Осколки льда

— Нет, так не честно! — в сердцах воскликнула Хельга, стукнув кулачком по металлической поверхности встроенного стола. — Мог бы и что-то нормальное подарить!

Стол воспринял удар как сигнал и уехал в стенку, опрокинув стакан с соком прямо на её постель. Полина тихо усмехнулась над сестрой — ей подарок Виктора пришёлся по вкусу. Хельга же ещё больше побагровела от галактической несправедливости, и громко закричала, спрятав лицо в подушку. Звук получился сдавленный и немного жуткий.

В детстве мама говорила близняшкам, что так в космосе слышатся все звуки. Сейчас Полина была уже достаточно взрослой, чтобы знать: в космосе звуков нет.

На крик Хельги тут же отозвался свёрток с «подарком» — его обитатель приподнялся, зашевелился и выпучил в сторону девочек огромные чёрные глаза. Полина подошла к нему и погладила кальтирца по перламутровой чешуйчатой голове.

— Да ладно, он вроде милый… — улыбнулась она. — К тому же вырастет настоящим воином. Виктор же сказал — «будет вас защищать». Просто не уточнил, когда.

— Не-е-ет! — не унималась Хельга. — У нас уже есть одна пищащая милюзга! Зачем нам вторая?

— Сравнила! — фыркнула Полина. — Черри только четыре исполняется, он мелким будет ещё долго. А Квирр в четыре года будет уже большим и сильным, — она посмотрела на успокоившегося кальтирца с почти материнской нежностью. — Правда, Квирр?

Он ещё не понимал слов и эмоций девочек, но почему-то закивал головой. Полина знала, что на Кальтире этот жест означает не согласие, а облегчение, но всё равно улыбнулась.

— Ути моя прелесть.

Хельга поняла, что разубеждать оптимистку бесполезно, поэтому рыкнула для виду и уткнулась носом в голографический экран, открывая любимую книгу.

Белые зрачки Квирра погасли — малыш уснул. А где-то за окном орбитальной виллы Шульце-Бойзенов ярко сверкнула далёкая звезда.

Семья собиралась вместе не так часто, но на каждый такой случай Виктор старался что-то дарить младшим братьям и сёстрам. Девять месяцев назад он пропустил тринадцатилетие Хельги и Полины, поэтому решил наверстать упущенное в этот визит. Что заставило его купить (вернее, нанять) маленького живого кальтирца — оставалось загадкой, но девочкам Квирр был представлен, как их будущий помощник и телохранитель.

Полина горько вздохнула, понимая: одним на двоих он будет недолго — они ещё немного подрастут, и уже перестанут столько времени проводить вместе. Будут как Виктор и Флинт, которые в детстве тоже были не разлей вода, а сейчас пересекаются не больше двух раз в земной месяц, и то в виде голограмм по квантовой связи.

Поэтому Квирра Полина оставит себе. А Хельга пусть дальше капризничает, и подарят ей бездушного андроида. Ей пойдёт — она вон уже мечтает об имплантах, хотя несовершеннолетняя.

Полина будет умнее, и никогда не поставит себе мерзкие железки. Живой помощник ей нравился гораздо больше.

***

Время на станции было условным, но отец принципиально привязал его ко времени Земли — «надо помнить свои корни».

Весь день прошёл в заботах перед праздником: мама готовила еду и привлекала к этому близняшек, папа украшал столовую, куда запретил заходить до ужина, из комнаты Флинта то и дело слышалось шуршание подарочных обëрток.

Чернинг Шульце-Бойзен был последним и самым долгожданным ребёнком уже пожилых родителей, поэтому его день рождения был праздником семейным, хоть сёстрам это и не нравилось.

Ближе к семи часам вечера вся семья уже собралась за столом. Мама, Черри, папа, Коннор, Полина, Хельга... Не было только Флинта и Виктора.

— Полина, будь умницей, — мама ласково потрепала дочку по волосам, — сходи за ними!

