Особые места

Валентина Сенчукова

ОСОБЫЕ МЕСТА

1

Косте надоело ждать. Прошло несколько часов, а на дороге так и не появилось ни одной машины. Зря он вглядывался вдаль до рези в глазах. Места здесь были глухие, безлюдные. Гляди-не гляди, а на горизонте простирались только давно невозделанные поля с высокой, пожухлой октябрём травой. Поля и лес, густой хвойный, с рыжими проплешинами осин и берёз. Пыльная дорога вела в бесконечное ничто. И ни одного домишки, ни одного намёка, что где-то здесь живут люди.

Некому помочь ему.

И зачем он свернул на эту дорогу? Видимо, сам чёрт дёрнул. Сейчас и вспомнить сложно было. Но вскоре, через минут сорок, когда ровный асфальт сменился грунтовкой, Костя пожалел. Трясясь на ухабах и яминах, он ругался на самого себя, на свою неосторожность, опрометчивость. А когда автомобиль заглох, и вовсе он проклял всё на свете.

Мобильная сеть не ловила, даже до экстренных служб было не дозвониться. Стоило только нажать на вызов, как в ответ звучала тишина. Ремонт ни к чему не привёл. Да, и автослесарь из него был так себе. Оставалось только надеяться, что кто-то остановится и поможет ему.

Но, увы.

Оказалось, что по этой дороге давным-давно никто не ездит или же ездит крайне редко. Костя ходил кругом, бубнил себе под нос ругательства. Потом уставал и глядел в одну точку до тех пор, пока всё вокруг не начинало рябить, искажая картинку.

Неужели, он уже сходил с ума... нужно было что-то делать… куда идти…

Он стоял у автомобиля, не зная в какую сторону двинуть. Но вскоре взгляд выцепил вдалеке старую деревянную табличку. Костя пожал плечами. И как он раньше не заметил её? Он покидал в рюкзак кое-какие вещи и двинулся в путь. Шагал вдоль дороги, часто оглядывался назад. Автомобиль становился всё меньше и превратился в маленькую серебристую точку, когда Костя добрался до указателя.

— Особые места, — прочёл он вслух. Название будто знакомое, но как бы Костя не напрягал память, ничего вспомнить не смог.

Буквы, старательно выведенные когда-то красной краской, выцвели до бледно-розового. Табличка указывала на просёлочную дорогу, уводящую в лес.

Костя засомневался. Стоит ли идти туда? Мало ли какая живность водится в этих местах. Особых местах… не хотелось бы ему встретиться с медведем или ещё с каким-нибудь зверем.

Но глубокие колеи убедили его, что рискнуть всё-таки стоит. Может, в «Особых местах» ещё есть люди. Живут себе особнячком, вдали от цивилизации, ведут хозяйство. И они обязательно помогут ему. А как не помочь человеку в беду попавшему?

Но чем дальше заходил в лес, тем больше ему становилось не по себе. Шуршали под ногами опавшие листья. Шумел ветер в кронах деревьев. И всё. Больше ни единого звука. Ни птички, ни зверушки, ни тем более голосов людей. А ведь совсем рядом должна быть деревня со странным названием «Особые места». Уж, не в Берендееву чащу ведёт ли его дорога, которая всё уже и уже становится?

Надвигались с обеих сторон деревья, цеплялись за одежду их ветви. Того гляди, в густой лес забредёт Костя, туда, откуда выхода нет.

И что тогда?

Он вздрогнул. Похолодело всё внутри от страха. Остановился, не зная, что и делать. Назад повернуть или всё же вперёд идти? Но нет у него выбора. Вперёд надо. Иначе что? Стоять и ждать, когда появится кто на дороге? А если не появится? Что тогда? Назад идти к трассе? Сколько это времени займёт, да и дойдёт ли он?

«Посмотрю, если нет никого, то обратно поверну, переночую и на трассу двинусь с утра…» — решил Костя. Поуспокоился. Полегче на душе стало. Автомобиль оставлять было жаль. Но что делать… Выйдет на трассу, а там кто-нибудь да остановится.

«Все проблемы решаемы…» — вспомнились слова матери.

Через полчаса, а то и меньше, расступились резко деревья, вывела тропа к деревне. Костя остолбенел. Десятка три домов чернели пустотой и забвением. Покосившиеся рейки заборов, заколоченные окна и двери. Не жил здесь никто давным-давно. Обезлюдела деревня. Никого здесь не осталось. Но любопытство Костю всё же вперёд повело, прогуляться, осмотреться.

Смотреть особо не на что было. Амбары, сараи, хлева — всё дышало запустением. Вдали, на окраине деревни, темнела старая церковь с погостом. И неужели, есть там кто-то? Костя сощурился. Ан, нет. Показалось. Тени это от крестов чёрных. Костя хотел до церкви дойти, но не успел и шагу сделать.

— Кто будешь? — раздался за спиной голос.

Костя вздрогнул, обернулся. Никак не ожидал он, что встретит здесь живого человека. Стоял перед ним старик небольшого роста, метра полтора никак не выше. Густая, седая борода почти до пояса тянулась, из-под кустистых бровей поблёскивали сердито голубые глаза, неожиданно яркие, васильковые и будто бы знакомые, словно видел у кого-то Костя уже такие глаза. Одет старик был в широкую, серую рубаху, подпоясанную синим кушаком. Портки коричневые, на ногах калоши, на голове соломенная шляпа. Он словно вынырнул из старой, советской сказки, что показывали когда-то давно по утрам, в детстве. Ни дать, ни взять — старичок-лесовичок. И как только бесшумно подкрался сзади?

Костя сглотнул слюну и запоздало представился:

— Константин, Костя…

— Ну, здравствуй, Костя. И как тебя занесло сюда?

— Машина у меня сломалась, не заводится. Пробовал починить, но не получается. А на дороге, как на зло ни одной машины.

— Ещё бы. Места, знаешь, какие здесь?

— Какие?

— Особые.

Старичок многозначительно замолк. Вздохнул и продолжил:

— Особые места здесь. Безлюдные. Странно, что ты забрёл сюда… но видимо неспроста.

