Осколки

День 1

Сегодня я целый час искал свою квартиру. Я первый раз за столько лет задумался, какой этаж выбрать в лифте. Это машинальное действие просто испарилось из памяти мышц. Палец сам остановился у панели с кнопками, рука застыла в ожидании решения, которое не наступало. Пришлось закрыть глаза, чтобы вырвать из памяти номер своего этажа. «Пять, точно же пять», – убеждал я себя в тот момент. Этаж был одновременно таким родным и знакомым, таким чужим и холодным. Моя квартира должна была находиться справа, прямо у лифта. Но меня встретила какая-то серо-желтая старая дверь. Дверь из моего детства, дверь моей любимой бабушки. В тот момент я подумал, что схожу с ума. Моя бабушка скончалась до моего рождения. Но в тот момент я вспомнил аромат моих любимых блинов и ее улыбку, пока она несла мне поднос с ними. Я несколько раз спустился вниз, сверил номер дома, улицу, подъезд. И всё равно поднимался на тот пятый бабушкин этаж. От бессилия я всё же позвонил Рите, попросил отвезти меня обратно в лабораторию. Она старалась не показывать волнения, но я видел, как на ее глаза наворачиваются слезы. В лаборатории мне дали журнал, сказали описать этот случай, пока я жду докторов. Вот сижу и пишу.

День 3

Меня зовут Гесер Валерий Геннадьевич. Я родился в Москве второго июня тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Я женат на Гесер Рите Петровне, люблю ее всем сердцем. У нас двое прекрасных детей — Денис и Валерий. Я занимаюсь экспериментами с атомными полями, мы разрабатываем новые спектры излучений, которые будут сильнее магнитных. Позавчера, при подаче питания на наш проводник, произошел микровзрыв и действующее вещество начало излучать какие-то неизвестные нам частицы. После этого происшествия у меня начались проблемы с памятью. Не то, что я не смог вспомнить, на каком этаже живу. Я прекрасно это знаю. Но мне сказали, что живу я на десятом, а на пятом не жила даже моя бабушка.

С такими же проблемами привезли двух моих коллег. Дмитрия нашли на рынке, он убеждал всех, что торгует фруктами уже десять лет и его бизнес абсолютно законный. Владимира нашли дома, он постоянно звонил какой-то женщине, называл её мамой и говорил, что не знает, где очутился. Нас заставили вести дневник и ограничили общение с родными. Рита передала мои любимые голубцы, следующую встречу нам разрешили только через два дня. В нашей лаборатории хотят ввести карантин.

День 5

Она не привела наших детей. Мне даже не дали им позвонить. Денис-то справится, он постарше. Но вот что сказали Валере? Я знаю, что он скучает по мне. Хоть бы дали по видео с ним связаться. Дали бы ему увидеть, что с папой всё хорошо. Рита просто молчала, когда я спросил про детей, её наверное надоумили не говорить о них. Даже не просто не говорить о них, а зачем-то убежать меня в том, что их у нас нет. Я люблю её безумно, но эмоций не смог сдержать. На крики вышли охранники, увели меня в палату. Сегодня же буду жаловаться руководству, буду бороться за свои права. Да, понимаю, что со мной что-то не так. Ну к больным же тоже по-человечески относиться нужно.

День 8

Сегодня ко мне пришёл Павел Викторович, наш директор. В руках держал бутылку коньяка, наполовину пустую. Он остановил мои вопли про детей и Риту, устало присел напротив меня. Мы просто молчали пару минут. Он молчал оттого, что не знал, с чего начать. А я — от его уставшего вида. Он как-то стал меньше, немного сдулся. Даже стул, на котором он сидел, выглядел живее его. Павел Викторович начал издалека. Рассказал, что уже неделю ночует здесь, пытается разобраться в ситуации, как-то помочь нам. Сегодня он даже не заметил, как уснул за столом, а утром резко побежал к выходу. Охрана его, конечно, не выпустила. Он пытался убедить их, что у него ребенок остался один дома, что ему нужно отвезти дочь в садик. А потом он начал звонить жене, говорить, что сегодня точно никак не сможет. А жена даже не понимала, о ком он говорит, сказала ему так не шутить. Тогда он и понял, что болезнь пришла и к нему. Он смотрел на меня, ждал ответа, какой-то реакции. Наверное, хотел, чтобы я сам дошёл до того, что детей нет и у меня. Я действительно сначала подумал, что это какое-то шоу, представление, новая методика лечения. Но Павел начал рыдать, говорить мне, что помнит свою дочку, что любит её, постоянно вспоминает, как она родилась, как сказала первое слово. Помнит, как она в два года смогла отломать крепление от стула и удрать из своего сиденья, как он бежал со смехом за ней. И вот наш волевой директор сидел передо мной в слезах, и уже я прикладывался к его коньяку.