Девочка кивнула и радостно вскочила из-за стола. Флинт! Он прилетел только сегодня, его Полина ещё не видела. Искин виллы объявил о стыковке его «Шустрика» со станцией всего пару часов назад.

Вообще-то папа просил близняшек не ходить в левое крыло без надобности, но старшие братья всегда останавливались там, поэтому Полина без сомнений свернула из большого коридора налево... и тут же нырнула обратно.

Братья стояли в неосвещëнной части перехода, в углу, и едко перешëптывались друг с другом.

Виктор был уверен в себе — плечи расправлены, каштановые волосы зачëсаны назад. На его гладко выбритом лице, которое всегда казалось Полине эталоном мужской красоты, не было ни тени эмоций, лишь голубые глаза холодно сверкали в темноте.

Флинт, казалось, напротив — что-то затевал. Его рука обняла Виктора за шею, а тонкие бледные пальцы впились ему в плечо. Неровно свисающие пряди волос скрывали вечно хитрый взгляд, но Полине всё было понятно и на слух — старшие опять ссорятся.

— И как ты предлагаешь это сделать?! — негодовал Флинт. — Просто возьмёшь и скажешь «отбой, ребята, теперь работаем на нового босса»?

— Да, — ровно ответил Виктор. — Ровно так же, как убедил их не работать на Труга.

— Труга хотя бы все знают, дубина, — Флинт фыркнул. — А босс — тëмная лошадка. Его никто, кроме нас, не знает.

— Мне достаточно, чтобы знали, что я — не самый главный. — Старший сын Шульце-Бойзенов оставался невозмутим. — Я просто «дракон», а Клаус — мозг. Если новый порядок парням не понравится, что ж... разговор будет коротким.

Виктор резко вскинул левую руку, и пять беззвучно выскочивших огромных когтей блеснули прямо перед лицом Флинта. Тот, охнув, отпрянул.

Полина в страхе резко вдохнула и вжалась в стенку. В голове у неë мелькали мысли — «Что они затеяли? Кто такой их босс? И почему у Виктора такие страшные руки?»

Она подняла глаза и вскрикнула. Прямо над ней нависла страшная тёмная фигура. Полина поятилась к проходу в большой коридор, но Флинт присел на одно колено и ловко сцапал сестру в объятия.

— Ах ты маленькая непоседа! Подслушивала? — он улыбнулся и притянул девочку к себе, жëсткая щетина его подбородка кольнула её шею. — Не делай так! А то укушу!

— Пусти! — Полине стало щекотно от щетины, она залилась смехом, но стоило Флинту разжать хватку — сама повисла у него на шее. — Я соскучила-а-ась!

— Я тоже скучал, сестрёнка, — выдохнул он, крепче прижимая девочку к себе. — Нас уже заждались, да? Пойдём к столу!

В этот момент подошёл Виктор. Полина опасливо взглянула на его ладони, но обе были обычной формы. Она знала, что старший брат заменил левую руку на железку в тридцать лет, но это было исключительно для удобства управления кораблём. Никаких когтей там отродясь не было. Причудится же всякое...

За столом Виктор произносил тост про семейное единство и желал Черри стать настоящим мужчиной, когда тот вырастет. Потом получил на коммуникатор какое-то сообщение и улетел с виллы вместе с Флинтом, пообещав скоро вернуться.

А потом тряхнуло пол и погас свет.

***

Крик.

Резкий, пронзительный, будто звук электропилы, разрывающий тишину. Полина дёрнулась, но тела не почувствовала — только тьму. Густую, беспросветную, как смола. Она попыталась открыть глаза. Веки дёргались, мышцы напряглись до дрожи, но темнота не рассеивалась.

«Где я? Как я сюда попала?»

