Остывший пепел прорастает цветами вишни

Наконец-то она очнулась.

Вэйан всерьез беспокоился, что девушка, которую он нашел у озера Чунь Ду, не выкарабкается. Бледная, худая, болезненная, она была очень слаба и, наглотавшись воды, легко могла умереть — не от утопления, так от переохлаждения. Да и злой дух, которого юноша успел увидеть лишь мельком, несомненно забрал часть её жизненной силы, прежде чем сбежать.

Жаль, если так: девушка была очень красивой. Молоденькая, едва вышедшая из подросткового возраста, но уже по-женственному оформившаяся, с длинными и шелковистыми волосами цвета воронова крыла. Нежная кожа и тонкая кость выдавали ее благородное происхождение, но простой кусок белой ткани, заменявший ей одеяние, совершенно не подходил для благородной барышни, упавшей в озеро во время прогулки.

Но вот, девушка распахнула глаза, и Вэйан замер, удивленный. Они были фиолетовыми! Взгляд их казался каким-то волшебным, нездешним, как у самой настоящей феи из древних легенд.

Вот только не тонут феи в озере, это всем известно.

— Где я? — требовательно спросила девушка, — Кто ты? Почему я так одета?

Она попыталась подняться, опираясь на локти, но тут же со стоном рухнула обратно на расстеленный плащ, куда уложил её Вэйан. Она все еще тяжело дышала, и хоть воды в её легких уже и не было, казалось, не скоро пройдут до конца последствия долгого пребывания на дне озера Чунь Ду.

— Когда я нашел вас, вы уже были одеты так, — начал с конца юноша, — Мое имя Цзянь Вэйан, я заклинатель из Бессмертной секты Тайань с горы Тянь Динь. Мы сейчас у озера Чунь Ду, это в часе ходу от города Лицзян.

— Лицзян? — нахмурилась девушка, — Какое это Царство?

Вопрос удивил его: что же, она вообще не знает, где находится?

— Лицзян — столица Западной Вэй, — сообщил Вэйан.

Такое чувство, что этот ответ ничего для неё не прояснил.

— Западная Вэй, Западная Вэй… — бормотала девушка, будто припоминая что-то. Будто не могла она вспомнить, о чем говорит ей имя одной из величайших империй Поднебесья.

А затем лицо её посветлело:

— Подожди, я что, в Земном Царстве?

Вот теперь вопрос поставил в тупик уже Вэйана.

— Ну… Да, а что?

— Понятно…

Девушка прикрыла фиолетовые глаза, и по характерному ритму дыхания Вэйан вдруг понял, что она была совсем не чужда практик самосовершенствования, изучаемых Бессмертными сектами.

— Помоги мне подняться, — попросила она.

Не в первый раз в своей жизни заклинатель прикасался к почти обнаженной девушке и прекрасно умел отличать искреннее смущение невинной барышни от притворного — опытной сердцеедки. Но эта странная девушка, казалось, не испытывала ни того, ни другого.

Как будто столь неподобающе близкая дистанция между ними была для неё чем-то совершенно естественным.

Опершись на его руку, девушка поднялась на ноги. Все так же нетвердо ступая, сделала она шаг назад. И церемонно поклонилась:

— Инь Аосянь из Клана Цветов благодарит заклинателя Цзянь Вэйана из секты Тайань за спасение жизни. Я чувствую, что ты потратил почти все духовные силы на то, чтобы помочь мне восстановиться, и я клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы отплатить за доброту.

Вэйан не вполне понял, что она конкретно имеет в виду, и чтобы выиграть немного времени на раздумья, отметил:

— Необычное имя. «Инь» — как «женская энергия»?

Аосянь покачала головой:

— Как «вишня». А мое личное имя означает полет, парение. «Парящая над цветком вишни» — такое имя мне дали в клане. Прошу не смеяться над этим: оно очень дорого мне… как память.

Она оглянулась за спину, будто ожидала увидеть там что-то.

Или как будто проверяла неосознанно отсутствие того, что там когда-то должно было быть. Было в этом движении что-то от того, как лишившись зуба, порой в неосознанности касаешься языком опустевшей десны.

— А твое имя? — спросила она, — Оно содержит тот же слог, что и название твоей страны. Это имеет какой-то смысл?

Вэйан сумрачно рассмеялся:

— Нет. Мое имя означает «полуночник». Это в честь героя популярного в свое время романа.

Девушка серьезно кивнула:

— Говорят, что давая ребенку имя в честь кого-то, родители берут взаймы частичку его судьбы.