День 11

Сегодня к нашей лаборатории приставили военных. К нам съезжается всё больше ученых со всей страны. Проводник мы уже изолировали, но он всё так же продолжает своё излучение. Его поля накрыли всю Москву. К нам свозят новых людей, затронутых этой болезнью. Из последних мне стало жалко молодого человека, который утверждал, что он девочка, что ему двенадцать лет и он просто хочет домой к маме.

Мы примерно поняли, что делает это излучение. Оно как-то пробивает все нейронные связи нашего мозга, смешивает их между собой. Создает компот из осколков памяти разных людей и обливает им наши мозги. Вокруг шум и гам. Все ходят с диктофонами, боятся забыть, что говорили буквально пять минут назад. Я смотрю на свои записи и не могу разобраться в них. Я уже не понимаю, из чего состоит атом, слово «электрон» становится для меня каким-то далеким, непривычным. Зато сегодня я заговорил на немецком. Я вдруг вспомнил, как мой папа вбивал мне этот язык с детства. Ну или чей-то другой папа.

Скоро нас станет совсем некому охранять. Уже два человека покинули свои посты. Один из них ходил по лаборатории, спрашивал нас, где припарковал свою машину. Я распечатал фотографию Риты. Так и не смог дозвониться до неё, мой пароль почему-то не подходит к телефону. Я боюсь забыть ее. Надеюсь, что воспоминания о любви хранятся в сердце, а не в голове.

День 13

Я Валерий. У меня есть жена Рита. Мы с ней познакомились в ВУЗе. Я помню её розовый кардиган, ей его связала бабушка. Она никогда не застегивала его, и когда шла, за ней следовали два розовых паруса. Казалось, они развеваются от ветра её радости, обдают счастьем всех людей вокруг. Я долго собирался подойти к ней, на одной из лекций присел рядом. У нее был самый красивый почерк, я всю лекцию смотрел как двигается её рука, как она изящно выводит буквы. В конце лекции она сказала: «Ты бы хотя бы переписывал за мной». А я только вытолкнул из себя: «А можно сейчас?». Она улыбнулась. Эти прекрасные ямочки на щеках веселят меня по сей день. И тогда я начал перпеписывать её конспект, но так и не дописал. Мы перешли к разговору, а потом к прогулке. А в конце мы завели кошку, которая тоже полюбила ее розовый кардиган. Я буду возвращаться в этот день бесконечное количество раз, пока эти воспоминания не станут гранитной глыбой в моём мозге. И буду каждый день перечитывать эти строки, даже если она забудет меня.

День 16

На углу стола стоит фотография какой-то красивой женщины. От её взгляда мне почему-то так тепло и так грустно. Захотелось посвятить ей какую-то композицию. В этом дневнике кто-то писал о Рите, наверное, её так и зовут. Значит назову композицию «Для Риты». Я же с детства не писал свою музыку, из-за этих концертов всё не было времени. Сейчас как-то спокойнее, я в больнице, вокруг люди в халатах. Доктора просто ходят кто куда, не отвечают на мои вопросы. Но мне почему-то не страшно одному. В голове уже звучит мелодия для неё, руки сами рождают ноты на листах. Мне бы хотелось, чтобы она её услышала, чтобы улыбнулась мне, поцеловала. Я так хочу её найти.

День ?

Нас подобрали у ВДНХ, куда-то везут. Только вчера прилетел из Турции, не успел выйти из самолёта, а уже гуляю в парке. Прилетел я зимой, на улице лето, от этого не по себе... Надеюсь меня везут в больницу, совершенно не могу вспомнить, как меня зовут. С собой у меня только чей-то дневник и фотография какой-то женщины. Возле меня плачет девушка, в истерике что-то говорит на французском. Я попробовал её успокоить, но она продолжает бить по стенкам автозака.

***

Мы не смогли доехать куда бы то ни было. Водитель чуть не попал в аварию. Говорит, что никогда не умел водить на механической коробке передач. Говорит, что его не учили и ему надо домой. Он просто убежал от нас. Второй полицейский дал нам листовку, на ней адрес какого-то центра, там сейчас собирают всех людей. Французская девушка убежала. Нас осталось трое.

