Отпуск в шесть дней

Этот отпуск он запомнил на всю жизнь. А начиналось всё очень прозаично. На глаза попалась реклама тура в древнюю Индию. Что ещё делать на пенсии? Конечно путешествовать!!!

- Почему бы и нет. "Бюро путешествий до н.э." предлагает. Телефон местный. Надо позвонить.

Но кто же знал, что всё так получится???

День первый, ночлег у Храма

Его звали Аксакал. Не потому, что он был седобородым мудрецом — борода у него скорее напоминала выгоревший на солнце ковыль, да и мудрость его была своеобразной. Просто, много лет назад он так представился, посетив одну Таверну. А имя прилипло намертво. Но про это как-нибудь в следующий раз. Сейчас же его путешествие пройдёт в этом чудном мире, древней Индии, куда его закинули добрые-предобрые агенты туристической компании. Ну хоть котомку дали с хм... с крокодильим пенисом... хм... ну да ладно, вдруг пригодится.

Аксакал был стар, беден и чертовски полон сил и желаний, которые, увы, решительно не соответствовали содержимому его потертой котомки. Заглянув туда очередной раз он горестно вздохнул. И что делать дальше? А желания были просты: наесться, выспаться и послушать, как шуршат листья священного дерева Бодхи. Но - денег нет. И как держаться совершенно непонятно...

Именно поэтому он ночевал не в тёплой комнате комфортабельного караван-сарая, а под самодельным навесом из пальмовых листьях, сооружённом в двухстах шагах от белоснежных ступеней местного буддийского храма. Место было тихое, духовное и, что самое важно, совершенно бесплатное. Воздух, вопреки всем законам логики голодного желудка, действительно был свеж. Пахло влажной землёй, лотосом и медитацией.

- Вот! - философски размышлял Аксакал, укладываясь на циновку. - Сидят там монахи, пустоту созерцают. А я вот созерцаю пустоту в собственном брюхе. Разница, по сути, лишь в точке зрения.

Он уже начал проваливаться в сон, где ему снились гигантские лепёшки, танцующие танец одисси, когда тишину ночи разорвал противный, булькающий звук.

Аксакал приоткрыл один глаз. Из зарослей лотоса на берегу пруда выползло нечто. Нечто большое, бугристое и с очень заинтересованным взглядом маленьких, злых глазок. Крокодил. Не просто крокодил, а гигантский ганговый гавиал с длинной, утыканной зубами пастью, явно считавший себя главным аскетом этого пруда и ценителем постного, костлявого, но калорийного мяса под задрожавшим навесом.

- Ну вот! - вздохнул путник. - Не угодишь им. То им пожертвуй немного риса - недовольны, мол, мало. То пожертвуй себя - тоже, наверное, будут ворчать. Но нет! Так не пойдёт!!! Ну, кто ещё хочет попробовать комиссарского тела???

Гавиал, не знакомый с такими тонкостями буддийской этики, уже делал решительный бросок. В голове у Аксакала, как это часто бывает в критические моменты, пронеслись обрывки мыслей. Вспомнилось наставление одного старого воина:

- Если на тебя летит враг, то подставь ему то, чего он не ждёт.

А чего не ждет изнеженный храмовый крокодил, привыкший, возможно, к дряблому мясу ленивых рыбаков и паломников?

Правильно. Гопак.

Когда зубастая пасть сомкнулась в сантиметре от его ноги, Аксакал не отпрянул, а, оттолкнувшись от земли своей ещё крепкой старой пяткой, совершил резкий прыжок в сторону, сопровождаемый нелепым притопом. Гавиал от изумления замер. Путешественник, кружа вокруг рептилии, принялся выделывать па: присядка, выброс ноги, снова присядка. Это был не бой, а самое настоящее танцевальное безумие под луной. Не хватало только музыки и песен. Хотя вдали было слышно то-то знакомое: "Джимми, Джимми... Ача!!! Ача!!!" Но нет, показалось...

- Что… что это? - думала рептилия, вертя своей длинной мордой, пытаясь уследить за прыгающим старикашкой.

- Это степная мудрость, кусачая тварь! - выкрикнул Аксакал, запыхавшись, но не сбавляя темпа. - Ты воплощение жажды существования, а я… уф, запыхался… я сейчас исполню для тебя танец непостоянства!

Последнее па было гениально в своей простоте. Споткнувшись о собственную котомку, Аксакал грохнулся на землю прямо перед мордой гавиала. Тот, ослеплённый удачей и, вероятно, танцевальным шоу, ринулся вперёд, широко разевая пасть. В этот момент Аксакал успел просто чудом сунуть руку в котомку и тем, что там находилось, попасть в горло крокодила.

Гавиал захлопнул челюсти от шока и боли, но было поздно. Пробив нёбо эта вещь пробила и мозг. Используя застрявшее оружие как рычаг, старик из последних сил (которых, к удивлению, оказалось немало) перевернул тяжеленную тушу на спину. Ещё одно движение - и острый камень, подобранный утром для разжигания костра, вспорол мягкое белое брюхо рептилии от горла до хвоста. Контрольного в голову не понадобилось...

Наступила тишина. Пахло уже не только лотосом и медитацией, но и совсем небуддийской требухой. Аксакал, тяжело дыша, смотрел на свою работу. И тут среди внутренностей, поблёскивая в лунном свете, он увидел нечто странное. Не переваренные рыбы или нерадивые пловцы, а несколько круглых, плоских предметов.

Засунул руку в ещё тёплые потроха.

- Эх, какая гадость... какая гадость, эта ваша заливная… - ностальгически хмыкнув, он извлёк сокровище. Горсть монет. Не золотых, нет. Медных, стёршихся, но вполне реальных. Видимо, почтенный гавиал был не только аскетом, но и коллекционером — любил глотать блестящие подношения, которые наивные паломники бросали в пруд для удачи. А для Аксакала это находка поможет продолжить путешествие.

Утром, оставив тело просветлённого, и теперь уже лёгкого, гавиала монахам на размышление о бренности плоти и опасности чревоугодия, Аксакал отправился на рынок. Монет как раз хватило на небольшую, дымящуюся миску с чечевичной похлёбкой, две лепёшки и даже на маленький кувшинчик прокисшего молока. Сидя на завалинке у ворот того самого храма, он с наслаждением уплетал свой пир.

Монах, выходивший за водой, остановился, глядя на него с удивлением.

- О, путник! Я видел из окна кельи… это ты победил демона-макару, что жил в нашем пруде?

Аксакал отхлебнул молока, смахнул с усов капли и блеснул глазами.

- Демона? Нет, брат. Я всего лишь провёл диспут с одним весьма упрямым философом о природе голода. И!!! - он звонко стукнул пальцем по почти пустой миске. - Судя по всему, аргументы мои оказались весомее...