— Так я ж говорил… свернул с трассы, сломался.

— А ехал куда…

Костя задумался.

— Ладно, не ломай голову, всё равно не вспомнить тебе сейчас, — старик рукой махнул. Видимо хотел о чём-то ещё спросить, да передумал.

— Мне бы мастера или позвонить.

Старичок рассмеялся над словами Кости. Громко, до слёз. Потом утёр глаза и щёки рукавом и, резко посерьёзнев, сказал:

— Нет здесь людей живых, Костя. Один я… — старичок задумался, сощурился, разглядывая его, — но так и быть помогу я тебе, если смогу конечно…

— Спасибо.

— Но это, парень, с утра, как рассветёт. А сейчас, видишь, смеркается уже. Негоже в темноте по Особым местам шляться, в избу пойдём. Переночуешь у меня.

Костя по сторонам огляделся и, правда, наползали на деревню ранние, осенние сумерки. Тускнело всё вокруг, меркло. По спине дрожь прошлась. Холодало. Тёплый, октябрьский денёк сменялся стылым вечером.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарил Костя, хотел имя спросить, но старичок, словно прочитав мысли, опередил.

— Палычем зови меня.

— Хорошо, — кивнул Костя.

Палыч бодро пошагал вперёд. Так, что Костя за ним еле поспевал. И кто мог подумать, что с виду древний старичок таким шустрым окажется.

Дом Палыча стоял на окраине деревни, откуда рукой было подать до церкви. Бревенчатый, добротный с виду дом. Забор крепкий, парники, банька ухоженные — всё, как у хорошего хозяина. Из большой будки во дворе торчала крупная серая морда собаки. Едва за калитку зашли, как пёс выскочил навстречу, ощетинился, зарычал. Опасно натянулась тяжёлая цепь, того гляди, лопнет.

Костя остолбенел, увидев жёлтые волчьи глаза, серую шерсть, огромные клыки.

— Фу, Серый, не видишь, что ль, гость это наш, — осадил зверя Палыч.

То ли пёс, то ли волк послушался, тут же улёгся обратно на прежнее место, положил серую морду на лапы. Но глаза всё равно неотрывно за Костей следили.

— Волк?

— Нет, что ты, Костя. Похож только. Когда-то давно щенком его подобрал на дороге, тощим, полуживым, выходил, вот теперь служит мне, — пояснил Палыч, — ну, пойдём в дом. Не бойся Серого, не тронет он тебя. Он вообще добрый, не обижает никого зазря…

Костя натянуто улыбнулся и поспешил за стариком. Серый проводил его подозрительным взглядом. В подступающей темноте зловеще блеснули его жёлтые глаза.

«Странный всё же пёс…» — подумал Костя.

Внутри дом оказался довольно уютным. Занавесочки в цветочек на окнах, на стенах ковры советские с оленями, дорожки полосатые на полах, печь на кухне беленькая, часы старинные с кукушкой, лавки, стулья, лампа керосиновая. Чистенько. Опрятно. По-деревенски просто, хорошо и по-домашнему. Почти, как у бабушки с дедом, у которых Костя часто проводил каникулы.

Палыч кивнул ему, чтобы присаживался за стол.

У Кости от сердца отлегло. Он присел на лавочку на кухне, вытянул с удовольствием уставшие ноги. Старик захлопотал по хозяйству. Через некоторое время на столе появились угощения: картошечка, солёные огурчики, грибочки, графин с самогонкой.

— Налетай, — скомандовал хозяин.

Костя и «налетел», так, что за ушами затрещало. Палыч с улыбкой поглядывал на него и говорил-говорил. Костя слушал его вполуха. От сытного ужина он совсем разомлел и речи старика звучали убаюкивающе. Тот рассказывал что-то про домовых и леших, русалок и водяных, упырей и оборотней.

«Сказочник…» — подумал Костя. Глотку зевота драла, глаза слипались. А после пары стопок самогонки он и вовсе заклевал носом, как не старался бодрствовать. Всё-таки взяла своё усталость.

— Э, парень, что-то ты совсем раскис, на боковую тебе пора, — заметил Палыч.

Костя встал. Пошатнуло, но на ногах удержался. Он кинул взгляд на наручные часы: встали, как за полдень перевалило, так и встали. Ухмыльнулся, а Настя, невеста, говорила, что часы долго служить будут. Как бы не так. Полгода и хана им. Надо потом сказать ей. Надо только домой вернуться. Ах, да, ещё с Настей помириться надо, перед поездкой они не слабо так поцапались. Попытался вспомнить подробности ссоры, но не вышло. Что-то совсем всё в голове перемешалось. Мысленно рукой махнул Костя, мол, потом подумает, как помириться, к тому же, может, они уже помирились… или вовсе не ругались? Что-то он запутался совсем.

— Места здесь особые, вот тебя и разморило. Ничего, крепко спать будешь, не услышишь… как зовёт она тебя… — говорил Палыч. Голос его звучал будто издалека.

И что не услышит, кто позовёт? Костя хотел спросить, но так и не успел. Рухнул лицом вниз на кровать. Пахло свежими простынями, лесными, терпкими травами и чем-то родным, из детства. Уснул Костя сладко-сладко, как спал только, когда был совсем мальчишкой.

***

Проснулся он глубокой ночью. Тревожно, не по себе было. В темноту вгляделся, выискивая электронные часы с зелёными светящимися цифрами, что стояли в спальне на комоде. Но не нашёл. Да, и откуда взяться часам? В заброшенной деревне он, на ночлеге у гостеприимного старика-сказочника.

Из соседней комнаты доносилось размеренное дыхание Палыча. Шумел за окном ветер. Старый дом был наполнен ночными звуками: шорохами, скрипами, шелестами.

«Костя…Костенька…» — вдруг позвал кто-то по имени.

Голос ласковый, девичий, похожий на голос Насти. Но только не её это голос. Или всё же её?

