Падение Вавилона - 4 "Наркоз для совести. Часть II"

Столица Земной Федерации

Земля

Лондон

— Мы несём убытки!

В очередной раз, услышав это выражение, сидящая в потрясающем удобном кресле Минерва Эпштейн с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза.

Первые три или четыре раза это ещё могло вызвать у неё какое-то подобие эмоций, но теперь… единоличная глава корпорации «Арматек» и представительница одного из самых богатых корпоративных кланов Федерации испытывала лишь гнетущую скуку и безразличие.

Особенно сейчас, когда она и главы других корпораций собрались для обсуждения происходящих событий.

— Разумеется, Чарльз, — вздохнула она, лениво осмотрев голограммы других людей, что собрались сейчас за широким столом. — Конечно же ты испытываешь трудности…

— ТРУДНОСТИ?! — голограма мужчины ударила кулаком по столу. — Трудности, Минерва?! Ты издеваешься?!

— Нисколько, — флегматично отозвалась сидящая в кресле женщина и повела плечами. — Мы предполагали, что нарушение логистических цепочек и поставок может создать определенного рода трудности…

— Минерва, убытки в размере четырёх с половиной триллионов это не просто, какие-то трудности! — рявкнул глава совета директоров «Горизонта», одной из крупнейших кораблестроительных компаний Федерации. — Из-за задержек с поставками материалов я теряю контракты! Из-за потери контрактов я теряю деньги! Огромные деньги!

В ответ на это Эпштейн лишь усмехнулась, прикрыв губы ладонью. Конечно же он теряет прибыль. Разумеется. Его шарашкина контора хоть и могла поиграть мускулами с кем поменьше, но против верфей «Арматека» на Марсе он ничего сделать не мог.

Впрочем, не он один так думал.

— Минерва, Шнайдер прав, — заметил другой мужчина, одетый преимущественно в лёгкую и свободную одежду. Как если бы он сидел на балконе своего роскошного особняка на Гавайях.

Хотя, почему же «как». Именно там он сейчас и сидел.

— Да, мы предполагали, что восстание на Конкордии повредит нашему бизнесу. Я не буду в этом плане с тобой спорить. Но никто из нас не ожидал, что события примут такой масштаб. Пиренейский сектор практически отрезан от нас. А ты не хуже меня знаешь, что именно от туда шло почти тридцать шесть процентов ресурсов, которые используются в промышленности Ядра. Они были нашей кормушкой на протяжении сорока лет.

— И что? — лениво поинтересовалась Минерва с таким видом, будто её то совсем не заботило. — Что ты хочешь сказать, Евгений?

— То, что если ситуация продолжит ухудшаться, даже если она просто останется на текущем уровне…

— А она на нём и останется, — резко перебила его глава «Арматека».

Минерва поднялась с кресла и прошла вдоль стола.

— Я скажу вам даже больше, — продолжила она. — Эта война не остановится быстро. Но, подумайте вот о чём. Какие возможности нам открываются? Наш военно промышленный комплекс не получал таких заказов ни разу за последние сто лет. Даже тот финансовый дождь, который пролился на нас после рейнско-верденской войны и близко не сравниться с тем бесконечным потоком денег, который наше уважаемое правительство вливает в оборонку сейчас.

При словах «уважаемое правительство» голограммы за столом засмеялись. Впрочем, все собравшиеся и так прекрасно понимали, насколько «волшебной» и прибыльной была сложившаяся ситуация. Они не были идиотами. Просто некоторые из них оказались несколько менее удачливыми, чтобы со всей полнотой воспользоваться предоставленным им шансом. И теперь те, кому по их собственной нерасторопности не повезло, бесились из-за этого.

И Минерва прекрасно это понимала.

— Просто примите ситуацию, как факт, — сказала она. — Да, я знаю, что многие из вас не вняли моему предупреждению три года назад и не задумались над тем, чтобы пересмотреть свои логистические цепочки в сторону снижения зависимости от ресурсов Пиреней.

При этом она посмотрела в сторону Шнайдера и голограмма мужчины стыдливо отвела взгляд в сторону.

А ведь она предупреждала его. Всех их о том, что «может» случится. Разумеется, никакой конкретной инфомиарции она не давала, ссылаясь на свои «контакты» в высших кругах среди правительства и обороны. Не то, чтобы их там не было, просто информация поступала из куда более надёжного источника.

