Особенности выживания Бога Смерти в Ремнанте

Темное, искаженное измерение вне пространства и времени, окровавленная душа с уродливой, противной всему сущему маской на лице.

Плотная жидкость внутренней Пустоты уже охватила глаза, уши, лоб, переползла на скулы. Синигами еще сопротивлялся неизбежному, боролся за каждый миллиметр чистой, незапятнанной кожи.

Душа теряла краски, черные волосы стали выцветать в болезненную белизну, глаза цвета темного бархата разгорались нечестивым золотом. Лишь горел в руке ревущим синим пламенем духовный клинок - дзанпакто. Сгорал сам, чтобы хоть на мгновение оттянуть падение своего мастера. Синигами и дзанпакто, единые в душе и в жизни теперь двигались к одной смерти на двоих.

Он брел по пустому, погруженному во тьму измерению, тыкался вслепую, размахивал мечом.

Проигрывал. Маска быстро и безжалостно перемалывала его душу, пока мощный, неудержимый поток реацу в форме скоростного поезда с золотым глазом в верхнем центре его тела врезался в согбенную, кричащую от агонии бессмертной души, фигуру.

Ловчий таран, оживший эквивалент изолированного пространства, окутанный бесчисленными слоями текущего времени, на полном ходу сбил, вгрызся в синигами. Вспышка тусклого света ознаменовала столкновение двух энергий. Реацу закрутилось в петле замкнутой системы, разделила осколок души-паразита от сущности проводника душ, а затем

Синигами выпал в хаотичный пласт реальности.

Мгновения вечности, треск разрываемого пространства, две точки на координатной оси Вселенной соединились в результате непредсказуемого в своей случайности процесса.

Духовный эквивалент квантовой запутанности породил резкий, пренебрежимо малый момент перехода между парой разных, случайно соединенных координат в момент их уязвимости.

Гарганта

Тихий огонек души синигами выпал через странный, случайный, невозможный по всем расчетам межмировой портал.

В хаотичной вечности не изменилось ничего.

В Живом, реальном мире возник невидимый, не обнаружимый простым взглядом микроразрыв, через который утек умирающий Бог Смерти.

Утек, чтобы войти в покинутое оригинальной душой умирающее тело ребенка, укрепить новое вместилище, переделать под себя, под заготовку привычного образа, внешности, самой сути.

Духовный клинок запустил процесс, сделал все необходимое для выживания хозяина, мастера, друга и побратима.

Теперь очередь за ним.

* * *

Тусклая синева мира живых кружила голову.

Окумура Сэки закрыл глаза, лишь бы не видеть

Не чувствовать кожей изнуряющие солнечные лучи, сквозь мешанину ломкой древесины и цветастых тряпок над своей головой.

Все тело ощущалось чуждым, неприятным, с излишней детализацией ощущений и бедным, кастрированным духовным восприятием.

Кусочек далекой синей выси казался более реальным, чем собственное существование.

Слишком яркое осязание, слишком теплое солнце, капли пота отвратительно-скользкие, сухой воздух дерет горло, шершавые губы болезненно трутся друг об друга, на языке слишком мало слюны, чтобы смочить их, одежда неприятно натирает бедра и подмышки, шуршание звучит невыносимо для перегруженного восприятия, хуже только тревожный скрип мертвой, обработанной древесины над ним.

Он оставил глаза закрытыми, покачал тяжелой, непослушной головой, поморщился от тревожного, раздражающего писка в ушах.

Странно, другие звуки не мешают так сильно: громовые раскаты рядом, но не совсем близко, откуда-то слева. Хлопает воздух, словно после техник кидо, полифония кричащих голосов сливается в один гул с точками пика, когда один отчаянный вопль на мгновение перекрывает остальные возгласы.

Попытался выпрямить позвоночник, тело почему-то повело в правую сторону.

Голова болит, но не как обычно, после истощения духовной силы, давления слишком мощного реацу или отравления. Болит будто изнутри…

И все это на фоне слабого фона рейши, плотности духовных частиц в воздухе.

Слабого, даже по сравнению со стандартными точками выхода мира живых или мест бессилия в Сейрейтей.

Не Каракура и не Тибет, прямо скажем.

Больше походило на бесплодные пустыни или медвежьи углы, в которых любили селиться всякие твари, от недобитых квинси до очередных чудовищ Розария Памяти.

Такая ничтожная концентрация навевала не самые приятные эмоции. Словно он - единственная душа вокруг, уникальный оригинал посреди невзрачных подделок. Живое существо, запертое в кукольном мире.

Ксо.

Как будто ему не хватало и других странных ощущений.

Почему свет проникает даже сквозь веки? И что так плотно давит внизу живота? Точно просится наружу!

"Кукольный мир, значит…" - Открывать глаза не хотелось.

Наверняка все дело в новой выпивке, которую нашел проклятый Иссин. Выходцу из великих кланов, даже изгнанного Шиба, вполне по силам найти яд, который свалит хоть лейтенанта.

Тем более, что сам Окумура Сэки до полноценного лейтенанта, увы, не дотягивал, про капитана и говорить нечего. Сильный третий офицер, хорошие перспективы продвижения по службе в ближайшие десять-пятнадцать лет. Не более.

Головная боль вдруг отдалилась. Не исчезла совсем, но словно бы отступила куда-то вглубь, где перестала мешать. Так, оставила небольшие уколы, чисто чтобы напоминать о себе.

- Надо понять, где я… Что я тут забыл. И почему все такое непривычное…

Ладонь потянулась вперед, но расстояние до ближайшей деревяшки вышло больше, чем он привык - пальцы только царапнули сухой, прокаленный песок рядом.

Песок?

ПЕСОК!!!

Глаза распахнулись сами собой, сверкнули болью, заслезились от обилия солнца. Единственное, что он успел разглядеть…

Тело облегченно обмякло, снова откинулось на свое ложе, избавило несчастного Третьего Офицера Окумуру от всех последних достижений собственного перемещения в пространстве.

"Песок желтый. Или белый. Не серый. НЕ СЕРЫЙ!"

