, значит мелкота, нечего с ним связываться. Нужно им доказать, что он не мелкий! Фима изо всех сил старался разглядеть тропинку. Нервничал мальчик сильно – только задержись, и мама с папой найдут его раньше, чем он сам выйдет. Поэтому нужно торопиться.

Надо сказать, Фиме повезло с самого начала. Он выбрал правильное направление и почти с него не сбивался. Иди он чуточку быстрее, успел бы добраться до опушки, да вот только обложные тучи укрыли месяц. Лес сковала кромешная тьма. Фима с трудом различал силуэты деревьев, но даже теперь не запаниковал. Он опустился на колени и стал ощупывать тропинку, пополз на четвереньках вперёд. Фима настолько сосредоточенно и методично прощупывал дорогу перед собой, что не заметил, как смолк филин, кусты смолкли. Стало тихо, как на заброшенном кладбище.

Начал накрапывать дождь. Когда несколько капель упали Фиме на нос, он не ощутил этого. Но спустя совсем немного времени на мальчика обрушился настоящий ливень. Всё вокруг стало мокрым, куда не опусти руку – везде лужа!

Фима был готов отчаяться, зареветь в голос, но впереди замаячил чей-то силуэт. Мальчик посмотрел вперёд, хотел убедиться, не привиделось ли ему. Нет, Фиме навстречу кто-то шёл. Он вскочил на ноги, бросился туда, к взрослому. Да, он не справился с испытанием, да взрослые ребята не будут с ним играть, зато он выберется из лесу, вернётся домой, обнимет маму. Мальчик разглядел белое платье и решил, что перед ним женщина. Поскользнувшись и упав в грязь, Фима поднял голову, хотел позвать на помощь.

Он подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть её. Женщина в длинном белом платье с красивыми черными волосами, ниспадавшими до пояса, медленно шла по лесу. В одной руке она сжимала белые, словно бы восковые цветы, каких Фима никогда не видел, в другой - косу с узким длинным лезвием.

Крик Фимы застрял у него в горле. Не в силах смотреть на жуткую фигуру, бредущую по лесу в одиночестве, мальчик зажмурился, сжал кулаки, сам того не понимая, стал произносить слова молитвы, которым научила его бабушка. Фима лежал на животе с закрытыми глазами до тех самых пор, пока не кончился дождь. Мальчик осмелился открыть глаза. Сердце замерло в груди, дыхание остановилось.

На лесной тропинке прямо перед ним стояла бледная худая высокая женщина. Сжатые губы, безжизненные чёрные глаза, прозрачно-бледные щёки, лишённые румянца, тонкая кожа, через которую проступали очертания черепа, бездонных глазниц, жутких зубов. И коса, занесённая над Фимой…

…

Хотелось мне того или нет, а осень наступила. Спустя месяц мне предстояло пополнить ряды российской армии. На два года распрощаться с матерью, друзьями и профессором Яковлевым. Что будет после армии? Неопределенность, неустроенность, неуверенность. Сплошные не. Даже думать не хотелось.

В начале сентября я захандрил. Заняться было нечем, друзья и знакомые работали и учились, мне же устраиваться не имело смысла. Вот и приходилось днями торчать дома да смотреть телевизор. От безысходности я даже Яковлеву позвонил, поинтересовался, не произошло ли чего-нибудь загадочного.

- Нет, - ответил профессор. - Всё до унылого обычно. А почему ты позвонил мне, Славик? Заскучал?

Пришлось признаться.

- Если хочешь, могу попросить Сашу составить тебе компанию, - предложил профессор. – Она сейчас поисками нового места занята, времени свободного много. Сходишь с девушкой в театр или кино, на танцы, где там ещё отдыхает современная молодежь?

Я бы конечно не отказался, но знал, что Саша от такой идеи будет не в восторге. Поэтому соврал.

- Не нужно, я уж сам что-нибудь придумаю, - ответил я.

- Ну как знаешь. Ты позванивай, интересуйся здоровьем старика. Может и подвернётся что интересное, так тогда я тебе сам позвоню.

- Хорошо, Станислав Николаевич. До свидания.

Профессор попрощался и повесил трубку. Смирившись с тем, что до самого призыва со мной ничего интересного не произойдёт, я вернулся к просмотру не слишком-то и интересных телепередач.

Мама и так сердилась на меня за невыполненное обещание поступить в университет, а теперь, когда я мозолил ей глаза каждый день, постоянно искала к чему бы придраться. Вечер начинался с традиционных «кран течёт, давно бы затянул» и заканчивался лекциями на тему «ты весь в отца».