Память вспыхнула обрывками. Семейная орбитальная станция. День рождения маленького Черри. Торт с голубой глазурью. Виктор, сжавший её плечо перед отлётом: «Останься с родителями!». Потом — взрыв. Грохот, огонь, мамины крики. Дверь спасательной капсулы, захлопнувшаяся перед самым носом. Мама с Черри на руках в другой капсуле. Отец, оставшийся снаружи. Затем — вспышка... И тишина.

«Я мертва?»

Полина попыталась пошевелить пальцами. Ничего. Ни единого намёка на собственное тело. Только сознание, запертое в черноте... и звуки собственного дыхания. Значит, не умерла.

Хотелось позвать маму, брата, но звук даже не застревал — она будто бы вообще потерала голосовые связки. Хотелось плакать, кричать от отчаяния, но тело не чувствовало ничего — только мрак и дыхание, оставшееся мягким намёком на жизнь. Девочку охватил животный ужас, который усиливался от того, что она НИКАК не могла его выразить. Только слушать тишину.

Где-то вдали раздалось цоканье. Частое, отрывистое, будто десятки каблуков бьют по кафелю в такт её учащённому сердцебиению. Звук приближался.

Снова крик, женский, теперь — гораздо ближе. Полина замерла — если бы могла. Страх сжал её грудь ледяной рукой. Она чувствовала, что дрожит... и одновременно не чувствовала.

— Пришла в себя, дорогая?

Голос. Мужской. Слишком сладкий, слишком мягкий, будто мёд, смешанный с ядом. Сердце застучало ещё чаще. Никакой картинки. Никакого движения. И никакого шанса, что это — просто плохой сон.

— Соскучилась? Как хорошо, что я уже закончил с твоими глазками.

Щелчок. Мир вспыхнул белым. Полина зажмурилась — нет, попыталась зажмуриться, — но веки не слушались. Картинка перед ней была чёткой, слишком яркой, неестественно резкой.

Это не еë глаза. Виктор как-то рассказывал, каково это — видеть через импланты. Но тогда она не поняла. Теперь — слишком хорошо.

Перед ней была комната. Вернее, то, что должно было быть больничной палатой. Потрескавшиеся белые стены, заляпанные ржавыми пятнами. Пол, блестящий от чего-то тёмного и липкого, был усеян кусками потемневшей плоти. Вернулись запахи — спирт, кровь, гниль.

И он. Седой пожилой человек в сером фартуке, забрызганном коричневыми подтёками. Правая рука отсутствовала — вместо неё торчал механический штырь с набором инструментов: скальпели, щипцы, что-то тонкое и острое, похожее на вязальную спицу. Его лицо... обычное. Пугающе обычное. Морщинистое... И обезображенное улыбкой.

Девочку накрыла новая волна страха. Это не могло быть реальностью, так не бывает. Но это происходило с ней прямо сейчас.

— Снова видишь, золотко? Отлично. Девочки должны видеть, как они становятся лучше.

Он наклонился. Полина увидела свои ноги. Вернее, уже не свои. Голые. Бледные. Чужие. На бёдрах — шрамы: аккуратные, ровные, будто кто-то разметил её кожу, как чертёж.

Она чувствовала, как перестала дышать. Как на лице выступил пот. Чувствовала слëзы на своих щеках. Но по прежнему не могла издать ни звука. Очень хотелось пить, но не получалось даже открыть рот. Комок боли и страха внутри был таких размеров, что казалось, занял всё тело.

Доктор взял шприц. Игла блеснула под тусклым светом лампы.

— Не бойся. Это всего лишь анестезия для... остального.

Укол. Холод, расползающийся по венам. Потом — скальпель в руке Доктора. Лезвие завибрировало, зашипело, раскалилось докрасна. Полина снова хотела закричать. Горло не слушалось. Доктор наклонился ниже.

— Начнём с коленей. Девочки должны быть гибкими.

Лезвие коснулось кожи, и тогда она наконец почувствовала. Боль. АДСКАЯ БОЛЬ. И темнота.

***

Полина не знала, сколько дней провела в этих дьявольских силках. Чтобы окончательно не свихнуться, она вспоминала семью — маму, Виктора, Хельгу, Флинта, Черри...