"Это не Уэко Мундо"

"О, Король Душ, конечно, я не там. Мир кровожадных монстров с костяной маской и пустотой в груди, серой пустыней и вечной ночью не имеет столько света! Хах. Да уж. Запаниковал, как бестолковый рядовой, только-только из Академии".

Пальцы все еще оставались погруженными в песок, и их стало ощутимо печь. Но не успел Сэки одернуть руку, как новая дрожь прошлась по спине и подбородку, когда бархан под ним завибрировал от особенно мощного хлопка снаружи.

В этот раз, ценой неимоверных усилий, ему удалось придать себе вертикальное положение, осторожно разлепить веки.

Непривычное тело раздражало, злило до умоисступления

Хотелось лично разодрать кожу с ее надоедливыми, противоречивыми сигналами, выдавить ослепленные ярким солнцем глаза, сбрить отвратительно-влажные от пота волосы, что липли склизкой паклей ко лбу и шее, вырвать ощущение сухости из-под ногтей.

Откуда столько предельно насыщенных реакций в его тренированной стосорокалетней душе?!

Душе, где структурировано каждое движение рейрёку внутри организма. Да он даже эмоции мог заблокировать прежде, чем их ощутить! Прямо во время боя мог! Правда, скорее отложить, чем отменить, причем, ненадолго, но сам факт!

Про духовное тело и говорить нечего. Вмешательство на клеточном уровне бы Окумура не осилил, с таким контролем к Главнокомандующему и Нулевому Отряду, но вот менее концептуальные воздействия…

Лично настроить каждую мышцу на лице? Напитать рейрёку каждый волос на голове, задать ему положение в пространстве и разрешенную амплитуду колебаний? Запретить душе имитировать пот, истекать кровью больше, чем на пару капель?

"Могу, умею, практикую".

Мог, умел, практиковал.

А теперь мается от чрезвычайного разнообразия своих реакций, словно юный студент Духовной Академии, впервые открывший свой слишком специфичный шикай, таинственную силу души, высвобождение духовного клинка.

Впрочем, имелось тут одно логичное объяснение.

"Судя по всему, я сейчас на миссии в Мире Живых, а какой-то подлец из Научного Отряда решил не делать официальный запрос и тайком отправил мне вместо обычного гигая не то сверхчувствительный, не то сверхреалистичный. В итоге припекло так, что я вообще не помню подробностей".

Гигай, искусственное, лишенное души тело обычно подгонялось под конкретную душу, и спектр доступных в нем ощущений оставался невелик.

Для рядовых, если им зачем-то понадобилась такая оболочка, создавали максимально примитивные - они не давали почувствовать даже вкус или запах. У высших офицеров гигай полностью имитировал ощущения их душ, с поправкой на физическое тело.

Для Сэки научники зачем-то расстарались так, что искусственное тело не отличалось от природного, человеческого. По крайней мере, на дилетантский взгляд самого Третьего Офицера.

Новый, куда более сильный взрыв сотряс почву.

Окумура беспомощно взмахнул руками, но лишь нахватал горсти песка в свои широкие рукава. Моментом позже его укрытие накрыло песчаной волной.

Часть досок сверху смело, но другие остались, и его тело не занесло полностью, хоть и пришлось часто-часто моргать глазами да отплевываться.

"Спасибо, инстинкты прописали такие же, детальные. Сам бы я про слюну или кашель даже не вспомнил, я же не помешанный на безобидном образе легкомысленного бабника капитан Кёраку.

Некоторые старые синигами даже дышать или моргать забывают. Смотрится жутко".

По крайней мере, теперь он понял, что находится внутри изломанной и перевернутой повозки излишне больших размеров. А огромный парусиновый тент, удачно растянутый на обломках, закрывает его с трех сторон.

"Все же, мир живых… И проблема не во мне - проблема в искусственном теле. Но если я в гигае, то значит - на миссии..? Тогда почему ничего не помню?" - Вопреки собственным мыслям, тревожные образы постепенно стали затапливать сознание.

Никакой конкретики, лишь то самое ощущение головной боли на задворках стало полниться, расти, выплескиваться дальше некими волнами бессвязных воспоминаний.

"Нельзя лежать, я слишком беззащитен в таком виде! Уязвим! Похоже на проделки подчиняющих…" - Мозг по привычке принялся анализировать ситуацию, способы борьбы, союзников…

Он повторно открыл глаза, попытался лучше изучить обстановку вокруг, но в прорехе тента прямо над ним виднелось жгучее полуденное солнце, и глаза моментально взорвались вспышками света.

Сэки цокнул, усилием воли подавил инстинкты, прикрыл глаза, откинулся обратно на рыхлый, душный песок, попытался скользнуть в медитацию для выхода во внутренний мир.

Не получилось.

Лишь определил смутное наличие живых в ста метрах впереди. Души постоянно мельтешили, к ним добавлялось слабое, прерывистое ощущение то ли Пустых, то ли грешников… Неважно.

Рядом с ним никого не имелось, так что, в ближайшее время атаки можно не ждать.

Подробности он узнавать не стал, вернуть воспоминания важнее.

Собственный контроль рейрёку, духовных частиц, искренне огорчал: он упал со сносного до отвратительного, тогда как объем духовной энергии, реацу, сократился минимум втрое, а состояние ватной ошеломленности не давало полностью ощутить души вокруг, получалась какая-то мешанина.

Лишь собственный дзанпакто, духовный меч синигами, яркой звездой горел в сознании, стучал и дергал "закрытую дверь" внутреннего мира.

"Значит, "закрыта" она именно с моей стороны. Плевать", - рука потянулась вправо, увлекла за собой тело.

Три неуклюжих переката, на один больше, чем требовалось, помогли вернуть нормальный контроль над конечностями. Правая ладонь подхватила меч с песка, левая по привычке нашарила на поясе такие знакомые ножны.

Вскоре духовный клинок вернулся обратно, а затем весь дзанпакто занял место на коленях своего хозяина в стандартной для новичков позе входа во внутренний мир - позе лотоса.

Меч, раньше идеальный по размеру, теперь казался чересчур, подозрительно большим для щуплой фигуры выданного гигая.

