Особенный день.


«Особенный день», — говорили они. Поздравляли, улыбались, крепко жали мою ладонь. Некоторые даже обнимали, и далеко не всегда это были милые сердцу самочки вроде Риты и Криты. Конечно, Тарса на меня чуть ли не запрыгнула, обнимая руками и ногами и даже одаривая чем-то вроде поцелуя, но стратегическая ошибка здесь была в том, что всё это она сделала на глазах у моей жены, за что резонно получила чуть ниже спины плетью Эмерлины.


Обиделась она чисто номинально, для виду. Я знал, что она специально на это напрашивалась.


В общем и целом — не было в этом дне ничего особенного. Так я решил для себя спустя пару часов, проведённых взаперти в своём кабинете, где углубился в изучение дневников, писем и просто записей моих древних предков, которые кто-то заботливо рассортировал по годам и сложил в старые сундуки.


Честно говоря, я даже не знал, что у меня в моём фамильном замке есть этот самый кабинет. Точнее, я знал только об одном, и когда-то давно он был только моим, но потом туда со всеми клановыми делами переехала Флёр и обосновалась там крепко и надолго, а когда она говорила, что это надолго, то подразумевалось, что навсегда. А вот о том, что у меня после этого есть другой свой кабинет, я узнал только сегодня утром. И сейчас перебирал в нём письма и дневники моего отца и отца моего отца и отца отца моего отца и отца, отца, отца...


Я приподнял брови, немного оглянувшись.


На самом деле я только делал вид, что разбирался в этой макулатуре, потому что исследовал все записи ещё очень давно. Конечно, у Флёр нашёлся веский повод отправить меня именно сюда — почти на самый чердак самой большой естественной башни моего замка, подальше от главного зала и кухни.


«Окинь эти письма новым взглядом. Я делала так с журналами своего папы и каждый раз узнавала для себя что-то новое!»


Да, но ты даже не умела читать, когда я перечитывал записи моих предков уже по третьему разу.


По крайней мере, очень хотелось сказать ей именно так.


Но я не злился, нет. Всё было хорошо, я просто подыгрывал, как этого хотели абсолютно все мои друзья в этом замке. У меня ведь «особенный день».


Дверь в мой кабинет неприятно скрипнула, и я увидел сконфузившуюся Эмерлину, замершую на месте с испуганным выражением на мордочке. Скосив на меня глаза, она поняла, что прятаться смысла больше нет, и, расслабившись, улыбнулась.


— А я думала, мы смазали петли... — тихо призналась она, держа ладошки за спиной.


— Смазали, — согласился я, — но я подложил под них небольшую деревянную стружку, чтобы никто не прокрался ко мне с повязкой на глаза.


Моя жена, насколько это было возможно, саркастично выдохнула, ссутулившись и опустив лапы. В одной из них действительно был небольшой кусок ткани — как раз чтобы ослепить кого-нибудь.


— Ренар, мы что, настолько в этом плохи?


— Нет, просто это я настолько хорош, — напомнил я, с лёгкой коварной улыбкой убирая пыльные письма обратно в недра сундука.


— Ну извини, — всплеснула лапами моя жена, подходя ближе, — не у всех нас было сто пятьдесят пять жизней на то, чтобы предвидеть каждый шаг своего оппонента!


— Шага недостаточно...


— Да-да-да, Ренар, милый, мы все это слышали не один десяток раз. Два, три, пять шагов наперёд, чтобы нанести что-то там...


Я вздохнул и опустил лапы, уставившись в угол комнаты.


То маленькое приключение с Тарсой и её лютней у нас не заладилось. Мы действительно снарядили яхту и поплыли в соседний город искать лютню подороже, но оказалось, что даже легендарные барды, странствующие по всему свету, готовы были расстаться со своим инструментом, если предложить им, к примеру, тысячу золотом. Причём и инструмент был не лучшего качества.


Проще говоря, это было чем-то похоже на наш с Эмерлиной и парой моих друзей медовый месяц. К счастью для всех нас, Тарса хотя бы не чувствовала себя пятым колесом между двух пар и развлекалась как могла. С того приключения, если это можно так назвать, мы обернулись за неделю.


И вроде всё было хорошо. Прошло больше полугода, но я с самого начала стал замечать, что доверие моих друзей, партнёров, приятелей, знакомых, а самое главное — моих родных начало как будто иссякать. При мне предпочитали лишний раз не рассказывать о своих проблемах, прерывали разговоры, шептались — и всё это, конечно, очень раздражало, но я мог их понять. Я не мог поступить иначе.


Ведь имя мне — Потерянный.


Иногда я просыпался ночью, вскакивая с кровати и выхватывая ножи из жилетки, висящей рядом. Я видел, я всё ещё помнил все те сто пятьдесят шесть жизней, видел страшные кошмары как наяву.


Я видел, как сгорает мой дом.


Как убивают моих детей.


Как умирает моя жена.


Как предают лучшие друзья.


Я видел, как умирает надежда в глазах всех родных и близких мне зверей.


Теперь всё, чего я боялся, и боялся как никогда по-настоящему, — увидеть всё это ещё раз. Боялся, что эта жизнь станет всего лишь какой-то сто пятьдесят седьмой попыткой устроить всё так, чтобы было хорошо всем и везде.