День ?

У меня с собой только этот дневник. Никогда не любил писать. Делать нечего. Проснулся на какой-то военной базе. Кормят плохо. На сегодня всё.

День ?

Вокруг паника. Мне сказали, что так происходит по всему миру. Глобальное помешательство. Я тоже болен. Не узнаю себя в зеркале. Всё.

День 67

Я рад, что у меня есть этот дневник. Ну, точнее, у кого-то был этот дневник. Ведь когда-то я был журналистом, а может даже и сейчас я где-то журналист. Где-то там, далеко. Надеюсь, я правильно посчитал дни с первой записи. За информацию в этом дневнике меня бы разорвали на части все новостные агентства. Когда-то он принадлежал одному из виновников всего этого кошмара. Мне его нисколько не жаль. Никогда и подумать не мог, что человеческий мир закончится на моём веку. Столько раз писал об этих глобальных потеплениях, озоновых дырах, угрозе ядерной войны, сам во всё это не верил. Даже сейчас мне сложно осознать то, что происходит. Людям сложно, но кто-то привыкает. Это происходит незаметно, ты можешь заснуть в одном месте, а проснуться в другом. Но это если повезет. Большинство же засыпает в одном времени, а встаёт уже в новом.

Вчера разговаривал с Петром. Он вообще только вчера поступил в училище. Рассказал, как жил в двухтысячном году, убеждал меня, что это просто какой-то сон. Я объяснял ему, что это действительно так. Что какой-то Пётр и вправду когда-то был студентом двадцать пять лет назад, что его воспоминания реальны, они просто не из этого времени, они просто неполные. Он не слушал. Показал ему смартфон, который смогли где-то зарядить. Это было ошибкой, он еще больше убедился, что попал в какой-то волшебный мир или сошел с ума, что ему нужно проснуться или умереть. Таких много, мы все перемешиваемся. Мы все не можем найти себя.

День 68

Правительство пытается решить эту проблему, но безуспешно. Месяц назад наш президент заплакал в прямом эфире и просился к маме. На этой базе успели собраться сотни людей. Таких убежищ ещё штук десять по всей Москву. У нас есть еда, ночлег, но сил уже не хватает.

Пробую вспомнить, кем я был. Помню деревню из детства, и как меня звала мама к вечеру. Закрываю глаза и слышу прямо как в тот день: «Аня, а ну-ка быстро в дом!» От маминого голоса теплеет на сердце. Пусть даже это не моя мама, я всё равно люблю её, всё равно скучаю по ней. Да и важно ли уже, чья это мама. Для меня она так же реальна, как для той маленькой Ани. В шестнадцать лет помню, как первый раз сел за руль, сразу врезался в забор. Потом с папой укрепляли его щебнем под укоризненным взглядом мамы. От журналиста остаётся всё меньше, вчера очень хотел продолжить писать, а слова не приходили.

Тошно оттого, что не могу представиться людям. Они спрашивают, как меня зовут. А я думаю то ли Аня, то ли Паша, то ли Женя. И мы смотрим, просто смотрим друг на друга. Имена теряют смысл, сначала ты отзываешься на одно, потом на другое. Предложил называть людей по внешности. Теперь я «Кучерявый», специально написал это себе на руке, пусть следующие гости тоже знают, что на несколько дней стали «Кучерявыми». С «Дылдой» больше всего проблем. Сейчас он просто ползает, что-то мямлит, берет в рот всё подряд. Страшно воспитывать младенца в теле взрослого. До Европы это тоже дошло, наш «Шрам» вроде понимает по-русски, а отвечает на испанском. Кругом всё рушится, вчера перестало работать электричество, живём без воды. Как же хочется проснуться завтра в мягкой постели, в уютной квартире, в любящей семье.

День ?

И совсем я не кучерявая. Сейчас ударила какого-то оборванца, даже представить не могла, что во мне столько силы. Его приятели пытались объяснить, что я не Лидия Петровна, но я им всем показала, чего они стоят. Заперли в какой-то комнате, не кормят уже целый день. Они даже представить не могут, кто мой зять. Ну ничего, Денис с ними разберется, всех посадит к чёртовой матери. Меня уже точно ищут, нужно совсем немного потерпеть.