Даже в своей придурковатой, обожженной чувствительности синигами почуял подвох.

Такой родной и знакомый клинок чуждой, непривычной тяжестью придавил его бедра. Рукоять лежащего на коленях дзанпакто находилась так далеко от кончика лезвия, что третий офицер Окумура Сэки даже не смог бы одновременно достать до них пальцами, как бы абсурдно это не звучало.

"Похоже, мой гигай еще страннее, чем я мог подумать", - решил он.

Нарочито легкий тон в мыслях совсем не помог: напряжение никак не хотело отпускать, а чувство опасности, его приобретенный за столетие боев инстинкт, настойчиво колол нервы холодком упускаемого прямо сейчас шанса.

Сэки нахмурился, но затем отрицательно покачал головой, сосредоточился на внешней форме своего дзанпакто, потянулся к ней через зрение, вобрал в себя образ духовного клинка.

Следовало правильно расставить приоритеты. Если опасность не грозит ему прямо сейчас - ее стоит проигнорировать, в угоду прояснения ситуации.

Надо сначала вернуть боеспособность, а лезть на рожон можно и после.

Он с нежностью и прищуром от злого южного солнца уставился на собственный духовный клинок. Стандартный размер, черный лак, скучная цуба без странных форм или травления - только темно-синее плетение на рукояти и такой же лаконичный узор на черных ножнах позволяли отличить пробужденный дзанпакто от пустышки-асаучи.

А еще - плетение и цветные узоры на самом лезвии, будто бензиновые разводы в луже, только в этой радуге преобладал синий цвет.

Сам Окумура давно забыл, что такое бензин и для чего он нужен, но аналогия из его далекой, практически забытой юности времен Академии оказалась прочнее собственной памяти о первой жизни в мире живых.

Маленькие, сперва неудобные, а затем все более уверенные, хваткие, твердые пальцы в неуклюжем, собственническом жесте вцепились в слишком широкую рукоять, сжались. И головная боль исчезла.

Он вступил в свой внутренний мир.

- Ты проиграл, синигами.

Широкая каменная площадка вокруг голых скал. Ониксовый трон с парой широких блюд из масок Пустых на краях каждой из трех ступеней: внутри масло, куски черной мантии гиллианов скручены в горящий фитиль. Благовонный чад смешивался с надменным горным воздухом, синий огонь у подножия пах лавандой.

Языки пламени ластились к человеку… существу в плотном красном хаори с серебряными пионами и традиционными сандалиями-таби Готей-13.

Все видимые под одеждой участки тела дзанпакто замотаны бурыми, подсохшими бинтами, перемотанные кисти заканчиваются перчатками, повязка от плотно замотанной головы продолжается дальше, до переносицы, погружает глаза в тень.

Рыжие волосы с уродливыми красными пятнами, точь-в-точь цвет ржавчины, небрежно торчат тут и там из-под бинтов на голове, волчьи уши того же странного оттенка, одно сломано и опущено вниз, у другого оторван кусок.

Гладковыбритое лицо закрыто полностью, снаружи лишь глаза с бровями, тонкие бескровные губы, две дырки в бинтах на месте носа, гнусная и одновременно отечески-участливая ухмылка.

Его собственный дзанпакто щелкнул пальцами в плотных коричневых перчатках. И Окумура почувствовал, как его грудь, живот, саму суть охватывает огонь.

- А-а-а-а-а-АУ-У-О!!!

Дикий крик эхом отразился от каменных сводов, побежал дальше по скалистым пикам. Но кричал не синигами.

Огромная серая гусеница-Пустой размером с младенца выпала из маленькой, едва видимой глазу трещины на коже его груди. Плотная белая маска Пустого пожиралась алчным синим пламенем.

Не прошло и секунды, как потусторонняя тварь окончательно исчезла в черных хлопьях остаточной энергии души-минус.

- Теперь тебе стало понятнее? - ухмыльнулся дзанпакто.

Да. Определенно стало. Но возвращение памяти означало возвращение эмоций. Со всеми причитающимися процентами.

- АЙЗЕН!!! - ярость захлестнула его чистой, рафинированной жаждой насилия.

Никакого рассудка не осталось: только пускающий слюну и рык Третий Офицер, его дзанпакто да каменная арена.

Не случилось никакого звона мечей: прямое парирование в духовном фехтовании - опасная глупость, такое позволяют себе только капитаны или бездарности.

Никакого свиста или звука - духовные клинки могут атаковать бесшумно, будь на то воля и мастерство их владельцев. Никаких взрывов, разговоров, речитатива техник кидо.

Слишком мало рассудка сохранилось у Окумуры Сэки, чтобы сознательно руководить боем. Только путь разрушения первой десятки, давно применяемый на одних инстинктах, голое искусство фехтования синигами - Дзандзюцу, а также синее пламя, одинаково жгущее обоих противников.

- СДОХНИ, СДОХни, СдОхНи, сдохни, умри, почему, почему, Соске…

Их бой длился больше шести часов по времени внутреннего мира. Один из самых долгих боев в его упрямой, стосорокалетней жизни в Сейрейтей, Сообществе Душ. Самый долгий - во внутреннем мире.

И первый, когда он испытывал настолько сильную ненависть и гнев.

Они притихли на четвертом часу. Перестали искажать язык тела - на пятом. Схлынули, утомились вместе с его сутью - на шестом.

- Ты успокоился, - мужчина в красном халате лишь констатировал факт.

Его хозяин отступил, безрассудство атак сменилось попыткой выхода из боя, а глаза больше не туманило пьяное чувство праведной ярости.

- Да, пожалуй… Спасибо, Аогари [Синий Охотник]. Видит Король Душ, мне это было нужно, - он не сумел скрыть в своем голосе опустошение и горечь.

Однако сумел взять эмоции под контроль, перевести остатки вибрирующей боли предательства в меланхоличное спокойствие. Тем же способом, что и в бытность Третьим Офицером Готэй-13. Хорошо, что Внутренний Мир имеет свои правила.