Тем не менее, кто-то действительно воспринял её предупреждения и сейчас сидел с довольной улыбкой, пока другие пожинали плоды своей недоверчивости.

Но, что ещё более важно, сейчас они все смотрели на нее так, как жители древней Греции взирали на дельфийских оракулов. С благоговением и ожиданием. Они хотели услышать ещё немного её мистической мудрости и получить новое волшебное предсказание.

И эти взгляды приятно грели самолюбие возвышающейся над ними женщины.

— Взгляните на это другим образом, — предложила она им. — Если война продолжиться, то это будет нам лишь в плюс. Конкордия… этот Альянс, как бы они не храбрились, какие бы громкие заявления не делали, они никогда не смогут победить. Они просто не в силах нанести Федерации такой уровень урона, который можно было бы назвать фатальным.

— Смотря, что ты подразумеваешь под словом «фатальный», Минерва, — заметила сидящая за столом голограмма стройной женщины.

Глава «Арматека» повернула голову в её сторону.

— Разумеется я говорю о таком уроне, который нас уничтожит, Елена, — произнесла Эпштейн. — Уничтожит окончательно и бесповоротно. Я говорю о том типе урона, когда сами наши жизни окажутся под угрозой. А все вы прекрасно понимаете, что этого не случится. Никогда. Именно мы управляем промышленностью Федерации. Именно наши компании производят львиную долю оружия, техники, кораблей! Вообще всего, начиная от молекулярных схем применяемых в электронике и заканчивая перевязочными пакетами и продуктами питания. Само государство не позволит, чтобы с нами хоть что-то случилось. Потому, что именно мы куём его меч.

И они это прекрасно понимали.

Каким бы опасным и неожиданным не оказалась эта гражданская война, все они понимали факт её… нет, не бессмысленности, но скорее, бесперспективности в том смысле, в каком кричали самые громкие паникёры.

Федерация — колос на глиняных ногах. Да, он пошатнулся. Ранен, возможно. Но это все ещё колосс. Аналитики Фонда Лапласа просчитали все возможные исходы этой войны. Они провели тысячи часов исследований и аналитических расчетов, просчитывая самые невероятные варианты развития событий. И каждый строился на самом худшем, самом ужасающем сценарии, том самом, в котором Фонд теряет контроль над ситуацией, которую сам же и породил.

Революция всегда пожирает тех, кто её породил. Именно поэтому Фонд никогда не ставил своей целью управление людьми. Нет, их обязанность заключалась в том, чтобы подталкивать всех в том направлении, в каком было необходимо. И именно этим они занимались. И будут делать это до тех пор, пока не достигнут своей цели.

Или, пока им не помешают. А этого никогда не случится. Минерва позаботится о том, чтобы этого не произошло. В конце-концов, разве зря она приложила столько сил для того, чтобы эта война вообще могла случится? «Арматек» под её руководством почти десятилетие накачивал Пиренеи оружием и промышленностью для его производства. Одна только задача создать расширенную цепь производств двойного назначения сама по себе являлась чем-то почти невозможным. Точнее могла бы быть таковой, если бы не пустившая свои гадкие корни коррупция. Сама же Минерва искала людей, которые в последствии смогли бы возглавить то, что и так бы произошло.

Снились ли ей кошмары из-за того, что она и Фонд Лапласа в итоге начали?

Нет. Нисколько. Просто потому, что рано или поздно это все равно случилось бы. Да, скорее всего значительно позже необходимого. И в меньшем масштабе. Но случилось бы в любом случае. Минерва и остальные лишь подлили масла в огонь, используя напряжённость, а затем и короткую войну между Верденом и Рейном для того, чтобы продолжать проталкивать с помощью лобистов увеличение трат на ВПК Федерации.

И сейчас, глядя на то, насколько жирными стали заказы поступающие на её предприятия, она с трудом удерживалась от того, чтобы не облизывать жадно губы. Да, пожалуй, если бы она не знала подоплеки происходящих событий, то решила бы, что попала в сказку.