День второй, Аксакал и Песок Времени у Гхатов в славном городе Бенарес

Дорога показалась Аксакалу короче, чем он ожидал. Возможно, потому что его спутником был болтливый крестьянин на телеге, гружённой горшками, который был убеждён, что каждый путник жаждет знать подробности его семейной жизни, ревматизма и мнения о качестве дождей в этом сезоне. От него-то Аксакал и узнал, куда, собственно, идёт. А попал он в город Бенарес, хотя названия города были разные у крестьянина, но чаще всего он упоминал именно это…

- Город? Да это же сам Бенарес, дедуля! - крестьянин махнул рукой, указывая на зарево вдалеке. - Пуп земли, лестница между небом и водой. Ганг священный там течёт, Храм с названием Песок Времени, а по берегу - гхаты, ступени каменные. На них вся жизнь и вертится: и родиться помогают, и умерших проводить, и сжечь успевают, и пепел в воду отправить. Молятся, празднуют, моются, стирают, новости рассказывают… В общем, если хочешь всё увидеть сразу - тебе туда.

- Звучит как очень многозадачное место. - подумал Аксакал, уже предвкушая, сколько всего можно записать в свой потрёпанный блокнотик, подарок давно забытого византийского картографа. Блокнот был толстый, в кожаном переплёте, и большую его часть занимали зарисовки странных растений, схемы звёздного неба не этой местности и рецепт похлёбки, от которого дважды слегка травился.

У городских ворот его остановила стража. Не столько грозная, сколько скучающая.

- Цель визита? - спросил старший, зевнув.

- Цель – увидеть!!! - честно ответил Аксакал.

- Плата за вход одна монетка. Для поддержания чистоты и благочестия на гхатах. И что не проваливались!!! - автоматически отбарабанил стражник.

Аксакал с театральным вздохом покопался в своей котомке и извлёк последнюю медяшку, добытую из философски настроенного гавиала. Монетка блеснула в солнечном свете и исчезла в руке стражи. Хорошо, что крестьянин угостил краюхой хлеба, а то встала бы проблема, на что потратить эту монетку!!!

- Прощай, воин духа. - мысленно попрощался путник со своим спонсором. - Жаль, что в твоей коллекции было так мало экземпляров.

И вот он стоял наверху, на краю каменной набережной. Дыхание перехватило. Не от красоты, а от масштаба происходящего. Перед ним была не просто река и ступени. Это был гигантский, шумящий, дымящийся, разноцветный организм.

Гхаты, точно гигантские ступени титана, уходили в мутно-жёлтую воду Ганга. И на каждой площадке, на каждом уступе кипела своя, невероятная жизнь. Рядом с местом, где полуголые, мускулистые мужчины сжигали на погребальных кострах завёрнутые в ткань тела (дым стлался низко, пахнув сандалом и печалью), резвились и кричали дети, запуская в воду бумажные кораблики из местной газеты. Чуть ниже женщины в ярких сари били мокрыми простынями о каменные плиты, а их звонкий смех перекрывал заунывные песни брахманов, совершавших пуджу. Паломники погружались в воду с закрытыми глазами, шепча молитвы. Торговцы сновали между ними, предлагая варёную кукурузу, сладости и дешёвые медные амулеты. Воздух гудел от молитв, приветствий, споров, плача и радостных возгласов.

- Так… - мысленно проговорил Аксакал, доставая блокнот и облизав кончик заострённого уголька. - Пункт первый. Одновременность. Здесь всё происходит сразу. Рождение тут граничит со смертью, прачечная с храмом, торговля рыбой с погребением. Интересная система. Неэффективная, но эмоционально насыщенная. Так и запишем…

Он присел на корточки и начал набрасывать схему, зигзаг ступеней, а на них - крошечные фигурки. Рисовал он быстро, с насмешливой меткостью: вот толстый брахман, принимающий подношение, вот худая старуха, опускающая в воду маленький глиняный светильник, вот влюблённая парочка, украдкой держащаяся за руки под покрывалом. Или вот эта индийка, самозабвенно танцующая на одной из ступеней. Она прекрасна!!!

К нему подошёл старик, только что совершивший омовение. Кожа его была похожа на высушенный пергамент.

- Записываешь, странник? Картину мира?

- Записываю парадоксы, дед. - улыбнулся Аксакал. - Вот скажи: там сжигают тело, чтобы душа освободилась. А здесь, в двух шагах, этот малыш учится ходить, то есть душу в тело только заселяет. Не слишком ли тесно на этой лестнице для таких важных дел?

Старик хрипло рассмеялся.

- Река Ганг всё смоет и всё принесёт. И пепел, и новорождённого. Она одна, а событий много. Как нитей в одном клубке. Ты смотришь на разные нити, а они все - часть единого целого.

- Глубокомысленно… - кивнул Аксакал, записывая: «Метафора клубка. Проверить, нет ли тут влияния греческих философов? Спросить, если встречу».

Он провёл на гхатах несколько часов, переходя от одной сцены к другой. Видел, как богатую невесту в золочёных одеждах вели к воде для предсвадебного обряда, а в двадцати шагах семья в белых одеждах оплакивала усопшего. Видел, как нищий садху, покрытый пеплом, неподвижно медитировал, а вокруг него сновали мальчишки, играя в салки. Жизнь и смерть, радость и горе, грязь и очищение - всё смешалось в этом грандиозном, непрекращающемся спектакле.

К вечеру, когда солнце стало клониться к воде, окрашивая всё в багряные и золотые тона, Аксакал закрыл блокнот. Усталость накрыла его приятной волной. День был насыщенным. В карманах не было ни монеты, в желудке - ни крошки. Но в блокноте прибавилось страниц, а в голове - мыслей, которые нужно было обдумать.

Он нашел тихое место под огромным баньяном на верхней террасе, подальше от главного потока людей. Достал последнюю горбушку хлеба, размочил её в воде из публичного колодца и медленно стал жевать, глядя на реку, в которой уже отражались первые звёзды и огоньки погребальных костров.

- Интересная цивилизация. - размышлял он, заворачиваясь в поношенный плащ. - Они построили эти ступени не чтобы спуститься к воде. Они построили их, чтобы подняться от жизни к чему-то ещё. Или спуститься к самой её сути. Завтра нужно изучить вопрос с местной кухней. И, возможно, найти способ заработать на неё. А то блокнот полнился, а желудок нет.

И под шёпот великой реки, убаюкивавший и живых, и мёртвых, одинокий путешественник по имени Аксакал уснул, решив, что Бенарес, при всей своей шумной противоречивости, - место вполне подходящее для того, чтобы немного здесь задержаться. Хотя бы до тех пор, пока не появится монетка для покупки пищи...

День третий, кто ходит в гости по утрам, тот песни поёт

- Джимми... Джимии...

Ача... Ача!!!

Раздавалось где-то вдали. Хотя эти песнопения не разбудили Аксакала. Он давно уже лежал и думал - где бы позавтракать. Есть хотелось уже очень и очень. А ведь монеток для этого совсем не осталось. Может в округе есть ещё один коллекционер-крокодил?

