Память

Я вижу сон. Это наше прошлое. Я маленькая, а ты уже великан-подросток, оканчивающий десятый класс. Мы встретились с тобой тогда впервые. На улицах городка был октябрь, ветер которого нёс прохладу. Листья на деревьях понемногу приобретали желто-красные оттенки, тонкие шелковые нити, переливаясь на ярком солнце, кружились в воздухе. Запыхавшийся, с громоздким рюкзаком за плечами, растрепанной школьной формой и взъерошенными волосами, ты окликнул меня, а после крепко обнял. Миндалевидные карие глаза от испуга и безвыходности перешли в облегчение.

Ты ругал меня. Глупая. Дурочка. Почему сбежала со школы? Почему не дождалась родителей? Не отвечала на телефон? Почему не огрызнулась? Не поставила их на место? Ты испугалась? Тебе грустно? Обиделась на папу, маму? Не слушай мелких, родители тебя любят. Они считают тебя их маленькой принцессой. Вы поговорите и всё наладиться. Пошли домой?

Ты поправил свою одежду, застегнул мне кофту и взял маленькую руку в свою большую ладонь. Из недр сумки достал мне клубничный леденец, а сам без умолку болтал. Говорил про то, как родители места себе не находят, как, подключив волонтеров, обыскали весь город, как мама плачет, а папа её успокаивает. Про себя ты не рассказывал. Я спросила кто ты, но лишь: “Меня зовут Влад и мы с тобой чуть позже познакомимся”, прозвучало в ответ. От тебя пахло сладким, а в карманах шуршали смоктульки. Голос, словно мурчащий на коленках котик, убаюкивал. Я крепко сжала твою кисть.

******

Слеза скатилась по виску. Голова ужасно болела, в ушах слышался жуткий звон, смешанный с приглушенной музыкой. Я открыла глаза. Яркий свет от лампы, свисающей прямо надо мной, резал зрение. Пару раз сильно зажмурившись, мутная пелена пропала, и, поменяв положение с лежа на сидя, я начала рассматривать. Комната была маленькая, но вмещала она многое: слева у стены, что находилась напротив меня, крохотная кухонная зона, правее от ящиков – старенький игровой автомат, чуть дальше стоял высокий угловой шкаф. Перед диваном, на котором я проснулась, расположился невысокий стол с креслом-мешком и странным белым пуфиком со спинкой. Слева была дверь, справа – окно с широким подоконником.

Я не помнила, как сюда попала. В голове лишь воспоминания про переезд, ссору с мамой, его годовщину смерти. Это произошло сегодня, ровно три года назад. Мама запретила мне ехать на кладбище самой, а папа молча её поддержал. Я знаю – она переживает, боится, что что-нибудь в очередной раз может случиться. Ха, это глупо. Я ведь могла подождать пару дней, съездить туда с родителями, накупив при этом гору его любимых сладостей. Но нет, надо было заистерить, устроить скандал, обвинить их во всех грехах.

- Дура, - тихо прошипела я.

И вот где я теперь? Осталась ли я ещё в городе или успела куда-то уехать? В мыслях полный бардак. Картины сегодняшнего вечера спутаны, расплывчаты и обрывисты. “Может меня кто похитил? Может я нажила себе неприятностей? А быть может я всё ещё сплю? Новый дом, суматоха, разбор вещей, ссора меня уморили, и я крепко уснула?”. Ущипнула себя за руку так, что на белой коже появился кровоподтёк.

- Нет, точно не сплю, - подытожила я, ощутив боль. – Боже, и что же я натворила?

На глаза наворачивались слёзы. Стресс, скопившийся за последнюю неделю, дал о себе знать. В носу защипало, а щеки предательски горели. Хотелось просто реветь. В голос, срывая связки, сжимая кулаки и вгоняя ногти в ладонь. Пульсация в висках стала сильнее, а затылок горел. Тревога якорем осела внизу живота.

Пересилив себя, я встала. Тело было тяжелое, ноги ватные, руки, словно из негнущейся пластмассы. Медленно ступая, подошла к окну. Оперевшись на подоконник, я всмотрелась. Через стекло я смогла увидеть лишь короткий переулок, мусорные баки да распознать, что нахожусь на этаже так втором.

