Оскар VS Патрик

Глава 1. Хвостатый кризис в коробке

Утро началось как обычно: с осознания вселенской несправедливости. Серый британский холм по имени Оскар возлежал у пустой миски, с трагизмом Шекспировского героя взирая на её дно.

—Маловато будет! — просигналил мозг, пока язык доводил керамику до состояния блеска. — Надо бы устроить голодный обморок у хозяйских ног. Или хотя бы театрально вздохнуть.

Выгнув спину с видом наследника престола, Оскар потянул лапы, продемонстрировав миру розовые подушечки. В это время его пернатый сосед, попугай Диего, исполнял свой утренний хит: «Чирик-скрежет-чирик». Получалось, как всегда, — будто марсианин, страдающий от несварения, пытается спеть Шакиру через мясорубку.

—И зачем она купила это пернатое недоразумение? — вздохнул про себя Оскар. — Хотя... из него вышел бы неплохой шашлык.

Внезапно Оскара осенило: сегодня выходной! День, когда его милая Беатрис превращается в стихийное бедствие под кодовым названием «Ураган в тапках». А её адская машина для засасывания пыли (и кошачьей гордости) выходит на охоту. К счастью, есть диван...

—Аааа, подушка Бэтти! — мысленно воспел Оскар, растёкшись по ней, как жидкий сыр по тосту. Солнечные лучи легли на его блестящую шубку. Весь мир лежал у его лап. Ну, кроме пыли под диваном. Она лежала там, где положено.

Сколько прошло времени? Минута? Час? Вечность? Коту было глубоко плевать. Но вдруг — предательство! Звук ключа в замке. Шуршание пакетов. Топот ног.

—Ну вот, началось... — закатил глаза Оскар, не шелохнувшись. — Сейчас будет рассказывать, какая у неё тяжёлая работа, и пытаться потискать меня. Лучше притвориться мёртвым.

Но нет. Вместо привычных ласк Бэтти поставила на пол картонную коробку. Самую обычную. Самую подозрительную. В кошачьем мире коробка — это либо трон, либо ловушка. Судя по зловещему виду этой, склонялся ко второму.

—Оскар, кыс-кыс! Я принесла тебе друга! — пропела она голосом, от которого вскипала кровь в кошачьих жилах.

Друг? У Оскара уже есть друг! Его имя — Оскар. Больше ему никто не нужен. Особенно в коробке. Друзья в коробках обычно пахнут дешёвой колбасой или ветеринаром. Эта пахла бедой.

Крышка отъехала. Раздалось шуршание. И тут... Писк. Тонкий. Надрывный. Пронзительный. Как скрип несмазанной телеги, везущей малые неприятности прямиком в райский сад Оскарова бытия.

Из коробки показался крохотный розовый нос. Потом — дрожащие усы. И наконец — он. Тощий, глазастый, с ушами как у инопланетного разведчика. Мышь? Нет, что-то худшее. Беатрис принесла ему не еду, а... питомца. Питомца для питомца. Это было верхом наглости.

Оскар приоткрыл один глаз, как суровый критик в театре. В его голове пронеслись картинки будущего: вон тот засранец будет бегать по ЕГО королевству. Есть из ЕГО миски. Спать на ЕГО подушке. Делить ЕГО хозяйку.

Мышонок неуклюже вывалился из коробки и чихнул.

— Ах, какой милый! — взвизгнула Бэтти, как будто он прочитал сонет, а не просто распылил микробы.

Оскар медленно поднялся, чувствуя себя монархом, которому бросили вызов. Его взгляд говорил сам за себя: «Это не друг. Это объявление войны. Войны за диван, миску и право хранить единоличное право на хозяйские коленки».

Его величество был не готов к таким поворотам судьбы. Но, как и подобает королю, он был готов сражаться. До последнего вздоха. Или до следующего приёма пищи. Что наступит раньше.

Глава 2. Блошиный десант и вонючий диверсант

Резко подняв голову с подушки, Оскар ещё не успел разлепить глаза, залипшие сладким сном о мирах, как его будто окатило ледяной водой. Нет, не водой. Чем-то худшим.

— Иди познакомься, уверена, вы поладите! — восхищённо трещала хозяйка, прижав к себе маленькое, несуразное существо, напоминающее скомканный носок, который забыли в стирке и он пророс глазами.

Британец приоткрыл сначала один глаз, потом второй, и взглянул на катастрофу с высоты своего положения. В его взгляде читалась вся мировая скорбь — от засохшей мыши под диваном до внезапно закончившегося корма в миске.

— Его зовут Патрик! Ой, какой милаш, просто чудо! — умилялась Бэтти, будто держала на руках не полуголого гадёныша, а новорождённого херувима.

Оскар, не спеша, с королевским достоинством потянулся на подушке и принялся точить об неё когти. Это был акт вандализма, протеста, мол, «смотри, простолюдинка, что я делаю с твоей подушкой за твою же измену!». Потом он сел в позу Большого Сфинкса, только сытого и более пушистого, и уставился на зрелище во все свои янтарные глаза, оценивая узурпатора по трём критериям: уровень вонючести, потенциальная наглость и способность отбирать хозяйское внимание.

Бэтти, недолго думая, оторвала от себя котёнка, который вцепился в её свитер, как альпинист в скалу, и, взяв в ладонь (В ЛАДОНЬ! Он поместился в ЛАДОНЬ! Оскар в ладонь не помещался уже как минимум два года!), придвинулась к дивану, демонстрируя нового жителя.

Британец поморщился, будто унюхал протухшую рыбу, которую ему самому же и подсунули неделю назад. Запах мусорки, пыли и беды резко ударил ему в нос.

—Это оскорбление его величества! Мерзко! Фу! — транслировал его мозг на частоте, недоступной человеческому уху, но вполне понятной всем котам в радиусе пяти километров.

Маленький комочек, названный Патриком, сжался в тряпичную куклу и боязливо посмотрел на Оскара огромными, не по размеру, глазами.

