Падение иллюзий

Лэйми проснулся, лежа в полумраке, на зеленовато-синем силовом поле. Бесконечно мягкое и удивительно прохладное, оно, беззвучно мерцая, обтекало его нагое тело. Он чувствовал себя очень легким, почти невесомым, и никак не мог вспомнить, сколько прошло времени. О том, что с ним было, он помнил чуть лучше, – где-то глубоко под пупком всё ещё горело мягкое, тёплое солнце, и его живот непроизвольно поджимался. Он умирал от голода, – но, в то же время, ему было очень хорошо: Ксетрайа спала под его боком, уткнувшись лицом в его волосы, обнимая его. Сама комната была очень просторной. На фоне темно-синего, чистейшего неба замерли, казалось, бесконечно далекие, неправдоподобно четкие, розовато-белые гребни гор. Они словно парили за бездонной воздушной пропастью, что начиналась сразу за огромными окнами. Взгляд Лэйми лениво блуждал по зеркальному потолку, по стенам из семнадцати пород стеклянно-гладкого камня, по полу, скрытому под массой разноцветных шелковых подушек, по вделанной в него круглой, ровно сиявшей проекционной матрице...

Это была комната в горном доме Охэйо, – так как он всё равно в нем не жил, Ксетрайа уговорила Лэйми перебраться сюда. В честь переезда они устроили небольшой праздник с поеданием разных придуманных ей вкусностей, танцами – и любовью в итоге. Потом Лэйми намертво задрых – и проснулся только вот сейчас. Он не представлял, сколько часов спал – то есть, совершенно. К тому же, его сон оказался столь глубоким, что он, отчасти, утратил ощущение реальности. Красивая комната вокруг, прекрасная дева в объятиях, – и было ли что-то ещё, кроме этого?..

Ощутив едва заметное движение его руки, Ксетрайа проснулась и туго задрожала, потягиваясь, целуя его в ухо, и все мысли исчезли из головы Лэйми. Он повернулся, обнимая и целуя её. Пару минут они ласкались, потом Ксетрайа тихо уркнула и замерла, обвив ногами его стан. Его пальцы накрыли её грудь, нашли соски, и её стан между круглой попой и плечами непроизвольно выгнулся, так ей стало хорошо. Смакуя эти мгновения нежности, она уткнулась мордочкой в его щеку, часто задышала. Лэйми задвигался, ровно и быстро, потом сам выгнулся, вскрикнув в мучительно-сладком ознобе. Потом они замерли. Лэйми, переводя дух, жмурился, затем потянулся – так тщательно, что весь задрожал, – и смущенно посмотрел на Ксетрайа. Скосив свои длинные, темно-зеленые глаза, она дразняще рассматривала его из-под тяжелых гагатовых волос. Лэйми улыбнулся, поглаживая её щекочущие пальцы ресницы. Судя по бьющей в окна сияющей голубизне, занимались они долго...

– Ты очень необычный парень, – сказала Ксетрайа, тоже улыбаясь ему. – Тебе нравятся... необычные ощущения. Хочешь испытать кое-что особенное?

Лэйми сам скосил на неё смеющиеся глаза.

– Да. Разумеется!

Ксетрайа улыбнулась.

– Тогда – пошли.

Он подтянул пятки к заду и вскочил одним рывком, – так, что, кажется, задрожал уже весь дом, вновь томно и бесстыдно потягиваясь. Подруга повела его в сумрачную прихожую, коснувшись тлевшего тускло-розовым мягкого сенсорного квадрата. Тяжелая панель из серой стали почти беззвучно ушла в сторону. Лэйми зажмурился от ослепительного сияния солнца и снега, от нестерпимого блеска зазубренных горных хребтов, от необозримого пространства, простершегося перед ним. Морозный воздух показался ему сначала просто удивительно свежим. Оглушительно вопя, он бросился в самый высокий сугроб, какой только смог разглядеть, мгновенно утонув в его ласкающей мягкости... всего через миг обернувшейся ледяными тисками.

Лэйми задохнулся, барахтаясь в толще снега, кое-как выбрался – всё ещё не в силах вдохнуть – и пулей бросился к неожиданно далекому крыльцу. На полдороге он споткнулся, растянувшись на животе, и всем нагим телом вновь впечатавшись в обжигающе-холодную мягкость, вскочил, и, наконец, сел на пол гостиной – весь мокрый от тающего на нем снега, задыхающийся, смеющийся.

– Сумасшедший, – сказала Ксетрайа, закрыв стену. – Ты же весь промок. Ты можешь заболеть от этого.

– Нет, – сказал Лэйми, осторожно трогая пальцы застывших босых ног, – сейчас их словно драли изнутри, а подошвы горели, как ошпаренные. С волос, словно с крыши, на плечи стекала вода, и он помотал головой – так, что по всей комнате разлетелись брызги.

– В душ, живо! – приказала Ксетрайа.

Лэйми поднялся – одним плавным, незаметным движением – насмешливо рассматривая её. Его глаза блестели, он чувствовал себя только что родившимся заново.

Подруга осторожно подошла к нему с громадным полотенцем – и он опустил ресницы, чувствуя, как она вытирает его, чувствуя, как тепло ткани усмиряет бешеную дрожь...

Потом он – гладкий, сухой и очень чистый – сидел на силовой постели, невольно жмурясь от удовольствия, когда Ксетрайа расчесывала его длинные, тяжелые волосы. Сама она уже привела себя в порядок – то есть, вплела в гривищу нити радужных бус, надела серебряные браслеты на запястья и щиколотки. Тяжелый поясок из нескольких нитей темно-зеленых – в тон её глаз – жемчужин, лежал ниже пупка на выпуклых тугих изгибах её талии.

Лэйми, замирая, тихонько ёжился, когда Ксетрайа, откровенно дразня его, скользила гребнем по ушам, – но проснувшееся уже любопытство напомнило, что вокруг по-прежнему лежит огромный и таинственный мир. Он задумался, решая, чем бы таким заняться... но, как обычно, выбор сделали за него. Во входную панель кто-то нетерпеливо, даже отчаянно постучал – и Ксетрайа с усмешкой побежала открывать.

Как Лэйми, собственно, уже ожидал, к ним явился Вайми. Привычно одетый лишь в парео, он быстро вошел в комнату, ёжась, смеясь и оставляя за собой мокрые следы, – он тоже прошелся босиком по снегу. Ксетрайа фыркнула и принесла ему второе полотенце. Благодарно кивнув, Вайми плюхнулся на пол, активно растирая застывшие босые ноги. Она насмешливо смотрела на него.

– День сумасшедших парней, – сказала она, забирая у Вайми полотенце. – Вас хлебом не корми, дай только замерзнуть или свалиться откуда-нибудь. А бедным девам всегда вас согревать, вправлять кости и мозги. Как бы вы без нас жили?

