Отказник

Я сидел на скамье подсудимых. Меня заперли в железной клетке, как бешеную псину, а ведь мне всего восемнадцать лет: вся жизнь пошла под откос из-за одного криминального случая. Мои подельники жёстко подставили и скрылись с места преступления: теперь за все расхлёбываюсь сам. В зале суда собралось немало народа: они беспощадно, почти зверски, втыкали в меня озлобленные взгляды. Им хотелось разорвать меня на куски. Итак, мне огласили приговор: зал суда одобрительно бормочет, я - ничего не расслышал. Подсудимому, то бишь мне, предоставили последнее слово. После пережитого потрясения я едва встал на ноги: меня грубо приподняли за под мышки. Пролепетал что-то несуразное, еле различимое - "Не виноват". В ответ на мои слова люди обшили меня грязными помоями оскорблений. Поворотом ключа открыли железную клетку, бесцеремонно вывели меня и под конвоем повели по длинному душному коридору, чтобы запереть в другой тесной клетке.

Посадили в холодный УАЗик, наручниками приковали к железному потолку. От долгой поездки в таком положении от кистей рук отлила кровь. Ужасно хотелось в туалет, но на мои уговоры никто не реагировал, наоборот - только насмехались: наверное поспорили между собой - дотяну я до СИЗО или обделаюсь в штаны раньше времени. Я старался терпеть, отвлекаясь на серые горизонты за маленьким окошком. На весь путь моими молчаливыми спутниками являлись столбы с линией электропередач. Конвой то и дело оглядывался на меня и мерзко хихикал. Один из них подсел рядом, схватил меня за подбородок и повернул к себе.

- Какие у нас красивые глазки! - хохотал он и его дерзкий смех поддержали остальные.

- А какие у нас пухлые губки!- продолжал издеваться тот.- Может проведём это скучное время с пользой для здоровья?

Я зажал губы в тонкую полоску и опустил глаза в пол. Больше всего на свете не любил издевательство и хотел, чтобы меня поскорее оставили в покое, закрыли в какой- нибудь одиночной камере на двести лет.

Мой непритворный испуг забавлял их ещё больше: они продолжали ржать и выдавать похотливые шутки, оскверняющие мою личность. Я ехал молча, не мог им возразить, понимая, что в данной ситуации нахожусь в шкуре раба, а они -мои господа. Причем, это тот случай, когда ты не можешь повлиять на ситуацию и являешься молчаливым наблюдателем без права на мнение. Ты даже не человек, а некая бесхребетная субстанция, которую можно оскорблять, пинать, плевать в лицо, иными словами - тварь дрожащая. В моей голове звенело два выхода из сложившейся ситуации - прибить меня прикладом автомата или мой мочевой пузырь сам разорвёт меня в клочья от несоразмерного объёма жидкости. Казалось, что УАЗик специально не останавливали, чтобы я где-нибудь на дорожной кочке оконфузился и это все-таи случилось при переходе в СИЗО.

- Можно мне в туалет, пожалуйста?- умолял я суровых сотрудников, стоя в наручниках в кабинете приёма моей документации.

- Еще нассышься!- сквозь зубы процедил главный, сидя передо мной за письменным столом.

Я закрыл глаза, сжал зубы, сморщил красное лицо, но не смог сдержать боль внизу живота - она распирало все тело и горячий золотой дождь предательски взорвался из моего естества и бесстыдно потёк вниз по широко расставленным ногам. Тёмные струйки водопада неслабо выделились на джинсовых штанах. Во мне скопилось столько жидкости, что казалось, я изливался целую вечность. Когда объем в мочевом пузыре закончился, я облегчённо выдохнул. К сожалению, не все были рады моему освобождению.

- Б..ь, выведите его отсюда!- рассердился начальник.