И тут началось. Оскар чихнул. Один раз, как выстрел. Второй, как залп салюта. Третий — уже как канонада.

—Да что ж такое! — паниковал он внутри. — Этот ужасный запах! Похоже, у меня аллергия на плебеев!

Но самое страшное было впереди. Внезапно Оскар почувствовал, как по его роскошной, вылизанной до блеска шубе начали скакать блохи. Целый блошиный десант, высадившийся с этого плавучего острова заразы! Они весело перепрыгивали с его благородной шерсти на диван и обратно, словно говорили: «Спасибо за гостеприимство!»

—Немыслимое унижение! — Британец попытался почесать за ухом, отчаянно скрутившись в бублик, но не смог дотянуться задней лапкой. Ему мешало пузо. Его же собственное, благоприобретённое, королевское пузо — символ сытой жизни, ставший ему врагом в самый нужный момент.

— Таааак! — прозвучал над ним суровый голос судьи. — Кажется, кого-то надо искупать! — задумчиво произнесла хозяйка, смотря на Патрика. Вставая с пола, она положила котёнка обратно в коробку и убежала в ванную.

Оставшись наедине с угрозой, Оскар решил рассмотреть врага в лицо. Он приблизился к коробке с грацией сапёра, и заглянул внутрь.

—Дааа, запах омерзительный, как и сам источник, — фыркал он прямо в щель. — Тощий, как веганский завтрак. Уродливый. Цветом — как лабораторная крыса. Если б не серые пятна на ушах, можно было бы сказать, что крысеныш. Может, он и есть крысеныш? Хитрая уловка!

Патрик, вжавшись в угол, лишь дрожал, издавая тонкий писк, похожий на звук сломанной детской резиновой игрушки, на которую случайно наступили.

— Ванна готова! — вдруг вернулась Беатрис, срывая с Оскара лавры главного исследователя. — Оскар, ты его напугал! — досадовала хозяйка, вытаскивая из коробки дрожащий комочек, который теперь пах не только мусоркой.

Спустя время, наполненное жалобным писком и плесканием из-за двери, Бэтти вернулась с замотанным в полотенце Патриком. Выглядел он ещё хуже. Мокрый, облезлый, с прилипшими к костлявому тельцу волосиками, он напоминал вымокшего птенца, которого откопали на помойке. Но от него уже пахло не мусорным ведром, а шампунем «Персик и Ромашка» и унижением. И Оскар понимал — это только начало войны.

Глава 3. Банный холокост и лапа возмездия

Это был не просто кризис. Это был тотальный крах мироустройства! Бэтти, с ловкостью профессионального заворачивателя шаурмы, вытерла котенка полотенцем, оставив его похожим на взъерошенный зефир, переживший ураган, и водрузила его на священный диван-трон Оскара со словами «Жди!», сказанными с такой слащавой интонацией, что у кота подскочил уровень сахара в крови.

Подход к Оскару был отработан до автоматизма: три быстрых шага, ложное движение рукой в сторону воображаемой мыши, и — опа! — британский властитель оказался в воздухе, зажатый в объятиях, от которых пахло предательством и свежевымытым Патриком. Оскар начал издавать протестующие звуки, напоминающие скрип пенопласта по стеклу, перемешанный с ворчанием голодного бегемота. Но через несколько мгновений он уже стоял в ванной — этом кафельном кошмаре, где регулярно умирала его гордость и достоинство.

— Нет! Только не это! Только не я! Может, он? — мысленно вопил британец, взывая к высшим силам и пытаясь вцепиться в занавеску с дельфинами, которые теперь казались ему насмешливыми свидетелями его унижения. В ответ из комнаты доносилось тонкое, скрипучее мяуканье Патрика. Звук, который Оскар мысленно озаглавил как «песнь торжествующего комара, нашедшего себе жилплощадь».

Хозяйка, превратившись в безумного парикмахера-садиста, действовала с пугающей эффективностью. Одной рукой она держала Оскара в захвате, от которого не смог бы освободиться и профессиональный борец, другой намыливала его дорогущее тельце бюджетным шампунем «от блох с календулой», при этом причитая: «Оскар, ну ты же сам понимаешь… Ты ж у меня чистюля!». Оскар в это время понимал только одно: мир несправедлив, календула пахнет подозрительно, а его шерсть смывается в канализацию вместе с последними остатками самоуважения.

Процесс сушки напоминал экзекуцию в автомойке эконом-класса. Его обтирали полотенцами с такой силой, что из ушей летели искры статического электричества, а из-под шерсти выскакивали испуганные блохи, строившие планы по эмиграции на более спокойного хозяина. Когда его, наконец, вернули на диван, он был мокр, унижен и пах так, будто его заставили отстирывать грехи прошлой жизни в общественной бане. Дрожал он не от холода — от него исходила вибрация чистой, неразбавленной ярости.

— Я тебе ещё устрою! — просипел Оскар, глядя на Бэтти взглядом, в котором пульсировали планы мести, достойные шекспировского злодея, но с поправкой на лень и любовь к долгому сну.

И тут его взгляд упал на Патрика. Тот, белый и пушистый, самозабвенно вылизывал себя, издавая довольное урчание, похожее на работу маленького, но довольного собой двигателя. Это было последней каплей. Волна ярости прокатилась по Оскару, и он, с грацией падающего холодильника, водрузил свою массивную, мохнатую лапищу прямиком на голову малыша, издав рык, напоминающий звук засора в канализации, в которую кто-то бросил кота.

Новый питомец жалобно пискнул. Вдавленный в диван, он задними лапками отталкивался от обивки, пытаясь выбраться. Со стороны сцена выглядела комично: огромный пушистый тиран и маленький белый клубок, из которого торчали в разные стороны четыре лапки и хвост. Но в голове у Оскара уже прокручивались кадры будущего триллера: «Как я сбросил конкурента с дивана в пучину ковра и жил долго и счастливо».

Глава 4. Гастрономический террор и святотатство

— Прекрати немедленно! — Беатрис, застав сцену с «лапой возмездия», восприняла её как акт вандализма. Ловко извлекла Патрика, и принялась его расчесывать.