– Плохо, – вздохнул Вайми, вновь растирая босые ноги, но уже ладонями. – Но я едва помню, когда ходил босиком по снегу в прошлый раз. Очень бодрит. Охэйо мне рассказывал, но я ему особенно не верил.

– А, вот зачем ему тут дом, – улыбнулась Ксетрайа. – Босиком по снегу ходить. Для бодрости духа и тела.

– В том числе, – Вайми с сомнением посмотрел на пальцы босых ног и ловко, одним движением, поднялся. – Но, он мне говорил, что купание нагишом в снегу бодрит ещё больше.

– Это точно, – буркнул Лэйми, кутаясь в полотенце. Он не успел одеться перед его появлением и потому чувствовал себя неловко. – Я пробовал. Только что.

– И как? – Вайми взглянул на него с крайним интересом.

– Бодрит, – Лэйми невольно поёжился. – Очень.

– Очень хорошо, – Вайми улыбнулся. – Значит, ты полностью готов телом и духом.

– К чему?

– К завтраку, – ответила Ксетрайа. – Ох уж мне эти парни: едва вскочили – и сразу бежать, даже не поевши...

* * *

Завтрак оказался выше всех похвал: горячее запеченное мясо с травами, свежайшие горячие булочки и свежайшее же горячее молоко. Вайми, поначалу, отнекивался, уверяя, что уже завтракал – но, похоже, врал. По крайней мере, трескал он с завидным аппетитом, как и положено здоровому парню в таком холодном климате. Ксетрайа с усмешкой посматривала на него. Такое вот внимание к её стряпне явно ей льстило. Ну, не стряпне, конечно, – еда появлялась тут мгновенно, но это вовсе не значило, что её приготовление тут не требует уже вообще никакого искусства...

Лэйми мог бы подтвердить, что в самом деле очень вкусно – если смог бы оторваться от еды. Много времени она, впрочем, не заняла. Всего минут через пять он с удовольствием откинулся на спину, чувствуя очень приятную тяжесть в животе. Сидевший напротив Вайми поступил так же. Его лицо приняло слегка сонный вид... но тут во входную панель начали отчаянно лупить в четыре руки сразу и Ксетрайа усмехнулась.

– Новобрачные приперлись, – сообщила она, побежав открывать... и не ошиблась.

В гостиную ворвались тезка с Аханой – оба одетые в парео, раскрасневшиеся, совершенно мокрые – и очень счастливые на вид.

– Чем вы там занимались? – спросила Ксетрайа.

Тезка глубокомысленно опустил взгляд на покрасневшие пальцы мокрых босых ног.

– Ну-у-у-у...

– Любовью? – с ухмылкой предположила Ксетрайа. – В снегу?

– Мы очень быстро... – ляпнул тезка. Он поднял глаза – и лишь сейчас заметил Вайми. – Ой...

Лицо его сморщилось, словно он собирался заплакать, – и тезка оглушительно чихнул.

– Извращенцы малолетние, – печально констатировала Ксетрайа. – Так. Марш в душ. Немедленно!

Парочка дружно двинулась в указанном направлении, – но Ксетрайа очень ловко поймала тезку за ухо.

– По одному!

Ахана оглянулась – и Ксетрайа придала ей надлежащее ускорение, шлепнув ладонью по заднице. Начинающая дева зыркнула глазищами на отца, – Вайми созерцал всю эту сцену с откровенной ухмылкой, – и удалилась с крайне возмущенным видом. Тезка печально посмотрел ей вслед – и вновь чихнул.

– Уй! Ух больно! – сообщил он грустно. Ксетрайа так и не отпустила его и вышло так, что он сам себя за него дернул.

– Отлично, – Ксетрайа посмотрела на Лэйми с видом хирурга, ведущего сложнейшую операцию. – Полотенце. Немедленно. А то начинающая личность прямо тут и околеет же.

Лэйми, ухмыляясь, принес полотенце. Ксетрайа отпустила тезку и тот начал энергично растираться – а потом завернулся в полотенце, словно в тогу. Очевидно, бессознательно – он до сих пор отчетливо дрожал, но делать себя сухим и теплым не собирался из принципа.

– К столу давай, – она придала ему ускорение тем же способом, и тезка, возмущенно вякнув, плюхнулся на стул.

Ксетрайа протянула ему исходящую паром кружку с горячим молоком. Тезка благодарно взглянул на неё из-под мокрых до сих пор лохм и начал осторожно прихлебывать, другой рукой удерживая на плечах полотенце. Вид у него был одновременно смущенный и довольный.

– Не обожгись, – она с усмешкой посмотрела на него, и начинающий юнош опустил взгляд. Щеки и уши у него до сих пор жарко горели, он поджал пальцы босых ног – то ли от холода, то ли от стыда. Вайми очень внимательно смотрел на него и тезка опускал лицо всё ниже, пока буквально не уткнулся в кружку, словно обнаружил в ней какое-то крохотное царство.

– Ну, я это придумал, – наконец, буркнул он, и, вдруг подняв голову, прямо посмотрел на Вайми. – И что? Мы женаты же, а не как.

Лэйми усмехнулся. Отловив юную парочку на своём огороде, Хьютай заявила, что после этого они, как все честные люди, должны жениться, что и было немедленно исполнено. Сама церемония сложностью не отличалась – Хьютай просто возложила им на головы собственноручно сплетенные венки, после чего провозгласила их мужем и женой. Но на неё явились все обитатели Нау-Лэй и даже Анхелы – три из пяти. По поводу свадьбы был, естественно, устроен пир, на котором несчастных новобрачных закормили до икоты и свою первую брачную ночь они продрыхли невинно, как младенцы. Но зато теперь...

– Кто-то совершенно забросил занятия, – печально сообщил Вайми. – Это не к тебе только относится. К Ахане тоже. А это уже совершенно никуда не годится, Лэйми, сын Охэйо. И поэтому...

– Снова по попе? – вырвалось у тезки, наверное, из самой глубины души.

Вайми усмехнулся.

– Вообще-то надо бы – но ты же опять представишь, как дева прекрасная... и эффект будет строго отрицательный. Нет. Лучшее из воспитательных средств – ответственная работа.

– Огород копать? Опять? – уныло спросил тезка. – Так у Хьютай червяки там и сами справляются. И в прошлый раз я...

– Таки получил хвостом по попе, за то, что наступил на одного, – усмехнулась Ксетрайа.

– Я не нарочно, – тезка снова покраснел и уткнулся в кружку, ёжась от воспоминаний. Лэйми представил себе земляного червяка, способного дать хвостом по попе, и поёжился тоже. Он точно не хотел бы это видеть. – Так что?