***

Целый день кричала этим ублюдкам, пыталась узнать, зачем они меня тут держат. Просили замолчать. Двумя словами – антисоциалистические твари. Ну ничего, им же потом хуже будет.

Сейчас мне холодно, а ещё я не узнаю своих рук и своего голоса. Он жесткий, как и руки. Наверное, от стресса схожу с ума. Постоянно думаю о каких-то собаках, которых нужно покормить. Помню их клички, не помню, откуда их знаю и где видела. Также не хватает сигарет, хотя бы одной затяжки. Никогда раньше не курила, но если мне сейчас дать сигарету, высосу её вмиг. Где же мой Денис, неужели так сложно вычислить, где я.

День ?

Прочитала, почему меня заперли в той комнате. Ну спасибо тебе, Лидия Петровна, ты та ещё стерва. В кровь сбила все костяшки на руках, а больно теперь мне. И лечить их тоже теперь мне. Если кто-то прочитает этот дневник — заруби на носу: тело не твоё. Ну или пока что твоё. Относись к нему с уважением, не нужно рисовать на руках и сбивать их об стены. Ухаживай за собой, только общими усилиями и пониманием сможем выжить.

День ?

Всё бесполезно, нам это не победить. Сейчас вспомнил, как принимал роды летом или принимала. Новорожденный пытался материться. Конечно, мы сначала не поняли, что его вопли разумны. Но всё больше в них разбирался обычный русский мат. Мать тогда потеряла сознание, то ли от шока, то ли от усталости. Через неделю несколько младенцев перестали пить молоко, не кричали и не плакали, просто тихо умирали. А кто-то умирал во время родов, что бы мы не делали.

Сейчас-то я понимаю, что случилось. Прочитала дневник, ну и мрази же эти ученые. Мы не сможем с этим бороться. Кто-то из нас помнит, что случилось, кто-то помнит эту катастрофу и в какую ситуацию попал. С теми же, кто здесь из другого времени, мы даже не церемонимся, спокойно отправляем их на все четыре стороны. К сожалению, нам же лучше, еда сейчас на вес золота. Я боюсь умереть, еще больше боюсь, что уже умер. Интересно, узнаю ли я себя, если увижу. Наверное, это будет уже другой мужчина или женщина. Но пусть только попробует подстричь мне волосы.

День ?

«Олень» зарезал «Шрама» и ещё какого-то паренька. Он появился у нас вчера. До этого был тихий старик, который учил нас разжигать огонь, а на утро уже какой-то псих с ножом. Мы заперли его в комнате, успел и меня порезать, пока боролись с ним. Возможно, теперь я буду новым «Шрамом».

Сейчас убийца смеется из своей комнаты. Кричит, что мы ничего ему не сделаем, что уже скоро он будет убивать новых людей. И он, наверное, прав, стены не смогут сдержать его. Он будет убивать тысячу раз, тысячу человек, в тысячах обличий. Пока не останется один на всём свете. Это тоже своего рода победа. К чему тогда нам стараться, пытаться выжить? Через неделю мы доедим последние консервы. Надеюсь, к этому моменту вместо меня голодать со всеми тут будет кто-то другой.

В дневнике нашел фото какой-то девушки. Сложно разобрать, как она выглядела на самом деле. Кто-то пририсовал ей рожки, а кто-то усы. Глаз не видно, она в черных очках и с пирсингом на губах. Досталось ей конечно. Хочется отмыть фотографию, погладить её, поцеловать. Раньше я преподавал рисование, надеюсь, смогу её нарисовать в этом дневнике. Сложно разобраться в чертах лица, но почему-то чувствую, что знаю её. Знаю её черты до мельчайших подробностей, знаю её запах и что-то такое большое, розовое. Нужно просто закрыть глаза и услышать её голос.

***

Еда закончилась на моём череду. Девушку нарисовал на предыдущей странице, посмотрите на неё внимательно, если где-то увидите, обязательно покажите ей этот рисунок. Возможно, она вспомнит, возможно, не всё потеряно.

День ?

Паскудная Россия с её паскудной зимой. Ещё вчера был в Африке, а сегодня мёрзну в какой-то облупленной квартире. За окном снег, который некому убирать. Скорее всего я даже не смогу выйти из подъезда. Не сказать, что в Африке было лучше, но хотя бы можно было спать на улице. Оказался в каком-то племени вместе с американцами и аргентинцами. Еще у нас была пара французов. Общались на английском или жестами. Из самого смешного – изобретали охоту заново. Программисты, инженеры, дворники и финансисты пытались понять, как стрелять из лука. До нас там кто-то написал инструкцию, но ничего не поняли, её написали на китайском. Интересно, что сейчас с Китаем?