—Давай, высыхай, ты следующий! — бросила она на Оскара взгляд, полный садистского умысла, помахивая расческой как дирижерской палочкой перед симфонией предстоящих страданий.

—Бедненький, какой же ты худой, надо тебя срочно покормить! — ворковала она, водя расческой по Патрику, который под щеткой распухал от статического электричества, превращаясь в маленькое белое привидение.

Оскар в это время исполнял сложную партию по отмыванию своего достоинства, делая вид, что увещевания хозяйки — это назойливый фоновый шум, вроде звука капающей из крана воды, которая капает исключительно ему на нервы. Каждое движение его языка было наполнено сарказмом и скрытым посланием: «Видишь, как я моюсь? Настоящие аристократы не пахнут ромашкой!»

На кухне царил строгий мископорядок: их было всего три. В одну из них, королевскую сакральную чашу, Бэтти налила подогретое молоко и усадила рядом Патрика. Котенок погрузился в миску с головой, устроив молочный потоп почище библейского. Оскар не мог на это смотреть. Это был акт осквернения святыни, кощунство!

Допив молоко до дна с звуком, напоминающим работу маленького, но мощного насоса, Патрик с грацией голодной саранчи набросился на влажный корм, который Бэтти, вероломная предательница, отмеряла для Оскара порциями, достойными колибри. Она вечно твердила о какой-то диете, обрекая его ложиться спать с ощущением трагического недоедания. А теперь его законную добычу, его гастрономическое богатство, пожирал этот инопланетный захватчик! У британца от шока глаза выкатились настолько, что, казалось, вот-вот оторвутся и покатятся по полу, как бильярдных шара.

Изрядно насытившись до состояния «маленький барабанчик», котенок лапкой из-под шкафа поддел нечто блестящее. Фантик зашелестел, призывая к игре, и Патрик начал возиться с ним, как с величайшей добычей.

—Ооо, это спрятал Оскар, спасибо, что достал! — умилялась хозяйка, глядя на малыша с восхищением, будто он только что решил сложнейшую математическую задачу.

Британец начал часто моргать. Это был его тайник! Его сокровищница! Как посмел этот недостойный посягнуть на святое? Ему стоило немалых усилий и стратегического планирования, чтобы выкрасть эту блестящую обёртку. И таких сокровищ в его закромах (под холодильником и шкафом) было немало. Это была его коллекция блестящей роскоши.

Когда Бэтти, забрав у котенка фантик, положила его на край стола, в голове Оскара щёлкнул выключатель, и включился план «Возвращение Артефакта». Девушка понесла крысеныша в ванную, британец, сделав вид, что просто проходит мимо с видом полного безразличия, запрыгнул на стул. Одним точным движением лапы он смахнул фантик на пол и, с неподражаемой грацией дворника, заметающего улицу после парада, затолкал его обратно под холодильник, попутно протолкнув туда же пару пыльных комков для солидности.

И вот Оскар поплелся в ванну, где его глазам предстала картина, от которой кровь стыла в жилах быстрее, чем мороженое на зимнем ветру. Серый толстопуз чуть не рухнул в обморок, приняв неестественную позу и прислонившись к косяку, как оперная дива, узнавшая о закрытии театра. Крысеныш, этот вандал, копался в его лотке! В его личном месте уединения и философских размышлений! Это было за гранью добра и зла, в области чистейшего, неразбавленного кошачьего кошмара.

В полуобморочном состоянии, шатаясь как матрос после длительного плавания, он вернулся на кухню. Ему требовалось успокоительное. Срочно. Под шкафом, в другом секретном месте, он припрятал крошечную таблетку валерьянки — тот самый «дар свыше», который Бэтти когда-то просыпала. Периодическое облизывание этой волшебной конфетки приводило к состоянию блаженного тыгыдыканья и последующего отключения системы.

Найдя наконец свою конфетку, британец с энтузиазмом принялся её облизывать, но в порыве гастрономического экстаза случайно... заглотил её целиком. Эффект был мгновенным и мощным. Мир поплыл, заиграл красками. Он почувствовал себя супергероем, которому вот-вот предстоит спасти мир. Или уничтожить.

Эффект от проглоченной валерьянки был подобен запуску ракеты. Сначала Оскар замер на месте, его глаза расширились до размеров блюдец. Хвост взметнулся в воздух, как боевое знамя, и началось.

Британец, обычно передвигающийся с королевским достоинством, превратился в ураган на пушистых лапах. Первой жертвой его безумного забега стал диван. Оскар влетел в него, как пушечное ядро, оставив на обивке несколько новых «дизайнерских» дырок.

— Оскар, стой! — крикнула Бэтти, но её голос утонул в грохоте падающей со стола вазы.

Кот, словно обладающий суперсилой, запрыгнул на книжную полку. Книги полетели на пол. С полки он совершил головокружительный прыжок на шкаф, оставив на его боку следы своих когтей — новый элемент декора в стиле «кошачий абстракционизм».

— Оскар, я тебя достану! — девушка пыталась его поймать, но он был неуловим.

Пиком его выступления стал прыжок на занавески. Оскар повис на них, как заправский акробат, раскачиваясь из стороны в сторону. Ткань трещала по швам, но выдержала. Повисев несколько секунд в позе супергероя, он грациозно спрыгнул вниз, приземлившись прямо перед Бэтти.

И тут безумие закончилось так же внезапно, как и началось. Оскар сладко потянулся, громко и мелодично помурлыкал, посмотрел на хозяйку глазами, полными невинности и любви, а затем рухнул у её ног, превратившись в мягкую, пушистую игрушку.

Беатрис, которая уже приготовилась к продолжению хаоса, только развела руками. Ругать его не было сил — слишком уж трогательно и беззащитно он выглядел теперь.

А Патрик, наблюдавший за всем этим представлением из-за угла, сидел в полном ступоре. Его маленький мозг отказывался воспринимать метаморфозы, только что произошедшие с большим и важным котом. Казалось, в его голове пронеслась мысль: «И этот сумасшедший собирается меня воспитывать?"