Такое течение жизни сведёт с ума кого угодно. Я даже не удивился, когда стал мечтать скорее отправиться в армию. Благо, моему желанию суждено было скоро исполниться.

Из этого бытового ада меня выручило неожиданное предложение бывшего одноклассника Лёхи Свиридова помочь ему перевезти какой-то груз на Урал. Мы столкнулись с ним в продуктовом магазине. От армии его отмазали родители, отец помог удачно устроиться дальнобойщиком. Уже тогда можно было говорить о сложившейся жизни Свиридова.

- Тысячу за поездку заработаешь. Как раз на проводы, - сказал Свиридов. – Туда и обратно я тебя довезу.

- За тысячу не поеду, а за три по рукам, - ответил я, решив поторговаться. На самом деле, я бы принял его предложение, даже если бы он не заплатил мне ни копейки.

- О, ну это ты меня обобрать решил. Ты сейчас нигде тысячу за неделю не заработаешь. И делов-то – разгружать-загружать.

- Ладно, две тысячи последнее слово.

- Ну, две так две, - согласился Свиридов.

Двенадцатого сентября мы оставили родной город и отправились в путь. Дорога туда и обратно должна была занять десять дней. По получении денег я рассчитывал как следует развлечься напоследок, поэтому смело добавлял к этому сроку два дня – не посадишь же подвыпившего Свиридова за руль. Главное, чтобы он не начал выпендриваться и рассказывать мне про ответственность и сроки.

Однако мечтам моим не суждено было осуществиться. С пятнадцатого числа задождило. А дороги в местности, через которую мы ехали, были настолько скверные, что вернуться домой даже через двенадцать дней не получится. Всякий раз, когда мы чуть не вылетали на обочину, Лёха ругался отборным матом и каким-то чудом возвращал грузовик обратно на дорогу.

К семнадцатому сентября мне казалось, что худшее позади. Однако, ночью восемнадцатого прошёл сильнейший ливень, мы как назло выехали на настоящее бездорожье. В десять утра случилось неизбежное – грузовик застрял, провалившись колесом в глубокую яму. Леха долго топтался снаружи, я предпочёл отсиживаться в кабине. Свиридов вернулся назад не в духе.

- Чё сидишь, вылезай! – крикнул он. – Не видишь – встали?!

- Не ори, - не слишком резко ответил я, но вылез.

Мы попали: возились часа два, подкладывая под колеса бревна и доски, но ничего не помогло. Леха достал карту, прикинул, где мы находимся. Оказалось, примерно в пяти километрах отсюда находилась деревня. Местные могли помочь. К счастью, дождь понемногу улёгся, тучи развеялись, и сквозь перистые облака проглядывало осеннее солнышко.

До деревни мы добирались в скорбном молчании. Каждая моя попытка завести разговор обрывалась грубым ответом Свиридова. Поэтому я счёл за лучшее держать язык за зубами и любоваться природой. Надо сказать, места там были красивые. По обе стороны от дороги царствовали деревья, травы и кустарники. Чего здесь только не росло: ясень, рябина, дикая яблоня и груша. Недалеко журчал ручей. Бегущую воду можно было разглядеть прямо с дороги. Множество ручейков соединялись в мелкой речке, текущей нам на встречу с весёлым журчанием. И тут мне показалось, что между камышами проплыло чьё-то тело.

- Подожди Лёха, - я приложил ладонь ко лбу на манер козырька, стал вглядываться вдаль, но солнце светило слишком ярко.

- Что опять случилось? – буркнул Свиридов. Но я не стал ничего объяснять, побежал по мягкой зелёной траве прямо к речке, разгреб камыши, одной ногой наступил в воду и увяз в иле. То ли кукла, то ли чучело болталось у берега. Приглядевшись, я понял, что это крупное полено, обвязанное соломой и наряжённое в женское платье. На выглядывавшей из-под платья части можно было разобрать нарисованное углем лицо. Вокруг полена плавали венки, на волнах болтыхались мелкие белые камушки, служившие, вероятно, чем-то вроде украшения этого страшилища.

- Да что там такое? – Лёха подбежал к речке следом за мной.

Я пожал плечами и указал на куклу.

- Что за чертовщина, - озадаченно протянул он.

- Кукла какая-то.

- Жуткую ей рожу намалевали.

- Не говори, самому не по себе, - ответил я.

- Давай-ка сваливать отсюда, Славик. Нужно поскорее добраться до деревни.

На неприятности нарываться не хотелось, поэтому мы вернулись на дорогу и зашагали в удвоенном темпе. Приблизительно через час добрались до деревни. Она встретила нас пустовавшими улицами и безмолвными дворами, словно пьяными, кренившимися то в одну, то в другую сторону домишкам. Мы с Лёхой переглянулись, но никто ничего не сказал. Создавалось впечатление, что все вокруг умерли, и мы были единственными живыми в округе.