День?

Что будет если я умру? Вот прямо сейчас выпрыгну из окна. Может часть меня еще осталась в ком-то? Та хорошая часть, которая еще не знает обо всём этом бардаке. Хочется вспомнить себя молодым, а помню только тюремную клетку. Теперь не могу понять, сидел ли я на самом деле, или это от другого человека. В принципе всё сложнее понять, какой я человек на самом деле. Помню в семнадцать убил своего друга в пьяном угаре. И помню, как в двадцать пять служил в морском флоте. Даты не бьются, об этом сложно думать, а в зеркало тошно смотреть. Хочется, чтобы это закончилось, хочется завтра проснуться где-нибудь, где лето, солнце, родные и тёплая кровать. .

День ?

Здравия желаю! Меня зовут Сидоров Алексей Владимирович. Я рядовой 58-й гвардейской общевойсковой армии. Вчера, 12 сентября 1995 года, при штурме мне оторвало ногу и три пальца на правой руке. После медкойки я оказался здесь, нога с рукой в полном порядке. Пока не понимаю, где я и почему цел и невредим. В рюкзаке нашёл консервы, какие-то сладкие батончики, две бутылки воды, три ручки и этот журнал. Буду разбираться в ситуации.

***

Перечитал журнал, мало, что смог разобрать. Некоторые записи нечитаемы, какие-то страницы вырваны, а что-то написано на иностранных языках. Город действительно похож на Москву, но будто за ней перестали следить. Трава захватывает тротуары, упавшие деревья сминают машины, всё в грязи и пыли. Не хочется верить, что мы проиграли чеченцам, не хочется верить, что наше государство пало. Людей вокруг мало, кого встречаю – просят еды. Помогаю, чем могу, пытаюсь заговорить, но они быстро уходят, будто боятся меня. Иногда встречаю каких-то иностранцев, кто-то из них мне даже пытается угрожать. Теряюсь в новых высоких домах, тут и там огромные стеклянные здания. Такие я видел только на картинках с Америкой. От этого становится ещё страшнее.

***

Удалось добраться до квартиры родителей, взломал дверь и пробрался внутрь. Начинаю убеждаться, что попал в какой-то ад, что я тогда умер в Чечне, а сейчас брожу по призрачной Москве. Нашёл фотографии, которые я помню. От других снимков стало страшно, со мной играют в какие-то сумасшедшие игры, пытают моё сознание. На фотографиях увидел себя, только с сединой и в инвалидной коляске. Без ноги и без пальцев на руке. На какой-то из них была надпись «Новый год 2018». Не смог найти ни одной фотографии сестры в доме. Я же помню, что сам фотографировал её у моря. Я же помню, как носил её на плечах, когда она уставала. Нужно попытаться найти её. Попытаюсь разобраться, почему родители избавились от её портретов.

***

Я Сидоров. Возможно, Алексей. Вчера думал, что жил три дня в квартире у родителей. Сегодня понимаю, что это не мои папа и мама. Понятия не имею, как я мог ошибиться, они вообще остались в Калининграде. Теперь думаю, как до них добраться. Ходил на вокзал, там полная разруха, видно, что некоторые поезда врезались друг в друга. Видел, как какая-то компания избивала женщину на Красной Площади. Каюсь – убежал. Хочется кушать и хочется домой.

День 268 (скорее всего)

Читай внимательно! Специально пометил эту страницу. Закладку не отклеивай! В июне что-то произошло, память людей перемешивается. Пока что не думай об этом. Не думай о своей прошлой жизни, не ищи родных, друзей и свой дом. Просто делай, как я напишу. Хочешь жить – следуй инструкциям, сейчас каждый человек на счету. Ты в Москве. Карту, примерно, нарисовал снизу. Наша община сейчас в Мытищах. Мы пытаемся жить с этим. Если не умеешь читать карту или не из Москвы, иди по солнцу. Солнце восходит на востоке, видишь рассвет – поворачиваешься к солнцу лицом и берешь немного правее – это северо-запад. Солнце должно оказаться впереди и чуть слева от тебя. Пока солнце будет подниматься, постоянно следи, чтобы оно было левее тебя. Если на закате увидишь его за спиной слева – все делаешь правильно. Я уже выдвигаюсь, остальная часть пути будет за тобой.

