Осколок системы

Дождь. Не просто вода с неба – это были слезы Новой Венеции, больного техно-гиганта. Едкие капли, тяжелые от промышленной взвеси, шипели, ударяясь о шершавый кевларовый навес над лотком Зика, оставляя на грязном пластике небоскребов-ульев пузырящиеся желто-бурые разводы. Они жгли кожу точечными уколами, смешиваясь в воздухе с маслянистой пленкой выхлопов антигравов и горечью вечного отчаяния Сектора 7. Воздух висел плотной, липкой саваном, пропитанным кошмарным коктейлем: прогорклое масло с соседской соевой жаровни, удушливая сладость синт-джина «Болотный огонь» с послевкусием антифриза, едкий озон после пролета патруля и вездесущая металлическая пыль – запах самой медленной смерти, въевшийся в стены, одежду, легкие. Каждый вдох оставлял на языке привкус старой батарейки и жженой пластмассы.

Зик, он же Зикки «Чипс» – прозвище за товар и вечные крошки дешевых чипсов на планшете – сидел, сгорбившись. Мелкая, неконтролируемая дрожь била его по телу, словно от постоянного тока низкого напряжения. Не столько от промозглого холода, пробиравшего сквозь ветхую куртку, сколько от вечного фонового страха. Адреналин, горький и знакомый, сводил желудок в тугой, болезненный узел, заставлял сердце колотиться где-то в горле. Его мир – три квартала Туманов, гниющее дно Сектора 7. Здесь торговали отбросами корпораций: трехрукими имплантами с сомнительной гарантией, обрывками краденых нейроимпрессий, кривыми поддельными ID. Его стезя – контрафактный софт. От потрепанных взломанных симуляторов до пиратских копий корпоративных аналитических пакетов – цифровых костылей для лавочников, пытающихся урвать крохи у гигантов вроде «Омникорп» или «Кибернетикс Глобал».

– Свежий пакет «Омни-Аналитикс», версия 10.7! – его голос, хриплый от грязного воздуха и напряжения, рвался сквозь какофонию Сектора: гул антигравов в вышине, вой сирен, оглушительный техно-бит из «Силиконовых Грез», пронзительные крики торговцев. – Все фичи, чисто! Без бэкдоров! Половина цены лицензии! Лови момент!

На лотке, кое-как прикрытом от едкой влаги корродированным листом жести, лежали стопки блеклых чипов. Весь его «капитал» помещался в истрёпанный рюкзак за спиной. Главное орудие – древний планшет «Даймонд-Хандс», прозванный «костылем» за абсолютную незаменимость. Покрытый царапинами и грязным скотчем, с треснутым экраном, мерцающим желтоватым светом, он шипел и потрескивал при каждой операции, нагреваясь так, что больно было держать. Через него Зик заливал взломанный софт прямо на чипы покупателей. Своих носителей не держал – роскошь.

Клиентка – женщина с криво вставленным оптическим имплантом вместо левого глаза, подмигивавшим нервным желтым светодиодом – швырнула ему засаленную кредитку.

– «Иллюзион Про». Последняя. На нейро-шлем тянет? Или опять глючить будет, как прошлый твой хлам?

– Как часы, тетя Роза, – Зик шаркнул картой через считыватель на «костыле», украдкой скользнув взглядом по балансу (еле-еле на пару дней дешевой лапши). Пальцы, покрытые сеткой тонких белесых шрамов от порезов и ожогов микросхем, с неожиданной ловкостью мелькали над сенсором. Загрузка сопровождалась нервным писком жесткого диска и хаотичными вспышками экрана. – Говорят, «Ксеноз» и глазом не моргнет.

Тетя Роза хрюкнула, сунула чип в карман прожжённого термоплаща и растворилась в плотном, вязком потоке людей: оборванных номадов Сети, рабочих «Омникорп» с пустыми глазами, теней контрабандистов.

Зик смахнул струйку едкого пота, смешавшегося с грязью, грязным рукавом, оставив на лбу сероватый мазок. Под глазами – темные круги бессонных ночей. В кармане – его единственная роскошь: потрепанный, посеченный царапинами аудиочип «Сонома-классик» с коллекцией запрещенной гитарной музыки XX века. Он воткнул трещащий, с оголенной проводкой наушник в ухо, и бархатный голос запел о солнце – не о том ядовитом диске над Новой Венецией, а о мифическом, золотом и щедром. О птицах, поющих «free»... Слово «свобода» застряло комом в горле. Вспышка: мама, еще без имплантов, без вечной усталости в глазах, напевала эту мелодию, копаясь в нутре старого холодильника... Запах ее волос... Воспоминание оборвалось резко, оставив пустоту и горечь. Он прикрыл глаза, уносясь прочь от ядовитого зарева голограмм...