Подошли к крайнему дому, Лёха приоткрыл калитку, но тут же отпрянул назад – здоровая собака выскочила из-за угла и, яростно гавкая, бросилась навстречу незваным гостям.

- Ну, раз собака есть, здесь кто-то просто обязан жить, - рассудил Леха. – Хозяева! – закричал он следом. Низкий под стать своему дому мужичок с куцей бородкой вышел к нам только после третьего окрика. Глаза красные, сам он осунулся. Посмотрел на нас не по-доброму, буркнул что-то себе под нос и замер на пороге.

- Мужик, у нас тут неприятность приключилась, застряли мы на дороге. Совсем недалеко – километров пять отсюда. Можешь подсказать, к кому обратиться, чтобы нас из грязи вытащили? Само собой отблагодарим.

- Прямо по улице большой такой дом с белыми стенами. Председателя спроси, Ивана Никитовича, - ответил мужик и поспешно вернулся к себе домой.

- Пришибленные они здесь какие-то, - полушёпотом сказал мне Леха, подозрительно поглядывая в сторону дома.

Тем не менее, совету мужика мы последовали и вскоре отыскали дом, о котором он говорил. Иван Никитович оказался полной противоположностью того мужика – дородный, даже толстый, краснощекий, высокий, с огроменными руками-клешнями и маленькими поросячьими глазами. Мы изложили ему свою проблему. Слушал он рассеяно, как будто думал о чём-то своем, однако, когда мы закончили, он посмотрел на Свиридова и развёл руками.

- До завтра ничем вам помочь не могу, - тихо произнёс он. – Все машины заняты.

- Где они могут быть заняты? – возмутился Свиридов. Председатель сердито посмотрел на него, но ничего не ответил.

- Хорошо, я понял, - вздохнул Леха. – Я заплачу, сколько попросите, только вытащите машину из грязи.

Иван Никитович скривился.

- Я не денег у тебя вымогаю, а правду говорю. Не до вас мне, ребята. Приходите завтра, попробую помочь.

- Нам и ночевать-то негде, - встрял я. Председатель перевёл свой тяжелый взгляд на меня.

- Сейчас тут много пустых домов. Можете пожить в одном из них. Хотя будет лучше, если вы останетесь на ночь в своей машине.

- Могут разграбить?- перепугался Лёха.

- Грабить тут некому. Не до того, - Иван Никитович вперил взгляд в угол стола. – Хворь по деревне бродит. Люди из домов выходить боятся. Как бы чего не подцепили и вы здесь, ребята, - он постучал пальцами по столу, вздохнул, снова посмотрел на нас. – Короче, решайте сами. Дом пустой на соседней улице, можете вселиться. Бросили его давно, там грязно, но хоть какая-то крыша над головой.

На том наш разговор и завершился. Когда мы вышли от председателя, я попытался убедить Лёху в том, что ни с автомобилем, ни с грузом ничего не случится.

- По той дороге никто не ездит, сам же видел, в какое запустение она пришла. Да ещё на ночь глядя туда переться. Лучше уж здесь до утра отдохнём, а завтра с утра ты к машине, а я здесь дождусь подмоги, и сразу к тебе.

Немного поразмыслив, он махнул рукой, согласился остаться в деревне. После непродолжительных поисков мы нашли дом, о котором говорил председатель. Не таким уж и заброшенным он оказался. Половицы нигде не прогнили, обои на стенах сохранились, на кухне остался стол, в спальне стояла большая кровать. Правда, вокруг было пыльно, но мы навели подобие порядка. Я сбегал на огород, собрал немного малины, еще росшей на кустах, да слив. Скромно поужинав, стали готовиться ко сну. Ночи были теплые, я снял с себя штаны и, сложив их, засунул к себе под голову. Получилась импровизированная подушка.

- Помнутся ведь, - заметил хмурый Лёха, но немного полежав на своей кровати, решил последовать моему примеру.

Я уже начинал дремать, когда заметил, что возле окна, выходящего на улицу, кто-то крутится. Мелькнуло белое платье, на мгновение показалось, что в окно смотрит женщина с большим венком на голове. Видение пропало. А в следующее мгновение раздался голос из-за двери.

- Что делаете? – спросила какая-то женщина.

- Кого чёрт принес, - спросонья пробормотал Свиридов. – Тебе какое дело?

- Спите, наверное?

- Спим. Проваливай! – потребовал Лёха.