Ударив прикладом автомата по голове, меня вытащили из кабинета и поволокли в сторону душевой. В помещении, оклеянном кафелем с четырёх сторон, было нестерпимо холодно, потому как единственное окно было намеренно распахнуто настежь. Расстегнув наручники, толкнули к стене, чтобы я разделся до гола, затем снова пристегнули за спиной. Приказали встать лицом к ним у гладкой морозной поверхности. Холод из открытого окна пробрал до мурашек. Один из конвоиров медленно поднял с пола широкий шланг с насадкой и с удовольствием нажал на переключатели. Мощный поток ледяной воды обрушился на моё беззащитное хрупкое тело: я чувствовал, как тысяча острых иголок больно впивались мне в кожу. Вода под сильным напором поднималась то вверх по моей фигуре, то вниз.

- Лицом к стене!- злобно скомандовал мужской голос: сквозь брызги я едва мог различить их силуэты.

Подчинился, еле держась на ногах.

Наконец ледяной душ отключили, но мои мучения не закончились. Я опустился на корточки с руками за спиной и опущенной головой, дрожа от холода. Окно и не думали закрывать: на улице зима, но никого это не беспокоило. Зубы бешено стучали в непрерывном ритме, на бледной холодной коже выступали капли воды, суставы ныли от боли. Я дрожал всем телом и был похож на покойника, выбравшегося из морга. Поскольку сам я не смог- мне помогли подняться ударом пинка и я чуть не клюнул кафельный пол. Ноги меня не слушались, но конвоир приказал идти вперёд по длинному темному коридору. Я не заметил, что иду босиком абсолютно голый, не чувствуя своего сердца: оно покрылось тонкой коркой льда. У каждой металлической двери заставляли уткнуться лицом в стену. Я, как идиот, выполнял все их приказы: у меня не было выбора, поскольку теперь я никто и звать меня никак. Я- марионетка, игрушка в чужих безжалостных руках.

Наконец открылась последняя железная дверь и меня резко втолкнули в одиночную камеру- хорошо, что не в общую, иначе их очень обрадовал бы мой голый вид и развлечения, связанные со мной, длились бы до самого утра. Сняли наручники, толкнули на железную кровать: холодной задницей ощутил шероховатую поверхность грязного матраса. Рядом бросили стопку мятой одежды, которую я буду носить ежедневно много лет. Дрожащими руками натянул её на себя - вроде стало теплей. Обувь почему-то не выдали- наверное забыли. Посмотрел на обоссанный матрас, он даже не заправлен простынёй, подушки и одеяла тоже нет. "Наверное принесут позже"- наивно полагал я, но этого не случилось. Не дожидаясь прихода конвоиров, брезгливо прилёг. Мне все ещё было холодно: босые ступни требовали тёплых носков. Что же я такого сделал, чтобы заслужить это наказание? Скрестив на груди руки и засунув в подмышки холодные ладони, я пытался согреться, вспоминая как все произошло. Мои подельники уговорили меня на безобидную шалость, а сами жёстко подставили и сбежали, возложив всю вину на меня. А я ведь даже никого не убил, не обокрал, не поджег. Не хочу вспоминать, что я натворил в прошлом, но лишить меня права на свободу - это сверхмера. Не такой уж я плохой человек, чтобы находиться в заключении. Боже Всемогущий, сжалься надо мной и забери меня отсюда, даже на тот свет- я согласен. Почему -то сразу в голову полезли разные молитвы, о которых я раньше не вспоминал. Моя душа будто вышла из тела и посмотрела на меня со стороны и было так жалко себя - маленький, худой комочек, лежащий на голом матрасе в холодной камере. Я, будто новорождённый, только что вынутый из чрева матери и временно отложенный в пустой палате реанимации. От меня будто отказались. Да, я отказник: никому не нужный маленький кусочек мяса. И тут я расплакался, даже разрыдался: мне было так жаль себя. Вот если бы я мог сам себя освободить: схватить одной рукой за волосы, поднять над кроватью, вытащить из решётки и полететь над городом, выше облаков! Я ревел и всхлипывал, как дитя, у которого отобрали конфетку, но на самом деле отобрали более важное- свободу. Порыдав над своей никчёмной судьбой, я успокоился и закрыл глаза, чтобы заснуть. Прислушался - снаружи кипела бурная жизнь, а я прозябал в этом холодном колодце- маленький несчастный воробушек, у которого перерезали крылышки. Постепенно разум затуманился. Сон мягкой походкой подкрался ко мне и захватил в свой ласковый плен.