— В любом случае, я считаю, что нам не просто стоит воспользоваться этой ситуацией, — продолжила она, обведя взглядом сидящие за столом голограммы людей. — Нет. Даже не так. Я уверена в том, что мы обязаны использовать её себе на благо. Это наш долг!

— Начинание, конечно, хороше, — хмыкнуло изображение сидящего дальше всех от неё худого мужчины. — Да только вот в последнее время появилось слишком много горлопанов, с которыми в скором времени придётся что-то делать.

Минерва прищурилась, направив взгляд на говорившего. Рикардо Альварес. Генеральный исполнительный директор медиахолдинга «Демикос Глобал Ньюс», де факто крупнейшей сети медиавещания Федерации.

Нет, разумеется, если бы кто-то задался целью поискать информацию, то он с удивлением бы обнаружил, что «ДГН» не входит даже в тройку ведущих.

К счастью, никто и никогда не сможет найти в открытом доступе данные о том, кому на самом деле принадлежали контрольные пакеты акций этой самой тройки. И держал их в своих руках именно Рикардо. Не сам, разумеется, а через группу никак не связанных с ним посредников.

Но, важно не это. Важно лишь то, что обладая такими ресурсами, он мог с относительной лёгкостью продвигать в массы практически любой нарратив, кокой только будет в его интересах.

— Что же, думаю, что мы обсудим эту ситуацию наедине, — подумав пару секунд произнесла Минерва. — В остальном же, я думаю, что мы можем закончить эту встречу. Все согласны?

Все кроме Минервы и Альвареса закивали и даже злобный глава «Горизонта» поступил так же.

Голограммы исчезли, оставив Эпштейн наедине с развалившемся в кресле изображением Альвареса.

— Скажи мне, Рик, как сейчас на луне? — не без иронии в голосе поинтересовалась Эпштейн, подходя ближе к нему и опускаясь в одно из кресел за столом. — Должно быть в Море Спокойствия сейчас удивительно… холодно.

— И одиноко, — усмехнулся мужчина, чем вызвал на лице Минервы короткую улыбку. — Очень одиноко, если ты понимаешь о чём именно я говорю.

О-о-о-о… она понимала. Ещё как понимала! Вечно холодная на людях и бесконечно уверенная в себе Минерва Эпштейн очень хорошо знала, насколько горячим может быть скрытое под дорогим костюмом мускулистое тело сидящего перед ней мужчины. Безумно горячим. Настолько, что порой она боялась этой пылкой огненной страсти, способной растопить любой, даже самый холодный лёд.

Похоже, что испанский темперамент передался ему с кровью от его отца.

— Может заглянешь ко мне? — с хорошо знакомой ей улыбкой предложил он. — От твоего офиса до моего комплекса на Луне всего пара часов лёта. Только скажи и я прямо сейчас отправлю за тобой собственную яхту.

— Пожалуй, откажусь, — усмехнулась Минерва, хотя этот отказ дался ей удивительно тяжело. Она и сама была бы не против немного отвлечься и отдохнуть.

Но, сначала работа. А развлечения… развлечения когда-нибудь потом.

— Скажи, что происходит? — спросила она своим привычным «деловым» тоном, показывая тем самым, что хотела перейти к обсуждению вопроса.

— То, что происходит во время любых кризисов, — пожал плечами Альварес. — Ты не хуже меня знаешь о том, сколько людей пытаются нажить себе политический капитал в такой ситуации.

— Удивительно, что мне это говорит тот, кто контролирует большую часть СМИ в Федерации, — фыркнула Эпштейн.

— Контролирую, — не стал он спорить. — И тебе это прекрасно известно. Мы постоянно мониторим информационное поле для того, чтобы вовремя отрезать аудиторию от самых громких и неустраивающих нас голосов. Но, ты не хуже меня знаешь, что это лишь временное решение. Нельзя затыкать брешь бесконечно. Рано или поздно, но придется рассмотреть… иные методы.

Минерва лишь поморщилась. О, она прекрасно это знала. Не прошло и двух месяцев с начала войны, а сеть уже пестрела от заявлений о том, что Федерация должна как можно скорее перейти к мирным переговорам. Вот прямо здесь и сейчас!