Резкий ГХХУМММ! – не из чипа. Звук, от которого содрогнулся воздух, вдавливающий в землю. Зик вздрогнул всем телом, как от удара электрошокером. Сердце вырвалось из клетки грудной клетки, бешено застучало в висках, в горле. Кровь отхлынула от лица, ноги стали ватными. Кишки скрутились в тугой комок. Он инстинктивно прилип к мокрой, шершавой стене, стараясь слиться с грязью и тенью. За мной? За что? За пиратский софт? Смешно! Патруль – да, но "КГ"? Они стирают целые кварталы! Я – пыль! Ошибка? Сканирование? Но почему ОНИ?!

Над переулком, раздирая грязные тучи потоками раскаленного воздуха, завис "Шершень". Не корабль – летающий гроб из матово-черного композита, поглощающего свет. Никаких опознавательных знаков, кроме стилизованной кроваво-красной аббревиатуры "КГ" на брюхе. Гул двигателей был физическим давлением, вдавливающим звуки улицы в немоту. Из него выплеснулись трое. Не люди – боевые андроиды в человеческой плоти. Их угольно-черные бронекостюмы "Рейдер-Мк7" были бесшовными, как вторая кожа, но толщиной в палец, с едва заметным свечением силовых узлов. Шлемы с визорами-пустошами. "Тиран-7" в руках – продолжение конечности. Движения синхронные, механически точные, без тени человечности. Ходячая смерть.

Мгновенная тишина. Вакуум. Замер техно-бит, оборвался крик, даже стук дождя стал глухим, похоронным. Люди застыли. Страх висел плотнее смога. Зик прилип к стене. Сердце колотилось, выскакивая в горло. Зрение плыло. Они шли прямо на него. Черные дыры визоров ползли по его лицу – испарина, грязь, дикий страх. Они остановились перед лотком. Лидер, чуть выше, замер. Визор – черная пустошь – полз по лицу Зика. Потом – едкий шип пневматики. Визор расщепился, раздвинулся в стороны.

Зик остолбенел. Под броней – человеческое лицо. Женщины. Лет тридцати. Пепельные волосы ежиком. Острые, как лезвия, скулы. И глаза... Голубые? Серые? Озера жидкого азота. Ни злобы, ни презрения. Только абсолютный, пронизывающий до костей холод. Взгляд сканера. В глубине... микроскопическая искра? Сомнение? Или отражение неона?

– Призрак, – ее голос был низким, ровным, металлическим. Он ввинчивался в барабанные перепонки, как холодное сверло. – Хватит ползать в этой грязи. Время игр вышло.

Слова упали, как гильзы на бетон. Зик потерял почву под ногами. Призрак? Тот самый? Тень из баек, три года водившая "Кибернетикс" за нос? Его, Зика "Чипса", приняли за ЭТОГО демона?! За того, чья голова стоит целый уровень Туманов?!

– Я... я не... – хрип вырвался из пересохшего горла, сдавленный паникой. – Вы... ошиблись! Я просто... Зик! Торгаш! Софт! – Он ткнул дрожащим пальцем в жалкие остатки своего царства – чипы, "костыль".

Женщина – агент КГ едва заметно приподняла бровь. Ледяные озера скользнули по его лицу, задержались на древнем, жалком "костыле", на дешевом рюкзаке. Лед не растаял, но в нем появилась трещинка. Разочарование? Недоверие? Раздражение? Оно сгустилось в воздухе.

– "Мелкий торговец". Оригинально, – прошипела она, и в голосе зазвенели лезвия насмешки. – На дне. Классика глухого прикрытия. – Едва заметный кивок солдату справа. Тот шагнул. Бронированная рука-клешня впилась в ключицу Зика. Боль пронзила до кости, сдавила дыхание.

– Нет! Нет! Я не он! – Зик завизжал, забился в истерике. Ноги скользили по мокрому асфальту-зеркалу. Толпа отхлынула, вытолкнув их в пустой круг страха. Никто. Никто не шелохнулся. Глаза избегали встречи.

Агентша придвинулась вплотную. Нависла. Ее холодное дыхание, пахнущее стерильностью операционной и чем-то сладковато-трупным, коснулось его уха. Шепот был тише шипения дождя на броне, но каждое слово вонзалось, как ледяная игла прямо в мозг:

– Не трать мое время, мусор. Мы знаем твой сигнатурный след. Знаем про «Сердце Пандоры». Знаем, как ты играл с «Кодексом Хаоса» на серверах КГ. Игра в прятки закончена. – Голубые лезвия ее взгляда впились в его зрачки, выискивая искру гениального хаоса, находя лишь первобытный, звериный ужас. – Или... – голос стал еще тише, еще страшнее, ледяным дуновением, – ...ты всерьез считаешь, что мы купимся на этот жалкий фарс мелкого воришки?