- Это так, - красноволосый мужчина вновь опустился на свой трон, - очнись ты на шесть-семь выпадов позже, и мне пришлось бы тратить энергию на твое пробуждение. Ты же знаешь, я никогда не сдерживаюсь. Второе правило арены, - улыбнулся он.

Никаких оскалов, никакой двусмысленности: бархат снисходительности в выражении лица, под ним - задор и жажда битвы в жутком, фанатичном блеске кровавых глаз.

- Что?! Я не должен быть настолько плох! И с каких пор ты так вырос?

Его собственный дзанпакто всегда имел абсолютно идентичную с ним комплекцию: рост, вес, длина рук, линия роста волос и все остальное. Ну, за исключением тотальной забинтованности и цветовой гаммы.

Теперь же он возвышался перед своим хозяином настоящей глыбой, превосходил его по росту больше, чем вдвое.

- Хн. Предоставлю тебе удовольствие самостоятельно найти ответ. Если это все, то прощай…

- Дай мне хотя бы зеркало! - подозрения почти перешли в уверенность.

Молчаливый кивок согласия от Аогари только подтвердил догадку. Сплавленное из песка зеркало на ближайшем пике - очередной намек. Внешний мир важнее, чем он думал. И, наконец, собственное отражение.

- Как такое вообще могло получиться?!

- Мы умерли, помнишь?

Нет. Он не помнил. Вернее, не помнил, как именно.

Последнее воспоминание после того, как банкай Тоусена, полная сенсорная депривация, лишение всех органов чувств, помутил его сознание - ревущая внутри Пустота, истекающий слюной Голод, медленное, гипнотическое в своем наваждении, безумие.

Пустофикация.

- Я… Я стал Пустым?!

Ужас

Давно и прочно забытое ощущение холодных когтей кошмара, первая эмоция, которую юные синигами берут под контроль.

- Нет! - тихий, но твердый, полный одержимого неприятия, голос Аогари выдавил из него всю постыдную слабость.

- Больше нет, - поправил Окумура, - ты сжег это, верно?

- Остатки Пустоты, подселенного паразита, но да. Ты - чист, - в воздухе повисла недосказанность.

- Я должен был переродиться монстром, - неестественное, деревянное спокойствие бытия синигами уже ощущалось немного странным, по мере того, как он привыкал к ощущениям своего перекошенного в сторону чувствительности гигая.

Тем не менее, в своем внутреннем мире он всегда был, есть и будет в первую очередь душой, поэтому оковы псевдоживого тела не способны повлиять на него в центре личной вселенной.

Постой-ка, а насколько "псевдо-" живым являлось его тело?

- Ты сжег, но не сразу…

- Тоусен недооценил нас. Маленькому убийце твоего дружка Айзена пришлось спасать положение. Рана в итоге оказалась слишком серьезной, а ты не капитан, и даже не лейтенант. Слабость не дала распространиться скверне: слишком мало времени осталось для принятия Пустоты.

- Мы успели переродиться? - синигами нахмурился.

Круговорот душ не работал так быстро и так странно, не говоря уже о том, что душа-минус никогда не сможет встать на путь перерождения прежде, чем будет очищена.

- Почти. Вспомни одно маленькое обстоятельство. Когда открылась Гарганта…

- Я попытался бежать через Разделитель Миров!

- И переродился, уже будучи в другом мире, - Закончил за него Аогари.

Быстро, даже поспешно. Опустил искажающие душу подробности.

Не стоит вспоминать то хаотичное измерение, в котором синигами провел свои мгновения чистой агонии перед выходом в иной мир.

Третье правило Арены, хотя проще назвать это правилами его дзанпакто - никогда не давать своему хозяину дополнительной информации.

Или "новой", учитывая его подобие амнезии. Сейчас тот просто закончил фразу, дабы создать видимость диалога.

- Большая часть духовной силы ушла после смерти, но и остатков хватило, чтобы моя душа не прошла через местный аналог очищения и избавления от воспоминаний!

- Если он вообще существует, - пламя на фитилях плошек у трона слегка вспыхнуло.

Сигнал, что время во внутреннем мире скоро будет синхронизироваться с внешним, или начнет потреблять рейрёку.

- То есть, это не гигай? Это мое новое тело? Я теперь смертный?

- Решай сам. Новый мир - новые правила.

Окумура, наконец, решился взглянуть в зеркало, которое выплавил для него Аогари.

Низкий, ужасно низкий. Его плечи находились ровно по пояс Аогари, черные волосы торчали неопрятными вихрами вместо традиционной прически с кенсейканом Кучики - своеобразная заколка, символ одного из четырех Великих Домов.

Для него - лишь напоминание о ни разу не виденной матери. Единственная привилегия, которую он унаследовал от Великого Дома.

За время бытия во внутреннем мире шихакушо подстроилось под новое тело - черная форма синигами теперь прекрасно сидела на нелепой в своей миниатюрности фигурке.

Окумура вздохнул. Даже незрелые души в Готэй-13, вроде Хиёри, выглядели куда более взросло, чем то убожество, которое ему досталось.

По крайней мере, внешность осталась более-менее прежней, с поправкой на внезапную молодость. Осталась или подстроилась, его мало волновали подробности.

Скучная, традиционная, обыденная среди Сейрейтей - черные волосы, черные глаза, черная подводка вокруг них - наследие дзанпакто после обретения шикай, белая кожа, ближе к оттенку сливок или глазури на керамике, чем к пергаментной неоднородности или болезненности.

Впрочем, спасибо и за это: последние семьдесят лет он так привык работать на износ, что забыл, как выглядит его внешность без черных мешков под глазами, прозрачной кожи с сетками вен, запавших щек.

Проклятые условности Сообщества Душ, где каждый выглядит так, как себя ощущает, а он еще с жизни в мире живых привык к таким стереотипам об уставших людях.

"Первой жизни, если мы с Аогари правы".

Мысль вызывала тоску даже в отстраненной созерцательности внутреннего мира.