На самом деле она внимательно следила за ситуацией. Точнее не сама она, а работающие на Земле аналитики Фонда. Да, пока всё находилось под контролем. Стихийные демонстрации. Марши протеста против войны. Пикеты у здания федерального парламента и прочее. Бесконечные лозунги про «Нет Войне» и «Дайте мир Пиренеям». Она уже вдоволь насмотрелась подобного мусора… хотя, нет. Её всё ещё воротило от этих идиотов.

К счастью, как и сказал Рикардо, пока они достаточно хорошо справлялись с тем, чтобы обрезать возможную аудиторию для самых громких, избегая прямых действий. Порой оказывалось достаточно одного лишь теневого бана, чтобы снизить информационный охват для того или иного «лидера общественного мнения», чтобы его услышало как можно меньшее количество людей.

И в этом заключалась сила. Настоящая и пугающая. Эти жалкие, абсолютно убогие в своей бесполезности люди, которые не смогли найти иного способа к самориализации за исключением тупой демагогии безобидны. Точнее могли быть безобидны, если бы не собрали вокруг себя огромную аудиторию. Феномен парасоциальных отношений в действии. Люди смотрели их передачи, выпуски, видео ролики. Слушала их записи. И в конечном итоге это порождало доверие. Каждый из них говорил, что именно он молвит правду. Именно его истина верна, в то время, как другие несут в лучшем случае чушь, а в худшем мерзкую ложь.

И люди им доверяли. Доверяли настолько, что в действительности начинали верить в то убогое подобие реальности, которое эти люди начинали пропагандировать.

— Рикардо, мне плевать, как ты будешь это делать, но будь добр, добейся того, чтобы они сильно не шумели, — скривилась Эпштейн. — А ещё лучше, если твои ручные СМИ будут почаще транслировать кадры по кровавее.

— Не учи учёного, — хмыкнул он поднимаясь с кресла. — Мои люди прекрасно умеют создавать нужный эмоциональный окрас для своих новостей.

— Тогда я не вижу причины для того, чтобы беспокоиться, — заявила она, глядя на то, как голограмма находящегося сейчас в трёхстах семидесяти тысячах километров мужчины подходит к ней.

— Ты никогда не видишь причин для беспокойства, — улыбнулась голограмма, склонившись над ней. — Этим ты меня и цепляешь. Всегда уверенная в себе. Но, ответь мне на один вопрос. Разве тебя не заботит то, что будет со всеми этими людьми?

Если бы он действительно был рядом, то Минерва смогла бы почувствовать приятный запах его тела, смешанный с легким ароматом одеколона и лосьона после бритья. Она очень хорошо знала его запах. И любила его.

К несчастью, его здесь не было, так что ей пришлось довольствоваться лишь своим собственным воображением и ничем более. Печальная участь человека, противопоставившего себя и свою окружение всему миру.

— Рикардо, всё, что меня заботит, это будущая прибыль, — не моргнув и глазов соврала она.

— Жестоко и цинично, как и всегда, — покачал он головой с восхищённой улыбкой. — Отец всегда говорил мне, что ты коварная стерва.

— И его мудрость недалёка от истины, — в тон ему отозвалась Эпштейн.

Голограмма наклонилась еще ниже. Рикардо опёрся руками на её кресло и почти коснулся своими бесплотными губами её собственных, прежде сем раствориться в воздухе и оставить её в одиночестве.

Минерва позволила себе провести в тишине ещё несколько секунд, после чего разочарованно вздохнула. Может быть действительно стоило ему позволить отправить за ней свою яхту. Порой ей хотелось почувствовать себя женщиной. Слабой и уязвимой. Почувствовать чужую силу, способную взять верх над ней…

Впрочем эта минутная слабость растворилась так же бесплотно, как и фигура небезразличного ей мужчины.

Минерва соврала. Её волновала отнюдь не будущая возможная прибыль. Нет, всё было куда сложнее и страшнее одновременно.

Они делали то, что необходимо для того, чтобы спасти мир. Перед такой целью возможные жертвы, какими бы массовыми они в конечном итоге не оказались, казались столь… несущественными, что ими можно было пренебречь без каких-либо сожалений.

В будущем, скорее всего, их даже будут благодарить за то, что они сделали. А то, что происходило сейчас…

…что же, Минерва не особенно переживала о тех, кто попал в жернова устроенной её же руками мясорубки.