Костя сел в постели, спустил ноги на пол. Помотал головой. Прислушался. Ничего. Должно быть показалось ему.

Хотел уже обратно улечься, но увидел за окном свечение тусклое. Кольнула сердце тревога, и до того тошно стало, что хоть волком вой.

«Костя… Костенька…» — опять позвали его по имени.

Он к окну подкрался, как вор, глянул, и дыхание перехватило. Во дворе, в тёмной, октябрьской ночи кружилась в танце Настя. Огненным вихрем взметались её кудри, зелёные глазища сверкали в темноте. И до чего ж она прекрасна была, как никогда в жизни. У Кости аж дух перехватило от восхищения. Не понимая, что творит, он окно открыл и вылез наружу.

Опалила холодом октябрьская ночь, пробежалась дрожью по спине. Но Костя внимания не обратил на эти мелочи. Замер на месте, не зная, что и делать. Сама Настя его заметила, остановилась, застенчиво поглядывая. Можно было руку протянуть и дотронуться. Но Костя не посмел, боясь спугнуть.

А Настя пальчиком поманила и попятилась к калитке. Мол, если хочешь, иди за мной. Что делать оставалось? Пошёл. Медленно, правда, маленькими шажочками.

«Смелее, Костя, смелее…» — подбадривала она, не раскрывая рта. В голове звучал её звонкий голос. Нужно было включать здравый смысл, да бежать, как можно дальше. Но Костя, как зачарованный, шёл за ней. А, может, и вправду напустили на него морок колдовской. Всё может быть.

— Куда ж ты, дурень! — вдруг рявкнул кто-то за спиной. Чьи-то сильные руки схватили за плечи, оттянули назад, подальше от Насти. Пахнуло одуряюще псиной.

Звякнула цепь. Костя рванулся из цепких объятий. Но не тут-то было. Впились в плечи острые ногти.

— Целее будешь, дурень, — прорычал кто-то на ухо.

— Так Настя ж это! — Костя не отрывал взгляда от её святящегося силуэта. Вложил всю силу, лягнул что есть мочи ногой удерживающего. Угодил в мохнатый живот.

Раздался сдавленный стон. Некто ослабил хватку. Костя, воспользовавшись моментом, вырвался и быстрей к калитке. Не стал он смотреть кто удерживал его. Припустил бегом. Взвыл кто-то волком позади. Но Костя оборачиваться не стал. Вязли ноги в жирной, размоченной дождём земле. Ветер влажно дышал в лицо. Но это всё не важно было. Только бы успеть, только бы догнать Настю, схватить за узкие плечи, развернуть лицом к себе и спросить какого хрена происходит.

Костя спотыкался, падал. Но упрямо поднимался и бежал за ней. А она будто бы дразнила его: то останавливалась и будто ждала, но стоило ему приблизиться, опять убегала. Если бы не тусклый свет, исходящий от неё, да полная луна, вылезшая на небо, давно бы заблудился в ночи, сгинул бы в осенней мгле.

Только оказавшись на кладбище, среди крестов могильных, Костя остановился. Замер на месте, огляделся по сторонам. Вмиг дурно стало. Мёртвая, кладбищенская тишина, не единого звука в ней, кроме стука его сердца в груди.

— Настя… — позвал тихонько. Голос дрогнул, сорвался на сиплый шёпот.

«Кто будешь? Почему не спишь?»

Костя оглянулся. На кресте ближайшей могилы сидел большой ворон. Блестели жёлтыми огнями его глаза, переливались в свете луны лоснящиеся, чёрные перья.

— К-Костя…

«Дурень… лежать надо… лежать… » — каркнул ворон и взмыл в небо, обдав волной ледяного воздуха.

Костя ком в горле сглотнул. Голова кругом шла. Всё происходящее казалось дурным сном. Вот только почему никак не просыпается он?

— Я сплю… я сплю… — твердил себе снова и снова. Но проснуться никак не получалось.

«Костя…» — прошептал кто-то совсем рядом голосом Насти.

Костя резко обернулся. Одного взгляда хватило понять, что перед ним вовсе не она. У Насти просто не могло быть такого взгляда. Светло-голубые, что льдинки глаза девушки светились тусклым светом, от чего по хребту прошлась дрожь. Кудри вовсе не были огненно-рыжими, какими показались вначале, а струились по плечам белой платиной. Просторная рубаха, почти до середины голени, не скрывала фигуры, а скорее подчёркивала ладное девичье тело. Девица была куда краше Насти. Невольно Костя засмотрелся, растёкся блаженной, придурковатой улыбкой.

«Что ж ты стоишь истуканом? Иди ко мне, Костя…» — улыбнулась она и, не дождавшись, сама прильнула к нему, скользнула холодными губами по его губам, прикусила мочку уха, скользнула ниже к шее.

Костя инстинктивно обнял девицу, уткнулся носом в волосы. Пахли они озёрной тиной. Но запах не был отталкивающим. Скорее, пьянящим. Голова кругом пошла. Руки блуждали по гибкому, упругому, холодному телу. Ещё немного и повалил бы её на ближайший холмик.

Резкая боль в шее нисколько не смутила, не заставила отпрянуть от неё. Сосущие звуки не насторожили. Наоборот, ему хотелось, чтобы сладкая, болезненная истома длилась, как можно дольше. Ещё сильнее прижался к ней Костя. И всё равно, что холодели пальцы рук и ног, мутнело перед глазами. Отпустить от себя девицу он не мог.

Но некто с силой рванул его на себя, заставил оторваться от неё. Раздался её недовольный возглас. Следом чьё-то угрожающее рычание, окрик Палыча. Костя почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. По шее потекла горячая струя крови. Перед глазами мутнело. Перед тем, как ухнуть в черноту, Костя увидел, как десятки тёмных силуэтов обступают его.

«Ещё один… ещё один…» — зашептали голоса.

— Прочь пошли! Не к вам он приехал!!! — гаркнул кто-то и отступили силуэты.

