Ошибка госпожи Сешат

Раньше она любила этот горьковатый запах раскаленной солнцем степи. Сейчас он вызывал глухое раздражение и головную боль – букет каждое утро радовал свежестью, но неизменно полынной. Разбавлен был лишь единожды – и то репейником. Слава за малые милости, хоть не аконит и не белена. Заседаниями Совета в последнее время манкировала, воспользовавшись правом скорби – всё лучше, чем держать лицо при виде пустого председательского кресла, выслушивать соболезнования и переливать из пустого в порожнее скудные результаты расследования. Самая оригинальная «отставка по-раймирски». После бесконечных ободряющих слов и отеческих улыбочек Уриэля хотелось обрушить на голову старой черепахи своды зала, да и остальным каменный душ помог бы стереть с физиономий протокольные выражения. Свора махровых эгоистов, для которых единственная воля выше собственных. Светлейший об этом знал – но счёл нужным придать характеру сына недостающую, по его мнению, твёрдость.

Ещё недавно мать наследника и самого молодого премьера в истории державы – а теперь? Фуршет для сплетников, очередной придворный анекдот, очередной эрзац низложенной и забытой. Увы, она строго соблюла условие – не вмешиваться. Позволить отцам делить и воспитывать плоды «тройственного союза» без её участия. Тогда эксперимент казался забавным, а расчёт – верным.

Теперь же часами бродила по заросшим тропинкам в размышлениях и смутной надежде, что тоска и тревога растворятся в спокойной прохладе сада. Или мелькнёт среди деревьев знакомая фигура, выступит из теней за очередным поворотом. Тщетно. На публике повелитель не показывался и аудиенций почти не давал, что ближний круг счёл за лучшее – Аралим после краткой и довольно бурной беседы с отцом лишился языка. В Элизиум не отправился исключительно по причине крепкого здоровья и многолетней привычки к самым разным мерам воздействия. Рафаэль заверил всех, что это поправимо, и назвал «сессией коррекционной аскезы». Изувеченные пальцы срастались подозрительно медленно, волей-неволей вынуждая разгильдяя совершенствоваться в искусстве ментальной речи.

Как только донесли, что в покоях государя по личному приглашению неожиданно объявилась любимая племянница, Сешат рискнула. К счастью, благоразумный пересмотр ошибок давно вошёл в привычку и много времени не отнял. Всё излишнее должно быть заменено, а лучше – отсечено и стёрто.

Увы, её порыв понимания не встретил – проход в покои государя был открыт, но годился лишь для моциона. На следующий день после третьей попытки нанести визит в вазе оказался репейник, не слишком радовавший взор.

И вдруг оживление – сначала чуть не полкуста алого шиповника, затем ваза-аквариум с редкими голубыми водяными лилиями, а сегодня –огромный букет внесмертников. Похоже, повелитель всё-таки увидел в гибели общего сына повод вспомнить о ней. В конце концов, если кто и виноват, что Арвель после неудачного дебюта в Совете решил покончить с собой, то не она. Лекарский шкафчик с вырванной дверцей и пустой флакон из-под летейи говорили скорее о том, что верный сын неосознанно пытался подражать отцу даже в поисках спокойствия, но утратил меру, а следом – и себя.

Сешат выбрала самый крупный и яркий цветок из букета и небрежным жестом поднесла к лицу, словно бы раздумывая. Если она оставит без внимания этот знак, повелитель может избавить от своей персоны ещё лет на двести-триста, а то и вовсе… А если проявить чуткость и изобретательность и вернуть настроение Светлейшего в нужное русло, как знать, не пройдут ли грядущие годы в дозволенных и приятных материнских заботах о судьбе нового чада Правящего дома Раймира.

Не глядя ни в одно из бесчисленных зеркал, Сешат решительно воткнула цветок в высокую причёску.

Пейзаж мгновенно сменился – теперь она смотрела на спёкшийся вулканический склон, покрытый редкой упорной зеленью и щедро облитый закатным багрянцем.

– Не все цветы увядают раньше слов, – давняя, почти забытая нежность в голосе, поначалу всегда обманчиво скуповатая. Невидимая рука коснулась волос, другая небрежно легла на плечо. Ландшафт перед глазами в комментариях не нуждался, но у Сешат достало выдержки задать очевидный вопрос:

– Он растворился здесь?

Прозвучал короткий тёплый смешок в затылок, а ставший вдруг неприятно колким цветок был аккуратно вынут и отброшен. Как и обычные ритуальные приветствия.

– Мы были к тебе несправедливы, Сешат. Не так ли?

Ответа не ожидали, и она промолчала, стараясь сохранить концентрацию и дать собеседнику возможность говорить без помех.

– Разумеется. Мы понимаем и разделяем твою тревогу, твою тоску и боль утраты. Оставь её нам во искупление, – лишь только мелькнула мысль обернуться, Светлейший бережно, но твёрдо удержал её. Слабый запах летейи за плечом мешался с отголосками какого-то незнакомого курительного сбора.

– Смотри вперёд. Часы заката столь же мучительны, сколь и прекрасны. Воздух терпок и густ, как реквием, стайки назойливых метафор вьются в вечернем мареве, придавая песням цикад погребальные ноты. Сердце мира пропускает удар, но не замирает. Солнце неизбежно возрождается, разгоняя ночную мглу и согревая своими лучами туманы нового утра.

Слова текли плавно, возвращая лёгкость замершим мыслям. Атмосфера вокруг больше не казалась тревожной летописью былых и будущих катастроф. Светлейший слегка ослабил хватку, и перед Сешат возник лист бумаги, какую государь обычно использовал для набросков.

– Нам любопытно будет услышать твоё мнение.

Сешат понимающе улыбнулась и чуть помедлила, прежде чем взять подношение. Раскрыла, вгляделась и недоумённо приподняла бровь. Затем перевернула и жадно скользнула взглядом по эскизу, подмечая искусную проработку мельчайших деталей. Одна из них привела Сешат в особенный восторг, который она не сумела скрыть. Искристая смесь удивления, радости и надежды – и отчётливо слышная улыбка вместо ответа. Приём предельно простой, но всё-таки действенный, особенно в таком исполнении.

– Они безумно красивы. Вы превзошли себя. Но могу ли я спросить, почему часы изображены так?

– Мы надеялись, этот жест окажется достойным красоты, что некогда всецело вручила себя нашим заботам и щедро одаривала взамен, – уклончиво ответил Светлейший, а эскиз растворился в воздухе. – И не сомневались, что она согласится принять самый драгоценный дар. Заслуженная награда – место рядом с нами до конца времён.

Не дожидаясь ответа, Светлейший легко подхватил Сешат на руки и шутливо подбросил. Она увидела своё отражение в зеркальных стёклах тёмных очков– маленькое, словно игрушечное – но не успела испугаться.

– Вечности символ – в песочных часах, набок упавших, – нараспев произнёс владыка Раймира, коснувшись губами пойманного на лету бесценного шедевра. Песок, разделённый на равные доли, чуть подрагивал. На оправе, навеки сковавшей хрупкие колбы, застыл гордый профиль госпожи Сешат. Золотистые крупицы кварца, медленно обугливаясь на невидимом огне, по одной превращались в пепел.