Глава 5. Пернатый виртуоз и трагедия с потерей хвоста

На вершине холодильника, в золотой клетке, обитал Диего. Он был не просто попугаем. Он был Волнистым Артистом с большой буквы «А», чьё пение, по его глубокому убеждению, могло бы исцелять души, если бы души, в лице Оскара, не были такими бездарными.

Его утренние рулады — от арий Верди до каверов на группу «Руки Вверх!» — были не чириканьем, а сложными вокальными упражнениями. А его коронный номер — кошачье «Мяу» — был, по его мнению, эталонным.

Оскар же, чьё собственное «мяу» больше напоминало звук прочищаемой канализационной трубы, этого не оценил. В первый раз, услышав вокальный шедевр Диего, британец чуть не рухнул в обморок от восторга. Он, не отрываясь от своего важного дела — вылизывания пупа, — демонстративно и громко срыгнул шерстью. Это был отзыв. И Диего его получил.

Но настоящая трагедия, достойная пера Шекспира (или хотя бы автора мыльных опер), разыгралась в день, когда Беатрис, решив, что птичке «нужен выгул», открыла клетку.

— Лети, солнышко, разомни крылышки! — пропела она.

Диего вышел на порог с видом оперного тенора, вышедшего на сцену «Ла Скала». Он взмахнул крыльями, готовясь исполнить свою новую работу — «Балладу о тоскующем по банану попугае».

И тут случилось немыслимое. Из-под дивана, словно пушистый и крайне недовольный танк, выкатился Оскар. В его глазах не было ненависти. Был лишь скучающий интерес существа, увидевшего новую, нагло пищащую игрушку.

Что случилось дальше, Диего помнил смутно, в духе голливудского боевика: взметнувшаяся лапа, визг (его собственный), ощущение падения и… неестественная лёгкость в районе хвоста. Приземлившись на люстру, он осмелился взглянуть на себя. Картина была удручающей. Два его самых длинных, самых гордых, самых фотогеничных хвостовых пера остались в лапах у варвара. Теперь его хвост напоминал обгрызенную зубную щётку.

Оскар же внизу пребывал в состоянии лёгкого когнитивного диссонанса. Он потыкал лапой в перо, чихнул на него, а потом, поймав его на коготь, принялся крутить, как спагетти. На его кошачьем лице читалась простая мысль: «И что с этим делать?»

— Оскар! Немедленно прекрати! — завопила Бэтти, отнимая у него бесценный трофей. — Это же не игрушка!

«ЕЩЁ КАК ИГРУШКА!» — кричало всё естество Диего, но он смог издать лишь жалкий писк, больше похожий на звук лопнувшего шарика.

С этого дня в сердце пернатого артиста поселилась не просто обида. Поселился холодный, выверенный план мести, который он мысленно озаглавил: «Симфония расплаты, или Коту-вандалу — акустический ад».

Он перестал петь при Оскаре. Он затаился, превратившись в пушистый детективный жучок. Он изучал врага. Он знал, что Оскара бесит звук пылесоса, что он панически боится купания и что его самое постыдное слабое место — это собственное пузо, не позволяющее дотянуться до уха.

И с появлением Патрика Диего понял — его час пробил. Хаос с котёнком был идеальным камертоном для его мести.

Его план был прост и гениален. Он дождётся, когда Оскар, сытый и довольный, уляжется на диване для своего королевского послеобеденного сна. И тогда начнётся концерт.

Сейчас Диего сидел в своей клетке и смотрел, как Оскар, развалившись на диване, безуспешно пытался поймать собственный хвост. Британец был счастлив, беспечен и абсолютно не подозревал, что над ним нависла не лапа, а куда более страшная кара — ироничная, терпеливая и вооружённая идеальным слухом.

Диего поправил обгрызенное оперение с видом оскорблённой примадонны. Его время близилось. И его месть будет не просто злой. Она будет изысканно смешной.

Глава 6. Охотники за сокровищами

Звук рассыпающегося в миску корма невозможно спутать ни с чем. Это был кошачий аналог фанфар! В одно мгновение Оскар оказался на кухне, забыв о вчерашнем унижении с валерьянкой. Теперь он терся о ноги хозяйки, мурлыкая так громко, будто у него внутри завелся мотор от самолета.

Не дождавшись, пока хозяйка насыплет корм до конца, британец начал заглатывать еду с такой скоростью, словно участвовал в конкурсе "Кто быстрее очистит миску". Его щеки раздувались, как у хомяка, делающего стратегические запасы на ядерную зиму.

И тут он заметил движение. Белый пушистый комочек, будто призрак, прискакал на кухню.

—У тебя своя миска теперь!— щебетала Бэтти, насыпая корм в маленькую голубую чашу, размером с крышечку от банки.

Патрик, внимательно наблюдавший за Оскаром, тут же перенял его манеру поглощения пищи. Казалось, он думал: "Ага, значит, так тут принято выживать!" — и принялся уплетать за обе щеки, вернее, при этом периодически чихая от скорости.

Насытившись, Оскар с интересом уставился на малыша. После купания и вычесывания белая шерстка Патрика торчала во все стороны, делая его похожим на одуванчик. Его хвост весело болтался из стороны в сторону, словно маятник.

И тут у Оскара мелькнули искорки в глазах. Он медленно, с грацией танцора балета в теле толстого кота, поставил лапы на хвост Патрика — ровно так, как когда-то ловил зазевавшуюся муху. Отпустил. Снова попытался поймать. Инстинкт сработал на все сто!

— Боже, что я делаю! — вдруг осознал Оскар. Он брезгливо убрал лапу и принялся тщательно ее вылизывать, будто только что наступил в нечто ужасное, демонстративно сплевывая. Демонстративно отвернувшись, он направился к дивану, запрыгнув на него с третьей попытки.

И вдруг... тот самый шелест! Его сокровища! Из кухни доносились подозрительные звуки: позвякивание, шуршание и прочие шумы, явно говорящие о том, что кто-то покушается на его богатства.