– Ну... – Вайми задумался. – Если вспомнить, что у тебя и корабль до сих пор недоделан, и зачета по матану нет, и даже реакционная лженаука кибернетика изучена не в достаточной степени, – что в твоём положении уже прямо-таки неприлично... думаю, было бы логично усадить тебя за парту на ближайший год – а лучше на десять.

Тезка зашипел – как тот самый червяк, на которого он наступил.

Вайми положил руки на стол и задумчиво сплел их.

– Прости, но то, что ты женат и сражался с Мроо, тут совершенно ничего не меняет. Твоё невежество не исчезнет от этого – а уж лень и подавно.

– Я не ленюсь, – обиженно сказал тезка, не поднимая глаз.

Вайми фыркнул.

– Нет. В тех вещах, которые тебе нравятся. Если бы тебе нравился матан – ничего страшного. Но...

– Будто тебе он нравится, – буркнул тезка.

Вайми вновь фыркнул.

– Нравится. Если правильно его оформить. В этом вся суть, не так ли?

– Меня бы спросили, что мне нравится, – судя по тону, тезка в самом деле обиделся.

Вайми тихо засмеялся.

– Сражаться за Добро и Любовь, да?

Тезка поднял голову и хмуро взглянул на него.

– Ну да. А что? Я могу...

– Взорвать что-нибудь, – закончил Вайми. – Ну так это даже я могу. А что ты можешь из того, чего не могу я?

Тезка смешно сморщил нос, очевидно, искренне задумавшись.

– М-м-м... Ничего, – наконец, с крайней неохотой признал он. – Я даже не знаю всего, что ты можешь, – это прозвучало глупо и тезка снова покраснел.

– А сам ты знаешь, чего можешь?

Тезка снова сморщил нос.

– Знаю, но не всё. И не узнаю всего, пока не попробую.

– Но матан-то ты можешь учить, – сказал Вайми. – И кибернетику. Ты не хочешь только захотеть. Тогда-то никаких проблем не будет. Но...

– Но тебе интереснее любить деву прекрасную, – невинно закончила Ксетрайа.

– Можно подумать, что тебе... – тезка осекся и снова покраснел.

– Прекрасная дева никуда от тебя не денется, – усмехнулась Ксетрайа. – Как, впрочем, и ты от неё.

– Как будто матан куда-то денется, – буркнул тезка.

– Не денется, – спокойно сказал Вайми. – Но от матана твои способности растут, а вот от любви ума не прибывает.

– Меня не способности волнуют, а... – тезка снова опустил голову. – Я сам. Способности-то – дело наживное, а... Кто я такой сам по себе, без того, что вы мне дали?

– А кто я без того, что дали мне мои родители, мои друзья и моё племя? – спросил Вайми.

Тезка недовольно мотнул головой.

– Это не то. Кто я такой без своих способностей? Сам по себе, как обычный человек? Никто?

Вайми вздохнул. Ксетрайа закатила глаза. Всё это они, верно, слышали уже далеко не в первый раз.

– Заяц, ты в самом деле очень мало можешь и умеешь по сравнению с нами – со мной, с твоим отцом, с Анхелой... Очень-очень. Но кто запрещает тебе знать и уметь больше – кроме тебя самого же? Если вместо учебы сидеть и грустить о своём невежестве – оно никуда не исчезнет.

Тезка вновь недовольно мотнул головой.

– С вами, со всеми, мне очень хорошо, но... – он снова задумчиво сморщил нос. – Вы все или слишком большие или слишком маленькие – как сестры. А из ровесников – только Ахана. Вот мы и...

– Вцепились друг в друга, как в спасательный круг, – с усмешкой закончила Ксетрайа. – Разве этого мало?

– Нет. Но... – тезка беспомощно повел руками, словно пытаясь поймать что-то в воздухе. – Но она же девчонка! Нет никого, похожего на меня. Мне просто не с кем... сравнить себя. Вот и...

– Ты решил считать себя худшим парнем на свете, – вновь насмешливо закончила Ксетрайа. – Знаешь, странный выбор. Любой другой на твоём месте считал бы себя лучшим.

– А нет других, – печально сказал тезка. – И даже Найте... который ваймин сын, умеет кое-что лучше меня. А ведь ему всего семь лет!

– Если бы все люди умели одно и то же – это было бы ужасно скучно, не находишь? – с ухмылкой сказал Вайми.

– Ну, так, – тезка снова покраснел и смущенно опустил лицо. – Но у меня нет ничего, что я умел бы лучше вас.

– Фигней, дорогой, ты страдаешь несравненно, – с усмешкой сообщила вернувшаяся из душа Ахана. Её волосы влажно блестели, а глаза прямо-таки сияли любопытством. – О чем спор, отец?

– Начинающая личность удивляется невежеству, которое не исчезает, даже если погрустить о нем хорошенько, – сказал Вайми.

Не поднимая головы, тезка зашипел, словно рассерженный кот.

– Да не в невежестве дело же! – заявил он, оглядываясь на Ахану.

– А в чем? – спросила она.

– В одиночестве.

– Да ну? Тебе мало меня? Сестер? Отца?

– Нет, – тезка вновь смущенно опустил глаза. – Но мне бы брата – хоть старшего, хоть младшего. Или хоть друзей одного со мной возраста.

– Ты же понимаешь, что их нет, и не будет, – спокойно сказал Вайми. – Ты архилект, пусть пока и маленький. Если отбросить всю эту придурь, ты – трансразумное существо.

– Вот как раз отбрасывать я и не хочу, – хмуро сказал тезка. – С ней у меня есть хоть что-то общее с... с моими ровесниками, а иначе – не останется ничего.

– Тогда – чего же ты хочешь?

Тезка вздохнул.

– Так я сказал же! Друзей, ровесников – хоть кого-то, с кем я смогу себя сравнить. Но здесь, в Нау-Лэй, их нет и не будет никогда, а в другие миры вы меня не пускаете.

– Потому что из этого не выйдет ничего хорошего. Здесь, рядом с нами, ты кажешься себе ничтожным – но там... Два миллиона тераджоулей в максимальном импульсе – это много. Очень. Даже если не считать... его возможных форм.

– Анхела может поставить заглушки, – хмуро сказал тезка. – И мои способности будут способностями моего тела. Только. Так, наверное, можно?

– Всё зашло так далеко?

Тезка вновь хмуро взглянул на него.

– Да. Так можно?

Вайми вздохнул.

– Это ты у отца спрашивай.

– А, – тезка на миг закрыл глаза – и тут же скривился, словно раскусил недозрелую сливу. – Он говорит, что если я хочу получить в ухо или в глаз, это и тут можно отлично устроить. И что он драл меня мало. Но... ой, он согласен!..