— Да уж…

Вэйан не стал распространяться о том, как сам он относится к этой идее и к своему имени. Такая приличная девушка, как Аосянь, едва ли была знакома с фривольной прозой и едва ли понимала стоящую за этим именем злую иронию.

— Вам есть куда идти? — спросил он вместо этого, — Есть хоть кто-нибудь, кто может о вас позаботиться?

В первый раз за все время разговора спокойное и какое-то умиротворенное лицо девушки дрогнуло, отразив затаенную боль.

— Я… нет. Во всем Земном Царстве у меня нет никого из близких. Да и в Небесном Царстве меня, скорее всего, больше не ждут.

Все сильнее подозревал Вэйан, что от пережитого шока рассудок её повредился. Что же пережила эта юная красавица? Кто привез её сюда, забрав почти всю одежду, и пытался утопить в озере Чунь Ду?

И чему он подверг её перед этим? Об этом мерзко было даже помыслить, но иллюзий по поводу человеческой природы Вэйан давно не испытывал.

— Я направляюсь в Лицзян, — сказал заклинатель, — Если хотите, я могу взять вас с собой и провести через городские ворота. Одна вы не сможете туда попасть: у вас ведь нет даже именной бирки…

— Именной бирки? — ожидаемо спросила она.

Вэйан продемонстрировал небольшую табличку, которую носил за отворотом халата. Чернила, которыми было написано на ней его имя, специалист опознал бы как используемые государственным ведомством Учета и Контроля, а отсутствие специальной маркировки показывало, что он простолюдин, не состоящий на государственной службе.

— Без этой бирки вас не пропустят в город, — пояснил он, — Император полагает, что из-за провокаций Восточной Вэй нельзя пускать за городские стены неизвестно кого.

При упоминании Императора он поклонился в сторону, как было принято по этикету, — хоть и сильно сомневался он, что эта странная девушка донесет императорскому двору о проявленном неуважении.

— Однако я могу представить вас как мою младшую сестру. В этом случае достаточно будет установить мою личность, как главы семьи.

— Я буду очень благодарна, — кивнула Аосянь, — Обещаю, после того, как мои силы немного восстановятся, я больше не буду доставлять неудобств.

Тогда заклинатель отнесся к этим словам скептически.

— Только нам нужно будет найти для вас одежду. Вы не можете расхаживать по улицам в таком виде.

Аосянь оглядела себя, и на мгновение её пальцы сложились было в четко различимый колдовской знак.

Но тут же вновь расслабились, так и не сотворив заклятья.

— Ты прав, — согласилась она, — Смертные придают формальным приличиям очень много значения. Но где мы можем её найти? Где обычно смертные берут одежду?

Первая мысль Вэйана была о том, чтобы сейчас одному пойти в город, там заглянуть в лавку готового платья и вернуться. Но слишком опасался он, что оставив эту сумасшедшую одну, рискует вернуться и не обнаружить её на месте.

— Вот что, — решился он, — Наденьте пока мой халат. А уже там, в столице, купим вам что-нибудь по размеру.

В видавший виды бледно-зеленоватый халат заклинателя субтильная и худощавая девушка могла завернуться дважды. Слишком длинный для нее подол волочился по земле шлейфом, а широкие рукава пришлось хорошенько подвернуть, чтобы показались изящные руки. И все-таки, по крайней мере, теперь Аосянь не светила достоинствами фигуры, провоцируя как слюноотделение у сравнительно достойной части мужского населения, так и лихие помыслы у менее достойной.

Сам Вэйан остался в белой рубашке, короткой коричневой куртке и широких темных штанах. Бамбуковая трость его походила внешне на меч в ножнах, но в действительности, к сожалению, не была им: не всегда удача поворачивалась к путешественнику лицом.

Сказать по правде, такие случаи были скорее исключением.

— Кстати, — сказала вдруг девушка, — Если я твоя сестра. То уместно ли тебе обращаться ко мне в столь официальной форме? Не будет ли это смотреться странно?

От этих слов Вэйана бросило в жар смущения. Не оттого, что эта красавица вопиюще нарушала правила приличия в общении с малознакомым мужчиной.

А оттого, что сама она, казалось, не понимала этого и не имела в виду ничего такого.

— Ты права. Это будет смотреться странно… А-Сянь.

— Молодая госпожа! Подождите!

Смеясь, Жунь Ли обернулась. Чуньхуа и Кики, её верные служанки, силились догнать её, — но куда им! Чуньхуа была от природы склонна к полноте, а у Кики ноги коротковаты. Их госпожа же так и дышала энергией юности; каждый выезд за пределы городов дочь министра воспринимала как прекрасный повод улизнуть от удушливого надзора и вдохнуть освежающий воздух свободы.