Он практически ничего не помнил о своем [первом] смертном существовании, лишь остались некоторые образы, привычки, куча глупых стереотипов, обрывки понятий да парочка странностей в поведении и манере речи, которые он пронес сквозь всю свою стосорокалетнюю жизнь в Сейрейтей.

И теперь начинать все сначала?

"Я - Третий офицер Тринадцатого Отряда, защитник трех миров, карающий меч Короля Душ. Мое призвание - уничтожение Пустых, предателей, ренегатов, иных рас и всех тех, кто ставит Равновесие под угрозу. Неважно, кто передо мной: пустой, квинси, Кучики Кога или мой бывший приятель Айзен".

Мысль о последнем опять вызвала глухую тоску пополам с искристой, фонтанирующей злобой. Он подавил ее. Сейчас не время.

Ах, как же выверено, как освежающе-логично существование чистой души. Жаль, нельзя так и остаться во внутреннем мире, без идиотского перенасыщения всех органов чувств разом.

"Особенно, если это другой мир, если это новое перерождение… То что мне в нем делать? Я не смогу попасть обратно, даже если каким-то чудом сумею открыть Гарганту. Прыгать в Разделитель Миров, под Ловчий Таран, в ту вечную тьму, в надежде на единственно-верный исход - безумие!"

- Мастер.

Голос Аогари отразился от исполинских горных пиков. В нем - предупреждение и утешение, намек на надежду.

- Ты думаешь… - Сэки машинально облизал губы.

Прошло всего-ничего, а он уже получил очередную глупую привычку от человеческого тела.

- Каждый мир имеет своих чудовищ. Ты помнишь мое желание, мое единственное эгоистичное желание? - красные угли его глаз озарил темный отблеск.

Завораживающий, словно наблюдение в окно чужого дома над затухающим камином внутри.

- Вечная служба, - эхом произнес дзанпакто ответ на собственный вопрос.

- Я помню это каждый час моего срока, - Сэки хотел сказать торжественно, а получилось избито, обыденно.

Как стало обыденностью уничтожение павших во тьму душ с дырой в груди и страшными фарфоровыми масками животных на морде - Пустых.

- Тогда найди новую цель. Везде, где существует равновесие, находятся те, кто стремится его нарушить.

Снова вспыхнуло холодное пламя, теперь у самого подножия трона. Вспыхнуло, чтобы окончательно погаснуть, погрузить каменную арену в разбойничий, злой полумрак. Лишь одна-единственная плошка продолжала радовать каменную арену своим маленьким, суетным огоньком.

Время почти вышло.

- Я не забуду твоей просьбы, - Окумура Сэки прикрыл глаза.

- Не смей доводить все до идеала, как в последнюю сотню лет, - его белая, единственная чистая повязка на переносице, наползла на губы в кривом, но широком, невозможно широком для человека оскале. - Призвание не должно забирать весь смысл жизни. Так ты становишься ограниченным, великая миссия усыхает в рутину. Я не потерплю такого исхода!

Вечные сумерки его застывшего мира разогнало пламенным заревом внезапной злости. И еще несколько секунд голубые всполохи плясали на его сетчатке.

- Сказал бы ты мне об этом лет на восемьдесят раньше. А лучше на сто, когда я поступил в Академию, - пробубнил Окумура, - ксо, мне так даже проще станет.

- Трудоголизм в твоей стадии - неизлечимая болезнь, не смей недооценивать собственную ограниченность. Хм, но для начала убедись в том, что твои маленькие, хилые руки вообще способны держать оружие.

Сэки похолодел.

Зеркало отражало не только его миниатюрную внешность и подстроенный под новую реальность шихакушо.

Меч в его руке теперь по размерам казался ближе к длинному кинжалу танто, чем к привычному клинку одати. Уменьшился чуть ли не втрое, подстроился под измененную фигуру.

Потому что теперь, в гигае, нет, в человеческом теле, бывшего синигами связывали те же ограничения, что существовали в мире живых.

Физические константы, мышечная масса, тренированность, вбитые рефлексы.

Реацу для людей всегда являлось лишь одним из факторов, иначе «подчиняющие», с их скромными объемами духовной энергии, никогда не представляли бы собой той угрозы, какой они, несомненно, являлись.

Зато теперь Окумура Сэки полностью осознал свое незавидное положение.

Беспомощный, в маленькой, слабой, неразвитой, не тренированной, глупой оболочке нового перерождения. Дезориентированный от противоречивых сигналов, с колеблющейся связью между душой и телом из-за последствий насильственной смерти и межмирового перехода…

Если бы не спарринг в его внутреннем мире, то он бы потратил на минимальное приспособление, вроде нормального управления телом, координации, подгонки размера дзанпакто и формы, дни и недели.

То есть, легко бы погиб от любого минуса, от каждого второго из низших Пустых.

Просто упал бы после одного единственного выпада, если бы вообще сумел подняться на ноги. А разница между душой и телом слишком велика, чтобы дать посреди боя достаточно времени для привычки.

По крайней мере, теперь Окумура мог кое-как размахивать своим мечом-кинжалом, уверенно управлять движениями рук и ног, без особых проблем использовать первые номера кидо и те, которые успел вбить в свою душу до степени рефлексов, буквально вплавил в собственное существование.

Тренировка во внутреннем мире полностью себя оправдала, даже если стоила почти трети всей его духовной энергии.

К сожалению, объем реацу так и остался на четверти от доступного, не исправился и серьезно просевший контроль. Про отложенную на потом злость, боль от предательства, скорбь по прошлому миру и оставленные дела не хотелось даже думать.

Так же, как о собственных планах и их отсутствии.

Не в местную же армию ему идти, для "вечной службы" в угоду дзанпакто!

Впрочем, проблемы стоит решать по мере поступления.

Поступления информации.

Их капитан всегда предпочитал закрепиться на позиции, твердо встать на земле, объяснить каждому план действий, разработать несколько этапов и шаблонов, лишь после этого бросаться в бой.

Рассудительный, совестливый, ответственный, но требовательный и непреклонный, капитан Укитаке предпочитал комплексный подход импульсивным наскокам Одиннадцатого Отряда, засадам Второго или любителям интриг Шестого. Иногда это приводило к ошибкам, но чаще всего неторопливый, вдумчивый подход экономил Тринадцатому множество жизней рядовых.

