Долго ли, коротко ли идти — то неведомо. А только через Лес Шуршащий дорога лежала. Боялись в тот лес ходить — говорят, нечисть всякая водится, по кругу вхожего водят, не выпускают. А недавно будто и вовсе бесы там завелись. Поговаривали: заведут в чащу лесную, да там и человечьим мясом попотчуют. А и как не предостерегали деревенские, всё равно путники шли через Шуршаш. Оно как у каждого своя причина через тот лес дорогу держать. Разные попадались.

Вот и выпала доля Даниле Игнатьевичу¹ сквозь Шуршаш ехать. Предостерегли его люди добрые, сказали, что да как. «Не лезет никто через то место окаянное, батюшка Данила Игнатьевич. Неясно, что за сила в нём, да одно только известно — не рады лесные гостям. Можа Леший беснуется, можа слуги его, да только выхода нет оттуда. Каждый, кто туда шёл, обратно возвращался», — так говорили местные. Даже священник рощу стороной обходил. Говорил тогда Данила Игнатьевич: «Не ведаю, что за беда пришла к вам, люди добрые, да только нет у меня иного пути. Надобно мне к татарам сходить, из беды пленников вызволить. Уланище, идолище татарское, пограбил добро русское, да в полон девушек молодых и дитяток маленьких хватил. А у вас, говорят, дорога короткая — по ней и пойду». Сказал так Данила Игнатьевич, сел на коня своего, друга верного, Бурушку-Косматушку², да и пошли оба в лес. Верным советчиком был Бурушка, да хорошим другом — всегда с ним витязи советовались.

Подъезжают к Шуршащему Лесу, да нет знака никакого недоброго. Наоборот, будто пыщет здоровьем лес, зеленью оброс, да тропки аккуратно вытоптанные в чащу ведут, цветы растут по окраине. Только вот одно странно — не слышно пенья птиц иль стрекотанья звериного. Тихо, только ветви шуршат на ветру. Стало быть, вот откуда название Шуршащего Леса.

— Не нравится мне, Данила Игнатьевич, что тихо, — говорит Бурушка. — А ну-ка давай мы с тобой Лешему поклонимся, попросим, чтобы вёл нас и не плутал.

Согласился Данила Игнатьевич, слез с коня. Достал яйца варёные да хлебушек, положил аккуратно на тряпочку. Любой лесной батюшка такое угощение любит.

— Здрав будь, батюшка, — поклонился Данила. — Не серчай на нас, что через твой лес идём. Не корысти ради, а для того, чтобы людей добрых из неволи вызволить. Пропусти ты нас, батюшка.

Сказал так, обратно на коня сел да поехал по протоптанной дороге. Сам Данила рассудительным был мужиком, сильным, так что не боялся он нечисти поганой. А лес словно сам перед ним расступался — будто живой организм чувствовал, какой сильный и разумный человек идёт, зла не причинит ни за что.

В общем-то, на этом повествование богатыря можно было бы закончить, коли не одна деталь. Чувствовал Данила, словно на него со всех сторон глаза чужие смотрят, и кому принадлежат они — не ведал. Можа разбойники по кустам прячутся, можа звери лесные за гостем наблюдают. А только не мог Данила на то время тратить — некогда ему наблюдать было.

— Ну что, выходи, коль враг — биться будем, коль девица красная — сестрой мне будь али дочерью, коль молодец добрый — братом мне стань али сыном, — сказал так, нахмурил брови Данила Игнатьевич, но на всякий случай за меч схватился. Сам слез с коня и осматривается.

В одну сторону глянул — листья по ветру шевелятся. В другую сторону посмотрел — коренья из-под дерева торчат, цветы у дороги растут. «Стало быть, показалось…» — рассудил богатырь, ничего не приметив. Да и Бурушка молчал, задумчиво глядел только перед собой — знать, тоже не ведал, где беда прячется.

Повернулся Данила Игнатьевич, чтобы обратно в седло забраться, как видит — незнакомец перед ним стоит. Сам ему по пояс ростом, орешки щёлкает, лица не видать — плотно плащом укрылся. Даже ушей не торчит.