2

Костя пришёл в себя от того, что замёрз. С трудом разлепил тяжёлые, будто смазанные сладкой негой веки. Светило в небе тусклое, негреющее, октябрьское солнце. Ветер шуршал оставшейся листвой на деревьях. В стылом воздухе чувствовались запахи дыма, будто где-то рядом топили баню.

— Очухался, наконец-то… — услышал Костя насмешливый, звонкий голос и сел.

В паре метров не сводил с него прищуренных жёлтых глаз волчонок — серая шерсть на загривке дыбом встала, лапы с изогнутыми когтями скребли жирную землю — того гляди, нападёт. Рядом с волчонком стоял мальчик лет тринадцати-четырнадцати. Он гладил зверёныша по мохнатой голове.

— Очухался, Костя? Ох… и влип ты… — сказал мальчик, прищурив ярко-голубые, васильковые глаза. Знакомые глаза.

«Не может быть…» — пронеслась в голове догадка.

— Палыч? — недоверчиво переспросил Костя, вглядываясь в лицо мальчика.

Тот ухмыльнулся:

— Догадливый ты. Только я пока не Пал Палыч, а просто Пашка, правнук Петровича, колдуна местного…

— Как возможно такое… как…

Палыч промолчал, вмиг посерьёзнев.

Костя на ноги поднялся. Мутило. От дневного света глаза резало. Во рту всё пересохло, язык еле ворочался и стал шершавым и распухшим. Шея болела. Костя прикоснулся к влажной, липкой ранке. Сморщился от боли. Воспоминания накатили, как девица кровь из него высасывала. От этого совсем тошно стало. Это ж надо таким дурнем быть. Но ничего не поделаешь, что случилось, то случилось.

— Если бы мы с Серым не подоспели вовремя, то совсем плохи твои дела были, бродить тебе нежитью проклятой, — утешил, как мог его Палыч.

Костя доковылял до скамейки, сел, а точнее рухнул. Огляделся. Он был во дворе Палыча. Только всё иначе, по-другому выглядело. Дом не такой, деревья будто бы ниже, качель самодельная откуда-то взялась. И шумно в деревне. Людские голоса доносятся отовсюду: детские, женские, мужские. Собаки лают, коровы мычат, птицы щебечут. Живая деревня, не заброшенная, какой он её накануне видел. Изменились «Особые места» кардинально, будто помолодели на несколько десятилетий. Но как такое возможно? Чудеса, да и только.

— Помнишь, что я тебе сказал? — Палыч присел рядом и, не дождавшись ответа, продолжил, — места здесь не такие как везде, а особые. Ну, теперь-то ты это и сам понял. Зря ты за ней пошёл…

Костя плечами пожал. Разве ж он мог объяснить, что на него нашло? Хотя нет, мог, ещё как мог…

— На Настю, невесту мою, похожа она была… я ведь за ней пошёл… люблю её… — пробормотал он, сам же сомневаясь в своих воспоминаниях. Попытался вспомнить лицо Насти, но не смог. Но лицо девицы отчётливо перед глазами стояло, в особенности родинка на переносице. Но у Насти тоже родинка была…

— Любишь говоришь?

Костя кивнул, чувствуя, как глотке всё пересохло. Очень хотелось пить, так будто бы он был с великого похмелья. Он хотел попросить Палыча, но язык совсем не ворочался.

— Жажда мучает? — догадался тот.

— Угу.

— Сейчас, погодь, принесу тебе напиться.

Палыч соскочил с места и с мальчишечью прытью скрылся в доме, оставив Костю в обществе Серого. Волчонок же сверлил взглядом, тихонько порыкивал. Тоже, наверно, ругал его на своём, на волчьем. Костя вздохнул, что ж есть за что…

Солнце то скрывалось за тучами, то вновь проглядывало. Но всё равно, всё вокруг было сумрачное, ненастоящее, будто подёрнутое еле заметной дымкой тумана. Казалось, что стоит моргнуть разок-другой, и исчезнет всё, растворится, как сон, когда проснёшься.

Ветер свистел. Голоса людские теперь звучали по-другому, вроде и рядом, а в то же время и далеко.

От всего это затрещала голова.

Костя помассировал виски. И на кой чёрт сунулся он в «Особые места», ковылял бы к трассе. Глядишь, давно бы уже дома был. А автомобиль? Хрен с ним, своя шкура дороже.

— На вот, выпей, полегчает… — словно из ниоткуда появился Палыч и сунул ему под нос гранёный стакан с каким-то красным пойлом.

Костя и выпил, залпом, запоздало отмечая, что пойло имеет странный, металлический привкус.

— Что это? — спросил он у Палыча, утирая губы ладонью. На пальцах остались тёмно-бурые разводы.

— Бычья кровь…

Костю передёрнуло.

— Ой, да не морщись ты! Чистоплюй. Ведь легче ж стало, да?

Костя кивнул. Ведь и, правда, гораздо легче. Сухость в горле ушла, в голове прояснилось. И кто бы мог подумать, что бычья кровь такими целебными свойствами обладает. Костя даже поймал себя на мысли, что не против ещё стаканчик кровушки бахнуть. Да, что уж говорить, и от пары не отказался бы.

— Так вот, слушай меня, Костя, — начал Палыч, — девицу ту найти тебе нужно, как можно скорей. Вот кровь из носу, но надо… Иначе…

— Иначе что? — перебил Костя. При мысли о клыкастой девице, ему дурно стало. Всю влюблённость, как ветром сдуло. Уж очень сильно саднила рана на шее.

— То, — мрачно отрезал Палыч, помолчал немного и продолжил, — здесь она где-то, я не узнал её, да и меняются они после, но она точно их здешних, из деревенских. Может, пока и живая бродит. Но ты узнать-то её должен…наверно… если совсем ещё… эх… объяснять долго…

— Живая? А та, что в гробу лежит?

— Вот то-то и оно, что не лежится ей спокойно, как всем примерным покойникам… А здесь она, может, ещё живая, тёплая... — увидев сомнения на лице Кости, напомнил, — неужто не заметил ночью, что ледышка она. Нежить. Когда-то девкой была, но сгинула дурной смертью вот потому такой и стала… Так вот смотри, Костя, найти тебе её нужно, здесь, в этом времени, куда нас закинуло.