- На твоем месте, я бы сосредоточился на внешнем мире, - подтвердил его следующие мысли Аогари, - как можно быстрее.

Правильно.

Как ни соблазнительно оставаться во внутреннем мире с привычными ощущениями и правильными реакциями чистой, лишенной тела души, следовало понять, что с ним случилось, где он находится в мире живых.

Предаваться самокопанию, поискам цели, воспоминаниям надлежит в более безопасном месте, чем песок под обломками телеги на фоне не то боя, не то катаклизма.

"Может, я смогу найти себе поесть, чего-нибудь сладкого или даже выпить… видит Главнокомандующий, мне это требуется", - если повезет и здесь вообще есть аналоги сладкой выпечки Сейрейтей или духовного вина.

Главное, не нарваться на любителей подогретой рисовой бражки, неважно, насколько духовно богатой она может быть. Отвращение к сакэ пришло из его бытия человеком… первого бытия человеком - и оказалось тем немногим, что прошло безжалостную проверку временем.

- Ты можешь понять, что происходит снаружи? - Сэки хотел знать, куда он торопится и где опасность, - ведь если может дзанпакто, то и его хозяин…

Синигами осекся.

Затем выпрямился, положил руки на фантомную копию своего клинка, пока настоящий буравил его тлеющим взглядом из-под серых, с кровавыми пятнами, бинтов.

Сэки вернулся во внешний мир и открыл глаза.

Духовный паразит больше не туманил разум, а бой с Аогари на грани возможного буквально заставил вбить инстинкты души в его новое тело, синхронизировать их. Бытие чистой душой во внутреннем мире убрало последние барьеры непривычного тела, и офицер Окумура, наконец, получил доступ к своей реацу.

Вместе с ощущением чужих душ.

К сожалению, общая слабость никуда не ушла, контроль просел до примитива на уровне пятого, а то и вовсе седьмого офицера.

Этого вполне хватало для ощущения чужого присутствия. Он быстро обнаружил недалеко от себя семь воинов, между которыми шел бой.

А также несколько десятков странных минусов, больше похожих на те осколки душ Пустых, которые навечно застревали в простом Гилиане, без надежды на эволюцию.

Сэки пошевелился в неудобной позе своего мелкого тела, искрящегося от неуемной, малополезной энергии. Теперь он мгновенно вернул себе контроль над конечностями, перехватил поудобнее маленький меч, пригнулся, а затем тихо выскользнул в проем между досками и обрывками парусины.

Коварный бархан едва не засосал внутрь мелкую ногу, слабенький, но колючий ветерок дал пощечину злым, наждачным песком, жар дневного светила навалился на плечи с непринужденностью пьющего с самого утра капитана Кёраку.

Стойкий, бесстрастный даже по меркам офицеров Готей-13, Окумура с гигантским трудом подавил вой рассерженной беспомощности, потому что погасить солнце не смог бы даже Главнокомандующий, а сам Сэки слишком давно не чувствовал такой гнетущей жары.

Души в принципе легко переносят любые условия, которые не вредят им напрямую. С людьми дела обстоят слегка по-другому.

- Буэ-э-э, - нос подвел его точно так же, как и все остальные органы чувств.

Гнилостный запах от разлагающихся тел хорошо знаком по обеим жизням, смрад литров пролитой крови и вскрытых внутренностей приелся еще во время командировок в Мир Живых, к местам масштабных сражений.

Вонь сожженных в огне тел в принципе знал любой синигами: даже запечатанный, Рюдзин Дзякка, духовный клинок главнокомандующего Ямамото, охватывал своей кровожадной аурой весь Готей-13, от Гнезда Личинок Второго до казарм Пятнадцатого Отряда на отшибе.

Вот только, в отличие от души, его новое тело никогда не чувствовало ни одного аромата из брошенной ему в лицо какофонии запахов.

Впереди горел караван.

Лениво, неохотно, будто из вежливости. Половина телег уничтожена до уровня обломков, разбросана во все стороны, оставлена вяло и безопасно дожидаться занесения песком или обугливания в редких огненных языках.

Малая часть из середины процессии уцелела почти полностью. Если считать повозки.

С людьми все оказалось с точностью наоборот: свешивались с бортов безвольные тела, алела свежая кровь на пыльном дереве и шершавых тентах, кричала парочка уцелевших ишаков.

Большая часть трупов людей разбросана в конце каравана, точно нападавшие спешили любой ценой уничтожить убегающих гражданских.

Авангард группы, наоборот, представлял собой месиво обломков и останков: именно передняя часть приняла первый удар, чтобы оказаться разбросанной по пустыне не то одним мощным взрывом, не то серией атак.

Окумура не знал, каким образом смог выжить он сам, вернее, его тело… Реципиент? Вопросы об этом, а также размышления о том, почему он не стал младенцем, раз уж переродился в новом мире, оставлены на будущее.

"Скорее всего, пацан пробрался в отставшую от авангарда повозку, вот его и задело на излете. Хотя, все равно странно: вокруг и над ним обломки, а на нем самом ни царапины…"

Он умудрился предаваться отстраненным размышлениям, пока его вместилище нещадно блевало: с болезненными спазмами, стоянием на коленях, едкими слезами, обожженной носоглоткой, скверным запахом…

Зато после исторжения из себя слизи и остатков пищи вонь сражения стала восприниматься легче, хотя тошнота все еще крепко сжимала нутро. Несчастный офицер мог только надеяться, что все эти неудобства отойдут на второй план во время боя.

К его облегчению, выживших рядом с ним не имелось. С ними пришлось бы возиться, терять драгоценное время, или оставить на смерть, как предписывал устав и здравый смысл.

Когда рядом идет драка, стоит сначала завершить ее, и лишь потом оказывать возможную помощь. Если на то есть желание. Синигами уничтожают угрозы. Поддержку населению должны оказывать светские власти соответствующих районов Города. Вплоть до эвакуации, лечения и другой возни.