— Как дела, брат? — сказал больно тонкий голос и давай дальше щёлкать. — Что делаешь?

Поглядел на него Данила Игнатьевич, глазам своим не поверил — не может же и впрямь такого роста чудо ходить. Может, ребёнок чей в лесу заблудился? Только больно спокойный голос. Неспроста всё это.

— Кто ты? — спросил богатырь.

— Голос разума, — ответил плащ.

— А почему с орехами?

— Грибов не приготовил, — огорчённо сказал голос. — Орешков хочешь? — и протянул горстку.

— Некогда мне, — отказал Данила, ибо знал, что чужое брать по лесной тропе ни в коей разе не надо. — Ты лучше скажи, что у вас в лесу Шуршащем делается? Деревенских, говорят, пугают, пройти не дают.

— Чего?! — подскочил метр в шапке, и плащ откинул. Изумился богатырь ещё больше: девица перед ним стояла, испытующе на него голубыми очами глядела. Подбоченилась, орехи растеряла, ногой возмущённо топнула. — Это мы, значит, пугаем? Да чтоб Вы знали, дядька, это нас пугают! Ходют тут, ходют, все грибы потоптали, ловушек понаставят — ноги потом еле волочим! Врут они всё!

— А коли врут… — спокойно сказал Данила, разбираясь. — Тогда, выходит, не виноваты вы ни в чём?

— Нет, ну… может, пару раз, — скромно потурилась незнакомка и спрятала руки за спину. — Может, на ноги наступали, орехи в кого-то покидали, ещё что-то там придумали… — Однако потом тут же собралась с духом и строго в глаза посмотрела. — И то потому что люди — вонючки.

— Так, понятно, — нахмурился Данила Игнатьевич. «В этот конфликт пока лезть не будем — сначала одно дело сделать надобно, потом уже к другому приступать…» — рассудил он и посмотрел на Бурушку. Тот головой качнул в сторону тропы — знать, тоже так подумал. — А скажи-ка, мила девица…

— Брат я твой! — ударила себя кулаком в грудь незнакомка и гордо выпрямилась. — Хороший брат, везде пригожусь, куда ни плюнь!

— Какой же ты брат? — невольно улыбнулся Данила Игнатьевич. — Нет в тебе ничего братского, только сестринское.

— А ты меня по-дружески братом зови, увидишь — понравится! — отозвалась девица.

— Ладно, некогда мне с тобой в споры вступать. Ты лучше вот, что мне поведай. Татары здесь не проходили, пленников с собой не вели?

— Татары-шматары, кто это вообще? — отозвалась девушка и насупилась. На её лице застыло глубокое обдумывание. Данила удивился, что такое хрупкое создание не знает, кто такие татары. — Вы что, ещё и по каким-то признакам делитесь? Ну, даёте… Сегодня и вчера никого не было, всех отвадили, кого не надо.

— Хорошо, верю. Тогда скажи, отпустишь ли меня? Не будешь плутать? — на всякий случай, уточнил Данила. Неспроста ведь перед ним в лесу, про который люди говорят злое, девка появилась. Опасно это всё.

— Не, если тебе надо, давай поплутаем, — отозвалась девушка и почему-то начала заворачивать рукава, как перед кулачным боем.

— Никак нет, дев… брат мой, — оправился Данила Игнатьевич от греха подальше. Он не боялся злой силы — лишний раз не хотел тратить время на бессмысленную бойню. Итак уже достаточно наговорился.

— Ну, хорошо, — привела себя в порядок «брат». — Тогда проезжай. Но помни: всегда бойся своего страха… и Чупакабру.

Услышал Данила Игнатьевич незнакомое слово, озадаченно зажмурился, помотал головой, глядь — а девушки в плаще и след простыл. Постоял немного, осмотрелся на всякий случай. Убедился, что всё вокруг спокойно, да на коня залез. А после выехал без промедления из Шуршащего Леса, так ничего и не поняв. Ехал ещё день, добрался до лагеря татар, всех их одолел, из полона русских людей освободил. Только Уланище³ с несколькими людьми убежать смог. Радовались люди русские, превозносили богатыря славного, да домой собирались, семьи вспоминали. И настала пора снова в деревню идти. Решили опять через лес дорогу сократить. Русские крестьянки, как по команде, детей своих похватали да на коней сели. Кто что от татар забрал — то шашку, то саблю, не хотели более в плен попадать. Несколько мужиков за сцмы схватились, тоже себе сабли похватали.