– Ну и куда ты отправишься? – спросила Ахана.

Тезка вдруг усмехнулся.

– В Империю, естественно. Там начинающие личности... ну, самые серьёзные.

– Пожалуй, даже слишком серьёзные, – сказал Вайми. – Ну да это ты уже сам увидишь. Итак...

* * *

Ярославу Северцеву казалось, что за ним следят. Пристально и недобро, и от этого ощущения рождалось зловещее предчувствие, странное и очень неуместное здесь, на Океаниде, в самый канун двести двадцатого года победной для землян Галактической Эры. Мальчишка даже осмотрелся – но, конечно, ничего зловещего или даже просто подозрительного не заметил. Этот вечер, как и все прочие тут, он встретил на берегу моря. Прибой сегодня был сильным – пенистые валы, выше его роста, один за другим с гулом накатывались на пляж и вода взбегала по гладкому пологому склону неожиданно высоко, до его босых ног.

Готовое уже зайти солнце тонуло в туманной дымке, затянувшей западный горизонт, и оттуда падал очень мягкий, ровный свет, делая всё вокруг розоватым. Неспокойное море казалось тускло-палевым, в пятнах нежнейшей розовой пены. Над ним, на другой стороне залива, вздымались горы – целая страна немыслимо острых скалистых гребней. Ближайший казался отлитым из морщинистой сине-фиолетовой стали, с голыми, очень крутыми склонами, те, что дальше – всё более светлыми, розовато-синими силуэтами. Берега отсюда видно не было. Мальчишке казалось, что он плывет на плоту, оседлавшем громадную, катившуюся на сушу волну – и его сердце приятно, чуть-чуть, замирало при этой мысли. Он никак не мог отделаться от чувства, что горы – их основания – гораздо ниже его. Океанида была заметно меньше Земли, с меньшей силой тяжести, но более плотной атмосферой. Здесь было как-то необъяснимо уютно – мягкий свет, мягкий влажный воздух, не теплый, но и не прохладный, мягкая розовая дымка, скрывающая простор океана на севере...

Он лениво осматривался, сидя на прохладном песке. Влево пляж простирался, насколько хватал глаз. Всюду на нем купались и играли мальчишки и девчонки в одних пёстрых плавках. Сам Ярослав был одет сейчас точно так же.

Оглянувшись, он видел за спиной низкие пологие дюны, а за ними – неправдоподобно крутой, пугающий массив хребта, такой же безжизненный и фиолетово-рыжий. Отполированный дождями камень отблескивал, словно старый металл. Там и сям среди прибоя виднелись огромные куски скал, и между них – местные крупные темные тюлени. Они совсем не боялись людей и даже играли вместе с ними. Угроза, чем бы она ни была, исходила не оттуда, а...

Он мягко поднялся. Потом неспешно зашагал к гребню дюны – чистому от следов (кроме его собственных)... и почти на самом верху замер. Замер, потому что увидел внизу, в зыбкой синеватой тени скалы, фигуру неподвижно стоящего человека. Недалеко. Метрах в двадцати. И сам замер от неожиданности и скверного предчувствия, теперь оформившегося окончательно.

Сперва Ярославу показалось, что это всё-таки кто-то из мальчишек-джангри. Но уже в следующий миг он понял две вещи сразу, и обе были страшными: там, где стоит чужак – нет никаких следов. Даже его собственных. И он, Ярослав, дворянин в восьмом поколении, не ощущает его. Словно перед ним стоит оживленный черным колдовством труп.

И тогда Ярослав понял, кто перед ним. И, холодея от ужаса, так, что кожа вздыбилась мурашками и волосками – сделал то единственное, что должен был сделать, хотя тело выло: «Беги!..»

Он протянул руку и ясно, негромко сказал:

– Иди сюда.

И фигура послушно двинулась вперёд. Нет, не заскользила к нему, как привидение, просто пошла, как самый обычный человек. И за те секунды, что она шла, Ярослав вспомнил занятия, на которых рассказывалось о таких встречах. Как о давней истории, ушедшей вместе с коричневыми и багровыми тучами Безвременья. Просто для ознакомления и примера. И кто бы мог подумать, что он, Ярослав Северцев, тринадцати лет от роду, встанет лицом к лицу с Древним Врагом на самой мирной планете Человечества...

Чужак подошел вплотную. Ярослав молча разглядывал его. Для Древнего Врага он был низковат и слишком худощав, да и черты его лица отдавали чем-то детским. Одет он был весьма легкомысленно – в бусы и пёстрый платок, обернутый вокруг бедер. Длинные зеленые глаза смотрели на него с крайним любопытством и он невольно поёжился, – в рассказах Древний Враг выглядел как могучий мужчина в чёрном, с багровой подкладкой, плаще поверх черного же костюма и сапог из отлично выделанной кожи. Он не ожидал встретиться с обычным парнем, так похожим на кого-то из купавшихся здесь джангри. Вот только зрение обманывало: этого... существа в мире просто... не было.

Ярослав собрался в ментальном усилии, которое в Лицее называли «отражением злонамеренности»: у любого агрессивно настроенного существа оно вызывало приступ паники, а на всевозможную нечисть действовало, как чеснок или серебро.

Откровенно ухмыляясь, чужак сел на песок, глядя на него снизу вверх, рядом, всего в шаге, ловко скрестив босые ноги и положив ладони на бедра. Его светлая кожа слабо отблескивала, гибкое тело казалось изваянным из гладкого розоватого мрамора. Черные волосы, падавшие на плечи, казались осколком грядущей ночи. Слабый ветер с моря шевелил их и по тяжелым прядям пробегали призрачные розоватые блики. На губах парня замерла слабая улыбка, глаза живо блестели, следя за девушками, – они отважно бросались в громадные волны и плыли с накатывавшейся пеной на животе, пока вода не отступала, оставляя их на песке.

– Сгинь, пропади! – Ярослав обрушил на чужака ментальный удар, способный вышибить дух даже из очень сильного человека... только вот никакого духа в чужаке не было.

– Не шуми, – вполне дружелюбно сказал он. – Я хочу лишь поговорить. Я не тот... не то, за что ты меня принимаешь, – Ярослав с холодком в груди ожидал услышать собственный голос, потому что Древний Враг не имеет своего, но это был мальчишеский голос – самый обычный. Незнакомый; уж точно не его собственный.

– Я знаю, кто ты и что ты, – коротко ответил он, заставив себя справиться с изумлением и оторопью. Его голос не дрожал, хотя ему это стоило огромных усилий. – На Земле тебе нет места. Не будет и здесь.

– Моря открыты для всех кораблей, – процитировал чужак древнее морское право. Он говорил по-русски так, словно язык был его родным. – Меня никто не звал сюда, это правда. Но ты ничем не был занят и я подумал, что разговор со мной покажется тебе более интересным.