Однако, каким бы рациональным не являлось решение отказать в помощи раненому человеку, он все равно бы ощутил небольшой стыд и легкое неудобство из-за такой ситуации. Разумеется, испытывать неловкость перед ничтожной душой за правильное выполнение устава - нелепо. Пусть даже такое выполнение могло стоить атакованным жителям жизни.

Тем не менее, некий странный, тоненький голосок внутри него все равно пищал про "неправильность", "защитить гражданских", "оставление в опасности" и еще несколько других столь же глупых или оскорбительных фраз.

Очередное наследие прошлой, теперь уже позапрошлой жизни, за которое он в своей глупости любил цепляться первые сорок или пятьдесят лет жизни в Сообществе Душ.

"Возможно, сейчас стоит попытаться вспомнить как можно больше особенностей того периода жизни. Раз уж я снова оказался заперт в смертном теле".

Тело, тем временем, в принудительном порядке привыкало к обстановке вокруг. Реацу тяжело, неохотно, едва ли не мучительно вытекало тонкой струйкой за пределы организма: омыло роговицу глаза для защиты от солнечных лучей, второй подошвой собралось под ногами в стандартной для синигами поступи, пленкой обволокла кожу для смягчения ударов и воздействия внешней среды.

"Шесть затухающих сигнатур, одна на пороге. Первые без вариантов, умрут быстрее, чем я завершу полную форму любого из Пути Возвращения (кайдо). Последний силен, его странная реацу сама пытается вылечить тело, но слишком значительные раны. Практически безнадежно.

Попытаюсь помочь, когда устраню прямую угрозу. Больше точно никто не выжил. Хорошо", - он удовлетворенно кивнул, после чего попытался максимально сокрыть свое давление реацу.

Минус одна драгоценная минута - и третий офицер устремляется кружным путем к полю боя.

Благо, просевшего контроля духовной силы хватало на передвижение без оставления следов или увязания в песке. Этого достаточно, а на нормальное сюнпо лучше поберечь силы.

Звуки боя (теперь вне всяких сомнений, судя по агрессивному окрасу чужих душ) раздавались достаточно далеко от уничтоженного каравана.

По всей видимости, защитники сразу попытались увести неизвестных подальше от основной людской массы. Если они и добились успеха, то уже другая волна нападавших свела на нет все их усилия, уничтожив каждого из тех, кого пытались спасти охранники.

"Гм. Не могу понять их уровень силы", - синигами нахмурился.

Он четко ощущал две стороны конфликта.

С одной сражалось три, нет, уже два человека. Причем оба имели очень развитые, очень материальные души, буквально гвоздями приколоченные к телу. Нонсенс! Чем сильнее душа, тем яростнее она старается сбросить оковы тела.

Те же Подчиняющие довольно легко могли переходить в бестелесную форму, как и шаманы северных народов. Только Зависимые и квинси плавили душу с телом в единое целое, но здесь и близко не пахло ни духовными вампирами, ни специфической реацу проклятых лучников.

Вторая сторона представлена тремя людьми. Та же мощная реацу, та же аномалия, что и с первыми двумя. Вот только осколки душ-минусов вокруг них совершенно не стремились атаковать троицу. Скорее наоборот: помогали уничтожать оставшуюся пару.

И у каждого из преступной тройки осколок-Пустой сидел непосредственно в теле. Как тот паразит-гусеница, которого сжег во внутреннем мире Аогари. Только его был в несколько раз сильнее местных.

Но итог один и тот же.

Пустые… Которые объединились с людьми.

Предатели!!!

Безымянный оазис, сожженные пальмы, истоптанная растительность, разбитая, уничтоженная земля, комья бесценной почвы, вывороченные наружу с древесными корнями, высохшая лужа вместо водоема по центру, огромные проплешины и окалины там, где духовные техники столкнулись с материальным миром.

При виде этой картины, этих ощущений идущей битвы синигами захватили воспоминания.

Боль, беспомощность, твердеющая на собственной плоти белая маска, лицо предателя перед ним, смех, разговоры про "полезность" дружбы с неприспособленным трудоголиком Окумурой, разделение подозрений, недоверие к нему остального отряда "спасателей".

"Нет ничего ужасного в том, чтобы ждать, когда тебя предадут. Весь ужас в том, когда предательства не ожидаешь", - этот голос, голос Айзена, с незнакомой прежде властностью бархатных ноток тирана слышался отчетливо, лучше, чем вживую.

Последние слова, услышанные им в Сейрейтей, прежде чем Аогари заставил своего мастера вывалиться в подвернувшуюся Гарганту.

Сцена архипредательства Айзена Соске стояла перед глазами, куда более реальная, чем пустынный пейзаж перед ним.

Разбросанные вещи, трупы, резкие крики верблюдов и ишаков, точь-в-точь вопли сгорающих заживо людей, постепенно становились фоном, пока на сетчатке глаза мелькали совершенно другие образы.

Красные глаза из-под маски капитана Кенсея, первого удачного экземпляра экспериментов пустофикации. Ворох одежды от предыдущих жертв, слабых офицеров и рядовых, громкий, невыносимо-девичий крик пацанки Хиёри в момент трансформации, слезы в уголках глаз Ядомару Лизы, которой он восхищался с самой Академии…

Синигами захрипел.

Вопль ярости пробивался сквозь барьер его горла, капилляры глаз лопались от душевной нагрузки, в ушах зашумело, красные капли человеческой крови поползли по мочкам, весенней капелью западали на плечо, другие - оставляли дорожки под его носом, проталкивали через испачканные губы резкий железистый привкус.

"Я не буду уважать твое стремление к смерти, когда оно настолько лицемерно", - голос Аогари зазвенел внутри железной цепью его прошлых привязанностей.

Окумура порвал свои оковы в Разделителе Миров.

"У тебя нет права на месть, когда она настолько неосуществима. Ты не преодолеваешь пределы, ты кричишь от радости за их непреодолимость"

Его радость слишком пахла агонией. Он так долго сдерживался, превратил контроль в смысл жизни. Почему бы не дать ему забыться хотя бы раз в этих двух жизнях…

"Если таков твой путь синигами, то я не стану помогать тебе расстаться со своим долгом. Умирай в одиночку, Окумура Сэки!"