- Ну что ж... Пора вставать и идти искать пропитание!!!

Аксакал начал вытряхивать содержимое своей котомки на циновку. Блокнотик с записями, кусочек угля, пустой флакон от чего-то благовонного (пахло мышами), потёртый плащ… И тут его взгляд упал на необычный сувенир. Тот самый, из гавиала. Сушёный, сморщенный, но внушительный. Даже в таком виде, он лежал, бесстыдно напоминая о том, как помог в смертельной схватке с демоном пруда у Храма. Аксакал собирался его выбросить, но рука не поднялась – а вдруг пригодится? И оно пригодилось. Мысль, озарившая его, была достойна Архимеда, кричавшего «Эврика!» в ванной. Аксакал, поскрёбши свою куцую бородку, напоминавшую изжёванный верблюдом ковыль, изрёк:

- А что, если…

Через полчаса на одной из оживлённых улочек, ведущих к гхатам, появился скромный прилавок. Вернее, просто расстеленный плащ. На нём, на бархатной подушечке из собственного же носового платка (который и так уже давно не был белым), возвышался тот самый артефакт. Рядом лежала табличка, нацарапанная углём на черепке:

АКСАКАЛ, ПРЯМОЙ ПОТОМОК ОРАКУЛА ИЗ ДЕЛЬТЫ АМУДАРЬИ.

ПРЕДСКАЗАНИЯ ПО ФАЛЛОСУ ГАВИАЛА.

УЗНАЙ СВОЮ СУДЬБУ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНА УЗНАЕТ ТЕБЯ!

ЦЕНА – ДАЙТЕ СКОЛЬКО НЕ ЖАЛьКО.

Даже такая сомнительная реклама сработала мгновенно. Собралась толпа зевак. Но, похоже, все они такие же безмонетные, как и сам предсказатель. И лишь через сорок минут «клиент пошёл». Первым покупателем предсказания стал молодой парень, переживавший из-за невесты.

- Она… она смотрит на моего соседа, Раджеша, который таксует на слоне! - чуть не плача, выпалил он.

Аксакал взял «инструмент» в руки, закрыл глаза, сделал вид, что сосредоточенно его ощупывает, и изрёк голосом, полным тайных знаний:

- Осьминожье кольцо говорит… то есть, фаллос гавиала вещает: не бойся конкурента. Твой соперник скоро уедет. Далеко. На север. Пользуйся моментом сам и возьми хорошую цену. То есть невесту!!!

Парень просиял, кинул медную монету и убежал, видимо уже планируя, как пройдёт свадьба.

Дело пошло. Гадал на любовь, на урожай, на пропавших коз. Аксакал импровизировал, основываясь на здравом смысле и умении читать людей. «Инструмент» был абсолютно нем, но выглядел настолько убедительно, что клиенты уходили в полном трепете. К полудню в его котомке зазвенело несколько монет. Голодный желудок издал уже не терзающий, а крайне требовательный рык.

Где же отобедать? И вот он стоял перед самым прекрасным зрелищем в Бенаресе после круговорота жизни и смерти. Перед торговцем с переносной жаровней. Мужчина, похожий на добродушного борова в тюрбане, ловко управлялся с круглой железной плитой-тавой, стоявшей на трёх ножках над углями.

- Одна лепёшка с карри и с чёрной фасолью, сир! Самую сочную, самую пряную, проклятие всех богов голода! – сделал заказ Аксакал и торговец не мог с ним не согласиться.

Путешественник замер, наблюдая за магией. Торговец в огромной плоской кепке щедро смазал раскалённую таву топлёным маслом – оно тут же зашипело, распространяя божественный, ореховый аромат. Затем он взял из большой миски комок теста из хлебного дерева, похожий на бледную луну, и с невероятной ловкостью стал раскатывать его в воздухе. Тесто крутилось, растягивалось, истончалось, пока не превратилось в идеальный круг диаметром с колесо телеги. Со свистом шлёпнув его на таву, торговец тут же принялся наносить на поверхность будущей лепёшки пасту из фасоли. Она была тёмной, почти чёрной, и утыкана кусочками имбиря, зёрнами горчицы и хлопьями сушёного красного перца. Всё это великолепие щедро посолили, посыпали асафетидой и кумином, тмином и листьями эвкалипта. Потом, когда низ уже схватился румяной корочкой, торговец ловким движением перевернул лепёшку. Снизу она была золотисто-коричневой, в крапинку от подгоревших специй. Он помазал её свежим сливочным маслом, от которого пошёл такой дымок, что у Аксакала заслезились глаза – или от дыма, или от предвкушения. Наконец, лепёшку свернули в плотный конверт, завернули в огромный лист банана и протянули со словами:

- Бон аппетит, генацвале... вот тебе качори с фасолевой начинкой… Кушай не обляпайся...

Аксакал, не в силах более терпеть, отдал монеты и, отойдя в тень, впился зубами в этот шедевр. Хруст! Тонкая, почти прозрачная корочка поддалась, выпустив на волю взрыв ароматов: дымное масло, земляная сладость фасоли, острый укус имбиря, тёплое дыхание кумина. Он жевал медленно, с закрытыми глазами, и мир вокруг перестал существовать. Не было больше гхатов, нищеты, жары. Был только этот божественный комок счастья в его руках. Это был не обед. Это было божественная амброзия, кулинарное откровение, пир духа!!!

Наевшись и пребывая в благодушной эйфории, он услышал разговор двух купцов о караване, идущем на северо-запад, в сторону загадочного города Мохенджо-Даро.

- А чем он знаменит? - встрял в беседу Аксакал, облизывая пальцы.

- О! Это же Великий Курган Мёртвых! - оживился один из купцов. - Город древний, даже брахманы не помнят, кто его построил. Говорят, там улицы прямые как стрела, а дома - с туалетами и стоками для воды! Как вам такое?

Мысль о городе с прямыми улицами и, главное, с туалетами, после Бенареса показалась Аксакалу верхом цивилизации. Решение созрело мгновенно.

Однако караван ушёл ещё на рассвете. Но судьба, или хорошо проведённое гадание, послала ему альтернативу. У городских ворот он наткнулся на рослого парня в кожаной безрукавке и крохотном тюрбане, сидевшего верхом на огромном, печальном на вид слоне. На его боку были нарисованы белые и черные квадратики...

- Такси! - кричал парень. - Доставка в любую точку мира! Быстро, надёжно, с ветерком! Я знаменитый махаут и меня зовут Раджеш, родом из Бомбея!

- До Мохенджо-Даро? - уточнил Аксакал.

- О, экскурсионный маршрут! Люблю историю! Садись, старик, успеем до заката!

- Отлично, бомбила из Бомбея, едем!!!