Вот и сейчас, пока усатый и приземистый кучер Болин чинил заклинившее колесо кареты, Жунь Ли воспользовалась случаем выскользнуть и, подобрав длинный подол, пробежаться по лесу. Хоть и предупреждал её старый Ронг быть осторожной в этих местах, но считала она его просто перестраховщиком. До столицы не более дня пути, если кто из лихих людей и додумается нападать здесь на путников, первый же разъезд императорской стражи покончит с этим! Да и сколько-нибудь крупных зверей охотники давно повыбили. Даже жалко: животных Жунь Ли всегда любила, а они любили её.

Хоть и не настолько, чтобы горела она желанием столкнуться в лесу с голодным волком или тигром.

Тем больше было её удивление, когда из густых зарослей ежевики Жунь Ли услышала тоненькое, болезненное поскуливание. Если бы служанки успели догнать её, они наверняка постарались бы удержать свою госпожу от проявления «опасного» и «рискованного» любопытства. Однако сама Жунь Ли опасным и рискованным его не считала: какое бы животное ни забрело сюда, ему было больно. Оно страдало.

Оно звало на помощь.

Раздвинув кустарник, девушка обнаружила небольшой комочек мягкого белого меха. Маленький, размером с некрупную кошку, белый лисенок лежал, распластавшись на земле. Мех его был перепачкан кровью, и в боку зияла колотая рана; когтистые лапки скребли по земле, а в больших красноватых глазах застыли слезы.

Исполненная жалости, Жунь Ли опустилась на корточки.

— Молодая госпожа, не трогайте его, — предупредила подбежавшая Кики, — Он же может быть бешеным!

— Ну что ты такое говоришь, — возразила Жунь Ли, заглядывая в глаза зверьку, — Он не бешеный. Он просто ранен. Помоги мне лучше.

Втроем барышня и ее служанки вытащили лисенка из колючих зарослей. Зверек поглядывал на своих спасительниц с подозрением, но не сопротивлялся: сил у него на то просто не было.

— Сейчас… Не бойся, малыш. Мы тебя не обидим. Все будет хорошо.

Лисенок дернулся от боли и почти по-человечески вскрикнул, когда неудачное прикосновение побеспокоило его рану. И сердце Жунь Ли сжалось.

— Нужно отнести его к Ронгу, — распорядилась она, — Он умеет обрабатывать раны.

Пэй Ронгом звали её неофициального телохранителя. Старый слуга министра Жунь, в молодости он служил в гарнизоне на границах с Восточной Вэй; прошел не одну кампанию и несмотря на грубый и простой вид, неплохо знал боевые искусства. Умел он и выживать в диких условиях, и оказывать первую помощь, а еще — обладал каким-то звериным чутьем на людей, скрывающих гнусные помыслы.

А может быть, просто был мнителен и всегда подозревал дурное.

Вот и сейчас, увидев Жунь Ли с её «трофеем», он позволил себе ворчливость, какую не позволяли себе с господами менее ценимые слуги семьи Жунь:

— Что вы там такое нашли, молодая госпожа?

Как-то он так умел смотреть, что при всей их разнице в статусе Жунь Ли чувствовала себя не барышней благородного дома, а всего лишь нашкодившей маленькой девочкой.

— Лисенка, — пробормотала она, против воли вжав голову в плечи.

— Дикое хищное животное, — безжалостно ответил Ронг.

Пушистый зверек был для него лишь вредителем, ворующим кур.

— Он милый и лапочка! — возмутилась девушка, — И он ранен! Помоги ему!

Старый солдат сокрушенно покачал головой, безнадежно взирая на Жунь Ли. В короткой и стремительной схватке между житейским здравомыслием и верностью приказу решающий перевес обеспечило подкрепление в виде умоляющего взгляда больших карих глаз.

— Болин, — бросил он, не оборачиваясь, — Подержи нашего пациента, чтобы он никого не покусал.

Что в это время делал он сам, Жунь Ли старалась не смотреть. Она знала, что такую рану недостаточно будет просто перевязать. Нужно прочистить её, иссечь омертвевшую плоть, да еще и, чего доброго, придется зашивать края… От одной мысли о подобном ей становилось дурно.

И все-таки, она не воспользовалась случаем уйти в починенную карету. Она осталась. Глядя куда-то в небо, Жунь Ли вслепую гладила лисенка по пушистой голове и уговаривала его, что скоро все закончится, нужно просто потерпеть и не двигаться.