— Не нравится мне, Данила Игнатьевич, через этот лес ходить, — сказал Бурушка, когда они с Данилой Игнатьевичем советовались, как им лучше женщин, нескольких рабочих мужиков и детей доставить. — Другой силой от него веет, иной мощью. Не человеческий это лес, не от мира сего, да и Лешего мы не видали.

— Не бойся, Бурушка, — сказал ласково Данила и погладил коня своего по золотой гриве. — Мы с тобой и не из таких передряг выбирались. Если нас с тобой один раз сила злая стороной обошла, значит, и в этот раз сможем до дому дойти целыми и невредимыми.

— Будь по-твоему, Данила Игнатьевич.

Рассудили так. Татарское добро собрали, украденное укомплектовали, лошадей татарских, коней быстрых, себе забрали, как моральную компенсацию, да дальше пошли. День скачут, два — а вот и лес Шуршаш перед ними.

Да только не знали люди русские, что перед этим мигом, значится, творилося.

Прискакал со своими оставшимися людьми князь Уланище. Зол молодой князь на Данилу Игнатьевича. Хотел Уланище силу свою показать, удаль молодецкую, а выходит, заместо русских городищ его одолели. Не знал Уланище, что за Шуршащий Лес такой, но понял, что через него русские люди перебираться будут. Так и рассудил прежде них приехать, да поймать всех и опять в полон взять. Были у Уланища удалые бойцы, которые выжили вместе с ним в схватке с Данилой Игнатьевичем: Булат, Даян и Сабир⁴ — собрал он их с разных деревень и считал самыми преданными соратниками. Знал, что никуда от него богатыри не денутся.

Выехали на поляну, закрытую со всех сторон зарослями.

— Ты, Сабир, ловушки мастери вокруг, ставь так, чтобы точно пленники нам обратно попались, — начал распоряжаться Улан, строго глядя в глаза Сабиру.

Сабир был терпеливый воин, молчаливый, только кивнул кротко да приступил к исполнению.

— Ты, Даян, лес осмотри, да любого другого путника отвадь, чтобы на помощь батырю Даниле не прибежал никто.

Согласился Даян, оставил своего коня и пошёл чащи заповедные исследовать. Никогда не бывал он в этом лесу, но чувствовал — есть сила здесь таинственная. И боялся он её внутри себя, и понять хотел.

Повернулся тогда Улан к Булату.

— Ты, Булат, у нас самый крепкий, да лошадь у тебя сильная, — тебе, значит, и с Данилой Игнатьевичем биться.

И Булат ушёл Данилу Игнатьевича выслеживать.

Остался только сам Улан. Непростой был князь Улан — он колдовать да ворожить умел. Хотел Улан ещё воинов призвать из родного города, чтобы точно победить. Так и сел готовиться к ритуалу.

А в то время Даян по лесу шёл. Не похож был лес на степные просторы да поля, и всё здесь было мило. Почему-то пахло домом, словно за поворотом матушка на костре похлёбку варила. Завернул Даян в чащу, видит — девица возле васильков стоит. Удивился Даян, ведь девица была высокой, тонкой, с глазами цвета травы, да волосами черными, словно крыло вороное. Коротки, обрезаны волосы, как у рабыни. Заметил также татарин, что она держит что-то в руках: то ли перо, то ли ножичек. Сама в голубое платье одета, с узорами белыми.

Подошёл к ней тихо Даян, да опомнился. Велел ему Улан любого путника отвадить. Стало быть, напугать её надо, или в полон взять, а то и вовсе убить. Но помотал Даян головой — не таков он был человек. Хотя бы здесь руки в крови марать не надо. И так уже девок русских помогал хватать — не надо больше несчастных сирот обижать. Хотя бы не здесь, не в этом лесу.

— Здравствуй, девица, — сказал осторожно Даян и незаметно подошёл к незнакомке. — Что ты здесь делаешь?

