Память

— Помнишь тот день, когда мы впервые высадились на эту планету? — Спросил Тео, усаживаясь на диван с бокалом виски, который он выпивал лишь по особым случаям.

— Помню, — отвечал ему тихий голос Энн совсем рядом.

Тео постарался полностью расслабиться и сделал глоток из своего бокала, который блекло отражал свет звёзд, глядящих в окно с чёрного неба. Свет в помещении был выключен, так что внутри был такой же мрак, как и снаружи. Это был главный блок аванпоста планеты Хабитат-7.

— Чёрт побери, как же мы были рады выбраться из холодильников, в которых провалялись 600 грёбаных лет! — Сказал Тео после продолжительной паузы и усмехнулся. Виски согревал его и как будто потихоньку растворял в невесомой темноте. Он ощущал эту темноту как своего союзника: она скрадывала изъяны реальности, давая волю мечтательному воображению. — А всё ради чего, Энн? Нам обещали цветущие сады, солнечные тропики, прозрачные океаны и фауну милее пушистых домашних котяток… Но размороженные полуфабрикаты тушек бравых колонизаторов нашли лишь пустыню и окаменелые скелеты деревьев. Вот так Золотой Мир!

На минуту вновь воцарилась тишина, было слышно лишь как Тео делает очередной глоток виски.

— А помнишь, как отбили первую атаку кеттов? — Снова обратился он к Энн.

— Конечно, помню, — всё так же тихо и спокойно отвечала Энн. — День первой человеческой смерти на Хабитат-7.

— Да-а… Бедный Ким… Земля ему пухом. Хотя иридий и то мягче, чем здешняя почва… Всё случилось очень неожиданно. Знатно же мы тогда обосрались! — Тео оживился, вспоминая чувство опасности, которое ощутил тогда. — Хотя кетты, уверен, тоже сменили не один загаженный скафандр… А ты тогда проявила совершенно образцовую безбашенность! Запрыгнула с помощью джетпака на скалу, спровоцировала огонь на себя, растратив все щитовые аккумуляторы, и закидала уродов электромагнитными гранатами! Я прикрывал тебя как мог, шмалял на подавление — мой бластер несколько раз перегрелся. Хорошо мы тогда сработались.

— Это точно.

— А потом, попрощавшись с Кимом, мы с тобой забрались на эту же скалу. Только ты и я.

— Да.

— Заново привыкали друг к другу, наверное, а?

— Пожалуй.

— 600 лет, как спящие красавицы, провалялись в криокамерах. И ты говорила мне, мол, представь: все, кого ты знал, умирали один за одним, а ты в это время просто спал. Превращались ли они в наши сны? Или чёрная пустота космоса заползла в наши головы, и мы не видели ничего, кроме неё? Может, мы сами теперь сны тех, кто умер там, в Млечном Пути? Было бы здорово после смерти просто просыпаться так в криокамере на другой планете и начинать всё сначала... А?

— Начинать всё с чистого листа непросто.

— Но заканчивать раз и навсегда всё-таки сложнее. Так ведь? — И Тео уставился в темноту, затаив дыхание в ожидании ответа.

— Я не могу сказать тебе ничего нового, помимо того, что сказала тогда.

— «Мы всегда будем находить друг друга и начинать заново. Ты и я. Так случилось теперь, а значит, так случится и потом». Вот что ты сказала...

— Верно.

— Наши тела отвыкли друг от друга за половину миллениума. Хоть эти 600 лет и пролетели для нас незаметно, а всё-таки это ощущалось. Это трудно описать. Но нужно было заново привыкать друг другу. И в этом были свои плюсы, не так ли?

— Так.

— Каждое касание — как первое. Помнишь, когда поставили первые блоки аванпоста, мы наспех соорудили нехитрый бар в тот же вечер? То был первый вечер, когда мы могли расслабиться и выпустить из рук оружие. Мы тогда сидели с тобой, как на первом свидании, — Тео улыбался, вспоминая тот вечер, но улыбка утопала в полумраке.

— И приходилось пить отвратительный алкоголь. Нормального с «Нексуса» ещё не прислали.

— О да, это точно! Но знаешь…я бы променял этот виски, — тут он поднял свой бокал и посмотрел на звёзды в окне сквозь его мутноватое содержимое, — променял бы этот виски на тогдашнюю бормотуху, лишь бы вернуть тот момент. Мы с тобой познакомились за столетия до того дня, но я чувствовал себя юнцом, который впервые признался в своих чувствах девчонке. И это было здорово. Одно мгновение длиной в 600 лет… Как парадоксально звучит. Но ты не можешь выкинуть из головы тот факт, что ты не просто прилёг вздремнуть на 5 минут, а улетел в другую галактику. И вот — новая планета, новая жизнь…

— Поэтому ты тогда так взволнованно сказал, что любишь меня?