Путешествие на слоне-такси оказалось тем ещё аттракционом. Раджеш гнал своего гигантского «автомобиля» по джунглям с такой скоростью, с какой только может двигаться слон, напуганный криками бомбейского таксиста. Слон, которого звали, кажется, Дамбо, трубил от ужаса, снося хоботом лианы и мелкие кусты. Змеи, греющиеся на тропинках, со свистом уползали прочь. Пауки размером с кулак в панике покидали свои сети между деревьями. Аксакал, вцепившись в складки одежды таксиста, только успевал записывать в блокнот летящие обрывки фраз Раджеша:

- Посмотрите налево! Слева, видите, руины храма! Пятьсот лет, ёшкин кот, не меньше! А теперь держитесь, тут бугристо! О, обезьянка! Привет, обезьянка! Дамбо, не ешь папоротник, ты у меня на диете!

Через пару часов этого безумного сафари перед ними открылась живописная долина, а в ней – Мохенджо-Даро. Город из тёмно-красного кирпича, аккуратный, геометричный, молчаливый. Полная противоположность шумному, живому Бенаресу. У ворот, удивительно чистых и лишённых стражи, сидел лишь одинокий попрошайка.

- Бонжорно, добрый сахиб! Нет ли у вас монетки для хранителя древних камней? - заныл он.

- Расскажи мне про город. - предложил Аксакал, - монетка твоя.

Попрошайка, оказавшийся местным гидом-самоучкой, оживился:

- О, это же жемчужина Индии! Смотрите: улицы идут строго с севера на юг и с запада на восток, как сетка. Дома в два этажа, во многих есть колодцы и комнаты для омовений. А там, на западе, цитадель - огромная башня, там, наверное, начальники сидели. Вон видны стены большого бассейна - для ритуалов, что ли. И знаете, самое странное - нет ни дворцов, ни гигантских храмов. Или они были, а потом их… стёрли. Город как будто уснул. Нет, умер. Но умер аккуратно. Даже мусора почти нет. И водопровод работает!!!

Аксакал обошёл несколько улиц. Тишина была оглушительной. После Бенареса это было нереально. Он чувствовал себя букашкой, забредшей в идеально вычерченный, но мёртвый муравейник. Вечерние тени легли на прямые улицы, и стало как-то не по себе.

К ночи, расположившись у стены одного из домов, он снова почувствовал неудобства где-то глубоко внутри себя, под ложечкой. Деньги от гадания в Бенаресе кончились. Вздохнув, он достал из котомки свой «оракул» и положил его на камень. В мерцающем свете костра, который он развёл из сухих веток, сморщенный трофей, который помог ему приехать сюда, отбрасывал зловещие тени.

Клиенты нашлись и здесь, несмотря на малолюдность города. Видимо, любопытство и страх перед древними руинами рождали потребность в предсказаниях. Раджеш, который не смог найти пассажира обратно в свой город, получил прогноз:

- Духи любят тех, кто умеет ждать. Сделай десять рейсов по этому городу, и они будут благосклонны.

Монетка перекочевала в карман Аксакала. Хотя таксист был недоволен. У него есть молодая и очень ветренная невеста. Вдруг её уведут? Но спорить с богами нельзя!!!

Аксакал даже самому себе нагадал, что вот скоро, совсемскоро, в полнолуние, его посетит вдохновение и он... Ух... Ух он и развернётся!!! Но до полнолуния ещё несколько дней. Но вот про еду, как он ни старался, нагадать себе ничего не смог.

И вдруг - о чудо! На центральной, ныне пустынной улице, путешественник увидел знакомый силуэт с переносной жаровней. Другой торговец, но та же самая магия. Аксакал, уже как постоянный клиент, заказал лепёшку с фасолью и наблюдал за священнодействием, смакуя каждый жест, каждый шипящий звук. Лепёшка здесь оказалась чуть иной – в тесто, видимо, добавили черемшу, отчего оно стало немного с зеленцой, а в фасоль – больше чеснока и какой-то неизвестной, ароматной приправы.

Сев на каменный обломок у стены цитадели, Аксакал принялся за ужин. Лепешка была восхитительна. Но, жуя, он смотрел на идеально прямые, уходящие в темноту улицы Мохенджо-Даро, на чёрные глазницы пустых окон. Всё это его настораживало.

- Странно… – думал он, заворачиваясь в потёртый плащ. - В Бенаресе всё теснится, рождается и умирает в одной куче. А здесь… здесь всё разложено по полочкам, чисто и безжизненно. И где больше жизни – в их шумном хаосе или в этой мёртвой геометрии?

Запив ужин водой из своей фляги, он лёг спать, положив под голову котомку с блокнотом и сушёным талисманом. Сны снились странные: по прямым улицам Мохенджо-Даро бежал, трубя, испуганный слон Раджеша, а с гхатов Бенареса на него смотрели , не отрываясь, каменные лица древних статуй. И над всем этим витал дразнящий, невыносимо вкусный запах жареного теста и специй. Где-то вдали было слышно:

- Джимми... Джимми...

Ача... Ача...

День четвёртый, Аксакал и Змеиный Переполох

Проснулся Аксакал не от криков торговцев, не от запаха жареных лепёшек и даже не от назойливого щебета птиц. Он проснулся от ощущения, знакомого каждому, чьё существование периодически балансирует на грани абсурда и опасности: на него кто-то сосредоточенно смотрел. Взгляд явно был опасным и очень давящим…

Он медленно приоткрыл один глаз. И замер. В сантиметре от его носа покачивалась из стороны в сторону голова. Очень большая голова. Плоская, треугольная, с немигающими жёлтыми глазами, в которых застыла холодная, бездушная заинтересованность. За головой тянулось тело толщиной с его руку, покрытое переливчатыми чешуйками, складывающимися в сложный, гипнотический узор. Гигантская индийская кобра. И она явно размышляла, с какой именно части этого странного двуногого существа стоит начать дегустацию.

Мысли в голове Аксакала пронеслись со скоростью, достойной лучших моментов его жизни:

- Гавиал это одно. С ним можно станцевать. А вот с семифутовой коброй… Тут, пожалуй, даже гопак не поможет.

Но вместо того, чтобы вскочить с криком (что, как знает любой дилетант в герпетологии, является худшей из возможных идей), с ним случилось кое-что иное. Его сознание, не справляясь с концентрированной порцией ужаса, просто… отключилось. Нет, не в обморок. Оно совершило манёвр отступления. Резкий, мощный скачок в сторону, куда-то вовнутрь себя. Он впал в прострацию такой глубины и чистоты, что мог бы позавидовать любой медитирующий индиский йог. Его тело обмякло, взгляд уставился в небо, но не видел его, а где-то далеко, в потемках разума, затеплилась одна-единственная мысль:

- Хорошо бы оказаться где-нибудь, где нет гигантских змей. Например, в портовом городе. Слышал, в Тамралипти неплохие креветки.

