Пыль лежала на ступенях густым бархатным саваном. Я замер у лестницы, ведущей на второй этаж.

Кабинет бывшего, старорежимного еще, хозяина особняка, оказался заперт на ключ. Только вот, как известно, против лома нет приема. За рухнувшей дранкой я обнаружил тайник с коллекцией. Фарфоровый чайник, салфетки, лубки, дюжина книг, три гравюры объединялись общей темой. Эротика. Но взгляд притягивала лишь миниатюрная бронзовая статуэтка. Суккуб, полуженщина-полудемон, возлежала, выгибая обнаженную спину. В кошачьих глазах, в гримасе улыбки сквозили насмешка и обещание. Одна из ее грудей нависала над чашей, выдолбленной в камне.

Под фигуркой нашелся полуистлевший дневник. Выцветшие чернила, обрывки фраз: «…злой пасквиль на мироточение!», « мой вольный п…» «…лишь зелья из чаши пригубишь вина. Ты станешь стрелой, а мишенью — она». Далее следовали описания.

«Горничная. Весьма, весьма резвая девица. Нет, ничего особенного… но прыть, бесстыдство, темперамент юной кобылицы, в конце концов!»

«Курсистка. Стоило мне коснуться изящной ручки, обтянутой бархатной перчаткой, как я с восторгом осознал: моя! Пряная капля, добытая из чаши, отделилась от кончика указательного пальца. Легко миновав ткань перчатки, впиталась в поры ее кожи. О мой бог! Как она отдавалась! С нежностью французских лилий! Со страстью африканских барабанов! С изощренностью античных куртизанок!. Ее чулки с подвязками, словно волны теплого моря, поднимались и опускались вдоль торса! Бесподобно, это было бесподобно! Это стоило того, чтобы…».

«Кузина жены. Кто бы мог подумать! Замужняя, респектабельная дама… и в курсе таких извращенных способов. Решительно, я был начисто фраппирован Ольгой! Но и приятно покорен дерзостью ее развратных поз и свободой. Особенно тем, что она, сама родом из Оренбурга, в бунтарско-нигилистическом духе называла „стремлением во глубину сибирских руд“. Проникнуть в те скрытые природой кладовые наслаждений оказалось и впрямь нелегко. Никогда я так бурно еще не орошал то, что…».

И вдруг в записях обозначился перелом.

«…нет, то не может быть совпадением! Или все же может?

Суккуба в предрассветной дреме является с требованием платы. И если в первый раз я по-скоморошьи отмахнулся, выбрав образ горничной для ответа по тяжбе, то второй визит уже напугал меня не на шутку. Глашенька не явилась по утру, как обычно. Ее нашли в придорожной канаве, сбитою и изувеченною пролеткой, скрывшейся с бульвара.

Машенька, курсистка, на следующий же день оказалась изгнанной со своего места в департаменте из-за открывшейся внезапно острой формы чахотки. С жутким кашлем и кровохарканьем.

На губах бронзового чудовища нынче играла жутчайшая ухмылка, когда оно ожидало выбора моего. Между мной. И Ольгой Михайловной. Я медлил. И тем, видимо прогневил монстра.

Какое же коварное наказание положил нам демон! Проклятие, наследуемое по крови. О, кузина, что же мы натворили!»

///

Последняя запись была о невесте губернатора. Стал ли автор записей обладателем еще одного женского сердца или нет, об этом дневник умалчивал. Впрочем, я мог осведомиться у жены. В ее семье бережно хранили все, что касалось их пышного, некогда, генеалогического древа.

Телефонный звонок супруги вырвал меня из оцепенения. Кратко отчитавшись об инспекции усадьбы, я, для затравки, задал вопрос о кузине Ольге Михайловне. Помедлив, Зина ответила:

— Ольга… С нее берет начало редчайшее генетическое заболевание, ставшее бичом нашего рода. Прогерия. Недуга, при котором в свои тридцать два она выглядела на шестьдесят! Необъяснимое ускоренное старение тканей, — отчиталась Зина сухо. И добавила уже по-простому: — Захвати продукты к завтрашнему дню рождения Саши. И вина.

Дочь. Ее совершеннолетие. Я чуть не упустил из виду! В такси, глядя на темное небо, я сжимал на коленях коробку из-под ботинок. Внутри, обернутая в газету, лежала статуэтка. А в голове царил образ ослепительной блондинки Дины, подруги дочери.

Из-за рваных туч над трассой выплыла луна. Полная, холодная, совершенная. Сердце екнуло. Пальцы сами потянулись к крышке коробки.

Загрузка...