Всего можно было ожидать от командировки в Восаград. Всего. Коллеги отправляли Макса в первую командировку в провинцию с шуточками, наперебой советовали остерегаться бородатых мужиков в синих косоворотках и внимательнее приглядываться к девушкам с косами и в белых сарафанах — не ровён час заворожат и всю корпоративную электронику уведут, пока он будет в себя приходить.

Слава у города была такая, что на обоих вокзалах — и автобусном, и железнодорожном — все сувенирные лавки были обвешаны алыми шелковыми лентами, монетами с дырой посередине и такими же камнями. Макс отшучивался, призывал дневных богов в свидетели, что корпоративную электронику он никогда в обиду не давал, и обещал на всякий случай внимательно приглядываться ко всем восаградским девушкам: не торчит ли у них из-под белого сарафана с кровавым подбоем какой-нибудь хвост.

Вот он и пригляделся...

В тихом центре старого города, недалеко от автобусной станции, Макс увидел как раз такую девушку. Не с хвостом, разумеется. Даже не с длинной косой до пят, которая тоже была в группе риска. У девушки были красивые длинные русые волосы, прихваченные мелкими косами с вплетенными в них узкими лентами. Она сосредоточенно обнималась с березой. Один в один такая, от каких следовало держаться подальше, как предупреждали его в конторе. В белом сарафане. Высокая. Стройная. И вела себя странно, типа эко-активистка или что-то в таком духе.

Тут, в Восаграде, по общему мнению, все были слегка того... повернуты на этом деле — дескать, места заповедные, раздолье для всяких духов, а духи — и это всем известно — мать-природу чтят, ибо они не что иное, как воплощение человеческой воли в неодушевленной материи. С давних времен повелось, что если говорят про Навь, то обязательно рано или поздно и Восаград вспомнят. Даже Столице не удалось стать таким же мистическим местом, хотя Столица очень старалась быть впереди всей страны по всем фронтам.

Правда, проморгавшись как следует, Макс понял, что зря принял за сарафан модную юбку из десяти слоев полупрозрачной невесомой ткани. Да и кромки красной по подолу не наблюдалось, не говоря уж о хвосте под этим подолом. Макс потряс головой, удивляясь сам себе. Что за глупости только лезут в голову! Не выглядела она опасной сектанткой, сумасшедшей последовательницей культа и тем более хвостатой нечистью.

Не ловил он себя прежде на такой суеверной подозрительности, даже паранойе. Вот что недосып в ночном автобусе с нормальными людьми делает!

По здравом размышлении Макс понял, что прижиматься лбом к дереву в центре города посреди яркого дня может только одинокая девушка в беде, и решительно направился к ней, поправив на плече ремень сумки с ноутбуком и камерой.

Между Максом и девушкой в беде лежала четырехполосная дорога, совершенно пустая, что тоже было странно и непривычно, на взгляд столичного жителя. Светофор предупреждал, что Максу следует стоять на месте еще семьдесят секунд, но Макс посчитал, что если девушке в самом деле плохо, то ему не стоит терять эту минуту. Что с ним будет-то на пешеходном переходе?

Он сделал шаг, другой, и...

Мимо с протяжным и яростным сигналом промчалась черная «девятка». Макса обдало горячим ветром, и он прибавил шагу, осознав, что едва не попал под колеса. И, что самое странное, он гораздо больше испугался за корпоративную технику, чем за содержимое своей черепной коробки. Подумал: «Если разобью камеру, меня с того света достанут».

Госпожа Элана Горьянова могла и достать. Шефиня и сама являлась на работу в любом состоянии, и от сотрудников требовала того же.

Сердце от страха колотилось, как сумасшедшее.

Придерживая вспотевшей ладонью сумку, Макс выскочил на тротуар с противоположной стороны и тут же, без колебаний, шагнул в сквер, в котором росли высокие старые березы. Изумрудная трава мягко пружинила под ногами. У Макса было четкое ощущение, будто он только что проснулся после кошмара, в котором он едва не попал под машину. Этого не могло быть на самом деле. Это ему приснилось, пока он ехал в автобусе, а сейчас просто вспомнилось.