— О нет! — перед мысленным взором Оскара пронеслась вся его жизнь. Фантики, карандаш, колпачок от ручки, шуруп, помада Бэтти — все это Патрик ловко вытаскивал из-под холодильника своими тонкими лапками, будто опытный археолог на раскопках. Маленький воришка!

Оскар подошел к Патрику и поставил свою могучую лапищу на хрупкое тельце, издав королевский рык. На деле это прозвучало так, будто старый мопед вот-вот заглохнет, а потом чихнул.

Бэтти оказалась рядом в два счета.

—Ах,вот оно что! — рассмеялась она, собирая «сокровища» и отгоняя Оскара, который встал на задние лапы, пытаясь выглядеть внушительно, но получилось скорее как пингвин.

Но его было не остановить. Пытаясь спасти свое добро, он начал быстро задвигать все обратно под холодильник, работая лапой быстрее, чем экскаватор.

—Я куплю вам игрушки!— пообещала Бэтти, собираясь в магазин. — Ведите себя хорошо!

Едва дверь захлопнулась, Оскар почувствовал себя полноправным хозяином положения. Он начал угрожающе рычать на Патрика. Тот еле успел юркнуть под диван, пока огромный британец пытался его догнать, поскальзываясь на паркете, как начинающий фигурист.

Оскар просунул под диван свои могучие лапы, пытаясь достать противника, но тщетно — диван оказался крепостью, а его лапы — слишком короткими для такой миссии. Тогда он отошел и устроился в засаде, как лев у водопоя, который случайно сел на кактус. Его взгляд говорил: "Я подожду."

Глава 7. Симфония возмездия с потерей достоинства

Идеальный момент настал. Оскар, измученный многодневной слежкой за диваном, на котором укрылся его враг, сладко задремал прямо в засаде. Его лапа бессильно свесилась, один ус подрагивал в такт мечтам о колбасе, а с губ срывалось довольное посапывание. Он был умиротворён. Он был беззащитен.

Именно этого и ждал сэр Диего.

Акт первый: Паника в до-диез.

Сначала раздался тихий,едва уловимый гул. Он нарастал, превращаясь в оглушительный, яростный рев. Это был рев пылесоса. Эффект превзошёл все ожидания.Оскар, не успев даже открыть глаза, совершил прыжок, достойный олимпийского чемпиона, и ринулся под диван — в своё традиционное укрытие. Последовал глухой удар, недовольное «Мрряяя!» и отчаянное шуршание. Пушистый зад с короткими лапами отчаянно дёргался, пытаясь протолкнуть внутрь неподъёмную тушу. Он застрял. Намертво.

И тут тишину прорезал новый звук.Не имитация. Это был настоящий, пронзительный, человеческий смех попугая. «Ха-ха-ха-ха!» — заливался Диего, раскачиваясь на жёрдочке. Оскар замолчал. Его зад перестал дёргаться. Это был смех, от которого кровь стыла в жилах быстрее, чем от крика «купаться!».

Акт второй: Позорный марш.

Выбравшись из плена с потерей достоинства и парой клочьев шерсти на обивке, Оскар был унижен и зол. Его янтарные глаза, сузившиеся до щелочек, уставились на клетку на шкафу. Месть должна была быть немедленной и кровавой. Он сделал разбег, оттолкнулся и... его грация, верная спутница долгих лет, решила взять выходной. Вместо изящного прыжка получилось нечто среднее между падением и попыткой вскарабкаться на стену. Он с грохотом рухнул на пол, зацепив по пути скатерть со стола.

Пока он приходил в себя,сидя в позе виноватого бегемота среди осколков вазы и кружки, Диего очистил клюв и произнёс одно-единственное слово. Слово, от которого у Оскара перехватило дыхание.

—Диееееета! — прокаркал попугай с такой сладостной интонацией, будто объявлял о бесплатной раздаче корма.

У Оскара потемнело в глазах.Он чуть не рухнул в голодный обморок прямо на осколки своей гордости.

Акт третий: Финал срыгированием и тычком лапкой.

Но это был ещё не конец.Собрав остатки воли, Оскар поднял голову, готовый к новому штурму. И тут Диего начал своё коронное. «Мяу!» — тонко и противно. «Мяу!» — гнусаво и насмешливо. «Мяу-мяу-мяу-мяу!» — уже просто издевательски.

Организм Оскара среагировал раньше мозга.Спазм, судорожное движение — и на персидский ковёр полетел комок шерсти. Это было автоматическое, рефлекторное оскорбление самому себе. Его унизили на физиологическом уровне.

И тут,как финальный аккорд в этой симфонии кошачьего унижения, из-под дивана высунулась маленькая белая мордочка. Патрик, которого все благополучно забыли, посмотрел на поверженного гиганта, сказал своё собственное, писклявое «мяу!», игриво тыкнул его лапкой в нос и тут же юркнул обратно в своё безопасное укрытие, продемонстрировав полное тактическое превосходство.

Над всем этим снова раздался оглушительный, торжествующий попугайный хохот. «ХА-ХА-ХА-ХА!»

Оскар лежал на полу среди осколков,шерсти и собственного достоинства, которое теперь нуждалось в капитальном ремонте. Он был разбит. Он был оскорблён. Он был побеждён. И хуже всего было то, что об этом теперь знали двое.

Глава 8. Запах чужака и стратегическая операция «Тапочки»

В королевстве царил хрупкий мир. Бэтти, исполняя роль главного затейника, устроила «кошачий час». Оскар, забыв о гордости, с блаженным идиотским видом катался на спине, ловя удочку-дразнилку и забавно подпрыгивая пузом, словно перевернутый жук. Патрик в это время носился за звенящим шариком с серьезностью олимпийского чемпиона.

Идиллию нарушил дверной звонок. В квартиру ворвался Чужой Запах — помесь парфюма, пота и мужской самоуверенности. Чужак принес букет и, к вселенскому ужасу котов, приложился губами к Бэтти!