– Разговор о чем? – Ярослав кашлянул, прогоняя из голоса неожиданный хрип. Теперь он видел и глаза – обыкновенные, насмешливые, а не желтые змеиные глаза Древнего Врага.

– О тебе. Обо мне. Обо всём. Дома, в Нау-Лэй, у меня нет ровесников, и я не представляю, какие они. Вот и...

– Ты не настоящий, – ответил Ярослав и быстро бросил взгляд назад-направо – там, сбоку от скалы, на песке лежали все его вещи. И пистолет тоже. – Тебя тут нет.

– И да, и нет, – спокойно ответил чужак. – Я тут лишь частично. Моё тело здесь, но моё сознание дома. Ты не видишь его и моё тело кажется тебе... неодушевленным. Я мог бы нацепить а-линн и ты не заметил бы этого... но так нечестно.

Ярослав вздрогнул при мысли, что он... оно... это могло бы подойти к нему – и он ничего бы не заметил. А...

– Твои мысли я не вижу, – ответил на не заданный ещё вопрос чужак. – И показать свои сейчас тоже не могу, хотя это очень упростило бы дело. Но условие такое.

– Чьё условие? – машинально спросил Ярослав.

– Отца, чьё же ещё?

– Так ты... – дыхание мальчишки замерло от догадки.

– Лэйми, сын Охэйо, – чужак попытался изобразить поклон, но сидя это плохо получилось. – А ты?..

– Ярослав Северцев, дворянин Русской Империи, – буркнул мальчишка. – То есть, буду дворянином, если сдам экзамен. А тебе что тут нужно?

– Общение, я уже сказал же. Старшие меня любят, всё такое... но таких, как я, там нет, и я не знаю... какой я.

– Мертвый, – мстительно сказал Ярослав. – Мертвый, вот ты кто.

– Я не мертвый, – обиженно сказал чужак. – Я вполне живой. Вот, можешь потрогать, – он протянул руку.

Ярослав очень осторожно коснулся её. Он ожидал чего угодно, но это была самая обычная рука – гладкая, сухая и теплая, не отдающая замогильным холодом или чем-то вроде. Теперь он чувствовал и жизнь, чувствовал кровь, бьющуюся в этом теле. Только вот сознания в нем не было. Совсем.

– Откуда это тело? – мысль о том, что чужак мог просто занять его, была очень неприятна.

– Оттуда же, откуда и твоё, – чужак усмехнулся. – Я родился точно так же, как и ты, только в другом мире.

– Но...

– Но я создал его здесь, – ответил чужак. – Чтобы просто смотреть, оно мне не нужно, но вот говорить без него я не могу. Вернее, могу, но не с тобой.

– А с кем?

– Со старшими. С Лэйми... ой, то есть, с тезкой. С сестрами. Ну, в общем, со всеми, кто у нас там живет.

– А почему не со мной?

– Ты же не... Сущность. И другие этого пугаются. Хотя на самом деле это очень удобно. Далеко и быстро. Очень. Я вот сейчас с отцом могу говорить, и с другими.

– И они нас сейчас видят?

– Не все. Отец присматривает, на всякий случай.

– А он...

– Нет, он не Сатана, – чужак тихо засмеялся. – Хотя у вас так и считают. Все эти истории про Непрошеный Дар и прочее...

– А! – теперь Ярослав и в самом деле вспомнил. На фоне революции в Йэнно Мьюри эта история наделала не так много шума, как могла бы, но дворяне отнеслись к ней очень внимательно: Древний Враг не только вернулся, но и обрел новое обличие. Многие обличия, на самом деле. Может быть, это кто-то из слуг Древнего Врага, сбежавших с Земли? Но тогда что получается... что ОН властен и здесь?!

Ярослав пошевелился, потёр пальцы, которыми касался руки – казалось, что на коже остался след. Как клеймо. Посмотрел на рукоять пистолета, чуть выглядывающую из кобуры на куче одежды – оружие было недостижимо совершенно. Снова стало страшно – очень страшно, потому что Ярослав силился и не мог понять, кто рядом с ним находится. В голову лезли самые жуткие мысли – персонажи сказок и легенд, о которых никто не мог толком сказать, реальны они, или просто плод фантазий и страха.

– Зачем ты тут? – спросил он. – Снова предложить что-нибудь ненужное?

Чужак помолчал. С интересом, склонив голову к плечу, посмотрел на Ярослава. С ног до головы. С головы до ног. Спросил:

– Ты в самом деле дурак или притворяешься?

Мальчишка помотал головой.

– Не в этом дело... Просто... я же давал клятву. Чего я боюсь, чего не боюсь, боль или смерть – это всё не важно. И кто ты – не важно. Я не могу нарушать клятву.

– А я прошу?! – досадливо бросил чужак.

– Да потому, что тогда это буду уже не я, – просто пожал плечами Ярослав.

– Эй, ты меня вообще слушаешь? – возмутился чужак.

– Ты можешь думать, что хочешь и говорить, что хочешь. И даже делать, что хочешь. Может быть, тебе даже удастся меня сломать. Но тогда я точно буду уже бесполезен. Всё просто. Если ты не способен понимать очевидных вещей, то ты просто глуп.

– Я глуп? – голос по-прежнему был тихим. – Я? Это я верю, что миром управляет некротическое инфополе цивилизации аммонитов?

– Я не понимаю, о чём ты, – признался Ярослав. – Но меня на самом деле учили, сколько я себя помню, учили все вокруг, что данное слово надо держать. А прежде чем давать – хорошенько подумать. И лучше молчать, если есть хоть какие-то сомнения – сможешь ли ты его сдержать. И я дал слово. Клятва есть клятва. Как говорит один мой... друг – Честь – это всё. Она стоит смерти, она стоит даже того, чтобы рискнуть самим миром. Если у нас нет чести, лучше нам проиграть. И это не фраза. Это наш официальный девиз. Он символизирует готовность каждого землянина отдать жизнь ради Общего Дела.

– Да мать твою!.. – чужак вскочил, гневно сделал шагов пять, яростно пнул песок и повернулся. – Какая честь? Какая клятва? Я что, призываю тебя написать на портрет Императора ради вечной жизни и дворца с рабами? Или лучшего друга сдать на колбасу в обмен на рай с девами? Я просто хочу задать тебе один вопрос!

– Какой вопрос?

– Как ты сознаешь себя?

Ярослав ожидал чего угодно, только не этого вопроса. Который, к тому же, потряс и просто-напросто сбил его с толку откровенным идиотизмом. Поэтому он ответил не менее идиотским вопросом.

– А ты? – спросил он.