Девушка перестала обнимать березу и теперь смотрела на него, вопросительно наклонив голову к плечу. Лицо у нее было удивительное. На улицах таких не встретишь, но при этом Макс будто бы узнал ее, словно видел раньше, может быть, во сне... Это все, что он мог сказать о ней. Она не была похожа ни на кого, но описать ее он бы не взялся. А глаза у нее были зеленые. Наверное.

— Ты мог умереть, — сказала она задумчиво. Без осуждения, может быть, даже скорее с интересом, будто ей только кровавого зрелища не хватало после того, как она вдоволь наобнималась с деревьями в городском сквере.

Макс оглянулся через плечо. По шоссе неслись машины. Эпизод с черной «девяткой» уже потускнел и выцвел в его памяти. Даже если это в самом деле произошло, подумаешь... Неудачно переходил дорогу. С кем не бывает?

Девушка вскинула брови, и только теперь Макс понял, кого она ему напоминает. Зеленоглазую красавицу с картины Альфонса Линча. Взгляд ее светлых глаз был не по-девичьи серьезен. А может, и не зеленых, а скорее золотистых. Она чуть повернула голову — и на длинных пушистых ресницах заиграли солнечные лучи.

— Как твое имя?

— Макс. Макс Запольский, — торопливо уточнил он и неловко протянул ладонь для рукопожатия. Сумка с дорогой техникой мешала вести себя непринужденно. Надо было все-таки раскошелиться на хороший рюкзак со всеми возможными примочками. Сейчас бы не стоял, как дурак, протягивая одну руку для знакомства, пока второй придерживал пухлую сумку. — А твое?

— Атка.

Максу показалось, что он ослышался. Или что красавица вовсе ничего не сказала, только улыбнулась.

— Как?

— А как расслышал — так зови, — рассмеялась девушка. Искренне рассмеялась, заливисто, будто в самом деле что-то очень смешное сказала. Даже Макс, хоть и не понял, после какого слова следует смеяться, разулыбался. До того ему понравилась эта девушка с картины Альфонса Линча.

Интересно, как она отреагирует, если он скажет, что так любил смотреть на ее портрет в детстве, что на полном серьезе собирался жениться, когда вырастет? Мама до сих пор рассказывает эту историю как семейную байку.

Макс понял, что просто стоит и пялится на нее, и с каждой следующей секундой это выглядит всё более странно. Следовало срочно что-то придумать, чтобы она не решила, будто его еще в колыбели мавки заворожили. Для начала — сделать над собой усилие и ради разнообразия вспомнить-таки, как она представилась.

У Макса, как у любого творческого человека, была отвратительная память на имена. Но тут, как ни крути, особый случай. Исключительный.

— Значит, Атка?

Зеленоглазая красавица загадочно улыбнулась. Макс воспрял духом — не поправила, значит, не послышалось. Он набрал побольше воздуха в легкие и заговорил, изо всех сил изображая непринужденную уверенность:

— Я тут впервые, и мне нужна помощь. Если не очень занята, покажешь дорогу к хорошему кафе, чтобы вкусно и не очень дорого поесть? Я с дороги и ужасно голоден.

Атка глянула странно, исподлобья, будто Макс перестарался с уверенной интонацией и не в кафе попросил дорогу показать, а напрашивался к ней на вечерний чай со всеми вытекающими. Заправила прядь волос за ухо.

— Отчего не показать дорогу, раз просишь вежливо? — не то насмешливо, не то с затаенной печалью проговорила девушка со странным именем Атка. Она наклонилась, подобрала с земли связанную из разноцветной пряжи сумку. По всей видимости, она носила в ней компактный ультрабук — очень уж знакомый серебристый уголок с характерной окантовкой выглядывал из-под клапана. Макс уважительно присвистнул, узнав марку. Не всякая сумасшедшая девица в беде может позволить себе такую технику.

— Я ж почему под колеса чуть не попал... — вдруг вспомнил Макс и на мгновение вновь ощутил ту холодную пустоту, когда шагнул на дорогу и по коже хлестнул горячий ветер от промчавшейся мимо машины. — Хотел тебя спасать. Ты так стояла, что я решил — случилось что-то.