И еще, остерегайся шоссе. Особенно людей, которые в начале будут выкрикивать тебе какие-то слова. Услышишь – убегай. Они хотят тебя убить. Может, мы с тобой ещё увидимся, а, может, и нет. Иди в Мытищи!

День ?

Мама гаварила что если патерясюс то нада идти к дяде палицейскуму. Я потерялся а полицейсково нету. Меня завут Дима мне 7 лет и я не знаю где я. Мне немного холодно и хочется кушать. Все шакаладки я уже сьел. Смог прочитат только половину первай страници, очнь сложна и непанятна. Увидел картинку с девачкой, теперь тоже буду рисавать.

День ?

Встретила тебя у Измайловского парка. Ты пока что спишь. Почитала этот дневник, надеюсь, кто-то найдёт ту Риту и покажет ей её портрет. Меня зовут Валерия или Михаил. У меня ведь тоже есть маленькая дочка, надеюсь, ей тоже помогут. Вокруг много злых людей, не подходи к ним, если не уверен в безопасности. У меня есть пистолет, положу тебе в рюкзак вместе с дневником, ниже нарисую, как снимать предохранитель. Не знаю, кто из нас изменится первым, но очень хочется дойти до той общины в Мытищах. Также сделала закладку с номером два. На всякий случай, бородатый мужчина – это я. Если уйду раньше, постарайся объяснить ему ситуацию. Если оба ничего не поймете, читайте первую закладку!

День ?

Сегодня заново пытался познакомиться с бородачом. Теперь он говорит на китайском. Повезло, что вроде понимает ситуацию. Не смог объяснить, что нам нужно в Мытищи. Он начал шастать по квартирам, что-то собирать. Я следовал за ним. В домах много трупов. Уже при подходе к подъездам чуешь их запах. Лето только усугубляет ситуацию. Животные выходят по ночам, спать на улице нельзя. Природа потихоньку вновь захватывает город, возвращает своё. Наткнулись на свору собак, пытался приручить – укусили. Надеюсь, не бешеная, очень не хочется, чтобы кто-то после меня проснулся в муках. Всё чаще думаю, что это наши последние дни. Ну или уже не я думаю. С каждым разом сложнее отделять свои мысли от чужих, если доживём, возможно, просто превратимся в одного человека. В сборную солянку образов и воспоминаний. Во как пишу. Небось раньше поэтом был.

***

Ночью разбудил Максим. Он из Ставрополя, сейчас не может связно говорить, пытается, что-то объяснить про какой-то культ, что его убили или пытали. Попытался напоить его водой, меня не слушает, заперся в туалете.

***

Максим говорит, что какие-то люди организовали культ. У них есть свои знаки, фразы для опознания. Они убивают людей без причины, пытаются действовать по всему миру. Поначалу держатся как обычные, могут даже притворяться, что они дети. Одного такого приютил Максим, а потом проснулся от удушья, дальше ничего не помнит. Не может понять — умер он или кто-то другой. Услышишь фразу – убегай. На крайний случай, у нас есть пистолет.

***

Максим зачем-то сбрил бороду, вышло крайне плохо, теперь всё его лицо в ошмётках волос. Теперь бородач – не бородач. Всё больше думаю о том, что у меня давно должны были начаться месячные, видимо, Максим завтра будет знакомиться с какой-то девушкой. Если что, как снимать предохранитель на пистолете – закладка номер два.

День ?

Открыл глаза на крыше высотки. Ну и дебил этот человек, никак убиться хотел. Кое-как спустился вниз, на первом этаже лежали два трупа, еще свежие. У того, что с лоскутами бороды, был нож в сердце, у второго — пулевые ранения. Пистолет — у меня, что не поделили – непонятно. Дневник пока что не читал.

***

Всегда хотел побывать в Москве. Город, конечно, когда-то был славный, красивый. Видел его только на картинках. Всё денег не удавалось скопить на билет с Камчатки. Поброжу по квартирам, попробую найти фотоаппарат, сфотографируюсь напоследок на Красной площади. Но рожа мне эта не нравится, на носу какой-то шрам, весь грязный, заросший, двух зубов уже нет. Лучше не улыбаться.