— Найду и что?

— Попросишь освободить тебя.

Костя усмехнулся:

— А если не найду её? Или не согласится она?

— То быть тебе нежитью, Костя… Но всё по порядку. Когда-то «Особые места» вовсе не были особыми, здесь жили обычные люди…

Палыч запустил пальцы в шерсть Серого и начал рассказывать историю про деревню.

***

С каждым словом Палыча Костя чувствовал, что всё больше сходит с ума. Ведь то, что он говорил просто не могло происходить по-настоящему. Древнее божество, которому начали поклоняться жители; упыри; оборотни; мертвяки; навки. Всё это не укладывалось в голове и казалось просто дурной сказкой, рассказанной спятившим от одиночества стариком. Вот только Палыч от чего-то теперь стал мальчишкой, девица-покойница выманила его, Костю, из дома, а деревня таинственным образом ожила.

«Рехнуться можно…»

Быть может, он, действительно, спит, и всё это ему просто грезится? Но нет, всё взаправду. И надо было выбираться из этой передряги. Во чтобы то не стало…

Костя тяжело вздохнул.

— Не вздыхай, что-нибудь, да придумаем, — сказал Палыч, — пойдём в дом, с прадедом познакомлю.

Костя поднялся с места. Усталость, как рукой сняло. Во всём теле лёгкость, какой прежде он никогда не чувствовал…

Прадед Палыча оказался древним стариком, похожим на обтянутый кожей скелет. Он смирно лежал в кровати и если бы не глаза, то можно было подумать, что дед представился. Но глаза, васильковые и яркие, как у внука, блестели.

— Вот это тот, о котором я тебе рассказывал, — толкнул вперёд Палыч Костю.

— Аааа, дурень… — отозвался дед и рассмеялся стариковским, кашляющим смехом. Отсмеявшись, утёр выступившие на глазах слёзы и продолжил, — не обижайся, парень. Просто только незнающий дурень за нежитью на кладбище рванёт. Ну, да ладно, поможем тебе. Оберег дадим. Пашка, достань из шкафа.

Палыч проворно порылся в шкафу и через некоторое время выудил оттуда верёвочку с чёрным камнем, подал Косте.

— Повесь на шею, — велел дед, — покуда по деревне ходишь, за своего сойдёшь днём. Не заподозрят ничего. Как девицу нужную увидишь, почувствуешь жжение от камня. Спрячь только за рубахой, чтобы никто не видел. А дальше? Дальше удачи тебе, Костя.

Дед прикрыл глаза и уснул.

— Он всегда так, скажет главное, и опять спит, сил набирается. Давно уж помереть он должен, но пока вот живёт, — пояснил Палыч, — ну всё, иди, Костя, за калитку. Есть время ещё до сумерек. За полдень только перевалило.

— А ты, Палыч?

— А я здесь останусь, сон дедов стеречь. Один ты должен девицу сыскать. Всё, иди…не теряй время зря… — махнул рукой Палыч.

Костя потоптался немного на месте и пошёл. А что оставалось? Не стоять же истуканом. Итак, дурнем прозвали…

За калитку вышел и побрёл по деревне, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Шуршали опавшие листья под ногами, ветерок трепал волосы, солнечные лучи лениво пригревали. Ни дать, ни взять погожий осенний денёк. Распогодилось после полудня. Благодать, если бы не обстоятельства.

Жители же кивали в знак приветствия, скользили равнодушным взглядом по его лицу, но никоим образом не показывали своего подозрения, что он чужой. Для них он будто бы был одним из своих. Наверно, действовал оберег. Но Косте всё равно было боязно. А вдруг заподозрят чего и накинутся на него, раздерут в клочья незваного чужака или принесут в жертву богу, о котором рассказывал Палыч?

Оберег холодной ледышкой бил по груди. Не встретил Костя пока девицы нужной, той, что вернуть всё на круги своя может. Видимо, не судьба пока.

Незаметно он добрался до озера, присел на корточки у самой кромки воды. В зеркальной глади, чуть подёрнутой волной, увидел своё отражение. И вроде он, всё такой же, что был вчера и позавчера, и в тоже время нет. Не он будто бы, а только тень его, которая вот-вот исчезнет. Прикоснулся Костя к воде — студёная, аж пальцы сводит. Отражение расплылось волнами. Он бухнул кулаком, брызги тут же в рожу полетели.

Хихикнул кто-то за спиной. Костя аж вздрогнул и едва в воду не свалился от неожиданности. Медленно поднялся на ноги, обернулся и встретился взглядом с лучистыми голубыми глазами.

Оберег обжёг грудь калёным железом, что Костя едва сдержал крик.

— Ты? — недоверчиво прошептал он, вглядываясь в лицо девушки.

Она удивлённо приподняла брови и застенчиво улыбнулась. Что ж, он прекрасно её понимал. Мало того, он сам не был до конца уверен, что перед ним девица с кладбища. При дневном свете, в этом месте и времени, она выглядела совсем иначе. Волосы её золотистыми волнами спускались по плечам. Глаза сияли тёплым, мягким светом. Ничего общего с нежитью, что увела его за собой. Только родимое пятно на переносице.

Сердце резануло. Как ни крути, она это. Только живая ещё. Не коснулась её смерть. Пока не коснулась. Недаром же Палыч сказал, что после смерти меняются они.

— Не из наших ты, не из деревенских, — вдруг сказала девица, тем самым выводя его из транса. Застенчивая улыбка слетела с её губ. В глазах проскользнуло беспокойство.

Он лихорадочно обдумывал, как ему поступить. Вывалить всё как есть? Рассказать без утайки? Тем самым он перепугает её до смерти, или она сочтёт его сумасшедшим. Но медлить было нельзя.

— Никак проклятье снять хочешь? — хитро прищурилась она, и на миг проявилась та самая девица с кладбища. Мелькнула и тут же пропала.