Всё это будто осталось в прошлой жизни. Периодические глюки при сращивании мозга с процессором давали иллюзию, будто она — вовсе не Полина Шульце-Бойзен, а её нелегально выращенный клон для чудовищных опытов. Будто она здесь всю жизнь.

Время распалось на кровавые осколки: щелчок — свет, щелчок — тьма. Всё одинаковое. Всё бесконечное.

Её конечности лежали на месте, прикованные к столу. Руки. Ноги. Бледные, гладкие, с едва заметными шрамами по линиям «работы». Но когда Доктор приказывал «шевельни пальцами» — ничего не происходило. Мышцы не слушались. Не существовали. Она видела, как руки делают движения, но не управляла ими — они подчинялись не её приказу. Девочка даже не чувствовала, что шевелится.

— Ты ещё не готова, куколка, — шептал он, проводя холодным пальцем по её щеке. — Но скоро научишься танцевать.

Иногда тьма длилась дольше. Полина проваливалась в неё, как в черную воду, и просыпалась уже с новыми шрамами, новыми «улучшениями».

— Такую красоту нельзя терять из-за боли, — объяснял Доктор, вводя ей в вену что-то ледяное.

Потом — провал. А после — пробуждение с чём-то чужеродным в теле.

Глаза. Руки. Ноги. Кожный покров.

Иногда в палату заходили другие девочки, чуть старше её. Они двигались слишком плавно, слишком правильно. Их волосы были уложены в идеальные локоны, платья — чистые, кружевные, как у фарфоровых кукол. Но глаза... Стеклянные. Пустые.

Они кормили Полину, вливая в рот безвкусную жижу. Вытирали пол от крови. Говорили тонкими, механическими голосами:

— Скоро и ты станешь прекрасной.

— Доктор делает нас лучше.

— Мы должны быть благодарны Доктору.

Полина хотела кричать, что она не кукла, но её горло не издавало звуков. Девочки уходили, виляя бëдрами и держа ровную осанку.

Изредка дверь была открыта, и Полина видела, как они проносят мимо палаты тела других девочек. Окровавленных, изувеченных, непослушных... Не живых.

Вскоре она даже перестала плакать.

А потом пришло зеркало. Щелчок. Потолок раздвинулся, открыв огромную, кристально чистую поверхность. Полина увидела себя на кушетке.

Руки. Ноги. Лицо. Всё на месте. Всё её... и в то же время не её.

Кожа — слишком белая, почти фарфоровая. Губы — неестественно розовые, будто накрашенные. Глаза... О боги, глаза! Цветом — почти как её настоящие, но вокруг зрачков — тончайшие металлические нити, мерцающие при свете.

— Нравится? — Доктор стоял рядом, любуясь своим творением. — Ты почти готова.

Он нажал кнопку на пульте... И её тело ожило.

Из запястий выскользнули лезвия — тонкие, бритвенно-острые, закреплённые на миниатюрных шарнирах и штырях-балках. В ногах что-то щёлкнуло, и мышцы напряглись сами по себе, будто готовясь к прыжку.

А потом... Глаза. Зрение расширилось. Перед ней всплыли цифры, схемы, диагнозы. Она видела своё отражение, но теперь — как систему.

«Температура кожи: 36.6°C.

Адреналин: 280% от нормы.

Кортизол: критические значения.

Эмоциональный статус: ПАНИКА.»

— Прекрасно, не правда ли? — Доктор наклонился, его дыхание пахло мятой и формалином. — Теперь ты видишь мир таким, каков он есть. Чистым. Совершенным.

Полина попыталась закричать. И на этот раз — получилось. Её собственный вопль оглушил её, разорвался в ушах, затопил лёгкие. Она захлебнулась им, задыхаясь.

А Доктор... улыбался. Широко. Искренне. Как будто это был самый счастливый момент в его жизни. Эта улыбка навсегда отпечаталась в памяти Полины.