К счастью для меня и этих самых близких, у этой медали была и обратная сторона: я стал сильнее. Быстрее, подвижнее. Нет, я не перестал быть вором и не стал каким-то матёрым воином, но постоять за себя я мог намного лучше, чем когда-либо. Я отточил своё мастерство владения метательными ножами почти до предела — и то потому, что понимал, что этого самого предела и нет вовсе. Я в необходимом минимуме освоил множество видов самого разного оружия — от лёгких мечей и кинжалов до тяжёлых секир и молотов. Нельзя сказать, что я ими владел как настоящий воин, но меня хотя бы не так быстро убьют, если возникнет такая ситуация, и те, кого я защищал, успеют убежать или даже помочь мне.


Ну и, конечно, мои основные навыки — воровские — теперь были как никогда на высоте. В других жизнях я сливался с тенью, темнота была моим лучшим другом и ни один замок не был мне хоть какой-то преградой. Я воровал вообще всё — от драгоценных камней до целых фрегатов, набитых золотом.


От хмурых мыслей меня отвлекли две лапки, обнявшие меня за плечи и скользнувшие по направлению шерсти вниз, на мою грудь, а потом и живот. Моя любимая лисица упёрлась своей грудью мне в затылок, чем моментально подняла мне настроение.


— Прости, не хотела тебе об этом напоминать. Но может, всё-таки подыграешь? Мы же старались...


«Особенный день», будь он неладен.


— Ладно... — нехотя согласился я, тут же прикрывая глаза. Эмерлина немедленно, пока я не передумал, закрыла веки повязкой и лёгким жестом пригласила меня встать, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения.


— Ты не поверишь, что тебя ждёт!


— Лучше один раз увидеть! — добавив в голос чуточку энтузиазма, ответил я, держа её ладошку на весу.


— Пойдём!


Сколько раз я уже это переживал? Сколько раз она вела меня этим самым маршрутом в большой зал моего родного зала, где меня дожидались мои друзья?


Скольких я не досчитался?


А сколько раз я оставался один?


Я сбился со счёту.


Говорят, что тридцать лет — это один раз в жизни. Но что делать, когда у тебя больше полутора сотен этих самых жизней?


Ответ пришёл неожиданно быстро.


Эмерлина сдёрнула с меня повязку, и в глаза ударил яркий свет освещённого и украшенного зала.


— Сюрприз! — закричали мне все пришедшие на мой день рождения, включая мою жену.


Да, праздник у них выдался на славу: свечи, торт, украшения и просто огромный пир на весь мир. И, несмотря на тишину, на секунду воцарившуюся вокруг, несмотря на звон в ушах после поздравления, я понял, что на моей морде медленно, неотвратимо появляется довольная широкая улыбка.


Сколько бы раз я ни праздновал эту дату, сколько бы друзей ни было на этом празднике — я всегда радовался тому, что у меня было. А сейчас со мной были абсолютно все.


И поэтому, вскинув ладони к потолку, я закричал что было лёгких на весь огромный зал:


— Ха-ха! Тридцатник! Напомните, кому я тут спор проиграл, что не доживу до этого?


— Ты мне обещал, что в двадцать пять сдохнешь! — крикнул кто-то из толпы.


— Не дождешься, Дживс! — пообещал я ему, показывая на него пальцем под одобрительный хохот зала.


— А ты мне денег должен!


— Кому должен, тому всё прощаю! — добавив откровенного энтузиазма в голос, заявил я и крикнул: — Давайте веселиться! Маэстро! — Я указал ладонью на притаившуюся в углу динго со здоровым банджо. — Музыку!


Тарса охотно вдарила по струнам и, несмотря на свой хрупкий вид и тощие лапки, уверенно сжала её, выдавая несколько заводных, весёлых аккордов. Я тут же подхватил этот мотив, оградил свою суженую искренним поцелуем и съехал по перилам прямо вниз, в лапы моих друзей.


В какой-то момент в такт музыки кто-то в толпе моих гостей крикнул заводные: «Хей-хей-хей!», и я вспомнил одну забавную песню:


— У меня есть план! План в том, чтобы пить, пока не обращусь я в прах!


— Хей-хей-хей! — вторили мне друзья.


— Так будет всегда! До моего самого последнего дня!


Музыканты во главе с Тарсой разошлись где-то ближе к середине этой песни, и только тогда кто-то смог откупорить первый бочонок с элем, от которого я отказался, и тогда, специально для меня, принесли покупное вино. Только для того, чтобы я не жаловался, что на меня тратятся мои личные запасы, которые я собирал почти всю свою жизнь.


Вечер вступал в свои права, и хорошим становилось настроение. За моё здоровье и счастье выпивали до дна, произнося витиеватые тосты, музыканты — как нанятые, так и из наших друзей — играли музыку и пели песни только в мою честь, а мы просто отдыхали и веселились. Все. По-настоящему все, а не так, как у меня было много-много раз до этого момента.


И я искренне был счастлив, до тех пор, пока Флёр не взяла бокал и лёгким звоном не попросила всех притихнуть, чтобы сказать что-то в мою честь. Хмельную лисицу с помощью её мужа водрузили с каблуками на стол и помогли сохранить это достойное место. Хозяйку Клана Полной Луны вообще было нелегко растормошить до откровенностей, но я был искренне рад, что это случилось.

Загрузка...