— А я думала, оттого, что смерть за твоим плечом ходит, ладонями глаза закрывает, на ухо о твоем бессмертии шепчет, — все так же полушутя, полусерьезно ответила Атка. — Ты на антидепрессантах, может?

Макс задумался, стоит ли вот так сразу говорить симпатичной девушке правду, если она прямо спрашивает. Может, красавица всякого тут в Восаграде навидалась, и у нее готов чек-лист для знакомства на улице? «— Девушка, можно с вами познакомиться? — Если вы не стоите на учете и не проходите терапию, то да».

— Было дело. Но прошло уже, прошло, — тут же спохватился он, увидев, как разом стало строже её лицо.

— Нам туда, — указала Атка и пошла первой.

Макс шел след в след и любовался тем, как мягкий локон легко касается красивой шеи, как струится ее многослойная невесомая юбка при каждом шаге. Девушка заправила прядь за ухо, одёрнула непокорную юбку и оглянулась.

— Чем ты занимаешься? — спросила она таким тоном, будто требовала, чтобы он перестал пялиться и начал оправдываться.

Макс догнал её и пошёл рядом.

— Я делаю снимки и видеоролики для предприятий, — объяснил он. — А ты, наверное, танцовщица?

— Я? — не на шутку оскорбилась Атка. Она даже остановилась на секунду, чтобы прожечь Макса взглядом. — С чего ты взял?

Макс смутился. Он был уверен, что попал в точку, и потому резкий ответ здорово обескуражил. Не может такого быть, чтобы такая лёгкая стройная девушка, да вдобавок в такой юбке, не танцевала.

— Ты идёшь такой походкой, будто танцуешь.

Макс спрятал неловкость за улыбкой. В последний момент он решил ничего не говорить про «такую юбку», хотя аргумент был убийственный, на его взгляд. И возразить на него было бы нечего.

В крайнем случае артистка драматического театра. Кстати, запросто. Макс насмотрелся на этот народ и знал, что от них можно ожидать и объятий с деревьями в парке, и поэтического речитатива про смерть, которая ходит за плечом.

Атка опустила глаза и расправила складки на ткани. Впрочем, свежий ветер с горьковатым запахом свежескошенной травы по-хулигански уже через минуту раздул и растрепал невесомую полупрозрачную материю. Макс никак не мог вспомнить, как она называется. Вроде не шелк и точно не сатин. Он хмыкнул, подумав, что мама наверняка обозвала бы его олухом лесным, если узнай она, что сын путается в определениях. Она работала художницей по костюмам, и поэтому ходить с ней по магазинам с тканями и всякими пуговицами было сущим наказанием.

— Ладно, ты прав, я танцевала, — сменила гнев на милость Атка. — Раньше. Очень давно.

Она помолчала немного. Подошвы её светлых балеток легонько постукивали по мостовой. Макс смотрел на маленькую ладонь и думал, стоит или не стоит взять девушку за руку. Навстречу им неторопливо шли люди со светлыми лицами, какие можно увидеть только в провинции, где никто никуда не спешит, где мало кто опаздывает и почти никто не гонится за лишними деньгами. Макс чувствовал себя почти счастливым столичным туристом в отпуске и уже вообразил себе, как здорово будет каждый день часами гулять по этим зеленым улочкам с самой красивой девушкой в мире. И тут Атка глянула на него искоса и вздохнула:

— Ты поразительно внимателен, Макс Запольский. Для человека, который шагнул под колеса у меня на глазах.

— Да подумаешь, с кем не бывает.

Можно подумать, она мама родная, а ему три года, чтобы за это отчитывать!

— Мы пришли, — объявила Атка и остановилась перед дверью кофейни, перед которой по южному обычаю стоял стенд с меню. Выдержанное в лаконичном стиле меню обещало не только двадцать видов кофе и сорок десертов, но и завтраки с обедами, что после восьми часов в междугороднем автобусе привлекало внимание гораздо сильнее.

— Значит, хорошее место? Часто тут бываешь?

Атка отчего-то смутилась. Заправила прядь волос за ухо, потупилась. Или вовсе не засмущалась, а наоборот. Макс безошибочно узнал хорошо знакомый насмешливый блеск в глазах, какой, бывало, вспыхивал у моделей, если он пробовал учить их, как встать и куда смотреть.