На удивление, лисенок как будто понимал её. Процесс лечения терпел он со стоицизмом истинного буддистского монаха… разве что совершенно не по-монашески зарылся при этом мордочкой в грудь девушки. Крошечные коготки вцепились в ткань её лилового с золотой вышивкой халата, а хвост мелко подрагивал от боли, но тело зверька оставалось неподвижным, как будто прекрасно понимал он всю суть и цель манипуляций старого воина.

— Никогда такого не видел! — воскликнул Ронг с каким-то восхищением.

Жунь Ли решила, что он имеет в виду поведение лисенка, и заулыбалась.

— Вот видишь? Он умница! — ответила она с такой гордостью в голосе, как будто это она научила зверька выдерживать адскую боль.

— Я не об этом, — терпеливо пояснил слуга, — Я о ране.

Жунь Ли испугалась настолько, что на доли секунды даже опустила взгляд на него, все еще выполнявшего свои тошнотворные медицинские процедуры.

— Что с ней? Ты не можешь его вылечить?

— Наоборот, — покачал головой Ронг, — Это будет даже проще, чем я ожидал. Очень чистая и аккуратная рана, идеально ровный срез плоти. Невероятно острое лезвие без малейшей зазубрины или щербины; таким клинком можно отрубить голову, и жертва заметит это лишь при попытке кивнуть. Я не представляю, насколько искусный оружейник мог выковать столь великолепное оружие, а если и мог, то стоит оно целое состояние; не то что у армии, а даже у Имперских Стражей нет ничего подобного.

— И тот, у кого оно есть, использовал его, чтобы ранить беззащитное животное! — возмутилась девушка.

Старый солдат не прокомментировал это никак.

Он сказал все, что имел сказать, а остальное было не его делом.

Аккуратно сшив края раны, Ронг наложил поверх неё тугую полотняную повязку. Больше всего Жунь Ли опасалась сейчас, что неразумный зверек немедленно попытается сорвать неудобную ткань, но он этого не сделал. Лишь трогательно смотрел на девушку алыми бусинами глаз.

И она не могла оставить его на произвол Судьбы.

— Поедешь со мной, — тоном, не терпящим возражений, сказала барышня лисенку, — Будешь у меня жить. Ронг, ты знаешь, что едят лисы?

— Кур, — проворчал слуга, — Украденных у крестьян.

Жунь Ли сделала вид, что не поняла намека.

— Чуньхуа, когда пойдешь за покупками, закупи больше куриного фарша. Ему нужно хорошо питаться, чтобы скорее поправиться, да, маленький?

Посмотрев ей в глаза, лисенок пару раз кивнул и ткнулся мордочкой ей в грудь. Жунь Ли засмеялась:

— Какой умница! Я назову тебя Бао-Бао.

В глазах лисенка отразился животный ужас. Он решительно замотал головой и даже оскалил крошечные клыки.

Быть Бао-Бао ему определенно не хотелось.

А вот Жунь Ли это имя понравилось, и она была искренне убеждена, что её новому другу оно прекрасно подходит. И он скоро тоже должен его оценить, если почаще его так называть.

— Бао-Бао! Малыш Бао-Бао!

Нареченный Бао-Бао зашипел, и в этом шипении отразилась смесь гнева с безнадежностью.

— Бао-Бао!

Старый Ронг лишь покачал головой. Убедившись в том, что животное не собирается кусать его госпожу или иным образом нападать, слуга потерял к нему всякий интерес. И даже удивительное оружие, нанесшее столь чистую рану, вызывало лишь сугубо праздное любопытство.

Чем бы оно ни было, едва ли его владелец имел что-то против благородной семьи Жунь.

А между тем, к спорившей с лисенком молодой госпоже подошел кучер Болин.

— Госпожа Жунь Ли, — поклонившись, сказал он, — Мы готовы ехать дальше. Прошу вас сесть в карету; мы потеряли много времени из-за… всего этого.

Он удержался, чтобы не сказать «из-за вас». Ронгу такое спустили бы, ему нет.

— …так что добраться сегодня до Лицзяна мы уже не успеем. Придется нам заночевать на постоялом дворе.

— И ничего страшного, — откликнулась девушка, с лисенком на руках забираясь обратно в экипаж, — Мне ведь, как дочери министра, полезно почаще бывать вне поместья и видеть жизнь, которой живут обычные люди. Да, малыш Бао-Бао?..

В ответ лисенок лишь страдальчески вздохнул.

С подлинно монашеским смирением принимая новое имя.