За дверью послышались шаги. Чуть подвинувшись в сторону, так чтобы оказаться спрятанной за шторой, а вид мой был скрыт диваном, я притаилась. Сердце забарабанило. Худшие мысли копошились в голове, вырывая подземные туннели. Головная боль усилилась. Казалось, я перестала дышать. Ручка опустилась и, открывая проход дальше, запустила поток музыки и двоих людей.

- Ник, ну и где она? – Женский голос был раздражён.

- Да не знаю я. Говорю же, когда выходил она словно начала задыхаться, вот я сразу и ринулся за тобой. – Парень уложил руку на широкую шею.

- Ну ты, - тонкие пальчики потянули юношу за ухо. – Девушка, если вы прячетесь, то выходите, мы вам ничего плохого не сделаем. Вы просто тут недалеко упали в обморок. Мы только и всего принесли вас сюда, - незнакомка говорила медленно и громко, вкладывая в свою речь нотки беспокойства.

- Мы ж не съедим тебя, - саркастично выдал парень, за что сразу же получил по затылку. – Ай, за что?

- Я тебе не разрешала встревать, мелкий.

Мышцы онемели и я, поддавшись назад, колыхнула край бархатной ткани. Раздался стук каблуков и пред моим лицом вытянулась тонкая женская рука, обрамлённая черным кружевом от легкой кофточки.

- Не бойтесь, всё хорошо, - уголки пухлых губ мягко поднялись. Я, ещё раз взглянув на женскую кисть, приняла помощь.

Девушку зовут Катя, а парня Никита. Они усадили меня назад на старенький диван и, вручив переливающийся стакан с водой, дали обезболивающие. В голове всё также продолжало гудеть. Никита рассказал, что его друг нашёл меня недалеко от бара. Весь перепуганный он позвонил знакомым, чтобы те подошли. Наверное, подумал, что я того. Хах, не впервой, однако. Катя, работающая фельдшером на скорой и носящая минимальный набор медицинский штучек для личного успокоения, сделала вывод что я крепко уснула. Правда, “103” так и осталось набранное на смартфоне.

- Ты нормально себя чувствуешь? – девушка светила фонариком мне в глаза, считала пульс. Голос её был мягок и, словно нежные перья, обнимал меня.

- Да, всё хорошо. У меня такое случается. Когда я подвергаюсь стрессу то могу упасть в обморок, а потом крепко заснуть, - тараторила я. – Обычно это, конечно, происходит дома.

- И, хорошо. А то я немного испугалась, когда ты тогда пришла в сознание, а потом резко уснула. – Я не помнила этого, но мой старый доктор говорил, что отсутствие воспоминаний в отрывок после обморока это норма.

- Но может всё-таки вызвать скорую или отвести тебя в больницу? Было стремно наблюдать, как ты начала хватать воздух ртом, - Никита играючи вздрогнул.

- Нет, всё правда нормально. – процедила я.

Отчего-то он раздражал меня. Парень не был похож на болтуна, а людей с незакрывающимся ртом я не люблю. У него были “лисьи” глаза, обрамленные чёрными короткими ресницами. Их темная радужка на свету сияла золотом. Нос его был с ярко выраженной горбинкой, а кончик немного опускался вниз. Широкая линия рта, где нижняя губа чуть пухлее верхней. Иногда ухмыляющееся лицо парня оголяло заостренные клыки и подобием своим напоминало звериный оскал. Подбородок и скулы были остры. В поджатых к черепу ушах красовались серьги цепи. Виски были выбриты, а длинные осветленные волосы собраны в пучок. Он выглядел как хулиган из подростковых фильмов, где главная героиня влюбляется в плохого мальчика и, следуя зову сердца, меняет возлюбленного. Даже одет он был подобающе: черные футболка, косуха, джинсы, на поясе повязана клетчатая рубашка, на ногах белые кроссовки.

Катя была той самой тихоней, в жизнь которой ворвался плохиш. У неё были пышные каштановые волосы, доходившие до середины лопаток. Лицо девушки имело мягкие черты: аккуратный чуть вздернутый носик, пухлые губы-бантики, что растягивались в лучезарной улыбке, и большие округлые глаза. Очи её были необычными: один – карий, другой – каре-голубой. Таких
глаз я ещё никогда не видела. В них искрилась доброта, милосердие. На упругих щеках рассыпалось созвездие родинок. Бесспорно, подобно нимфам из древнегреческих писаний, она была красавицей. Девушка притягивала людей не только внешностью, но и чистым сердцем.