Патрик замер с шариком во рту, который с глухим стуком выкатился, словно его поразил молотом судьбы. Оскар выплюнул пернатую мышку и застыл с видом деревенского дурачка, часто моргая, будто пытался перезагрузить зрение.

— Проходи! — прощебетала Бэтти, и Чужак, посмел разуться и проследовать вглубь вражеской территории. Он приблизился к Оскару.

—Какой пушистый пухляш, — сипло пролепетал он, протягивая руку.

Ответ был молниеносным. Лапа с пятью острыми кинжалами взметнулась в воздух, сопровождаемая рычанием, в котором ясно читалось: «Убери свою лопату, смертный!». Патрик, как подобает трусливому зайцу, юркнул под диван.

— Ооо, вижу, ты уже познакомился с Оскаром! — пропела Бэтти. Она схватила Оскара и прижала, как плюшевую игрушку. — Оскар, это Алекс, мой друг. Теперь он и твой друг.

Затем случилось немыслимое. Она шлепнула поцелуй ему прямо в макушку! В место, где поцелуи категорически запрещены кошачьей конституцией! Оскар застыл в столбняке, пока его ставили на пол.

— Да, замечательный котик, очень... милый, — неуверенно пробормотал Алекс, пряча исцарапанную конечность.

Беатрис ловко извлекла из-под дивана Патрика, который от неожиданности растопырился в стороны, словно белый мохнатый паук, и жалобно пискнул.

—А это Патрик, я его недавно нашла на улице, он потерялся, — прижав к себе белый комочек, Бэтти и его чмокнула в макушку.

Оскар остолбенел. Целовать его — это еще куда ни шло. Но целовать этого белого выскочку, этого уличного оборвыша, на глазах у всей публики?

Но самое страшное было впереди. Чужак не уходил! Мало того, Бэтти, ослепленная романтическим туманом, забыла о священном часе кошачьего ужина! Она уселась с этим вонючим Алексом на диван, уставившись в ящик с двигающимися картинками.

Оскар понял: пора переходить к активным действиям. С грацией танка (танка с одышкой) он подкрался и взгромоздился на спинку дивана. И вовремя! Наглец протянул лапу, чтобы обнять ЕГО Бэтти!

Удар был точен. Острые когти, заточенные о диван, впились в руку противника.

— АЙ! Что за?! — мужчина подскочил, словно сел на кактус.

—Оскар! Фу! — отругала его Беатрис и бросилась обрабатывать рану оккупанту.

Униженный, оскорбленный и голодный Оскар поплелся прочь. Его взгляд упал на входную дверь. Там стояли ботинки. Ботинки Алекса. Новые, начищенные.

— Идеально, — пронеслось в голове у Оскара. Месть должна быть столь же унизительной, сколь и ароматной. Операция «Тапочки» началась.

Он подошел, тщательно прицелился, принял позу и оставил в левом ботинке свой королевский презент. Маленькую, но очень выразительную лужу, пахнувшую обиженным достоинством.

Удовлетворенно встряхнув лапой, Оскар удалился в сторону кухни, оставив после себя не просто лужу, а веский, пахучий аргумент против присутствия чужака. Война была объявлена. И первая битва, пахнущая кошачьей мочой, осталась за ним.

Глава 9. Заговор трёх лузеров и капитуляция за паштет

Вражеские визиты участились с пугающей регулярностью. Этот двуногий, известный как Алекс, вёл себя как полноправный хозяин, а Бэтти в его присутствии превращалась в подобие перевозбуждённой белки — хихикала без причины и говорила таким тоном, будто только что вдохнула гелия. Оскар приходил в ярость. Его стратегические операции по метке вражеской обуви были сорваны — ботинки теперь прятали в шкаф, который он, в отместку, начал методично превращать в общественный туалет.

Но главное преступление Алекса заключалось в том, что он украл внимание Бэтти. Даже Патрик, бывший враг номер 2, теперь казался Оскару менее отвратительным. Их странная дружба началась после инцидента с Белой Вазой. Оскар, ценитель утончённых удовольствий, давно избрал своим источником вдохновения белый фарфоровый трон в отдельной комнате. Патрик, движимый подражательским инстинктом, попытался повторить подвиг. Пока малыш неловко балансировал на краю, Оскар с одним элегантным тычком отправил его в водное путешествие, торжественно захлопнув крышку. Патрик пищал так мелодично, что Бэтти примчалась на помощь. С тех пор Патрик смотрел на Оскара с благоговейным ужасом и стал его верным, хоть и не самым способным, подручным.

Их лучшей операцией до сих пор оставалась «Танцующие Тени», когда Алекс, споткнувшись о двух «случайно» оказавшихся под ногами котиков, исполнил грациозный пируэт с приземлением в позе «звезды».

Новый план был амбициозен. Идея заключалась в том, чтобы устроить Чужаку такую встряску, чтобы у того отвалилась челюсть. В этом им должен был помочь Диего. Попугай, польщённый вниманием, целый день репетировал зловещий крик. Патрик должен был в темноте включить свои «прожекторы». А Оскару отводилась роль тарана — выскочить из засады и обратить врага в бегство рыком, от которого стынет кровь.

Улучив момент, когда Алекс явился на ужин, а Бэтти удалилась для ликвидации стратегических «закладок» Оскара, заговорщики приступили. Патрик, прыгнув на выключатель с грацией начинающего акробата, погрузил кухню во тьму.

Настал звёздный час Диего. Попугай набрал воздуха, но в решающий миг... подавился пафосом и издал нечто среднее между чихом.

Алекс дёрнулся. В этот миг в темноте зажглись два огромных жёлтых глаза Патрика... и тут же погасли, потому что котёнок чихнул.

Оскар, видя провал миссии, в отчаянии ринулся в бой. Но его величественный прыжок превратился в неконтролируемое скольжение на пузе. Вместо грозного рыка он издал нечто среднее между воплем и мольбой о пощаде и врезался в ножку стула.

Алекс от неожиданности рухнул на пол, промахнувшись мимо стула.