– Я? – чужак вновь плюхнулся на песок и задумался. – Ну, знаешь... Показать-то это я могу... мог, а вот рассказать... Хц, это сложно! И тебе тоже, да?

– Я о таком вообще не думал, – буркнул Ярослав.

– Хц, это видно! А ты вообще думаешь – или просто говоришь, и всё?

– А в глаз? – угрюмо спросил Ярослав. Сатана или нет – но терпеть такое обращение он не собирался.

– А в ухо? – привычно предположил чужак, окидывая землянина неким критическим взглядом. – Хотя, для в ух ты ещё маленький. Вот по попе будет в самый раз.

Ярослав зашипел, как рассерженный кот, и чужак примирительно поднял ладони.

– Я не хочу с тобой драться.

– Боишься?

– Кс! Нет. Ты же младше.

– Я дворянин, – угрюмо ответил Ярослав. – Мы сословие воинское.

– А дворян можно в ух бить? – с крайним интересом спросил чужак.

– А ты попробуй, – предложил Ярослав.

Чужак ловко, одним движением, поднялся.

– В ух не буду. Вот зад, так и быть, надеру.

– Ах ты!..

Ярослав атаковал так, как учили – решительно и безоглядно. Чужак оказался быстрым, как ветер, но Ярослав наносил удары мгновенно, с такой скоростью, что тот не всегда мог их избежать. И он в самом деле оказался сильнее, чего там, – но его удары Ярослав отводил блоками или просто уклонялся. Стиль противника он никак не мог узнать – но быстро и с удивлением понял, что никакого стиля просто... не было. Чужак был силен, ловок, быстр, – но вот драться по-настоящему его не учили и финал наступил очень быстро. Ярослав врезал ему кулаком в лоб, тут же – пяткой в живот, пониже пупка, и чужак вскрикнул – скорее от гневного удивления, чем от боли. Он замешкался на миг, и бой кончился: высоко подпрыгнув, Ярослав нанес ему сокрушительный удар босой ногой в грудь, от которого чужак, на несколько мгновений оказавшись в воздухе, отлетел шагов на пять. Раздался ужасный глухой звук: такой удар должен был раздробить ребра и превратить сердце в месиво... будь он нанесен взрослым. Чужак же просто грохнулся на склон, проехался на спине, смешно задрав ноги, перекатился и сел, задыхаясь и держась за грудь. Глядя на него, Ярослав дышал часто и отрывисто, но он не запыхался. В душе волной поднималось ликование: кем бы там ни был чужак, он всё равно оказался сильнее!..

– Кс! – чужак недовольно помотал головой и сердито взглянул на мальчишку снизу вверх. – Тебе говорили, что нельзя старших бить?

– Сам нарвался, – Ярослав сложил руки на груди. – Дылда.

– Я? – чужак как-то нехорошо посмотрел на него, но подниматься не стал. Мальчишка всё же здорово стукнул его. – Ну, хоть не черт с рогами. Уже прогресс.

– Слушай, а как ты думаешь? – спросил Ярослав. – У тебя же мозг... даже не в коме, а словно нет его.

– Нет, – чужак вдруг усмехнулся. – Я безмозглый. Тут, – он прикоснулся ко лбу, – ранйу... ну, орган специальный для связи с носителем. Это не обязательно, конечно, но мозги от портальных линков портятся, их надо восстанавливать всё время, а это лишняя морока, да и не к чему они тут...

– Я не понимаю, о чем ты, – Ярослав недовольно помотал головой. Ему не нравилось чего-то не понимать.

Чужак лишь пожал плечами.

– Ну, посмотри.

Ярослав осторожно подошел к нему – со спины, нарваться на какой-нибудь трюк не хотелось, – и положил руки на голову. В Лицее их учили Искательству, поиску скрытых повреждений и болезней в теле, и он попробовал...

...слабая сеть нервных токов, текущих от головы к телу, и обратно, но замыкались они не на плотный сгусток сознания, а на...

...это было похоже на рой звезд, крохотных дырок в самой ткани Реальности, которые вели в...

Ярославу показалось, что он взялся за провод под высоким напряжением – ощущение было очень похожее. Его ощутимо долбануло и выкинуло вон – он вскрикнул и плюхнулся на задницу, в рое вспыхнувших перед глазами искр.

– Хц, ты цел? – чужак уже с явным испугом обернулся к нему.

Ярослав недовольно мотнул головой. Он успел увидеть что-то... многогранное, бесконечно отраженное в себе, и, в то же время, – снаружи, совсем не человеческое. Не злое, не доброе, а... это походило на попытку понять, какого пола кристалл.

– Кто... ты? – спросил он. О чем-то похожем говорили те, кто пытался вступать в ментальный контакт с дайрисами – но даже они не получали столь ярких... ощущений, а это значило... значило...

– Лэйми, сын Охэйо, – печально произнес чужак. – Я уже говорил же.

– Нет, КТО ТЫ?

– Творец и Создатель, только маленький совсем, – неохотно буркнул чужак. – Разве не видно?

– Нет, – Ярослав тоже сел на песок. Разговор становился... интересным. – Ну и что ты можешь... сотворить?

– Хц, да что угодно, если я точно-точно знаю, как оно устроено. А скопировать – вообще всё, лишь бы оно было небольшого размера – не больше садового домика, примерно. Тебя вот, например, могу... мог бы, если бы не заглушка.

– Меня? Зачем? – Ярослав недоуменно посмотрел на него.

– А чтобы чушь не порол, – мстительно сказал чужак. – А то заладил: Сатана, изыди, чорт рогатый, я тебе не отдамся... Будто я предлагал! Вот сделать бы тебя с дюжину – просто чтобы посмотреть, как ты в кругу себя разбираешься.

Ярослав невольно подумал, что идея вообще-то неплохая – слишком уж часто он чувствовал, что двадцати четырех часов в сутках и одной пары рук ему слишком мало.

– А ты сам так можешь? – спросил он. – Ну, сделать много себя?

– Сделать-то могу, – вздохнул чужак. – А вот управлять – уже нет. Личность-то у меня одна... ну, пока что. Вот старшие могут – ну так они настолько больше меня...

– Старшие кто?

– Хц! Аннит, отец, Маула, мать, Вайми... м-м-м... отец моей жены, Анхела... вот она может. Её вообще пять.

– У тебя жена есть? – ошалело спросил Ярослав. Для столь серьёзных вещей чужак казался всё же... слишком юным.

– Мы недавно поженились, – чужак улыбнулся, на взгляд мальчишки, очень глупо. – А что? Вы ж тоже можете с шестнадцати лет жениться.

– У тебя и дети есть? – вот эта мысль точно не укладывалась в голове.

Чужак вздохнул.