- Ну так усните навечно! – произнесла незнакомка леденящим душу голосом, от которого по спине побежали мурашки. Я мигом вскочил, первым делом посмотрел в окно. Снова мелькнуло белое платье затем только, чтобы в следующее мгновение раствориться в кромешной тьме. Обменялся взглядами с Лехой, которого слова женщины испугали не меньше моего.

- Я тебе сейчас устрою, паршивка! – вспылил он, вскочил с постели и, открыв окно, высунулся наружу.

- Ну что? – спросил я. – Видишь кого-нибудь?

- Убежала. Малолетки развлекаются. Сейчас сидят где-нибудь в кустах, да ржут, - раздражённо произнёс Лёха.

Мы снова легли, но я никак не мог выкинуть произошедший инцидент из памяти. Подумал о запустении, царившем в деревне, таинственной кукле, которую отыскал по дороге, словах председателя колхоза о хвори. Мне стало не по себе. Сам не знаю почему, я решил позвонить домой.

- Лёха, я снова к Иван Никитовичу схожу, попрошу телефон, позвонить домой. Со мной не хочешь?

Он промычал что-то невнятное в ответ. Мне послышалось: «Катись к лешему». Я решил не обижаться, быстро оделся, вышел из дома, с трудом различая дорогу, стал пробираться по деревне. Уже поздно, вдруг никого не будет? Однако в доме председателя горел свет, а рядом стоял грузовик, с кузовом, забитым какими-то ящиками. Я постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Внутри сидело несколько человек, мужчин и женщин, у некоторых по щекам катились слезы. Председатель заметил меня, нахмурился.

- Ну чего тебе надо?! – рявкнул он.

Я пришёл не вовремя, но решил не отступать.

- Извините, я просто хотел позвонить домой, - замямлил я. – У вас случайно нет телефона?

- Направо по коридору, дверь увидишь, заходи, на столике стоит.

- Спасибо, - я ещё раз окинул взглядом сидевших за столом людей. Они были убиты горем. Что же здесь происходило?

Отыскав телефон, первым делом набрал номер профессора Яковлева. Долгие гудки, я уже было разуверился, что сумею дозвониться, но тут с другого конца провода донёсся бодрый голос Станислава Николаевича.

- Слушаю.

- Добрый вечер профессор. Это Славик Щербаков.

- О, Слава, рад тебя слышать. А я думал тебя в армию забрали. Представляешь, тут как раз подвернулось одно дельце…

- Но меня и вправду в армию забирают уже на следующей неделе.

- Тогда желаю тебе счастливой службы.

- Спасибо, только я к вам по делу. Я решил подзаработать немного, помочь знакомому, - стараясь не упустить деталей, я пересказал Яковлеву события сегодняшнего дня.

- Господи, - протянул он. – Что говоришь, та женщина сказала?

- Усните навечно.

- Славик, уходите оттуда немедленно! Это очень серьезно, не смейте даже раздумывать. Возвращайтесь в машину, дождитесь утра и выбирайтесь любыми способами. Бросайте всё, но уезжайте. Слышишь меня?

- Вы можете объяснить, в чём дело?

- Я думаю, к вам в окно стучала Морена, в славянских мифах её считали богиней смерти. Все признаки на лицо. Уходите оттуда, пока не приключилась беда.

Я вспомнил жуткий голос, ответил:

- Спасибо, профессор, мы так и поступим.

- Когда всё кончится, обязательно перезвони мне, - попросил Яковлев.

Я бросил трубку, побежал прочь, обратно к Лёхе, ворвался в дом, вошёл в спальню и застыл на месте. Свиридов лежал на своей кровати, раскинув руки в стороны. Рот широко открыт, на щеке блестела слюна, стеклянные глаза распахнуты, пялятся в потолок.

- Лёха, что с тобой? – я перепугался, не решаясь к нему подойти. Не знаю, как мне удалось совладать со страхом, как я очутился у постели Свиридова. Но тот момент, когда поднёс большой и указательный пальцы правой руки к его шее и придавил ими сосуды, не забуду никогда. Пульс не прощупывался. Я отшатнулся, побежал обратно. Нужно было вызывать скорую, кто-то должен был помочь. Снова у дома председателя. Я так мчался, что не заметил булыжника, валявшегося посреди дороги, споткнулся, упал, вскрикнул от боли. К счастью, рядом стоял грузовик, и я сумел подняться, опираясь на его колесо. Невольно заглянул в кузов и от увиденного волосы на голове встали дыбом. Там лежали не ящики, а гробы. Задыхаясь, я вломился в дом к председателю, прекрасно понимая, что Лёху уже не спасти.