В этот момент зажёгся свет. Бэтти обнаружила Алекса, сидящего в позе медузы среди осколков его очков.

—Что случилось? — спросила она.

—Ничего... Показалось, — пробормотал Алекс, бросая на Оскара взгляд.

На следующий день Алекс явился с оружием массового поражения — паштетом. Оголодавший Оскар, наблюдая, как Патрик уплетает вражескую взятку, чувствовал, как его принципы тают. Его желудок заурчал с такой силой, что, казалось, на кухне завёлся трактор.

«Капитуляция, — величественно решил Оскар, подходя к миске. — Но только на время поглощения дани».

Война была проиграна, но битва за желудок — выиграна.

Глава 10. Высокая мода и кошачий позор: история одного предательства

В уютной квартире, пахнущей паштетом, воцарилось шаткое перемирие. Оскар, величественный британский аристократ, и Патрик, бывший уличный оборвыш, достигли консенсуса: враг моего врага - мой временный союзник. Алекс, тот самый двуногий узурпатор, продолжал свои коварные дипломатические миссии, подкупая оппозицию контрабандными деликатесами. Бэтти же, слепая к политическим интригам, умилялась "дружбе" своих питомцев.

Дни текли, а Патрик, к великому неудовольствию Оскара, стремительно превращался из жалкого найденыша в наглого подростка. Он теперь не просто воровал корм - он делал это с вызывающей небрежностью, словно говоря: "Это не воровство, а перераспределение ресурсов". Его любимым развлечением стало вальяжно разваливаться на любимой подушке Оскара, демонстративно вылизывая лапу и бросая на британца взгляд, полный немого торжества.

Диего, гиацинтовый ара с замашками оперной примадонны, довершал картину всеобщего безумия. Его утренние рулады, представлявшие собой причудливую смесь арий Верди и звука работающей микроволновки, сводили котов с ума. Оскар отвечал на это презрительным фырканьем, а Патрик - истерической чисткой собственного хвоста.

Все изменилось в тот роковой день, когда Бэтти ворвалась в квартиру с огромной картонной коробкой, с трудом удерживая равновесие. Лицо ее сияло радостью человека, нашедшего смысл жизни.

"Опять эти человеческие странности", - лениво подумал Оскар, наблюдая за ее возней с упаковкой.

Но то, что последовало дальше, превзошло все его худшие ожидания. Из коробки было извлечено нечто белое, ажурное и подозрительно напоминающее сава‌н. Бэтти, с трудом сдерживая восторг, натянула это на себя и закружилась перед питомцами.

"Точка невозврата пройдена, - с ужасом констатировал Оскар. - Хозяйка окончательно лишилась рассудка. Нацепила на себя изделие паука-алкоголика. Надо срочно эвакуировать валерьянку в безопасное место".

Покружившись в своем "занавесочном" облачении, Бэтти с видом довольного ребенка принялась распаковывать остальные пакеты. Коты, движимые смесью любопытства и дурного предчувствия, осторожно приблизились к груде непонятных предметов. Патрик, всегда отличавшийся излишней доверчивостью, первым сунул нос в кучу блестящих безделушек и чихнул так.

И тут началось самое страшное. Бэтти, с ловкостью фокусника, извлекла из груды тряпья миниатюрный пиджачок и бабочку. Патрик, успевший лишь глупо моргнуть, оказался затянут в этот костюм позора. Зрелище было настолько нелепым, что даже Оскар не удержался от саркастического фырканья. Патрик в пиджаке напоминал не то малолетнего банкира, не то белку-мошенника.

Но апогей кошмара был еще впереди. Взгляд Бэтти упал на Оскара. В ее глазах вспыхнули знакомые огоньки безумия, обычно предвещавшие визит к ветеринару или внеплановую стрижку когтей.

"Нет, только не это!", - мысленно взмолился Оскар, но было поздно.

Началась эпическая битва, достойная пера Гомера. С одной стороны - Бэтти, вооруженная рубашкой и галстуком. С другой - Оскар, отчаянно пытавшийся сохранить остатки своего достоинства. Он извивался, как угорь в руках суши-повара, издавал протестующие звуки, похожие на скрип несмазанной двери, но тщетно. Через несколько минут унизительной борьбы он стоял в рубашке и галстуке, чувствуя себя полным идиотом.

Патрик, забыв о собственном унижении, ухмылялся во весь рот. Диего хохотал так, что, казалось, вот-вот сломается его клетка.

Оскар предпринял отчаянную попытку спастись. Он катался по полу, терся об ковер с энергией, достойной лучшего применения, пытаясь сбросить с себя одежды позора. Но Бэтти смотрела на него с таким умилением и восторгом, что его воля к сопротивлению постепенно угасла. Он замер, тяжело дыша, в образе пушистого клерка, переживающего экзистенциальный кризис.

Они еще не знали, что это была лишь прелюдия к настоящему унижению. Впереди их ждало нечто, по сравнению с чем галстук и бабочка покажутся невинной шуткой. Но пока они стояли в своих клоунских нарядах, чувствуя себя преданными и непонятыми, они и представить не могли, что хозяйка готовит им участь, что даже визит к ветеринару покажется приятной прогулкой.

"Хорошие мальчики!", - щебетала Бэтти, доставая телефон для фотосессии. Оскар и Патрик обменялись взглядами, в котором читалось полное понимание: война окончена. Они потерпели сокрушительное поражение. И самое ужасное, что они даже не понимали, в чем именно их заставили участвовать.

Глава 11. Мега-свадьба: кошачий ад в трёх актах.

Настал тот судьбоносный день, когда обыденность Оскара рухнула с грохотом, сравнимым разве что с падением шкафа, набитого валерьянкой. Всё началось с того, что Бэтти, с видом шаманки, впавшей в транс, извлекла из недр гардероба то самое платье-занавеску, от одного вида которого у Оскара в прошлый раз дёрнулся не только хвост, но и усы заиграли немую симфонию ужаса.