***

Костя сглотнул горький ком, ставший в горле. Вмиг не по себе стало. Даже дрожь по телу пробежалась. Внутри всё похолодело от суеверного страха. Огляделся он по сторонам. Никого. Ни одной живой души. Только он и девица у озера.

Позади темнели маленькими, чёрными точками домишки. Слишком нереальными, слишком размытыми. Не слышно было больше людских голосов, лая собак, мычания коров, лишь ветер шуршал опавшей листвой. На другой стороне озера темнел лес, подёрнутый мутной дымкой тумана. Небо стянуло тёмными, лиловыми тучами, грозящими с минуты на минуту разразиться дождём.

— Приходи ночью, если не боишься, — сказала девица и ткнула рукой в лодчонку на берегу, — на ту сторону переправишься, я тебя ждать буду.

Костя поскреб рану на шее. Та зудела со страшной силой.

— Избавишь меня от этой напасти? — спросил он.

— Избавлю…

— А как зовут тебя?

— Ни к чему тебе имя моё знать, потом и сам догадаешься, — ответила она и шагнула в воду.

Изумлённый Костя смотрел, как она заходит в озеро. Всё глубже и глубже. Он смотрел, как заворожённый, не в силах и с места сдвинуться. И только когда вода сомкнулась над её головой, почувствовал, как растекается внутри пустота, и кинулся спасать. Не успел. Долго медлил. Нырял, пока совсем не замёрз. И только потом выполз на берег. Уставший и опустошённый.

«Не стоит… слишком поздно, Костя…» — прошелестело озеро, накатывая на берег мелкими волнами.

Костя с трудом поднялся на ноги и, дрожа от холода, побрёл в деревню. Стемнело. Буря гнула деревья. Дома чернели. Позабытые. Сгнившие. Нет живых людей.

Понадобилось время, чтобы добраться до дома Палыча. Со всех сторон мерещились тени, слышался шёпот. Костя еле переставлял ноги, чуть живой от переохлаждения и страха. Рана на шее пульсировала.

Не облаял его Серый, даже морды не высунул из будки. На крыльце тут же показался Палыч:

— Ну что избавила тебя от проклятья девка?

Он вновь был таким же, каким встретил его впервые Костя — стариком без определённого возраста, которому можно было дать, как шестьдесят, так и сто.

— Нет…

— На свидание зовёт?

— Ночью… говорит приходи, избавлю от проклятия.

— Выбор невелик у тебя, придётся идти… Любишь невесту ведь? Считай, ради неё идешь…

Костя вздохнул. Как не пытался он вспомнить что-то из прошлой жизни, не получалось. Исчезли воспоминания из головы. Не мог вспомнить ни родителей, ни лицо невесты, ни где дом его, ни чем жил прежде и дышал. Всё осталось по ту сторону. В Особых местах не было места прошлому.

— Ничего, оклемаешься, очистишься, всё сначала начнёшь, — сказал Палыч и натянуто улыбнулся, — то, что ты с озера вернулся в своё время, уже хорошо, значит, сомневается девка. Всё идём в дом…

Костя еле доплёлся до кровати…

3

Костя подскочил в постели. И в какой миг он уснуть умудрился? Ведь бодрствовал, старался глаз не смыкать. Но нет же, вырубило. Уснул всё же. В окно глянул. Темно. Хоть глаз выколи. И тихо. Ничего не слышно. Ни ветра. Ни скрипов и шорохов старого дома. Даже сопения Палыча и то не слышно.

А ещё холодно в доме, будто давно печь не топили. Руки-ноги аж окоченели все.

Костя быстро оделся. Посидел немного на краешке кровати на дорожку. Так когда-то в детстве учила его бабушка.

— Ну, с Богом… — прошептал и встал.

Выходил он крадучись, как вор, чтобы не разбудить ненароком Палыча. Но всё равно казалось, что слишком громко раздавались его шаги.

Во дворе темень густая. Костя замер, не зная в какую сторону двигать. Хорошо вспомнил, что в кармане маленький фонарик есть, подарок невесты на день рождения. Кажется, воспоминания потихоньку возвращаться стали. Повеселело на душе от этого, чуть светлей стало.

Чуть рассеял крошечный свет темноту. Но всё равно комфортнее стало, и чуть уверенней.

— Туда значит, — сказал сам себе Костя и к калитке двинулся, — церковь обойти, а там и озеро.

Через кладбище не пошёл, по тропе двинулся, по которой днём ходил. От тишины, абсолютной, в которой не было ни единого звука, замерло и сердце в груди, не слышно было биения его, будто бы не было больше у Кости солнца. Казалось, что вот-вот из темноты вынырнет некто и схватит его, вопьётся клыками в шею и поминай, как звали. Если ещё поминать кто будет. Ведь не найдут его никогда, если только Палыч не свезёт в Городок тело. А может, и не будет заморачиваться, схоронит с деревенскими. Если ещё найдёт и от трупа что останется.

— Ну, почему ты такой трус, Костя? — вслух сказал и сам же вздрогнул, услышав свой голос. Чужим он казался, искажённым. А может, в этом месте всё другим становится и голос тоже?

Жутко стало, но поворачивать назад уже не имело смысла.

Вскоре Костя добрался до озера. Понадобилось немного времени, чтобы найти на берегу лодку, спихнуть на воду.

Он грёб и всматривался в темноту. И в какой-то миг показалось ему, что на той стороне берега полыхало пламя костра. Сощурился. И правда огонь горел! Значит, ждала его девица, не обманула. Даже костёр развела, дабы не потерялся он в ночи. Значит, есть ещё шанс. Маленький, но всё же.

Костя усиленно заработал вёслами, а берег будто бы всё дальше отдалялся. Странно, при дневном свете озеро небольшим казалось. Но видать всё ночью в «Особых местах» менялось.

Совсем рядом заплескалась рыба. Мелькнул в тёмных водах широкий хвост, обдал брызгами лодку. Вздрогнул Костя. Крупная рыба водилась в этих местах. А может, и не рыба вовсе.