Дверь лязгнула. В палату снова вошла другая девочка — самая старшая из «кукол», лет восемнадцать на вид. В её руках было сменное судно для этой палаты. Доктор посмотрел на неё почти ласково:

— Иди сюда, моя принцесса.

Стеклянные глаза «принцессы» встретились с его взглядом и на миг блеснули. Она дëрнулась, но не смогла продолжить движение — руки беспомощно повисли, будто бы кто-то перерезал держащие их нитки. Судно звонко шмякнулось о пол.

Доктор подошёл и схватил её за волосы. Их взгляды встретились снова, но теперь её глаза были полны ужаса.

Уродливая рука Доктора блеснула, и в следующий миг скальпель вошëл в шею девочки до самого основания. Кровь стекала по его рукам и фартуку, брызгала на его лицо, но он держал «принцессу», пока она не перестала дёргаться. Пока взгляд не потух.

Доктор звонко шлëпнул бездыханное тело по мягким тканям, а затем с силой швырнул его на пол. Удар. Хруст. Взгляд мучителя снова упал на Полину:

— Она была... неудачным образцом. Тебя я сделаю более послушной.

Очередной крик утонул в горле, когда Доктор подошёл к пульту.

Щелчок. Тьма.

***

Щелчок. Свет.

Полина лежала на столе, обездвиженная, как всегда. Доктор склонился над ней, в руках — очередной инструмент.

Как вдруг земля содрогнулась. Лампы на потолке затрепетали, стеклянные шкафы звонко заходили ходуном. Где-то вдали раздался грохот — будто обрушилась целая секция коридора.

Доктор замер. Полина не могла пошевелиться, но краем глаза увидела, как по стене за его спиной пробежала новая трещина.

Потом — крики.

Где-то за дверью завопили люди. Затопали сапоги. Раздались выстрелы — резкие, отрывистые. Чей-то визг, оборвавшийся на полуслове.

Доктор резко развернулся к панели управления. Его пальцы затрепетали над кнопками.

И вдруг — дверь взорвалась. В проëм влетело тело одной из "кукол". Девочка упала на пол, неестественно выгнувшись. Из рук остались торчать встроенные игольники, стеклянные глаза пусто смотрели в потолок.

Доктор рванулся к пульту, нажал кнопку.

«Запущена программа самоуничтожения экспериментального образца». Перед глазами Полины всплыл обратный отсчëт.

05:00.

04:59.

04:58.

Девочка беспомощно задëргалась. Из глаз брызнули слëзы.

— Нет-нет-нет... — зашипел Доктор.

В дверях появилась фигура в черном скафандре. На плече — герб Шульце-Бойзенов.

Красная вспышка. Выстрел. Свист конденсатора. Доктор вздрогнул, но не упал. Вместо этого он резким движением швырнул в лицо нападавшему колбу с зелëной жидкостью.

Шипение. Кислота разъела шлем, мужчина взвыл от боли. Но в следующее мгновение его рука преобразилась — из-под перчатки скафандра вырвались огромные стальные когти. Один взмах — и голова Доктора отлетела в угол, описав кровавую дугу в воздухе. Тело осталось дëргаться на месте, затем рухнуло на грязный пол.

Полина не могла бояться ещё больше. Она пыталась сжаться, но обратный отсчёт не давал ни секунды покоя.

Вбежавшие люди в скафандрах переговаривались через коммуникаторы — она не слышала слов. Кто-то нажал кнопки на пульте. Оковы спали. Свет погас.

***

Качка. Полина очнулась от толчков. Тело чувствовало, что её несут на руках. Перед глазами — лицо Флинта.

— Держись, малышка! — голос брата звучал глухо, будто сквозь вату. Он бежал, сжимая еë. Волосы липли к его вискам и лбу, мокрым от пота.

— Быстрее! — крикнула тень, бегущая впереди. Голос... будто бы Виктора. Но не совсем. Слишком хриплый.