"Стой! Ты ведь чувствуешь это, Пустые в телах, грязная реацу! Они такие же! Угроза равновесию, предатели собственной расы!"

"Тогда устрани угрозу, выполни свой долг. А не упивайся убийствами жалких подделок твоих настоящих врагов!"

Он понял.

Понимать не хотелось, юное человеческое тело хотело рвать и метать, хотело опрокинуть небо на земную твердь, объявить войну кому угодно, лишь бы добраться до предателей и убийц, до Айзена Соске…

Которого здесь нет, не могло быть.

Мелочное, несправедливое вымещение злости. Незрелое и детское ровно в той же степени, в какой незрелым и детским являлось его новое тело.

"Ты прав, Аогари".

Голос глухой от непролитой крови.

Гнев все еще душил его до прокушенных щек во рту, до лопнувших сосудов, до слабых, позорных, бессильных слез.

Презренная, человеческая, слишком человеческая реакция.

Он мог, нет, должен разобраться с этим после. Наметить план, успокоить или обратить свой гнев вовне, в нужное русло, в другие эмоции. Во что угодно менее беспомощное и позорное, чем жажда крови первых подвернувшихся преступников.

"Помоги, клинок мой".

Тепло его души, разнесенное по человеческим венам, ощущение наполненности и завершенности.

Целый мир внутри, где пел гимны войне и чести, сражениям, воле и неизбывному долгу его дзанпакто. Самый близкий в мире, единственный, кто сумел пересечь вместе с его душой границу между мирами, перерождение… или вселение - Окумура не мог сказать точно, что именно пережил.

Важно лишь то, что происходило сейчас.

Он отвлекся на считанные секунды, а его бег близился к завершению.

Черные фигуры с темными масками указывали путь своими мертвыми, занесенными песком и раздавленными взрывом телами.

Временами их разбавляли силуэты мужчин и женщин в странных, цветастых, сумбурных нарядах, смутно, больно, ностальгично знакомых по моде первой жизни.

Матовое дуло искореженного автомата в песочном сугробе довольно точно показало уровень технологического развития данного мира. Но откуда тогда здесь взялся примитивный караван с кибитками? Хотя… глухие дыры оставались и в Мире Живых… то есть, на его родной планете… Земле?

Пустыня как нельзя лучше подходила для всякой архаики.

"Повезло или нет? С одной стороны, в городе я мог серьезно повредиться рассудком, если бы очнулся посреди забитой людьми площади, с другой - вряд ли там оказалось бы столь же опасно, как здесь и сейчас…" - Окумура был рад слегка изменить направление мыслей, не дать зациклиться на предстоящем бое.

"Это миссия, всего лишь миссия", - твердил он себе, чтобы опять не соскользнуть в лишающий рассудка амок, - "Просто еще одно задание для Третьего Офицера Тринадцатого Отряда.

Как в последний раз, когда капитан Укитаке отправил меня вместе с Лизой на поиск Мугурумы Кенсея и его группы… Нет! Не думай об этом. Сфокусируйся на том, что видишь сейчас. Бой. Странные ауры. Убегающие преступники. Убегающие преступники?"

Сражение успело затихнуть, почти прекратиться за жалкую минуту его бега к цели.

Один из защитников каравана успел получить серьезное ранение и лежал не то без сознания, не то с полным истощением реацу, судя по мучительным колебаниям души. Второй, он же последний, все еще отбивался, но по состоянию здоровья не слишком отличался от своего соратника.

Впрочем, душа единственного подвижного защитника сияла куда сильнее любой другой на поле боя, к тому же, в ней имелось сразу два странных образования, похожих на недоразвитые звенья цепи души.

Один-в-один четвертый сегмент, сцепка между дзанпакто и синигами. За исключением того, что никаких духовных цепей у неизвестных воинов и в помине не было. Слишком сильно душа срослась с телом.

"А вот и убегающие преступники…"

Раненый юноша с натуральным скорпионьим хвостом и плотной, развитой аурой тренированного воина.

Рот пускал пузыри, глаза закатились, а развороченная грудь дергалась под небрежной перевязкой каждый раз, когда его приятель двигался.

Мелкий, пронырливый мужчина в маске-домино и рапирой на поясе нес своего соратника на плече без особых проблем, разве что ноги раненого союзника Пустых волочились по песку.

Они двигались быстро, слишком быстро для простых людей. Мощная аура души переливалась под безжалостным солнцем изумрудными отблесками.

В движениях отступающего врага не имелось особого мастерства, его хватало лишь на усиление отдельных групп мышц да сухожилий в ногах.

На шаг впереди общего укрепления тела рейрёку или подачи духовной энергии в ноги, без разбора конкретных мест, как у вечных рядовых бездарностей, но никакой выверенной виртуозности, чуткости сюнпо офицеров-Синигами или, хотя бы, тренированных солдат Второго Отряда.

Умелые любители, талантливые самоучки, уровень сильной банды Руконгая, не более.

Впереди бегущих врагов уже ждал какой-то транспорт. Разглядеть конкретное средство передвижения не представлялось возможным из-за дальности. Даже у усиленного зрения есть свои пределы.

После секундного колебания, Сэки все же решил отпустить этих предателей.

Да, раненый человек-скорпион определенно умрет, если не при первой же его атаке, то во время боя точно. Однако более здоровый член команды все еще имел нормальный уровень реацу и совершенно не будет церемониться.

А сам синигами далеко не в лучшей форме для боя с неизвестным, опасным, к тому же, покидающим поле боя врагом.

"Сперва нужно спасти пару оставшихся охранников. Так я смогу узнать, где я, что произошло, каким образом те люди сумели объединиться с явно неразумной стаей осколков низших Пустых".

Впрочем, ответ на свой вопрос он получил практически сразу, стоило только пройти оставшуюся сотню метров до поля боя и внимательно рассмотреть нападавших.

Пустыня Вакуо

Айзен Соске

Айзен Соске

Пустофикация