Основание крепко

Стоял год от Рождества Христова 1698-й. Осенний ветер с Азовского моря гулял по дикому мысу, посвистывая в поблёкшей ковыльной траве и завывая в пустотах древних курганов — молчаливых свидетелях иных эпох и народов. Но недолго оставалось сей земле пребывать в запустении. По воле молодого царя Петра Алексеевича, желающего утвердить державную мощь на южных рубежах, закипела здесь работа невиданная.

Сам Государь, оставив столичные хоромы, прибыл на пустынный берег, дабы указать своим перстом, где встать первой крепости. Объезжал он на резвом коне отмели и кручи, вглядываясь в свинцовые волны, которые всего несколько лет назад бороздили турецкие корабли. Лицо его, обветренное морскими походами, было озабочено и сурово. Видел он не дикое поле, а будущую гавань, верфи, бастионы, что станут щитом России и окном в заветные южные моря. Но видел он и другое — то, о чём не говорил придворным: глубокую древность места, странные углубления в земле, не похожие на норы, и знаки на камнях, не походившие ни на турецкие, ни на казачьи.

На высоком берегу отслужили молебен. Привезённый из Воронежа священник, отец Игнатий, едва удерживая ризы от порывов ветра, освятил место во имя Пресвятой Троицы. И когда первый закладной камень был опущен в сырую землю, Пётр Алексеевич, обведя своим взором бескрайнюю степь, воскликнул с присущей ему прямотой:

«Вот она, крепость Троицкая! У чёрта на куличках!»

Слова прозвучали громко, подхваченные ветром. И будто в ответ, с моря донёсся протяжный крик — то ли чаек, то ли чего-то иного.

Придворные, стоявшие позади, почтительно потупили взоры, скрывая улыбки. Слово царское было метко, ибо и впрямь трудно было сыскать место более отдалённое от центра русской жизни. Край света, преддверие неведомых земель, обитель разве что степных ветров да лихих людей.

Однако же слово сие, пусть и крепкое, для официальных хроник подобало облагородить. Канцеляристы, зная нрав монарха и чтя приличия, в донесениях в Сенат и в грамоте на возведение города измыслили название хитроумное, но от того не менее точное: Троицк-на-Куличках.

Так и пошло с тех пор. Словно муравьи, засуетились на мысу тысячи работных людей и солдат. Застучали топоры, заскрипели лебёдки, поднимавшие тяжёлые брёвна для крепости. В дыму костров рождался град, коему суждено было стать не только военной твердыней, но и первым российским портом на Азовском море.

Но с первых же дней строительства пошли странности.

Солдат Гаврила, рывший ров у подножия кургана, первым наткнулся на кости. Похожие на человечьи, но слишком длинные, со странными суставами, с вытянутыми черепами. Сопровождавший работы инженер —немец Фридрих фон Берг осмотрел находку и велел закопать поглубже.

«Здешние земли хранят древние тайны, — сказал он на ломаном русском. — Лучше их не тревожить».

Но тревожили. Каждую ночь солдаты, стоявшие на карауле, слышали шепот из-под земли — невнятный, на незнакомом языке. А однажды утром на свежеструганых брёвнах обнаружили выцарапанные знаки — те же, что видели на камнях древних курганов.

Отец Игнатий служил молебны, кропил святой водой места работ, но тревога лишь росла. Работные люди из местных казаков, пьянствуя в землянках, шептались, что место это — старое, дозорное, стоящее на границе не только земель, но и миров. Что найденный недавно в земле таган — не просто тренога для котла, а нечто иное, куда более древнее, предназначенное для тёмных кровавых обрядов.

Пётр Алексеевич, узнав о суеверных страхах, рассвирепел.

«Чёртовы басни! — прогремел он, ударив кулаком по столу. — Крепость будет стоять! Слово моё — закон!»

И слово это, сказанное с той силой, с какой мог приказывать только Царь-преобразователь, будто повисло в воздухе над всей крепостью. Работы продолжились, но теперь по ночам из-под земли доносился глухой скрежет — будто каменные жернова перетирали кости веков.

Фон Берг, человек учёный и не склонный к суевериям, вёл дневник. Записи его становились всё тревожнее.

«17 октября. При рытье рва близ будущего порта открылась пещера. Послали людей с факелами. Вернулись бледные, говорят о длинном коридоре, уходящем вглубь мыса, и о странных рисунках на стенах — не люди, не звери. Приказал завалить вход. Лучше строить выше.