«Сердце Пандоры»? «Кодекс Хаоса»? Цифровые кошмары! Мифы, за которые стирают в порошок! Его «хакерство» – детские скрипты из публичных сетевых помойок!

– Я не знаю... клянусь всеми чипами... – слезы, горячие и соленые, хлынули ручьем, смешиваясь с кислотным дождем на щеках. Он не герой. Он – загнанная, дрожащая крыса.

Агентша замерла на секунду. Гранитное лицо не дрогнуло. Искра сомнения угасла, потухла под холодным расчетом. Кивок солдату.
– Контейнер три. Бережно. Ценный образец. Но... – ее взгляд скользнул по его дрожащей фигуре, – ...пусть прочувствует уровень нашей заинтересованности.

Солдат грубо развернул Зика, толкнул к зияющему люку в брюхе «Шершня». Второй солдат стоял наготове. Люк открылся с шипением гидравлики. Хлынул поток воздуха – вымораживающего, стерильно-мертвого, пахнущего озоном, антисептиком и пустотой. Внутри – черная пасть, поглощающая свет и надежду.

Последнее, что впечаталось в сознание Зика:

Взгляд агентши. Ледяные озера. Ни искры сомнения. Только стальная броня решения. Приговор.Или мелькнувший взгляд тети Розы из толпы? Не сочувствие. Животный, первобытный ужас. Или бред паники?Кровавая аббревиатура "КГ" на брюхе корабля-гроба.

Его втолкнули внутрь. Люк захлопнулся с окончательным, металлическим ЧШШШК, похожим на удар гильотины. Свет погас. Остались лишь тусклые, кроваво-красные глазки аварийных ламп где-то в глубине, бросающие зловещие, прыгающие тени на ребристые металлические стены. Как камеры видеонаблюдения в аду.

Зик рухнул на ледяной, покрытый инеем металлический пол. Больно ударился коленом, локтем. Рюкзак жалко шлепнулся рядом. «Костыль» впился в ребра – последний укор его старой жизни. В ухе, выбитом ударом, все еще жалобно трещал искаженный голос, поющий о свободе – теперь это звучало как издевательский вой из другого, недоступного измерения.

Призрак. Слово эхом отдалось в ледяной пустоте контейнера. Они... они всерьез думают, что я – ЭТОТ демон? Тень, три года водящая за нос всю безопасность "Кибернетикс"? Чью голову оценивают в целый уровень Туманов? Абсурд! Паника сменилась леденящим, всепоглощающим осознанием. Его жизнь – жизнь мелкой крысы, торгующей цифровым мусором, – кончилась. Не просто кончилась – ее стерли. Началось что-то чудовищное. Его везли не в участок. Его везли в самое сердце корпоративной машины подавления. Где его будут не допрашивать – а разбирать. Физически и цифрово. Будут пытать, пытаясь выведать секреты, которых у него нет. А когда поймут ошибку... разочарование сделает его смерть долгой и мучительной. Он умрет за чужие легендарные преступления.

Мысли метались, как пойманные в банку ошалевшие мухи. Сказать правду? Сейчас? Но они пристрелят его как назойливого комара, за пустую трату времени высшего эшелона. Притвориться? Сыграть роль Призрака? Они разорвут его на части при первой же проверке, когда он не сможет взломать даже защиту своего "костыля". Молчать? Это лишь отсрочит неизбежное. Тупик. Чистый, ледяной, абсолютный тупик.

Где-то снаружи приглушенно завыли антигравы. Корабль дрогнул и плавно тронулся, отрываясь от земли. Чувство невесомости длилось мгновение, сменившись тягучим ощущением набора высоты. Зик прижал лоб к леденящей, как могильная плита, стенке. Где-то там, внизу, в бесконечной глубине, оставались его Туманы. Его вонючий переулок. Его норка – убогая, вонючая, но понятная. Там он знал правила выживания крысы. Впереди – только черная, беззвездная бездна и пара ледяных озер, в которых он уже видел свое отражение – загнанное, обреченное.

Он был случайной пешкой, втянутой в чужую, смертельную игру на корпоративном шахматном поле. Первый ход противника – мат. Полная потеря свободы, достоинства, самой идентичности. Теперь ему предстояло сделать свой ход. Какой? Сдохнуть быстро и жалко, как Зик «Чипс», мелкий торговец пиратским хламом? Или... попытаться протянуть хоть немного, прикинувшись тем, кем он не был – Призраком, цифровым кошмаром корпораций? Выбора не было. Только иллюзия выбора, мерцающая в кромешной тьме контейнера. И страх разоблачения – уже не просто холодный, а жгучий, как расплавленный металл, впившийся в глотку, сильнее холода стали вокруг.

Игра началась. Ставка – его жизнь. А правила... правила писались кровью где-то там, в высях корпоративных цитаделей, и ему их никогда не объяснят.