И случилось чудо. Или совпадение. Или его личная, натренированная годами странствий способность к телепортации через паническую атаку. Когда он снова обрёл связь с реальностью и открыл для начала один глаз, то понял несколько вещей. Во-первых, гигантской кобры нет. Во-вторых, запах тут не пыльный и древний, а солёно-рыбный, с примесью пряностей, смолы и человеческого пота. В-третьих, он сидит на груде выцветших рыбацких сетей, а перед ним… порт.

Не просто порт, а порт древнего города Тамралипти. С трудом Аксакал вспомнил, что это место является воротами Бенгальского залива, пуп океанской торговли, место, где воздух дрожит не от молитв, а от криков грузчиков, скрипа канатов и шума мягкого прибоя. Город лежал амфитеатром вокруг глубокой бухты. Дома, больше похожие на амбары с островерхими крышами из пальмовых листьев, теснились друг к другу, образуя лабиринт узких, шумных улочек, спускавшихся к воде. Над ними возвышались крепкие, сложенные из тикового дерева склады с гербами купеческих гильдий. А у причалов качались на волнах десятки судов: от утлых рыбацких лодок, выдолбленных из цельных стволов, до мощных, высокобортных кораблей с квадратными парусами, похожих на плавучие крепости. Они были гружены до предела: бочки с пресной водой, тюки с шёлком и хлопком, клетки с истошно орущими павлинами, горшки, слоновая кость, благовония в керамических кувшинах. Воздух гудел на десятке наречий. Столпотворение!!!

Аксакал только собирался мысленно похвалить свой внутренний компас за столь точное попадание, как его внимание привлекло движение рядом.

На небольшой площадке, устроенной прямо на гальке, сидел тощий заклинатель змей в пёстром тюрбане. Перед ним, покачиваясь в такт монотонному дребезжанию бин-бандхара (инструмента, похожего на два скреплённых горшка), стояла корзина. И из неё, уже на полтора метра вытянувшись, выползала та самая гигантская кобра. Или её сестра-близнец. Она медленно раскачивалась, но её капюшон был раздут не в гипнотической гармонии с музыкой, а нервно, с резкими подёргиваниями. Её жёлтые глаза были прикованы не к заклинателю, а к Аксакалу. И в них читалось не гипнотическое спокойствие, а самое натуральное, змеиное раздражение. Она шипела, и это был не театральный шип для публики, а настоящее предупреждение:

- Опять ты?! Врёшшшшшь... Не уйдёшшшшшшшь... Никуда ты не денешшшшшшшшшшшшься от меняяяя...

Зеваки, собравшиеся вокруг, замерли в восхищённом ужасе, стараясь не подходить близко.

- Смотрите, как она яростна! Кажется садху с ней не справиться! Как бы она не бросилась на кого-нибудь! - шептались они.

Заклинатель же, покрываясь холодным потом, пытался унять змею своим монотонным инструмент и мысленно проклинал всё на свете. Змея, обычно покладистая, сегодня была не в себе, а тут ещё этот тип с диким взглядом и всклоченной жидкой бородёнкой появился!

Аксакал, всё ещё находясь под впечатлением от мгновенного путешествия, действовал на автопилоте. Угроза? Знакомо. Инструмент для её устранения? При мне. Он, не отрываясь от взгляда кобры, медленно полез в котомку и извлёк своего верного, сморщенного товарища. А затем, встав в полуприсяд, начал им размахивать перед собой, как мечом-кладенцом против змеиного царства.

- Не подходи! - бормотал он. - У меня тоже есть… э… продолжение! И оно старше и мудрее! Встань передо мною Сивка-Бурка! Ой, это не сюда…

Произошло невероятное. Кобра замерла. Её раздутый капюшон слегка сдулся. Она наклонила голову, будто изучая диковинный предмет. Потом, фыркнув (или это показалось Аксакалу), она плавно развернулась, скользнула обратно в корзину и свернулась там в тугой клубок, явно демонстрируя, что вид этого… этого… отбил у неё всяческий аппетит и интерес к публичным выступлениям.

Толпа ахнула, затем разразилась восторженными криками и аплодисментами. Они решили, что это часть представления - мистическая дуэль двух магов! Заклинатель, быстро сообразив, что репутация спасена, а опасность миновала, бросился к Аксакалу, схватил его за руку и поднял вверх, как победителя.

- Великий брахман из далёких земель укротил дух разгневанной наги! - провозгласил он. - Давайте же отблагодарим его, о милостивые люди! Давайте устроим праздник! Давайте петь и танцевать!

Толпа дружно грянула:

-Джимми! Джимми!

Ача!!! Ача!!!

В его протянутую руку, а заодно и в руку ошеломлённого Аксакала, посыпались монетки - медные, потёртые, но самые прекрасные на свете. Их как раз должно хватить на обед.

Пока вокруг танцевали всем портом, Аксакал наскоро заказал у ближайшего торговца чаат — взрывную смесь из нутовых шариков дахи-вада, чипсов из чечевицы, йогурта и тамариндового соуса, от которой сводило скулы и прочищались все мыслительные каналы. И только утолив голод и в очередной раз проклянув туроператоров, которые отправили его в отпуск явно по самому экономному эконом-тарифу, он смог окунуться в атмосферу праздника.

Карнавал охватил весь город. Зрелище завораживало. Грузчики, мышцы которых играли под тёмной кожей, как живые существа, вышагивали по шатким сходням под немыслимыми тяжестями, украшенные перьями попугаев. Они пели ритмичную, гортанную песню, под которую легче было двигаться в унисон. Купцы в белых дхоти и расшитых кафтанах ожесточённо торговались с капитанами, попутно танцуя и распевая задорную песню. Матросы, чинили сети вращаясь вокруг них парами. С высоких мачт свисали, как лианы, канаты, а в воде между кораблями сновали лодчонки торговцев, предлагавших прямо с воды фрукты, свежую воду и… да, тех самых креветок.

Шум, гам, энергия нескончаемого движения, ритмичные танцы - после мёртвой тишины Мохенджо-Даро это было как глоток крепкого вина. Аксакал нашёл себе местечко на теплом деревянном настиле, прислонился спиной к стене склада, достал блокнот и начал зарисовывать: изгибы корпусов кораблей, профили грузчиков, кривые носы лодок. Солнце клонилось к закату, окрашивая залив в цвета расплавленного золота и меди. Усталость от пережитого за день - змея, телепортация, дуэль древних артефактов - накатила на него тяжёлой, тёплой волной. Звуки праздника стали сливаться в один непрерывный, убаюкивающий гул: крики чаек, отдалённые песни, скрип дерева, плеск воды и нескончаемое:

- Джимми! Джимми!

Ача!!! Ача!!!

Он не заметил, как глаза его закрылись. Блокнот выпал из ослабевших пальцев. Он провалился в сон прямо там, под открытым небом, под колыбельную многоголосого, древнего Тамралипти.

