ОВЛ

Это письмо пришло мне две недели назад от моего боевого товарища, проходящего лечение в одном из госпиталей. А три дня назад мы его похоронили.

«Здравствуй, братик, родное сердце!

Как ты там на гражданке? Как жена, как дети?

Я в госпитале на ОВЛ. Отделение восстановительного лечения. Физиотерапия. Лечебная физкультура и прочая и прочая. Да чего я тебе это пишу, сам ведь в курсе. Валялся полгода тоже или больше?

Письмо твое получил, спасибо дорогой, что фотографии класса приложил, что просил я прислать.

Ага, помнишь, помнишь, как мы перед выпускным сфотографировались. Помнишь, как из спортзала скамейки выносили. И скамейка зацепилась, и ты себе еще брюки от отцовского костюма порвал? Да и смех, и грех…

И казались себе такими взрослыми, такими все знающим…

Помнишь… Как на уроке, когда Толстого читали разбирали трус Коленька, или не трус. Должен он был бежать или не должен… Как ты горячился, как кричал, что трус, а потом сам говорил, что контузило тебя так, что неделю не помнил, а потом рассказывал, как тебя на пленных выменяли? Да и про плен тоже узнал. Помнишь? Когда про концлагеря урок был, про плен? Как горячились: «В плен просто так не попадают!».

Не утверждение это было, а вопрос, как выяснилось…

Долго ждет судьба но на все ответы дает… А чего там, вспоминать.

Напишу тебе о веселом.

Житье здесь нормальное, только просыпаюсь иногда по ночам. В коридоре лампочка горит. Свет через щель. И гляжу я на потолок и долго, секунд тридцать не могу понять где я. То дом вспоминается, то детство в деревне у бабушки, а то вдруг вскочишь, откинешь одеяло и прыгнешь с кровати…

Ага, прыгнешь и лицом об кровать соседа со всей дури.

Сосед сначала пугался, а теперь смеется, по доброму, говорит: «Что десант, опять ногу куда-то потерял…». Хорошо хоть у него обеих ног нет, падать лицом не больно в мягкое. А у меня одна все-таки сохранилась, так что прыгаю обратно потихоньку. Теперь с его легкой руки меня Десантурой зовут. «Эй, - говорят, - Десантура, пошли на процедуры, ногу не забудь».

Вот тебе шутка первая.

А вот и вторая.

Стал я смеяться сильно. Так смешно вдруг становиться, что взахлеб смеюсь. Отчего?

Да на одеяло глядючи. Не, не в том дело, одеяло нормальное, армейское почти одеяло, синее, с коричневыми полосами. А как сказать, ровность его смешна. Ровность, как после КМБ. Ни морщинки, ни катышка. Все как товарищ дед у товарища духа требует. Но нюанс есть. Не должно быть там ровности. Бугорок должен быть. Потому как там моя вторая нога лежать должна.

А я смотрю на ровность эту и смеюсь. Ну, тут сосед не выдерживает. Переползает как краб на колясочку и в коридор. А минут через пять возвращается. А следом сестричка, ага красавица, конечно, ласковая. Но ты женат, тебя дразнить не буду.

Ставит укол, говорит витаминки. Знаем мы эти витаминки, после укола спокойно становится, и одеяло не смешит больше.

А помнишь? Мы с тобой в шкафу протез деда моего нашли? Ага, деда который на войне ногу потерял? И согнул я колено и приставил протез и прошел чутка даже.

Помню, как пиратом назвался «Джон Зильберман», а нет «Джон Сильвер», это доктор у нас Зильберманн, ничего, толковый, несмотря что «манн».

И спросил я тебя, как дед всю жизнь без ноги ходил? Видишь как, не захотела жизнь отвечать заочно. Сказала. Сам ответ на свой вопрос узнаешь.

Пока ответ не узнал. Но узнавать начал.

Вот тебе шутка вторая. Так что смех он не только жизнь продлевает, но и спокойствие приносит.