День – фидень

Ну и цирк у них тут в Москве. Прочитал дневник – ничего дельного тут нет. Лучше вообще его сжечь. Я-то смирился, что просто доживаю последние дни, мой счёт времени идет уже в долг. А кто-то начитается этой чепухи да поверит в счастливый конец. У меня же был рак, уже не мог дышать без аппарата. А сейчас вот путешествую по всему миру. Без людей даже лучше. Уже побывал в Китае или Японии - хер этих узкоглазых разберет. Потом и во Францию заскочил. Эйфелева совсем проржавела, уже лежала у реки. У них опять была эпидемия, в Париже проснулся с какой-то ветрянкой, кое-как к центру вышел. Надеюсь, куранты на Красной ещё работают.

Если не сожгу этот дневник, знай — все мы просто доживаем. Завтра ты можешь стать ребенком и забудешь, как нужно жевать. Послезавтра проснешься после своей свадьбы, будешь искать жену, которой уже нет. Вчера ты смотрел на полный холодильник, а сегодня будешь бороться за любую еду. Я всё это уже сотни раз видел, отбирал конфеты у взрослых детей. Мой тебе совет – просто кайфуй. Ходи-броди, нам осталось недолго. Честно, я бы нас всех убил, появляется какое-то чувство, что так будет лучше.

День ?

Очутился на Красной со своими фотографиями в руках. Место пустует – это хорошо. Пока не читал этот дневник. Крайне рад, что у меня есть пистолет, не придется опять искать оружие. Хотя к ножам я привык больше, да и опыт огромный имеется. Нужно найти моих друзей, дневник перечитаю вечером.

День разъяснений

Какой прекрасный дневник, чётко запечатляет суть нашей проблемы. Вчера думал, что это очередная книжка страданий, а это новая Библия человечества. Оставлю и я в ней несколько своих размышлений.

Сколько людей – столько и мнений. Каждый человек вносит свою лепту в этот океан мирового сознания. Единственный способ не утонуть в нём – осушить его. Пока воды в нём не останется по колено. Мы не культ – мы спасители рода человеческого.

Единственный путь к спасению – сократить количество воспоминаний. Единственный способ это сделать – сократить количество людей до такого числа, с каким можно будет удобно управляться. Мы все должны прийти к тому, чтобы знать друг друга. Ведь мы делим тела друг друга, счастья и невзгоды. Проявлять эмпатию к тысячам намного легче, чем к миллионам.

Многие просвещенные сами пришли к этой мысли. Мы объединены праведной целью, нас не остановить. Группе в Мытищах осталось недолго, теперь я знаю, где они, я найду посвященных и передам им это местоположение. А, может, кто-то из наших уже и разобрался с этой проблемой.

Мы возродимся новым видом, с общим умом, знаниями и воспоминаниями. Этот дневник будет манускриптом грехов, прекрасным олицетворением этой человеческой язвы. Если ты читаешь это, убей себя. Чем больше ты живешь, тем сильнее распадаешься. Мы фильтруемся через умы друг друга, теряем частицы себя в каждом новом путешествии. Не дай себе засорить умы других, не будь тем самым паразитом.

День откровений

Нашел своих послушников у Соколиной горы. Обменялись знаками, приняли друг друга. Валерия заперли на всякий случай, он уже начинает уходить от нас, наверное, завтра он продолжит наше дело где-то в другом месте. Мне тоже осталось от силы два дня. Я стараюсь не думать о своих детях, до конца не понимаю, реально ли они у меня были. Ещё и этот портрет в дневнике. Не могу оторвать взгляда от этой женщины. Хотел его вырвать, а рука не слушается. Смотрю на него и как будто слышу её смех. Закрываю глаза и чувствую её запах. Засыпаю, и ощущаю её объятия. Завтра им тоже придется меня запереть.

День ?

Великолепный день. Просто величайший. Шел на встречу с агентом в Швейцарии в 1997 году, пришел в какую-то квартиру в будущем. В разведке к такому не готовили. Я, конечно, майор, но без штаба боюсь принимать решения. То ли меня раскрыли, напоили, и теперь я где-то в своём сознании, то ли меня убили, и теперь я где-то в аду. Пишу про ад, а самому смешно, в училище мысли про религию выбивали начисто, а всё равно в такие моменты ссылаешься на неё. Ну ничего, будем действовать по обстоятельствам, даже если эти обстоятельства только в моей голове.