А когда совсем стемнело и стало прохладно, с ближайшего склада, где держали экзотических животных для отправки за море, выполз молодой удав, скучавший в тесной клетке. Привлечённый теплом человеческого тела, он бесшумно подполз к спящему путнику, любовно обвил его пару раз своим прохладным, мускулистым телом, удобно устроил голову на его груди и тоже заснул, тихо посапывая…

День пятый, Аксакал и Гастрономический Блицкриг в Паталипутре

Проснулся Аксакал с чувством, которого давно не испытывал: он выспался. Сон был глубоким, безмятежным и сопровождался странным, но приятным ощущением мягкого, упругого давления по всему телу, словно его укачивали в самом надёжном гамаке на свете. Он потянулся, сладко зевнул и открыл глаза.

Прямо перед его лицом, на расстоянии вытянутого пальца, висела голова удава. Большая, блестящая, с умными, задумчивыми глазами, которые смотрели на него с тихим, почти философским интересом. Тёплое, мускулистое кольцо всё ещё обвивало его грудь.

- Ах, какой славный зверь… – подумал было Аксакал, и тут же его сознание, словно отдернутая занавеска, открыло картину прошлого вечера. Змея. Гигантская. Шипящая. Прыжок в неизвестность. Портовый город. И снова змея!!! Удав. – Что??? Опять???

Внутренний вопль ужаса, не изданный вслух, снова сработал как катапульта. Его бросило в дрожь, мир поплыл, и знакомое ощущение свободного падения в никуда охватило его. На этот раз в мозгу мелькнула отчаянная мысль:

- Хочу туда, где всё серьёзно, цивилизованно и где нет змей!

Он приземлился — в прямом смысле шлёпнулся на мягкую, утоптанную землю — на околице города, перед которым Мохенджо-Даро показался бы деревушкой, а Тамралипти — оживлённым рыбацким посёлком. Это была Паталипутра. Не просто город, а целый мегаполис. Один из крупнейших в мире на тот момент, средоточие имперской власти, денег, интриг и высокой культуры.

Даже с окраины было видно его величие. Город окружал глубокий ров и каменная стена с бастионами и сотнями бойниц, больше похожая на частокол титанов. За ней угадывались бесконечные ряды домов, сверкающие на солнце шпили храмов и беседок, и возвышающийся над всем этим царский дворец — многоэтажное чудо из резного белого камня и позолоты. Воздух гудел отдалённым, ровным гулом мегаполиса: смесь тысяч голосов, звона мастерских, рёва слонов из царских конюшен и где-то вдалеке — музыки. Вы, наверное, догадались, какая песня донеслась до ушей Аксакала

Этот город греческий Мегасфен, побывавший здесь, сравнил с величественной, воспетой в Древнем мире Александрией, и, глядя на это, Аксакал готов был с ним согласиться. Даже запах был иным — не священный храмовый дым и не едкий рыбный дух, а сложный букет пряностей, цветов, дорогих благовоний и пыли с дорог, по которым шли караваны со всей Азии.

Восторг, впрочем, длился ровно до тех пор, пока желудок не издал оглушительный, требовательный рык. Кошелёк, как назло, отозвался лишь печальным шелестом воспоминаний. Ситуация была ясна: в величайшем городе Индии он был беден, как церковная мышь, и голоден, как… как сам Аксакал в этом странном отпуске.

Он отряхнулся и пошёл туда, где сильнее всего пахло едой, — на центральный базар. Желудок был его путеводной звездой! И Аксакал попал в рай для гурмана и ад для пустого кошелька. Среди рядов с тканями, специями и утварью стояли роскошные палатки с яствами. Это была не простая уличная еда. Здесь торговали изысками.

В одной такой палатке, больше похожей на шатёр мага, с лёгкими шёлковыми занавесями, царило настоящее пиршество для чувств. На низких столиках в серебряных блюдах и на листьях гигантской кувшинки, размером в тележное колесо и привезенных с далекой Амазонки, горы еды: нежные шарики из баранины в йогуртовом маринаде, обжаренные в кипящем масле до хруста; рис, окрашенный шафраном и утыканный миндалём и фисташками; слоёные лепёшки, пропитанные медовой розовой водой; загадочные желе из манго и кардамона; пахлава, от которой даже воздух был сладким.

Горожане в дорогих, расшитых золотом дхоти и лёгких, прозрачных сари, с важным видом выбирали деликатесы, пробовали их, кивали и делали заказы для своих пиров.

Аксакал замер у входа. Его желудок устроил настоящую симфонию протеста. Слюны текли рекой. Нужен был план. И план, как это часто бывает в голодной голове, родился наглый и блестящий.

Он вплыл в палатку с видом заморского аристократа, слегка пострадавшего от дороги. Стоя перед столиком с конфетами, он взял одну, поднёс к носу, понюхал и громко, на ломаном санскрите с неуловимым акцентом (который он сымитировал, вспомнив речь бомбейского таксиста), изрёк:

- Интересно… Но чувствуется, что мёд собрали не с гималайских рододендронов, а с каких-то придорожных цветов. Легчайшая горчинка, знаете ли.

Затем он переместился к жареной дичи.

- М-м-м… Оленина? Маринованная в гранатовом соке, но недостаточно долго. Волокна чуть жестковаты для истинного ценителя.

Торговец, упитанный мужчина с бородкой, закрученной в стиле местной знати, навострил уши. Такого клиента он ещё не видел! Знаток! Из дальних стран! Его мнение может стать сенсацией или разорить репутацию!

- О, просвещённый сахиб! – засуетился он, подбегая. – Вы обладаете утончённым вкусом! Прошу, прошу, попробуйте вот это блюдо из фазана, томлёного в сливках с лепестками роз! Это наш фирменный товар!

- Ну, раз уж настаиваете… – с показным нежеланием согласился Аксакал.

И понеслось. В течение следующего часа он «вынужденно» дегустировал всё подряд. Каждое блюдо он сопровождал экспертной оценкой:

- Рис хорош, но воды для пара взяли на две капли больше идеала…

- Шафран, конечно, кашмирский, но урожая не прошлого, а позапрошлого года, чувствуется лёгкая выдержка…

- Это желе… мм… слишком идеальной консистенции. Не хватает души, понимаете? Той самой, кустарной небрежности…

Торговец и его помощники бегали вокруг него как ошпаренные, поднося всё новые и новые блюда, ловя каждое слово. Клиенты в богатых одеждах, заинтригованные, стали собираться вокруг, слушая этого странного мудреца, и тоже заказывали то, что он одобрил. В кассе палатки звенела богатая выручка, как никогда.

Аксакал ел. Ел медленно, вдумчиво, с паузами для критики. Он ел так много и так изысканно, что начал бояться, как бы его желудок, привыкший к лепёшкам с фасолью, не взбунтовался от такой роскоши. Но желудок мужественно принял удар и требовал продолжения банкета.