И тут хихикнул кто-то, будто подтверждая его догадки. Показались на поверхности десятки рук. Бледных, тонких. Заскребли они края лодки.

Костя сосчитал до десяти, перекрестился и дальше поплыл. Только вёсла по воде плюхали, заглушая все остальные звуки. Отстали навки. Интерес потеряли, либо же напугало их крестное знамя.

Когда лодка уткнулась носом в землю, он выдохнул. Ведь ему уже начало казаться, что он вечно будет переплывать это озеро на потеху навкам или русалкам, леший разберёт кто в этих водах обитает.

Костя спрыгнул, вытянул на берег лодку, прибил колышком к земле. Огляделся. В нескольких метрах полыхал в темноте осенней ночи яркий костёр. Кружились вокруг него силуэты человеческие в белых одеяниях. Лиц Костя разглядеть не мог. Слишком уж быстро они порхали вокруг костра, в точности мотыльки белые, слетевшиеся на огонь. Завораживало это зрелище и в тоже время пугало. Костя стоял на месте, боясь и шага вперёд сделать, дабы не выдать своё присутствие. Даже взгляд на озеро кинул. Может, уйти пока не поздно?

Вдруг замерли они. Понурили головы. Воздух загудел от песнопения. Вслушивался Костя, но и слова разобрать не мог. Что пели эти люди вокруг костра? Молитву, заклинание, или вовсе не стоит и знать ему? Может, древнее всего слова эти и не стоит вникать в смысл их.

Но боялся он и шагу ступить назад или вперёд, не важно. Стоял каменным истуканом и глазел. И мысли в голове притупились, стали вязкими, далёкими и будто чужими. Голоса звучали, как издалека, будто бы Костя и не здесь был, а завис где-то между мирами, как призрак неупокоенный.

Он так и стоял бы, но вдруг опустилась на плечо чья-то рука. Холодная, даже ледяная.

— Пришёл-таки, не побоялся… Костя… — голос тихий, нежный, знакомый.

Он обернулся. Она стояла перед ним. Босая, в белой сорочке, простоволосая.

— Пришёл, — прошептал Костя, огляделся.

Окружили его со всех силуэты с низко опущенными капюшонами, так что не видно было лиц. От их тихого песнопения поползли мурашки по спине. Но ноги будто вросли в землю, пустили корни, что многовековые сосны и ели, темнеющие неподалёку.

Костя моргнул, и поплыло всё вокруг, подёрнулось мутной рябью. А в следующий миг покраснело всё от пламени костра, опалило жаром.

Глаза защипало, по щекам слёзы потекли. А из костра, из самого его жара поднимался некто. Некто огромный, чёрный, что сама ночь, с алыми угольками глаз. И скинули силуэты капюшоны, обнажая вместо лиц черепа мертвецов. Полыхнули их глазницы зеленоватым светом.

А некто, бог или демон, издал громоподобный рык. Поклонились ему мертвецы.

Стих некто, завис величаво над костром.

— Я знала, что ты придёшь за мной, — сказала девица.

И Костя вспомнил…

***

Он направлялся в деревню к Насте. Он обещал… и, наконец-то, решился. Костя хотел верить, что она ждала его, где-то там, в глухой деревеньке, затерянной в глухих лесах тайги...

— Это особые места, — говорила она каждый раз, собираясь на малую родину, — если ты хоть раз побываешь там, то никогда не забудешь…

Она всегда звала съездить с ней, ненавязчиво, как бы невзначай, но он всё откладывал поездку, чтобы познакомиться с её отцом, посмотреть на места детства. Всегда находились какие-то отговорки, то начальник работы подкинет, то другу нужно помочь с переездом, то ещё что-нибудь. Да, что и говорить, он и сам не очень-то хотел ехать к чёрту на куличики, в глухомань. Что там делать? Смотреть, как деревня вымирает? Комаров кормить? Или зимой на сугробы глядеть. Но, конечно, это всё было глупыми отговорками. Ведь на самом деле? Почему бы и не съездить на несколько деньков на свежий воздух. Ни работа, ни помощь товарищам, совсем другое останавливало Костю.

— Успею ещё, надо деньги зарабатывать или всю жизнь будем на съёме жить? — он виновато улыбался. Он говорил и, правду, и в то же время лукавил. Квартира у них была съёмная. Заработать на свою он хотел, и поэтому брал подработки. В отпуске и на выходных случались «шабашки». Но не это было истинной причиной не ездить на родину невесты…

Настя соглашалась, но понимала, что он обманывает её. Костя чувствовал. Но как объяснить ей, что боится он с тестем будущим знакомиться? Ведь слышал он, что тот колдуном прослыл в деревне. Нет, не от Насти слышал, а от подруги её лучшей, которая как-то по секрету шепнула ему.

— Смотри, не понравишься отцу её, изведёт… ты поосторожнее будь… ведьмовская кровь в ней… — говорила Лидка, подруга Насти ещё с детства, и теперь ещё и соседка по лестничной площадке. Она пьяненькая была, но, что говорят? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Они сидели в гостях и вышли покурить. А Настя? Осталась в квартире.

— Не говори глупости, — отмахнулся в тот вечер Костя, но в сердце всё равно червячок сомнения шевельнулся.

Лидка с тех пор стала при каждом удобном случае в красках истории рассказывать. И Костя сомневаться, а потом и вовсе поверил. Да, и сны эти дурацкие снится стали. Вспомнились бабушкины разговоры про ведьм деревенских. Что и говорить, суеверным Костя был.

Настя ездила на родину. Исправно. Несколько раз в год. Зимой, летом, весной и осенью на пару деньков, иногда на недельку.

— Силу ведьмовскую кормит… мне ли не знать, в соседней деревне жила, — не упускала случая напомнить Лидка всякий раз.

— Прекрати, — прикрикивал на неё Костя, но с каждым разом голос его звучал всё тише и неуверенней.

— А ты съезди, проверь… что ж не ездишь с ней? Боишься, что на корм пустит? Нет там никого! Вымерли все, только колдун и остался…

Костя отмахивался от соседки, как от надоедливой мухи.