– Нет. Вот это не скоро. Это вам-то – раз, два, и готово. А мне... нам... Творцы и Создатели в норме вообще не размножаются. Новых... детей, надо создавать, а это знаешь, как сложно?

– Так тебя тоже... создали? – мысль была неприятной. В эпоху Промежутка, ещё до Первой Галактической Войны, земляне тоже увлеклись созданием андроидов, искусственных людей – но они оказались абсолютно аморальными и беспринципными, руководимыми лишь жаждой власти – и в итоге были все уничтожены, а их создание – запрещено.

– Как и тебя, вообще-то, – чужак усмехнулся. – Только способ... другой. И труда ушло не в пример больше. Это не... – он осекся и покраснел. – Вернее, это – завершающий этап уже. Когда готов носитель.

– Готово что?

Чужак вновь вздохнул.

– Ну, ты же видишь, что это вот тело – оно просто... ну, кукла. На самом деле я – маленькая, метров в десять, разумная вселенная, которая... ну, скользит, живет между другими, большими вселенными. И может заглядывать в них. Ну, и ещё что-то в них делать... иногда.

– Что делать? – с крайним интересом спросил Ярослав. Скользить между вселенными и заглядывать в них он и сам не отказался бы.

– В истории разные влипать, – чужак вспомнил о чем-то своем и нахмурился. – У меня пока опыта мало.

– А научиться этому можно? – спросил Ярослав. – Ну, между вселенными скользить?

Чужак удивленно взглянул на него.

– Хц! Да. Только, для начала, придется стать таким же, как я.

– Волосы как у девчонки отрастить? – волосы у чужака были в самом деле длинные. Не до попы, конечно, но где-то до лопаток. И лохматые, к тому же.

– Кс! Нет. Стать таким... каким ты меня видел.

– А как это – быть таким? – спросил Ярослав. – То, что я видел – там же вообще ничего человеческого нет! А ты...

– А я. Диавол и сотона в одном флаконе. Физически я – солитонно-волновая форма жизни. Ментально – ну да, разумный компьютер. Только очень-очень сложный.

– Так ты просто андроид? Без души?

– Кс! Нет. Я родился, как ты, и даже зачат был, извини, таким же способом. А носитель, собственно, и есть душа... в каком-то плане. Только без него летать по вселенным не получится.

– И ты хочешь, чтобы и я стал таким же? – хмуро спросил Ярослав. Всё же, это искушение, подумал он. А начиналось так забавно...

– Кс! Да, хочу. Я же говорил, что друзей у меня нет. И не потому, что я – такой-сякой-такой, а вообще нет. Не с кем дружить. Только тут я ничего не смогу сделать, да и отец мне за такое вот желание ухи оборвет. Да и ты сам не очень-то...

– Не очень, – буркнул Ярослав. – Слушай, а ты вообще человек, или просто притворяешься?

– Физически, – конечно, человек, – чужак фыркнул. – Если эту вот тушку сдать вашим эскулапам, они скажут, что это – обычный юный джангри, только, к сожалению, совершенно безмозглый. По происхождению – тоже. Мой отец родился, как человек, совершенно обычный, и мать – тоже. Вот ментально... ну да, Изуверский Интеллект, как вы говорите, то есть, искусственный. Разумный компьютер. Принцип именно такой. Моя психоматрица, личность – просто программа, только самоуправляемая. Мой характер, мои интересы, сам образ мышления – всё это я могу менять.

– То есть, ты можешь кого-то полюбить или разлюбить по желанию? – Ярослав ошалело помотал головой. Такая вот идея совершенно в неё не вмещалась.

Чужак спокойно кивнул.

– Могу. Почему нет? Но не хочу. Такие вот... вещи делаются, когда нужно. Например, надо что-то долго-долго считать... или код писать программный, или воевать там... в общем, делать что-то такое, что скучно, лень и не хочется. А тут раз – и оно весело и интересно. Очень удобно.

– Как это – может не хотеться воевать? – спросил Ярослав. Сама его душа восставала против такой мысли. – А если враги напали? На диване лежать и ждать, пока зарежут?

– Враги не нападают, – возразил чужак. – На мой дом, по крайней мере. Никогда. Просто... представь, что тебе надо очистить большой лес от... ну, от чумных или бешеных крыс. И ты, как проклятый, таскаешься по оврагам и болотам в поисках гадов, бегаешь за ними с палкой, продираясь сквозь заросли, обливаясь потом, таскаешь воду, чтобы залить очередную нору – и так не час, не день, а годы? И никакого героизма, только тяжело и противно? Ну вот...

– На это долг есть, – буркнул Ярослав. – Я вот, например, могу просто сказать себе «надо!». И делать, что надо. Как бы ни было тяжело и противно.

– Ну вот, и я могу, – удивился чужак. – Только мне проще психомаску поставить, а не превознемогать себя каждый раз, постоянно бороться с собой и рисковать сорваться, всё время отвлекаясь на это.

– А психомаска – это что?

– Это... ну, можно сказать, что это роль. Математика, программиста, солдата... кого угодно. Только такая, что я сам в неё верю. Конечно, просто так снять её уже нельзя. Там обычно ставятся условия, которые должны быть исполнены – заданная работа, например. Иначе просто смысла нет.

– Так нечестно, – буркнул Ярослав. Во всей этой идее было что-то, абсолютно неправильное. – Всё равно, что на соревнованиях по бегу примчаться к финишу на мотоцикле и получить главный приз. Так любой может же. Только великим бегуном он всё равно не станет. А когда мотоцикл сломается, окажется, что этот умник и ходить-то разучился.

– А как ты думаешь, зачем я здесь? – спросил чужак. – Я как раз хочу разобраться, что могу я, а что... ну, системы поддержки. Даже больше – понять, где я, а где они. И кто я.

– А, – ответил Ярослав. – И как, получается?

– Пока – не очень-то, – признался чужак. – Я же не могу вообще всё отключить – связь, например. И знание, что я всё равно не умру, как бы ни рисковал.

– Совсем не умрешь, даже если тебе пуля в башку прилетит?

– Нет, это тело, конечно, тогда умрет. Если восстановление вырубить, конечно. Но носитель-то всё равно останется, а помирать по-настоящему мне всё же не хочется совершенно. Нет, автономную проекцию тоже можно сделать, но смысл? Это же всё равно буду не я.

– А что такое «автономная проекция»?

– Человек. Обычный. С обычным мозгом, без портальных линков и так далее. С той личностью, которая в него поместится, и с теми же знаниями, которые поместятся. Обычными. Ну, в общем, как у тебя. Только носитель-то всё равно останется и будет думать, его, себя, я точно не смогу отключить. И окажется, что это уже буду как бы и не я.

Ярослав вновь недовольно помотал головой.