— Да, — грустно улыбнулся Тео, в душе посмеиваясь над собой. — Это чувствовалось как в первый раз. Я покраснел, наверное, как рак, а ты взяла мою руку в свою и одновременно серьёзно и нежно посмотрела на меня. Я не забуду этот взгляд. Никогда. Как и поцелуй, что был потом…

— Может быть, всё ощущалось непривычно из-за небольших отличий здешних атмосферы и гравитации от тех, что были на Земле, — констатировал из темноты голос Энн.

Тео нахмурился. Он промолчал и сделал большой глоток виски. Он словно настроился на определённую волну, с которой его вдруг сбили.

— Да, пожалуй, ты права, — сухо согласился он.

И опять повисло молчание. Тео запрокинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Через пару минут он вновь заговорил:

— А помнишь, когда мы нашли тот сад в пещере?

— Да. Наши сканеры тогда засекли непонятный, но слабый сигнал, по которому мы вышли к странной пещере.

— Планета спрятала остатки жизни. Тогда мы поняли, что всё-таки не ошибались, когда отправляли сюда ковчеги. Просто за 600 лет многое изменилось… Сколько мы с тобой проторчали в этой пещере! Хотя мы вовсе не ботаники. Просто для меня это было, как ни странно, напоминание о доме. О траве под голыми ногами. О запахе степных цветов… И мы просто сели с тобой на траву и долго сидели молча, улыбаясь, как идиоты.

— Очень эмоциональный момент.

— Помнишь, что ты тогда мне говорила?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты повторила это.

— Планета открыла нам своё сердце. Нам двоим. Это жест любви. Даже здесь, в миллионах световых лет от Земли, есть любовь. Она всегда открывается тому, кто её чувствует. Ты чувствуешь, Тео?

— Да.

— Я тоже. Любовь — это и есть жизнь. Что, если это нашей любви не хватило вселенной — и её самые прекрасные планеты стали умирать, пока мы с тобой спали? А теперь они возрождаются. Каждый наш поцелуй распускается новым цветком даже в самом дальнем уголке галактики. Ты мне веришь?

— Верю.

— Мы всегда будем вместе. Наша любовь будет жить, пока существует вселенная.

Голос Энн смолк.

По щеке Тео скатилась слеза. Он молча допил свой виски и поставил пустой бокал на пол. Всё новые воспоминания накатывали на него, как волны мутного океана прошлого, а он сам чувствовал себя песочным замком, постепенно размываемым этой солёной, утекающей сквозь пальцы, водой. Время — условность. Что значит краткая человеческая жизнь в масштабах вечного космоса? На 600 лет больше, на 600 лет меньше — не имеет значения. Пыль на ветру. Красивые слова не исправят этого. Есть лишь иллюзия бессмертия, которую не может познать одиночество. Лишь на миг эту иллюзию нам дарит любовь.

Вдруг снаружи послышался шум, и через несколько секунд магнитный замок на входной двери крутанулся и створки разъехались в разные стороны. Внутрь вошли несколько человек.

— Энн, включи свет, — раздался слишком громкий после тишины мужской голос. Это был геолог Серхио Бисбаль, коллега Тео. И когда свет залил всё помещение, Серхио продолжил: «И выгрузи мне результаты спектрального анализа почвы с предыдущей пробы. Затем мне нужен будет график сравнения с новыми результа…»

Он замолчал, увидев сидящего на диване Тео с опущенной головой. Серхио растерянно оглянулся на своих спутников. Те - Кимберли и Виктор - заметили Тео раньше него и теперь стояли с виноватым видом, пряча глаза.

Рядом из динамика раздался голос Энн:

— Данные спектрального анализа загружены на ваш инструметрон. Я готова визуализировать график.

Серхио, чувствуя страшную неловкость, обратился к Тео:

— Извини, Тео… Мы не знали, что ты здесь… Я думал, ты уже спишь…

Тео молчал и всё так же сидел, опустив голову. Слеза упала с кончика его носа прямо в бокал из-под виски.

— Пойдём, — прошептала Кимберли пришедшим с ней парням. — Пойдём скорее.

Они столь же стремительно вышли, как до этого вошли. Когда дверь за ними закрылась, Серхио обеспокоенно заговорил:

— А я говорил, что загружать оцифрованную память Энн в ИИ станции — плохая идея! Тем более — отдавать компьютеру её голос!

— Да ладно тебе, — с тоской отвечала Кимберли. — Пусть Тео разговаривает с ней. Разве это так уж плохо? Они же любили друг друга…

— "Разве плохо"?! — Возмущался Серхио. — А ты не видишь, до чего это его доводит?

— Наверное, без этого было бы ещё хуже, — высказал своё мнение Виктор. — Ты же помнишь, какой он был, когда Энн…ну…

— Да, Тео тогда совсем не свой был и ни с кем не разговаривал, — согласилась Кимберли. — Так хоть какая-то отдушина у него есть.

— Не знаю, — хмурился Серхио. — Скоро он совсем с ума сойдёт...

Они ушли, а Тео так и остался сидеть наедине с искусственным интеллектом. Но голос Энн молчал.