Наконец, с чувством глубокого, почти профессионального удовлетворения (и физической невозможности проглотить ещё хоть крошку) Аксакал кивнул торговцу.

- Да… Есть прогресс. Не скажу, что это вершина кулинарного искусства Ойкумены, но для Паталипутры… вполне достойно. Вы можете гордиться.

И с достоинством, не предложив ни пайсы (которых у него и не было), он вышел из палатки, оставив торговца в блаженной эйфории от комплимента «для Паталипутры».

Сытый, довольный и слегка подхихикивающий про себя, он побрёл дальше. И скоро наткнулся на другую, не менее интересную площадку - конный рынок. Лошади в Индии были редкостью, товаром для военной элиты и самых богатых вельмож. Их пригоняли с севера, через опасные перевалы, и цены на них были астрономическими.

Среди десятка других выделялся один конь. Гнедой, с шелковистой гривой и хвостом, с умными, печальными глазами и статями, говорящими о крови и скорости. Он стоял немного в стороне, не обращая внимания на торг, и смотрел куда-то вдаль, в сторону холмов. Взгляд его был полон тоски по просторам, по ветру в гриве, а не по душной конюшне богатого сановника.

И Аксакала, сытого, счастливого и поэтому необычайно сентиментального, вдруг пронзила острая жалость. Он подошёл ближе. Конь повернул к нему голову, и в его тёмных глазах будто что-то дрогнуло.

- Эх, брат… - тихо сказал Аксакал. - Тебя тоже не спросили. Стоишь тут, как украшение. А должен скакать.

В голове у него зазвучала обрывками какая-то степная песня, которую он слышал давным-давно. Про коня, про волю… Что-то про то, что «выкраду вместе с забором»… Без долгих размышлений, движимый порывом сытого благородства, он негромко напел эту строчку, огляделся. Торговцы были заняты спором с потенциальным покупателем в жемчужном тюрбане. Стражники ленились в тени.

- А что, собственно, терять? — блеснула мысль. Всё, что он приобрёл в Паталипутре - это плотный обед. Остальное можно оставить городу. Разве не так?

С проворством, удивительным для его лет и объёма только что съеденного фазана, Аксакал в два счёта оказался у коня, ловко перекинул ногу через его спину (лошадь лишь слегка вздрогнула от неожиданности, но не взбрыкнула) и, дёрнув за повод, который был просто накинут на колышек, крикнул что-то невнятное, но воинственное.

Гнедой, будто только и ждал этого, рванул с места так, что Аксакал чуть не потерял котомку с ценным артефактом. Они помчались по улице, распугивая торговцев, прохожих и священных коров. За ними поднялся крик, но было уже поздно - всадник и конь, слившись в едином порыве, вынеслись за городские ворота (к счастью, открытые для очередного каравана) и умчались по пыльной дороге на север, к синеющим вдали холмам.

Они скакали, пока город не скрылся за поворотом, а солнце не начало клониться к горизонту. Аксакал отпустил поводья, давая коню самому выбрать путь и скорость. Тот вынес его на высокий утёс, с которого открывался вид на бескрайние долины, прорезанные серебристой лентой Ганга.

Здесь они остановились. Аксакал слез, погладил горячую, бархатистую шею коня. Тот мирно опустил голову, щипля сочную траву. А потом... Солнце, огромное и багровое, стало тонуть за зубчатыми вершинами далёких гор. Небо загорелось фантастическими красками: от золота и пурпура у горизонта до нежно-лиловых и синих тонов в зените. Длинные тени поползли по долинам, и весь мир будто замер в торжественном, немом восхищении. Аксакал сел на камень, конь стоял рядом, положив ему голову на плечо. Они смотрели на закат. В голове путешественника не было ни мыслей о краже, ни страха перед погоней. Было только тихое, вселенское умиротворение и благодарность странному, непредсказуемому миру, который дал ему и роскошный обед, и этого прекрасного друга, и такой финал дня.

- Неплохо, - подумал он, доставая блокнот. - Совсем неплохо для одного дня.

И начал записывать свои похождения и зарисовывать горы, солнце, красивые пагоды в долине, стараясь уловить оттенок этого чудного мгновения, пока конь тёплым дыханием согревал ему плечо...

День шестой, последний день отпуска

Проснулся Аксакал от того, что по его щеке двигалось что-то тёплое и влажное…

- Опять? – мелькнула мысль.

С ужасом открыв глаза Аксакал увидел склонившегося над ним морду коня, залитую утренним золотистым светом. Конь, которого он в порыве сытого благородства выкрал из города Паталипутра, явно считал, что пора вставать. Они ночевали на высоком холме, с которого открывался вид на долину такой ослепительной красоты, что даже бывалый путешественник замер на мгновение, глядя на изумрудные поля, серебристую ленту реки и дымку, поднимающуюся от далёких деревень.

- Ну что, брат… – потрепал Аксакал коня по шее, – спасибо тебе за ночлег. И за компанию.

Конь в ответ ткнул его носом в плечо, будто говоря:

- Не за что. А теперь поехали.

Куда ехать, было решено почти мгновенно. Конь, словно понимая, что его новому другу нужны впечатления для блокнота и, возможно, очередная порция лепёшек, уверенно повернул на юго-запад. Он бежал легко и быстро, и уже к полудню на горизонте показались стены и башни древнего Уджайна.

Город был не просто древним. Он был сакральным. Один из семи священных городов Индии, центр науки, астрономии и магии. Воздух здесь звенел не от рыночного гама, а от приглушённого гула мантр, доносящихся из храмов, и споров учёных мужей в тени портиков. Повсюду виднелись странные сооружения: каменные диски с нанесёнными делениями, похожие на гигантские солнечные часы, высокие колонны, отбрасывающие идеально ровные тени. Это были обсерватории. Уджайн считался пупом земли, точкой отсчёта для звёздочётов и географов.

Аксакал, оставив коня щипать траву у городского рва, побрёл по широким, мощёным улицам. Его внимание привлекла толпа, собравшаяся в роскошном саду при одной из обсерваторий. В центре, на циновке, сидел человек с лицом мыслителя и взглядом, устремлённым куда-то за пределы реальности. Рядом лежали листы покрытых пылью папирусов, медные астролябии и песочные часы. Это был сам великий Варахамихира, светило науки, астроном, математик и предсказатель.

- Позвольте поинтересоваться, о мудрейший. - почтительно, но с искоркой любопытства обратился Аксакал, – Что за труды столь сильно поглощают ваше внимание?

Варахамихира обвёл его спокойным взором.

- Я готовлюсь к ритуалу, странник. Завтра начало нового года согласно нашим расчётам. И в эту ночь, когда звёзды займут особое положение, я должен буду истолковать знамения из священной «Брихат-самхиты» и сделать предсказания на грядущий цикл. - он махнул рукой в сторону толстенной стопки древних папирусов. - Здесь записаны движения светил, знаки на земле и небе. Нужно сопоставить всё: как упал лист кокоса, в какую сторону ползла утром змея, каким был ветер. И тогда истина откроется.