– Ты совсем меня запутал. И себя, похоже, тоже. Чего ты хочешь-то? Чтоб я сказал тебе, что ты сам по себе силен, красив и отважен, без этого твоего «носителя»? Так это же будет враньё. Я совсем тебя не знаю, и что ты можешь, не знаю. И чего не можешь. Драться, например, ты не умеешь – вернее, умеешь, но так, для развлечения. Не всерьёз. Если бы тот бой был настоящим – я бы тебя тут же добил бы, хотя ты и сильнее, и старше, и вообще... И ведешь себя, даже не как семилетний малыш, который недоволен тем, что родители серьёзным делом заняты, и на него пока не смотрят, а... знаешь, нам, в Лицее, про таких, как ты, рассказывали. В Век Безумия таких много было, особенно в семьях всяких олигархов. Вроде бы всё при нем – и образование в лучших школах, и денег несчетно, и здоровье, как у лошади, потому что фитнесс и три личных врача, и всякое там айкидо изучает, и коллекция ножей на три стены, и даже мечом на всяких там реконструкциях машет, а в душе – слизняк. Пальцем ткни – растечется. Кое-кто из таких садился на наркоту и сгорал, потому что не знал, зачем жить. Ну а большинство элементарно валяло дурака. С жиру бесилось, как говорится. Занималось самокопанием потому, что жило в мире, похожем на детскую люльку для взрослого. Все их «проблемы» вмиг были бы решены, если бы они решили просто... повзрослеть. Не «духовно вырасти», не «познать себя» – это то же самое самокопание, только ещё более дурное, а просто-напросто повзрослеть. Но как раз этого они и боялись больше всего. Непонимание элементарнейших вещей, которые нормальный человек должен понимать с одного взгляда, вывернутое бунтарство против всех и вся, безумная погоня за своим собственным «неповторимым я» – якобы «особенным», а на деле всегда неполноценным, были тогда не просто нормой жизни, а её, так сказать, целью. А запоминаются и формирует личность только те трудности, которые человек преодолел. То, что просто дается – воспитывает только эгоизм и неподтвержденную ничем самоуверенность. Как вот у тебя, например. Ты же сюда хвастаться приперся – не отпирайся, я это вижу же... Вот, мол, я какой, весь из себя, только никем не понятый и оттого страдающий духовно... Ну и получил на орехи. Я вообще тебе в табло хотел дать, только не допрыгнул...

– Ну и что же мне делать?

Ярослав фыркнул.

– Я тебе что – доктор, что ли? Хочешь стать взрослым – веди себя, как взрослый. Не ройся в себе в поисках чего-то там, а решай реальные проблемы. Настоящие. И за свои решения – отвечай. И всё. Всё остальное, все эти «ты должен понять свои недостатки», «прими себя, какой ты есть» и прочее, что так любили в Век Безумия – это просто бла-бла-бла. Словесный мусор, сотрясение воздуха. Хочешь, чтобы тебя уважали – сделай что-то, что достойно уважения. Не можешь – сиди на попе ровно и не лезь к тем, кто может. Особенно с рассказами о том, какой ты весь из себя особенный и как страдает твоя несчастная, не понятая никем душа. Иначе получишь. И не по душе, а по ребрам.

– Кс! А как что-то сделать, если – не дают? – обиженно сказал чужак. – Вообще, совсем? Заставляют учиться? И ещё учиться, и ещё? И даже из дома совсем не выпускают?

– Это не ко мне, – буркнул Ярослав. – Это мир у вас бредовый. У нас, в Век Безумия, тоже так было: права на машину с шестнадцати, в армию с восемнадцати, права на оружие – с двадцати одного. Вот и воспитали поколения вечных деточек, которые только и умеют ждать, пока все их проблемы за них же и решат.

– А у вас теперь иначе, да?

– Конечно. Право на оружие – с двенадцати, не на боевое, конечно. Этим самым тоже с двенадцати можно заниматься, если, конечно, найдешь, с кем – только не забудь предохраняться. А с пятнадцати – всё. Юридически взрослый. Можешь жениться, можешь дом купить, если заработал, можешь куда хочешь уехать и там жить – в пределах Империи, конечно. Можешь своё дело открыть, можешь в университет поступать или в военное училище – если экзамены сдашь, ясное дело. А можешь – сразу в ополчение какой-нибудь колонии. Плазмомет в зубы – и вперед. Если не прибьют, к шестнадцати уже можно землю выслужить запросто. А кое-кто и до личного дворянства дорастает. Правда, редко. Многие-то хотят – да только не у всех получается. Это раньше, до Века Безумия ещё, дворянство получали просто по браку с дворянином или милости монарха. Теперь – нет. По Имперскому Статуту личное дворянство дается лишь за свершения, превышающие обыденный человеческий долг. Что, понятно, удается лишь настоящим героям. А потомственное – лишь за способности в Силе. И то, обучение такое, что до выпуска доживают лишь двое из трех. Это из тех, кого не отбраковали ещё до Лицея.

– Отбраковали – это уничтожили? – спросил чужак.

– Да, – Ярослав спокойно посмотрел на него. – Почему, ты думаешь, наше население неизменно ещё со времен Промежутка, хотя с рождаемостью всё в порядке, и вообще? Да потому, что развиваться мы можем, лишь постоянно отсекая генетический брак. Причем, по нормам Промежутка этот «брак» годился бы в дворяне – настолько они выросли.

– Ничего себе, мир, – буркнул чужак. – Не сдал экзамен или там не поклонился портрету Императора – и привет.

– Какой уж есть, – сказал Ярослав. – Ты не думай, что у нас по домам ночами бродят экзекуторы с циркулями и тайно душат неправильных младенцев. Нет. Чтобы под секвестр личности попасть, надо Имперский Статут нарушить – половыми извращениями заняться, например, или там – незаконной наживой. На деле всё проще обычно. Экзамены на выживание в каждой школе – раз. Походы для борьбы с неконтактными туземцами – два. Просто походы в опаснейших условиях – три. Поединки – четыре. Слабаки, дураки, трусы у нас не выживают. «Нетакиекаквсе», «небыдло» – особенно.

– Спасибо, мне значительно лучше, – чужак поднялся на ноги и с громадным наслаждением потянулся. Ярослав удивленно смотрел на него. Тёплый золотистый покров, весь этот образ милого наивного мальчика… внезапно, в секунду ужаса, покров был разодран в клочья, и оттуда, не прикрытый ничем, в него уперся холодный, рассудочный взгляд. Тот особый холод, который на самом деле есть обретшая облик… смерть. – Знаешь, даже удивительно, каким же я был идиотом... – сказал... сказало это... нечто. – Ну что ж... Всего хорошего.

И оно... исчезло. Просто исчезло, словно сменили кадр.