Теперь по существу. В 18:15 шёл зимой в Цюрихе на встречу с агентом. Пришел в полуразрушенную сталинку у Измайловского парка летом. Группа людей (три человека) задавала вопросы запертому заложнику. Повторяли в дверь «Валерий – осень?». Из-за двери Валерий кричал, чтобы его выпустили, говорил, что он Аня или Женя. Один из группы вытащил нож и кивнул в мою сторону, я кивнул в ответ. Через минуту заложника Валерия-Аню-Женю убили, зарезали. Ко мне обращаются по имени Владислав. Я сказал, что мне нужно пройтись, сижу на лавке пишу рапорт. Москву не узнаю, хоть и понимаю, что это она.

***

Перечитал дневник. Всё становится на свои места. На всякий случай нашёл зеркало, убедился в том, что на себя из Цюриха я совершенно не похож. Тело принадлежит Гесеру Валерию Геннадьевичу, ну, по крайней мере, принадлежало. Мои воспоминания с той зимней ночи как-то очутились у него в голове. За неимением лучшей версии, буду придерживаться этой. Чувствую себя хорошо. Не обратил внимания, что совершенно ничего не могу вспомнить из своего детства. Помню только училище и десять лет службы. Помню, что после этого работал трактористом в Витебском колхозе. Скорее всего, помню это уже не я. Пока об этом не думаю, а то больше только путает.

Группа людей, которую я встретил, предположительно, ячейка какого-то культа. Их цель — убивать людей по всему миру. По их мнению, это сделает мешанину из воспоминаний более контролируемой. Меня учили пресекать все беспорядки по справедливости. Основная цель – внедриться, раздобыть информацию, передать её другим. По возможности, предотвратить дальнейшие беспорядки. Понимаю, что против правил разведки записывать всё это и оставлять улики, но в данных обстоятельствах считаю это обоснованным. Приступаю.

***

К ночи было понятно, что завтра меня так же запрут в комнате. Со мной наедине остался один из ячейки культа. Два других ушли искать людей. Оставшийся был обезврежен и допрошен. Код совершенно простой, умом они не блещут. Тебе называют время года. Ты должен переступить через один сезон дальше и назвать три остальных в обратном порядке. На «Осень» отвечать «Весна. Зима. Лето». Убираю вторую закладку в дневнике и прикрепляю к этой странице, пистолет уже неактуален, его нет.

Дальше пришли остальные двое из группировки, я предварительно спрятался. Они пошли на звуки обезвреженного в ту комнату, я их запер и подпер рычагом. Остаётся ждать, когда культисты исчезнут.

***

Звуки прекратились. Я подождал ещё два часа, пока из-под двери не начала течь кровь. Они зарезали друг друга. В комнате осталось два трупа и один человек с перерезанными венами. Спасти его не удалось. Вижу единственный план действий — добраться до Мытищ, передать информацию. Пойду в ночи, долго собираться не буду. Только ещё немного посмотрю на этот портрет, нарисовали действительно прекрасно, ощущение, что я где-то уже видел эту женщину. Ощущение, что она носила розовый кардиган.

День ?

Жарко. Вся Москва провоняла гнилью. Её запах каждое утро ложится на траву вместе с росой. Я очутилась в каком-то кошмаре, вокруг много мёртвых людей. Тут и там их едят разные звери. Сегодня утром первый раз увидела парочку лосей. Раньше я занималась крокодилами в нашем зоопарке, правда, не помню когда именно. Ночью мне страшно выходить из подъезда. Только позавчера у меня был выпускной, и вот я в Москве. Хочется верить, что это сон. Не могла разобраться, как пописать, от испуга описалась в штаны. Теперь я мужчина, часто просто лежу и жду, когда это закончится. Мне нечего есть, чтобы отвлечься, прочитала дневник. Солнце уже высоко и, вроде, чуть левее меня. Попробую добраться до каких-то Мытищ, возможно, там есть еда.

Последний день

Пару минут назад я помогала Валере заносить новый стол к нам на кухню и почему-то очутилась в лесу. Сижу у дерева, в руках этот дневник. Не знаю, что и думать обо всём этом, руки дрожат, пока я пишу.

***

Попыталась прочитать этот дневник, очень много листов написаны не на русском. Нашла там свой портрет, мой Валера так рисовать не умеет, но чувствую, что рисовал именно он. Тело настолько устало и обезвожено, что в глазах не хватает влаги для слёз. Ощущение, что я умираю и схожу с ума. Где же мой Валера? Хочется, чтобы он был рядом. Надеюсь, он найдет меня, надеюсь, мы справимся с этим. В руке не хватает сил, чтобы писать. Любимый Валерочка, скорее...