Аксакал заинтересованно присел на корточки.

- А можно взглянуть? Предсказания, это же ж мне знакомо.

Учёный, удивлённый такой смелости, тем не менее, кивнул. Аксакал полистал тяжёлые страницы, испещрённые сложными схемами и стихами на санскрите. Суть он уловил быстро: система была грандиозной, но, с его точки зрения, чересчур сложной. Зачем столько переменных, когда можно взять один хороший, наглядный инструмент?

- Уважаемый Варахамихира! – сказал он, – Ваша наука величественна, как Гималаи. Но иногда истина любит простоту. Позвольте предложить вам… мою скромную коллегиальную помощь.

И с этими словами он достал из своей котомки заветный, сморщенный артефакт гавиала. Учёный широко раскрыл глаза.

- Что это?!

- Это... – торжественно произнёс Аксакал, – Концентратор вселенской мудрости. Позвольте продемонстрировать.

И под одобрительные, а где-то и изумлённые возгласы собравшихся, они устроили дуэтное гадание. Варахамихира, с серьёзным видом, зачитывал положения звёзд и цитировал стихи о влиянии Марса на урожай бобовых. Аксакал, держа свой «инструмент» под разными углами к солнцу, давал краткие, ёмкие трактовки:

- Осьминожье кольцо указывает, что Марс благоволит не бобам, а чечевице. А Венера в доме Водолея советует добавлять в неё больше асафетиды…

Народ был в восторге. Такого наглядного и, что уж там, весёлого предсказания они ещё не видели. Варахамихира, вначале скептичный, к концу сеанса расчувствовался и даже рассмеялся.

- Ты, друг мой, обладаешь уникальным… эмпирическим подходом! – заявил он сквозь смех, хлопая Аксакала по плечу. – Я нарекаю тебя Бабу-Джи, что значит Уважаемый Отец Практической Мудрости!

Они расстались, обменявшись добрыми шутками и уважительными поклонами. Аксакал, теперь уже нареченный Бабу-Джи, с чувством выполненного долга и лёгким голодом отправился искать ужин. Но едва он вышел на окраину города, где его ждал верный конь, небо начало странно меняться.

Над Уджайном, известным своим ясным небом почти круглый год, за исключением сезона дождей, с невероятной скоростью сгустились тучи. Но это были не обычные грозовые облака. Они имели странный, геометрически правильный вид и отливали металлическим блеском. И вдруг из этой странной тучи раздался голос. Голос, который Аксакал слышал лишь в самых дурных снах, связанных с его прошлой, давно забытой жизнью и началом отпуска. Голос ровный, бесстрастный и не терпящий возражений.

- Внимание, турист Аксакал. Ваше пребывание в пакетном туре «Магия Древней Индии: от Ганга до Гхатов» подходит к концу. Отведённое временное окно истекает через тридцать минут. Приготовьтесь к эвакуации. За вами будет выслан воздушно-транспортный модуль. Ожидайте на текущей локации. Спасибо, что путешествовали с «Бюро путешествия до н.э.».

Аксакал замер, ошеломлённый. Потом возмущение пересилило изумление.

- Какой ещё отпуск?! – закричал он в нависшую тучу. – Какие тридцать минут? Да я тут только распробовал лепёшки с фасолью! Я не успел в Таксилу! Я не видел слоновью пехоту! Это несправедливо! Я требую компенсацию или, на худой конец, рецепт того карри из Паталипутры!

- Претензии принимаются в офисе по возвращении из тура. Эвакуация обязательна. Нарушение временного континуума карается штрафными санкциями.

Аксакал понял, что спорить бесполезно. Голос с небес звучал так, словно он уже вычитал из его виртуального кошелька все возможные штрафы. Он тяжело вздохнул и обвёл взглядом долину, холм, шпили Уджайна. Сердце сжалось от щемящей грусти. И тут к нему вернулась память. Он никакой не предсказатель и не знаменитый путешественник. Он обычный турист, который купил билеты у туроператора в древнюю Индию. Тогда он не обратил внимания на приписку "древнюю" Да и в самом названии туроператора какие-то странные буквы - "до н.э." Чтобы это значило? Вот и закинуло его на много веков назад, да ещё и без гроша в кармане. Нет, всё таки придется "Бюро путешествия до н.э." выплатить ему компенсацию. Придётся!!! А сейчас...

- Ну что ж. - прошептал он. - Прощай, страна контрастов, священных коров и непредсказуемой кухни. Прощайте, гхаты, где всё смешалось. Прощай, молчаливый Мохенджо-Даро. Прощай, шумный Тамралипти.

Он поклонился на все четыре стороны света, как научили его уважаемые люди в этой удивительной стране. Востоку – где восходит солнце и начинаются пути. Югу – где жарко и растут самые острые перцы. Западу – где садится солнце и уходят корабли. Северу – откуда приходят прохлада и странные мысли.

Потом его взгляд упал на котомку. Он достал оттуда сушёный фаллос гавиала, верного спутника многих его приключений, и огляделся. Мимо, погружённый в себя, шёл буддийский монах.

- Эй, брат! – окликнул его Аксакал. - Держи. Талисман. Он видел многое. Может, и тебе поможет увидеть суть вещей… или просто заработать на миску риса.

Удивлённый монах, приняв дар, кивнул с безмятежной улыбкой и пошёл дальше, не ведая, какая история за этим последует. Артефакт любит проверять людей на прочность!!!

Конь, почуяв неладное, беспокойно забил копытом. Аксакал обнял его за шею, прижался щекой к тёплой шерсти.

- Прощай и ты, друг. Скачи. На волю. И помни того странного старика, что однажды встречал с тобой закат.

И тут из той самой металлической тучи бесшумно спустилась верёвочная лестница, а за ней показалась алая, огромная сфера – воздушный шар, но не из ткани, а из какого-то мерцающего материала.

Аксакал вздохнул в последний раз воздух Древней Индии. Воздух, пахнущий дымом, пряностями, пылью и бесконечностью. Взялся за нижнюю перекладину лестницы. Она сама потащила его наверх.

Он смотрел вниз, на уменьшающийся холм, на одинокую фигурку коня, на далёкие огни Уджайна, пока люк в полу гондолы не закрылся с тихим шипением. Внутри было чисто, прохладно и скучно. Раздался щелчок, и на стене замигал экран с надписью. Голос продублировал текст:

- Возвращение в точку отправления. До новой встречи в «Бюро путешествия до н.э.»!

Аксакал, теперь снова просто турист, устроился на жестком сиденье, закрыл глаза и стал ждать возвращения домой. Да и пора, скоро Новый год встречать. В кармане его современных штанов лежал лишь потрёпанный блокнот, полный бесценных, никому не нужных записей. И это было его главным трофеем.