"Опять этот текстильный апокалипсис", — просигналил мозг Оскара, пока он с отвращением наблюдал, как хозяйка с боем втискивается в свой наряд, напоминающий творение паука-абстракциониста после трёх кружек крепкого кофе. Патрик же, чей вкус был безвозвратно испорчен уличным детством, смотрел на это с благоговением, будто наблюдал за священным ритуалом.

Затем наступил черёд церемонии унижения. К уже знакомым пиджачкам и галстукам добавились микроскопические шляпки.

Но настоящий шок ждал впереди. Бэтти устроилась перед зеркалом и начала наносить на лицо субстанции всех цветов радуги. Когда она закончила, её лицо напоминало не то испуганную сову, нето недожаренный блин с приправами. Причёска и вовсе представляла собой сложное инженерное сооружение, в котором, как казалось Оскару, могли бы с комфортом разместиться несколько семейств мелких грызунов.

Вид хозяйки был настолько шокирующим, что даже Диего, обычно не стеснявшийся в едких комментариях, замер на жердочке, а затем, словно одержимый, затянул свадебный марш — видимо, единственное адекватное, на его птичий взгляд, сопровождение к этому безумию.

Бэтти носилась по квартире, громко топая каблуками и напевая что-то невнятное. Оскар в ужасе замер на диване, приняв позу "если я буду очень-очень тихим, меня примут за декоративную подушку" — тактика, никогда ранее не работавшая, но дающая призрачную надежду. Патрик же проявил неожиданную смекалку — он юркнул в переноску и прикрыл за собой дверцу, оставив лишь щёлку для наблюдения. Блестящий план, если не считать, что теперь он стал добровольным пленником собственной гениальности.

Прибытие родителей Бэтти внесло дополнительный хаос. Обычно эти двуногие приносили вкусняшки и были вполне терпимы, но сегодня всё было иначе. Мама Бэтти разрывалась между слезами умиления и причитаниями, периодически пытаясь прижать к себе то одного, то другого кота. Папа же ходил по квартире с видом человека, несущего бремя вселенской ответственности, и помогал организовать транспортировку.

И вот настал момент истины — их погрузили в машину. Даже Диего в своей клетке замер — зловещий знак, который не сулил ничего хорошего. Оскар, находясь в полуобморочном состоянии, мысленно прощался с жизнью, представляя себе ужасы ветеринарной клиники: термометры, уколы и унизительные взвешивания.

Однако машина остановилась не у знакомой ему больницы, а перед большим домом, от которого пахло древесиной, свежескошенной травой и... свободой? Оскар насторожился. Запах был незнакомым, но явно не медицинским — отсутствовал тот специфический аромат страха и антисептиков.

Когда их выпустили в доме, коты принялись обнюхивать территорию с важным видом первооткрывателей. Но вдруг раздался оглушительный хлопок, и голоса стихли. Оскар и Патрик замерли.

Клетку с Диего поставили на широкий подоконник. Попугай, оправившись от шока, начал подражать доносящейся с улицы музыке, привлекая внимание котов. Оскар и Патрик переглянулись — настал момент мести за месяцы оперных пыток! Они синхронно подкрались к клетке с двух сторон, готовые к атаке... но замерли, увидев то, что происходило за окном.

Они никогда не видели так близко деревья и цветущий сад. И вот она — их Бэтти, шла под руку с папой к арочной конструкции, увитой цветами. Под аркой стояли Алекс и какой-то незнакомый очкарик в странном одеянии. Вокруг — море людей, больше, чем коты видели за всю свою жизнь. Патрик от изумления разинул пасть, а его новая шляпка-таблетка съехала набок. Оскар же, глядя на Бэтти в её занавесочном наряде, почему-то вздохнул — не злобно, а почти романтично, будто наблюдал сцену из одного из тех мелодрам, которые хозяйка иногда смотрела по телевизору.

Когда торжество на улице закончилось, волна гостей хлынула в дом. Начался настоящий кошачий ад. То и дело котов хватали незнакомые двуногие и принимались умиляться, тискать и делать селфи. Патрик, неожиданно для себя, вошёл во вкус и стал принимать позы, словно был рождён для славы, изображая то невинность, то игривость. Оскар же пытался спастись под диванами и креслами, ненавидя каждую прикоснувшуюся к нему руку и мысленно составляя список обид для будущей мести.

Вокруг Диего собралась целая толпа. Попугай, почувствовав себя настоящей звездой, запел последние хиты, перемежая их классическими ариями, а зрители аплодировали и подпевали. Оскар, прячась под праздничным столом между ногами гостей, мог только с тоской думать: "И это тот самый день, когда мы должны были отомстить попугаю? Теперь его самомнение достигнет космических масштабов!"

Так началось их новое приключение — жизнь в большом доме с садом, где пахло свободой и возможностями, и где их ждали новые испытания, новые открытия и, конечно, новые способы досадить друг другу.

Эпилог. Гастрономический триумф и его последствия

В царстве тишины, наступившей после битвы под названием "свадебный фуршет", царили три монарха:

Оскар, вальяжно распластавшийся на диване, напоминал перевернутого таракана. Его пузо, колыхавшееся в такт икоте, было живым памятником гастрономической безответственности. "Ик!.. Никогда больше... Ик!.. Разве что предложат тунец под соусом "Ик!"..."

Патрик, с лицом, вымазанным в сливках, с важным видом дегустатора обследовал тарелки на предмет остатков съедобного.

Диего, восседая на шкафу, тихо наигрывал новый хит: "Баллада о коте, который лопнул". Периодически он вставлял в текст икоту Оскара, чем доводил композицию до совершенства.

Внезапно Патрик, закончив инспекцию посуды, подошел к Оскару и с грацией мешка с картошкой плюхнулся на его пузо. Раздался звук, похожий на всплеск в болоте. Оскар лишь беспомощно вздохнул, слишком сытый для протеста.

Так, в ароматах древесины, свободы и вчерашнего торта, началась их новая жизнь. Впереди были великие свершения.

Но это всё будет завтра. А сегодня... сегодня они просто трое обжор, счастливых в своем пищевом забытьи. И разве не в этом смысл жизни?