Тьма.

***

Свет. Наконец-то без щелчка.

В углу продолжался обратный отсчёт.

Теперь еë держал сам Виктор. Его лицо... Кислота. Она разъела кожу, обнажив мышцы и кости. Нос почти исчез, щека зияла дырой. Однако его глаза всë те же — один голубой, живой, обычно насмешливый, но не сейчас. И один неестественно-синий имплант.

Зрачки Полины расширились. Она беззвучно закричала. Виктор попытался улыбнуться — вышло совершенно жутко. Он погладил Полину по голове.

— Тихо, сестричка... всё позади... Всë будет хорошо... — Он пытался успокоить, но сканеры в глазах Полины тут же выдали высокую погрешность в его искренности. Будто он сам едва себе верил.

Сильные руки Виктора продолжали нести её куда-то по другим, металлическим и почти стерильным коридорам.

— Повреждения будут несовместимы с жизнью, Вик! — Флинт схватил брата за плечо. — Такое не умеют вытаскивать!

— Заткнись! — Виктор даже не взглянул на него. Он прижал Полину к груди, его голос задрожал. — Солнышко моë... Сейчас будет холодно. Но пообещай мне быть сильной. Я даю слово — ты не умрёшь.

Она не чувствовала слëз. Но они были. Обратный отсчёт перед глазами нещадно замигал красным.

00:30.

00:29.

00:28.

Полина кивнула. Виктор снова натужно улыбнулся и положил еë в криокамеру. Крышка захлопнулась и заблокировалась с шипением.

Холод. Пустота. Тьма.

***

Полина проснулась в холодном поту, отчего последний кадр сна стал ещё более жутким.

Виктор Вальт Шульце-Бойзен сдержал обещание: его младшую сестру разморозили и спасли, когда медицина научилась извлекать кислотные капсулы из мозга и киберпроцессора. Это произошло через девятнадцать лет.

С тех пор прошёл почти год, но Полина так и не смогла до конца освоиться в новом для себя мире.

В темноте что-то зашуршало. Девочка вскочила с постели, из её рук с шелестом вышли лезвия, шипя от нагревания. Глаза за долю секунды перешли в режим ночного видения и просканировали цель.

— А, Квирр... — выдохнула Полина. — Напугал!

Двухметровый и уже давно прямоходящий кальтирец не мог издавать звуков, лишь его зрачки виновато раздвоились, а хвост опустился. Затем он нехотя нажал кнопку на шее и включил транслятор.

— Госпожа кричала. Госпожа болела. Помочь госпоже.

— Ох, дорогой... Если бы ты мог помочь мне наверстать упущенное...

Транслятор подсказал ему нужный человеческий жест, кальтирец пожал плечами и изобразил тяжёлый вдох. Неправдоподобно, но что ещё ожидать от уроженца Кальтира? Даже их профессиональные ксенопсихологи не могут постичь всех людских эмоций без техники.

— Спи, Квирр.

Телохранитель понял указание буквально — присел на лапы и вытянул хвост прямо посреди спальни Полины. Она засмеялась:

— Да не здесь!

Он встал и снова изобразил тяжёлый выдох. Потом, конечно, удалился.

Последний смешок Полины вышел горьким. Квирр не мог понять, как это — увидеть старших братьев, которым буквально вчера перевалило за тридцать, уже почти седыми. Что такое дышать в плечо взрослому Черри, которого будто совсем недавно держала на руках. Каково осознавать, что твоя сестра-близнец дважды чуть не выскочила замуж, трижды сменила цвет волос, стала чепионкой галактических гонок, потом — наместницей...

А тебе ещё четырнадцать, и визуально ты больше не состаришься ни на день. Твоё тело — сплошное оружие в ксандиевой оболочке, а твои братья стали королями преступного мира только для того, чтобы тебя больше никто никогда не обидел.

Девочка думала, что не сможет уснуть до утра, но сознание провалилось, стоило голове коснуться подушки.