Настя возвращалась притихшая, чуть грустная. Ничего не рассказывала, молчала. Лишь изредка кидала на него странные взгляды, будто бы хотела поведать о чём-то, но не решалась.

Это было осенью. Она собиралась к отцу. И в тогда Костя решился. Как-раз на эти дни выпал отпуск, да и сколько можно было откладывать? Поразмыслив, он махнул рукой на суеверия. Пора было знакомиться с тестем, пусть даже если тот и окажется колдуном. Настя была счастлива. Щебетала дни напролёт, рассказывая про Особые места. И Костя даже подумал, почему он таким болваном был? Нашёл кого слушать, подругу-завистницу.

Но накануне Косте позвонили с работы, нужно было срочно ехать в командировку на пару дней.

— Давай отложим поездку? — предложил тогда Костя, чувствуя себя гаже некуда.

Настя только грустно улыбнулась и помотала головой.

— Нельзя… приезжай через пару дней. Я буду ждать…

— Хорошо… — кивнул он.

За пару дней не получилось управиться, командировка затянулась на все пять. Дозвониться до Насти Костя не мог, телефон оказывался выключенным.

Ему позвонили в тот момент, когда он уже был дома и, торопясь собирал вещи.

— Настя умерла… похороны завтра… — сказали глухим, бесцветным голосом.

Как обухом по голове. У Кости потемнело перед глазами. В горле ком встал. Он осел на пол, прижался спиной к стене, зажмурился…

— Ты приедешь? — спросили в трубке. Это был тесть, тот самый колдун, с которым он встретиться боялся.

Перед глазами стояло лицо Насти.

— Приедешь?

— Да… — прошептал Костя.

— Как доехать знаешь?

— Да, Настя объяснила…

Он плохо помнил, что было дальше. Не помнил, как он садился за руль, как ехал до «Особых мест» …

***

Костя поднял глаза.

— Я не понимаю… — прошептал он.

Настя грустно улыбнулась.

— У меня не укладывается в голове? Что это всё было? Сон?

Костя огляделся. Уже занимался рассвет. Костер тлел. Никаких фигур, никакого божества, поднявшегося из пепелища. Он был на берегу озера. Рядом стояла Настя. Бледная, даже слишком, босая, в белой сорочке. Губы синие, глаза прозрачно-голубые. Она прикоснулась к его руке. Пальцы холодные, ледяные, что вода в озере.

— Я не мог приехать раньше… ты прости…

Настя молчала. Костя приобнял её за плечи. От неё пахло тиной.

— Ты всё же пришёл за мной…

Она прикоснулась губами к его шее, рана тут же перестала зудеть.

Солнце взошло на небо. Новый осенний день пришёл в Особые места. Костя зажмурился, а когда распахнул глаза Насти не было.

Он кинулся к озеру. Она уже с головой погрузилась в него.

— Настя! — крикнул Костя и почувствовал, как кто-то дотронулся до его плеча.

— Простила тебя дочка…

Костя обернулся и встретился взглядом с Палычем.

— А теперь идём, — сказал тот и махнул рукой. Мол, иди за мной…

***

Впереди бежал Серый. Костя шёл, низко опустив голову.

— Почему она сделала? — спросил он.

— Навки нашептали глупостей, да звонок Лидкин с ума свёл. Та сказала, что баба у тебя другая. А ведь говорил я Насте, что проверить надо, мол, врать Лидка может. Не хрен и подруга.

— Почему не остановил её Палыч?

— Не успел, Костя. Вытащил, а она мёртвая. Не откачал…

Палыч смахнул скупую мужскую слезу с щеки и продолжил:

— Думал, хоть от проклятья спасу. Но выбралась из могилы. Тебя ждала…

— А теперь?

— Не будешь ты упырём, Костя.

Костя горько хмыкнул. Порадовал. Сжалось сердце тут же от тоски. И так тошно стало, что хоть волком вой.

Дальше шли молча. Лесная тропа на дорогу заброшенную вывела. Костя вгляделся. Нет автомобиля.

— А машина-то моя где? — растерянно спросил он.

Палыч головой покачал. И ткнул пальцем в сторону. И сердце Кости ухнуло вниз. Лежал в канаве на боку его автомобиль. Сам же он распростёрся в нескольких метрах. Глаза, остекленевшие в небо, уставились, на губах кровь запеклась.

— Не справился ты с управлением, Костя. Гнал слишком быстро.

— Но… но я же… живой… я же чувствую боль, я дышу…

— Кажется тебе, парень… всем так поначалу. Вот и Настя себя ещё живой ощущает…

Костя сел на корточки, обхватил голову руками.

— Этого не может быть… этого просто не может быть…— повторял он снова и снова, потом поднял глаза на Палыча, — а всё что произошло со мной? Деревня, люди в ней, ты юный, Серый, костёр, бог, которому поклоняются люди, твоя история, которую ты рассказал мне про деревню? Что это? Я не понимаю…

— Места здесь особые, Костя… Не всё то, чем кажется. Настя зла на тебя была, хотела, чтобы ты во веки веков мучался. Но ты пришёл к ней на берег… отпустила она тебя… А теперь иди.

— Куда, Палыч? Я ж труп, грёбаный призрак! Куда мне идти?

Палыч махнул рукой в сторону. В зыбкий, сизый туман.

— Иди… душа переродится, и ты другую жизнь проживёшь. Хорошую, счастливую, долгую…

Костя поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Туман манил, звал его. Но тяжело на душе, будто груз висит. Он оглянулся. Палыч и Серый уже скрылись за поворотом, что вёл в особые места.

Костя тяжело вздохнул. Поколебался, секунду другую, и бросился их догонять.

— Знаешь, Палыч, — сказал он, догнав старика и увидев его изумлённый взгляд, — места здесь и правда особые. Настя обещала мне показать… Что я зря ехал что ли?

Палыч одобрительно похлопал его по плечу:

— Ну, раз уж к перерождению ты ещё не готов, то так и быть покажем мы тебе Особые места…

Конец. Октябрь 2025г.