Повернулась незнакомка, растянула улыбку на губах; глаза зелёные, как изумруды, сверкают.

— Привет, красавчик, — сказала она и спрятала свои инструменты в сумку так быстро, что Даян и не заметил. — Как что? Тебя жду. Давно ждала, извелась вся.

Даян не понял, что имеется в виду.

— Зачем же ты меня ждёшь?

— Как зачем? Чтобы любить тебя, мой дорогой! Ну же, пошли, я тебе такое приготовила.

Смело взяла Даяна за руку девица, пока он размышлял, чем такое поведение вольное чревато.

— Что за шутки?

— Какие уж тут шутки, милый? Свадьбу когда играть будем? Или у тебя жена есть? Так я и второй могу быть, и пятой!

У Даяна глаза на лоб полезли. Только он руку вырвал, попробовал отойти от таинственной незнакомки, как вдруг провалился в яму чёрную. И последнее, что услышал, перед тем, как окончательно упасть, осторожное мягкое хихиканье.

Сабир же в сей момент был совсем в другом месте. С детства рос юноша мастером по изготовлению ловушек. Сызмальства отец его на охоту водил, а как не стало отца после нападения половцев, Сабир сам выживал. Научен был Сабир такому терпению, какому и рыбаки позавидуют.

Вот и сейчас он придумал, как поймать в полон русских людей. Деревья в Шуршаше высокие, настоящие исполины — много здесь способов выдумать можно, успевай только записывать. Быстрыми движениями, ловко плёл сеть татарин — крепка сеть, не выбраться из неё голыми руками. Так глубоко погрузился Сабир в свои мысли, что и не заметил, как к нему подошла странная девица. Маленькая, щупленькая, глаза янтарём горят. Встала и стоит рядом с Сабиром, смотрит внимательно, как ловкие пальцы работают.

— Ишь ты, братец, как хорошо у тебя сеть получается, — сказала девушка и присела на корточки.

— Конечно, хорошо, — согласился богатырь. — Я сызмальства многое умею, иногда даже бывалые вояки мне завидуют.

— А ты рыбу будешь ловить, да? — спросила наивно янтароглазая.

— Да какая рыба в лесу… — начал было говорить Сабир, а потом уж опомнился. Вскочил с места, схватил саблю, да смотрит — нет оружия у незнакомки. Да и какой прок с ней драться, коли маленькая, худенькая, как ребёнок? Аж смотреть жалко.

Только вот вместо страха незнакомка ещё ближе подошла к Сабиру. Тяп — и сабля у неё в руках. Крутит ею, вертит, а Сабир только диву даётся. От изумления забылся совсем.

— Нет, такой удочкой рыбу не поймаешь, — покачала головой девушка. — И ты прав, в лесу рыбы не водится. А это что значит? Правильно, нужно искать озеро. Пошли, я тебе покажу, — не дожидаясь ответа, метнулась незнакомка в ближайшие заросли.

А сабля-то у неё осталась!

Метнулся Сабир вслед — да и провалился в яму.

А Булат тем временем ждёт Данилу Игнатьевича. И рад помериться силами с богатырём зрелым Булат, и грусть-тоска его берёт. В деревне родной, бывало, будучи мальчишкой, шутливо с другими детьми боролся, а сейчас от деревни его — только колышки да реи остались. А бороться на кулаках так, без обид и распрей, не получается — для того соревнования проводить надобно, а никто сейчас и не может такого себе позволить.

— В чём дело, брат? — услыхал позади себя Булат да повернулся. Видит — перед ним низенький кто-то, орешки щёлкает. Удивился Булат, ничего не сказал. — Что невесел, нос повесил?

Нахмурился Булат, знает — Уланище не пощадит чужака.

— Уходи отсюда, путник. Бой здесь будет скоро. Хоть ты ноги свои унеси.

— Не понял. Какой бой? — раздался тоненький изумлённый голосок.

— Такой. Два батыря бороться будут, а в такие моменты лучше близко не приближаться. Да и князь наш, Уланище, тебе покою не даст, коли ты отсюда прочь не уйдёшь.