— Да, часто. Мне нравится этот дом с колоннадой.

Макс осмотрел колоннаду и нашел ее несколько потрепанной. От штукатурки местами живописно поотваливались куски. Вдобавок она была безбожно испорчена двухцветной серо-розовой окраской.

— М-м-м, довольно атмосферное место.

— Да, здесь особенная атмосфера. Этот дом построили во время войны с Третьей империей в середине прошлого века. На восточном фронте люди убивали друг друга, а в Восаграде жил человек, влюбленный в свою мечту, и искал возможности построить здесь жилой дом в классическом стиле. И нашел, как видишь, — сказала Атка, глядя на дом с колоннадой таким взглядом, будто провела в нем счастливое детство. А потом словно спохватилась, что выглядит слишком трогательно, и добавила с насмешливой улыбкой: — Здесь самое лучшее место для того, чтобы вернуть веру в то, что человечество в целом не безнадежно.

Макса развеселило это чистосердечное признание. Очаровательная непосредственность, какая-то даже детская, что ли. Атка нравилась ему всё больше с каждой минутой, не только внешне, но и то, что она говорила. Хотелось слушать её ещё и ещё. И Макс пошёл ва-банк.

— Можно я угощу тебя кофе? Или чем положено угощать девушку, которую хотел спасти ценой своей жизни?

Спасённая ценой жизни девушка удивилась тому, что её, оказывается, спасли.

— Ну тогда в благодарность за то, что указала путь к такому хорошему дому, — поправился Макс, ничуть не смущённый первым промахом. Его ещё отец учил бить в то же место второй раз, если сперва промазал мимо цели. Отец работал учителем истории, а всё свободное время проводил в клубе лучников-любителей.

— Я постараюсь приложить все силы к тому, чтобы ты не потеряла веру в человечество в моём лице, — усилил нажим Макс, видя замешательство Атки, но не понимая, почему она колеблется и переводит взгляд с колоннады на него и обратно. — Или у тебя дела?

— Да, дела! — Атка ухватилась за эту подсказку как за спасительный круг. Она даже выдохнула с облегчением и с признательностью взглянула на Макса. — Прости, мне правда нужно быть в другом месте сейчас.

Сказать, что торопливый и сбивчивый отказ расстроил Макса — значит не сказать ничего. Он будто получил внезапный удар под дых и разом потерял волю к продолжению осады. Картина маслом: «Прекрасная провинциалка поставила на место зарвавшегося столичного фотографа». Видел бы это Альфонс Линч! Макс даже не стал просить номер телефона — какой смысл, если она так наглядно стремилась отделаться от него? Он даже не стал смотреть ей вслед, просто зашёл в кафе и сел за столик спиной к окну.

Потом он, конечно, пожалел. Когда доел ризотто и покончил со знаменитой восаградской золотистой пышкой. Сдвинул стул так, чтобы сидеть вполоборота к окну и смотреть на прогуливающихся по улице студенток — буквально через дорогу возвышался один из корпусов областного гуманитарного университета. Ни одна из студенток не была даже отдаленно похожа на девушку со странным именем Атка.

Макс открыл поисковик на телефоне и напечатал «Атка».

Полюбовался на фотографии заброшенного поселка в отдалённой северной провинции. Зеленые холмы на фоне синих гор, а на первом плане живописные развалины прошлой эпохи, сквозь которые местами проросли деревья, — все это почему-то показалось ему замечательным дополнением образа барышни с зелеными глазами и танцующей походкой.

«Атка, имя что означает», — набрал Макс, когда фотографии брошенных посреди суровой красоты руин внезапно вызвали болезненную ассоциацию с тем, как девушка разрушила его глупые мечты о ежевечерних прогулках и, в отдаленной перспективе, совместной работы над возрождением веры в человечество.

Поисковик выдал ответы про кличку для собак, инфу о происхождении имен Агаты и Агафьи, и Макс заблокировал экран, а потом раздраженно сунул телефон в карман. И без того было ясно, что такого имени не существует, а девушка просто придумала его, чтобы не называть настоящее.

Вот настолько он ей не понравился.

С самого начала.

Загрузка...