Ошибка программея (рассказ)
Самозвон верещит в шесть утра.
- Шустро в терем! – Мишка шепчет в трубку, сдерживая крик. – Тут кипишь, мама дорогая! Тебя вечевые требуют!
- Что стряслось то? – бормочу со сна, ничего не понимая.
- Берестянки читай!
Портки натягиваю так быстро, как никогда в жизни. Мишкины берестянки ясности не вносят, пишет что-то про дырокарту и Шалфея. Какого лешего? Что произошло за ночную смену? Ах да, новая сущность… А я для неё писал… Стало быть… Отмахиваюсь от завтрака. Домовёнок понуро плетется на кухню.
Телегу вызываю с третьего раза. Безкучерная развалюха не сходу понимает куда мне надо. «У-чё-ный те-рем» - говорю я по слогам. Телега радушно мигает огоньками и отвозит меня к терему лекарей. Подхватываю полы кафтана и бегу что есть мочи, через две слободы и пять улиц.
Мишка ждёт на крыльце, тараторит:
- Сначала всё хорошо было, а потом сущность… в общем, это видеть надо. Опричные приехали, глазосмотры сняли, вече учёное собралось… А там тебя ждут, в обслужной чародел сидит, дырокарты перебирает. Злой аки пёс, орёт на всех.
Ливер трясёт, душа едва на месте. Захожу в обслужную, крадусь между жужжащими ящиками. Помирать, так в святая святых учёности. Чародел стоит в самом дальнем конце зала, около моего ящика. Дырокарты вывалены на пол. Одну держит в руках, внимательно рассматривает.
Высоченный, борода всклокочена. Зыркает на меня из-под косматых бровищ. Впервые я так близко к Вышлаву, куда нам, простым программеям, до волхвов да чароделов.
- Твоя работа? – Вышлав протягивает мне карту.
- Моя, - признаюсь я. Еще бы не моя, если они все именные. И ящичек мой же, распотрошённый, с табличкой.
- А это что, объяснишь? – длинный мосластый палец показывает на цепочку из трёх буквиц.
Присматриваюсь. Да, моя запись, чья же еще. И вижу, что ошибка тут содержится, и не одна. «Добро» с лишней дырочкой, а две дырочки в «мыслите» явно меньшего размера, нежели требуется. А «покои» и вовсе сикось-накось исполнена.
- Чем объяснишь? – чародел буравит меня взглядом.
Что тут говорить? Торопился я тогда на свиданку с зазнобой, да и время было позднее. А Шалфей, леший сын, проверял ведь, да с хмельного вечера головой болел.
- Виновен. – Выдавливаю из себя. Что ж, Манюнька, не увидимся более, уведут опричные меня в острог, если чародел до того не спалит или в кукиш ноги да руки не закрутит.
- Так и скажешь на учёном вече? – допытывается Вшислав.
Если умолчу, так дознаются ведь. От мысли об опричных, остроге и дыбе ноги подкашиваются.
- Каюсь я, ваше могущество. – Лепечу я. – К барышне спешил, уж больно хороша. И проверяльный смотрел, да не усмотрел. И я не углядел поутру. Сознаюсь, во всём сознаюсь, только в опричный приказ не отдавайте, отработаю, в кровь руки сотру, за пятерых работать буду.
- За пятерых, положим, ты и должен пахать. – Задумчиво говорит Вшислав. – А на вече ты скажешь кое-что другое. Что буквицы эти умышленно ты написал, как я тебе велел. Дума мне светлая в голову пришла, внести изменения в машинный устав. Да вот не знал я, к чему-то дело приведёт.
Ничего не понимая, киваю головой. Чародел шепчет на ухо скороговорку.
- Перед вече трижды про себя прочитай. Это для тех волхвов, которые правду от кривды отличать умеют. Понял?
По выходу из обслужной подхватывают меня под руки молодцы в чёрном. Ведут на вече. Мишка только слёзы и утирает. Всё, похоронил меня дружище. Читаю про себя чародельскую скороговорку, надеясь, что ничего не попутал.
Дюжина волхвов и чароделов сидят за столом. И я как перст перед ними.
- Правду всю выкладывай. – Рявкает древний волхв, борода из-под стола выглядывает. – По своей ли воле учудил или кто науськал? – Поднимает дырокарту. – Буквицы то эти не по уставу сделаны.
Бухаюсь на колени.
- Ваше волхованство, ваше могущество, не по своей воле сделал. Чародел Вшислав указание дал. А что ж я скажу в противу, программей я, рожей не вышел чароделу перечить? Не велите казнить!
- А ты с просоньи что-ли? – спрашивает другой волхв.
- Дрых. – Признаюсь я. – Самозвон разбудил. Мишка-друг велел в терем бежать, беда тут, со мной связанная.
- Так уж ли беда. – Лица вечевых расслабляются, начинают улыбаться. – Встань, дурень, с колен, не позорься. Иди отсюда поздорову, чарочку употреби. Хорошее ты дело сделал, хоть и тяму невеликого.
Выхожу я из терема, ноги подгибаются. Мишка тут как тут.
- Что сказали? Куда сослали? Раз не в острог повезли, стало быть, обошлось?
А я только и вижу трактир через улицу, туда мне сейчас дорога. Чаркой явно не обойтись. Беру штоф и ведро капусты. Мишку прогоняю, мол, иди в мастеровую, не стой над душой. Одному мне побыть надобно. После третьей чарки подсаживаются ко мне.
- Сильно не налегай. – Говорит Вшислав. – Голова тебе завтра нужна ясная. В услужение ко мне пойдёшь, личным программеем будешь. Понял то хоть что сделал?
Пожимаю плечами.
- Ошибся я, а к чему привело – мне неведомо.
- Сущность та, для которой устав писался, - объясняет чародел. – Чудес показала, которые никто не видывал. Не было того в уставе и быть не могло, кабы не твоя зазноба и проверяльник-шалопай. Однако, услужил ты отечеству, большую выгоду принёс.
- Ваше могущество услужило…
- Быстро учишься. И то верно. А ты сам подумай, признайся ты в огрехе своём, получил бы батогов для острастки, чтоб о бабах в мастеровой не думал. На том и сказке конец. А мне оказия эта позволит в вече подняться, а может и над вече. Не забуду о тебе, программей. Штаны бы до седин протирал, дырки пробивая. Может и чароделом станешь.
Вшислав уходит, а штоф я всё же приговариваю.
Лукошкин Илья, 19.02.2024