Спасибо, что написал мне, братик, что и как у Маришки моей. Спасибо, рассказал, что ждет она меня….

Зачем я такой безногий ей нужен. Помню, когда с дедом шли, как от его костылей ребятишки разбегались, как боялись его.

А дед хороший был, строгий, но добрый, как он пацанов в шахматы играть учил? Помнишь?

А мелкие разбегались. А помнишь случай, как пятилетка, как ее звали… Света? С третьего этажа расплакалась. «Мама, мама, - говорит, - это пират!». И ни в какую. Дед это услышал, конечно, подошел, говорит не пират мол он. И в карманах среди табачных крошек от папирос достает желтый леденец. В смысле в обертке желтой. Сдувает табак с него и конфетку Свете дает. А девочка конфетку не взяла. За маму прячется. Мама извинилась, конечно. Но дед не видел, а я досмотрел, как отошла мама подальше и конфетку в урну выкинула. Это ты и так знал.

Но в от этого я тебе до сих пор не говорил. Пришел дед домой и лишнюю стопку выпил. Но бабушка его не ругала. Рассказал я ей о девочке.

Так вот думаю, как теперь я сам ходить буду. Чучелом безногим. Пугать, наверное, мной будут. Представляешь. Чучело-безногое со второго подъезда… Со стукнутым из третьего дома… Два друга-акробата… на районе.

Помню, как дед протез снимал. А под протезом культя до крови натертая. Поэтому и на костылях ходил. А дети кто в страх, кто в смех.

Также и со мной будет? А может в аниматоры пойти, как в Анатолии? Не, не Анатолии, похоже как то… Ну, родное сердце, ты понял о чем я…

Говорят в школу можно устроиться будет. Ага днем учить. А на Новый год буду пирата играть на детских утренниках. Будет три персонажа тогда Дед Мороз. Снегурочка. И вместо Бабы Яги Пират.

Как думаешь? Хороша третья шутка получится?

Но домой не тянет. Понимаю, что нет того дома. Понимаю, что полка с моделями, книжки детские уже не мои они. Да хоть и взрослые книжки. Где в них напишут, что с проснувшимся бойцом делать? А если Маришка рядом будет? А если лицом не об кровать соседа, а об детскую кроватку, которая рядом в комнате стоять будет вскочишь?

А где книжка, где написано, чем культу протирать и как от боли в ноге избавиться? В несуществующей ноге. Представляешь? Ноги нет, а боль есть. Но это еще ничего. А вот когда почесать захочется пальцы на ноге, тогда хоть волком вой.

Но тут я шутку придумал. Вышел сосед на перекур. А я из полотенца скатал валик. Вместо стопы тапок приспособил. И лежу, в телефоне играю. Вкатывается сосед. А я ему: «Братишка, в не западло, почеши ногу!».

И он, представляешь, чешет. Тапок чешет. Потом дошло до него. Тапок схватил и в меня кинул. Еле увернулся. Только к вечеру отошел сосед. Посмеялся. Хорошая говорит шутка, одолжишь полотенце. Сам хочу сделать. А я ему, тапок только один.

Ну, тут он помрачнел. Отвернулся. И заснул так. Так и не пошутил потом. Забыл наверное? Как думаешь?

Ага, вот тебе четвертая шутка была.

Ну что написал я тебе письмо на сегодня. Повесил. Матери привет передавай от соседа и друга твоего. Маришке ничего не говори. Только скажи, что скоро домой приеду. Увидит она меня. Подпись. Число».

В одном он ошибся. Хоронили его в закрытом гробу. Под звуки выстрелов и падающего дождя. Редкого для этого сентября.

На поминках стоял его портрет в форме. Перед портретом стоял стакан, накрытый кусочком черного хлеба. Две красных открытых коробочки. В одной из них лежал «Орден Мужества» за первую войну. И «Медаль Жукова» за вторую.

Мама его стояла и все спрашивала меня.

А я стоял и все ей что-то отвечал. А потом перестал.

Ведь ответы матери были не нужны. А я не был ее сыном.