— О, как, — сказал низенький человечек. Почесал затылок, постоял немного. — Я сейчас приду, — юркнул в заросли.

Ничего не сказал на это Булат, только теперь немного заинтересовался, что это за шурале⁵ интересный.

Буквально миг прошёл — как раздались недовольные крики. Из зарослей выскочила запыхавшаяся девушка в розовом платье и с одной-единственной косой. «Странно, обычно у русов с двумя косами в таком возрасте ходят», — подумал Булат и смекнул — не русские люди перед ним. Другие.

Девушка недовольно посмотрела сначала на Булата, потом на низенького человечка. В руках у неё, оказывается, была метла. Выплюнула она изо рта пару листиков да держала такие речи:

— Какие, рать вашу, бои вы тут устраивать собираетесь?! Я тут только недавно всё подмела после предыдущих! Чтоб я ещё раз вас тут увидела! А ну, кыш! — и махнула угрожающе метёлкой.

Булат на это только недоумённо посмотрел. Знать, другие совсем не знают о воинском облачении, — вон у них метёлки вместо мечей. А что ещё у женщин найти можно? Из инструментов только ножи хорошо для драки подходят.

— А ну-ка не надо на меня своей метлой показывать, — строго сказал Булат, надеясь создать о себе неблагоприятное впечатление волосатой громадины. Осталось только пальцем грозно помахать, чтоб неповадно было.

— А вот и буду, — и незнакомка показала язык.

— Да что ж, ты, дурочка, на воина почём зря кидаешься! — решил пожурить её богатырь. — А если б кто позлей встретился — думаешь, тебе бы язык твой не отрезали?

— Мой язык ко мне намертво приклеенный, так что не надо мне тут угрозами разбрасываться! — сказала девушка с метлой и возмущённо ногой топнула. — Не для того я росла, чтобы за всякими шлындами полы мести!

Видит Булат — вдалеке фигура мощная маячит на бравом скакуне, а за ней люди на лошадях татарских. Понял Булат: то Данила Игнатьевич к лесу подъезжает, людей хочет в деревню родную вернуть. Решил богатырь как следует встретить соперника… а на девушку злобную и карлика перестал обращать внимание, ибо что с них взять, юродивых? Жаль, конечно, бедняг, но не мог ослушаться батырь князя Улана.

Хотел было Булат многовековой дуб выкорчевать, да в Данилу Игнатьевича метнуть, чтобы попотчевать гостя незваного, да только оступился богатырь. В последний момент понял, что верёвка вокруг его ноги обвивается, да так и повис на дубе. Только и видит мир верх тормашками.

Карлик снял капюшон — оказалось, это ещё одна девица голубоглазая.

— Мы совсем забыли про Шушу, — сказала она девушке с метлой, которая продолжала злобным взглядом буравить богатыря. — Она же здесь тоже ловушек понаставила. И, надо сказать, весьма удачно.

— Да тут себя забудешь с такими кренделями! — обиженно насупилась девушка с метлой.

На том и закончилось воспоминание заснувшего Булата.


🌿 Справка: 🌿

¹Данила Игнатьевич — персонаж из былины про богатыря Михайло Даниловича, а точнее, его отец. Информации о данном богатыре очень мало, поэтому мне захотелось его ввести и показать, почему он так уважаем и силён.

²Бурушка-Косматушка — богатырский конь. Встречается в былинах про Илью Муромца и в той же самой былине про Михайло Даниловича и его отца Данилы Игнатьевича. В этой же былине он раскрывается, как конь-помощник, который может направлять персонажа.

³Уланище — татарский князь из той же былины. Он не раскрыт, а мне захотелось его немного оживить 🥺

⁴Сабир, Даян, Булат — это отчасти выдуманные персонажи, отчасти принадлежат татарскому фольклору. Дело в том, что во многих статьях, которые я читала, встречается пометка, что в каждой местности встречается свой татарский богатырь. Обычно им приписываются магические способности, невероятная сила и желание защитить родную землю от врагов и различных мифических созданий. И персонажи эти обыкновенно безымянные.

⁵Шурале — название лешего в татарском фольклоре. Леший для татарского фольклора — немного злобный дух.

Загрузка...