29 октября. Ночью исчезли трое работных. Утром нашли их у заваленного входа в пещеру. Сидели спиной к морю, с открытыми глазами. Не живы и не мертвы, будто окаменели. На лбу у каждого — свежий знак, как на тех камнях. Царь велел не распространяться. Говорит, от злого воздуха степного. Но я видел его лицо. Он тоже не верит в злой воздух».

Самого Петра по ночам стало посещать одно и тоже видение. Он стоял на высоком берегу, а рядом с ним — другая фигура, высокая и тёмная, без лица, только смутный силуэт. И голос, исходящий будто из-под земли, шептал: «Ты строишь на костях древних стражей. Твоё слово — ключ. Оно отопрёт то, что уже просыпается».

Пётр просыпался с одним словом на языке: «навеки».

К весне 1699 года крепость обрела свои очертания. Но чем выше росли стены, тем плотнее становилась тьма под ними. Все теперь работали молча, постоянно оглядываясь. А по ночам, в тумане, который стал подниматься от моря в любую погоду, стали появляться тени.

Не призраки — они были плотнее, будто вылеплены из самого тумана и местной глины. Фигуры в неведомых одеждах, с длинными конечностями. Они не приближались к кострам, лишь стояли и смотрели на стройку. Словно наблюдали. Или ждали.

Однажды отец Игнатий, отслужив вечернюю службу в ещё недостроенной церкви, вышел на свежий воздух и увидел их — целый ряд неподвижных силуэтов, стоявших полукругом.

«Стражи порубежья, — прошептал он, крестясь. — Они здесь были до нас, и останутся после».

На следующий день при закладке порохового погреба в земле нашли каменную плиту. На ней были те же странные знаки, а под ними, будто недавно, ножом было нацарапано по-русски: «Основание крепко. Слово держит».

Фон Берг рассказал об этом Петру. Царь побледнел, чего с ним никогда не случалось.

«Чьё слово? — тихо спросил он. — Моё? Или… их?»

Той же ночью скрежет под землёй стал таким громким, что проснулся весь лагерь. Земля под ногами дрожала, будто огромный зверь ворочался во сне. Из-за тумана, густого как молоко, проступали очертания не только курганов, но и чего-то иного — башен и стен, не похожих ни на русские, ни на турецкие, ни на какие человеческие. Мираж древнего города накладывался на строительство новой крепости.

И тогда Пётр Алексеевич сделал то, на что был способен только он. В одной рубахе, без кафтана, он взошёл на недостроенную стену крепости и закричал в ночь, в туман:

«Слушайте все, сущие здесь и под землёй! Слово моё — царское! Слово моё — закон! Стоять сей Троицкой крепости! Стоять навеки! И никакой силе древней, ни подземной, ни надземной, не перечить слову моему! Основание будет крепко!»

Он кричал до хрипоты, пока из горла не пошла кровь. И случилось невероятное: скрежет стих, туман рассеялся, как по команде. Наступила мертвая тишина.

С того дня странности прекратились, работы пошли споро. Тени больше не появлялись, костей и плит больше не находили. Крепость выросла, гавань была построена, Троицк-на-Куличках стал реальностью.

Но фон Берг, покидая крепость год спустя, записал в своём дневнике:

«Царь своим словом не просто основал город. Он вступил в спор с древними силами. Он не изгнал их, лишь приказал им. Его слово стало заклятием, и они подчинились. Теперь город будет стоять вечно. Но что значит "вечность" для тех, кто живёт на границе миров? И кто кого на самом деле заточил: царь — древних стражей, или они — нас в этой вечной крепости?»

Пётр Алексеевич больше никогда не возвращался в Троицк-на-Куличках. Даже когда весной 1709 года, во время следования с войсками к месту Полтавского сражения, он оказался совсем рядом с городом, то отказался его посетить, остановившись на привал под самыми его стенами.

Говорят, по ночам царь иногда вскакивал с постели и прислушивался к тишине, будто ожидая услышать скрежет из-под земли. А на вопросы приближённых лишь хмурился и говорил негромко:

«Основание крепко. Слово держит».

И в этих словах звучала не гордость, а тяжесть — тяжесть царского слова, вбитого, как заклинание, в самую глубь древней, не желающей покоя земли. Но заклятие вступило в силу, и город будет стоять. Навеки.