Вдвоём Катя и Никита смотрелись гармонично. Мне захотелось написать их. Сразу просто: он стоит, прислонившись к бордюру, она – напротив. Их пальцы сомкнуты вместе, глаза в глаза, а на щеках розовое поле. Они влюблены и наивны, молоды и счастливы. Второй холст был об ином, одновременно потаённом, личном и восторженном, на всё обозрение. Бал на границе миров, где Бог и Сатана восседают на своих тронах, где переливы арфы смешались с эхом органа. Ангел и демон в центре, переплетенные телами, кружатся в быстром танце. Шепчут друг другу слова, утопают в желающих взглядах, растворяются в манящих губах. Они грешат, отрекаясь от своих миров и, словно день и ночь, разливаются рассветами и закатами. Девушка и парень уже не просто любят – страстно жаждут. Мне хотелось прямо сейчас взять карандаш и сделать набросок. Острые линии перемешиваются с плавными, тень переходит в свет, лист наполняется графитом. Подушечки пальцев покалывало.

- Вы хорошо смотритесь вместе, - вырвалось у меня.

- Ахах, нет, ты неправильно поняла, - девушка нежно засмеялась. Смех её был подобен на водные переливы. – Я его знаю ещё со времен, когда он рыдал при виде горшка, так не хотел к нему приучаться.

- Тц, посторонним о таком не говорят, - щёки парня зардели, в глазах тупая пустота. Он точно был влюблен. Никита не выдавал этого, но я через чур сильно видела его нутро. Странно заглядывать внутрь незнакомого человека. Я не люблю читать эмоции людей: ни близких, ни, тем более, малознакомых. Но иногда я непроизвольно углубляюсь в человеческую суть.

- Ох, извините, - я сожалеючи поджала губы, словно мои слова прощенияя были правдивы.

- Ой, да ладно тебе, не парься. Мы с карапузом привыкли к подобному, - женская рука легко хлопнула по сильному плечу. – Может ты хочешь перекусить? Спустимся тогда вниз, возьмём закусок, там ещё сейчас небольшой концерт. Группа, правда, любительская, играет только каверы, но звучат парни круто.

- Ммм, у меня то и денег с собой особо нет. – Я вспомнила свой пустующий кошелек, последняя монета из которого была отдана на автобусный билет. Жаль только, что в конечном счете я никуда так и не уехала.

- За счёт заведения, - пробубнил Никита. – Макс в любом случае велел тебя накормить. А раз хозяин сказал, верный пёс должен исполнять, - парень соскалился. “Дикое выражение – надо запомнить”, сразу подумалось мне, только стоило завидеть его улыбку.

- Честно, то я не против что-нибудь пожевать.

После того как Катя ещё раз расспросила меня о самочувствии, мы спустились вниз. Мне никогда не доводилось быть в баре, поэтому я жадно начала рассматривать его вид, посетителей и работников. Мне было важно всё: начиная от цвета ламп, рабочей формы, заканчивая алкогольной эйфорией в глазах людей. Этот мир мне был не видан, ведь ни я, ни родители не пьем. Спиртное не водилось у нас даже по праздникам, и совсем не важно было, отмечали мы в узком кругу или же среди множества гостей – квартира наша не знала звона фужеров. Я хотела впитать всё, чтобы потом манящими цветами залить белоснежные холсты.

Помещение, сделанное в тёплых каштановых, бежевых тонах, заливалось золотым светом. Сразу мне показалось, что интерьер был выдержан в стиле лофт, однако пройдя чуть дальше поняла, что это далеко не так. Какого-то особого дизайна, выражающего только единую мысль, не было. Был лишь полёт фантазии, смешанный в бокале композиции. Три тонкие колоны, оплетенные зелеными лозами, стулья с изумрудным бархатом вместо весенней свежей травы, свисающие с потолка круглые лампы, изображающие солнце, луну и с десяток маленьких звезд, барная стойка подсвечена голубым, словно льющимся водопадом, за ней множество алкоголя, выставленного в ровные ряды. И стена. Я подхожу к ней и немею. Бурое небо тысячами глаз взирает на меня.

- Шарль Лебрен “Падение восставших ангелов”, - выдыхаю я.

Небесные сущности, падая в живую гору, изгибаясь нагими телами, переплетаются с крыльями, лапами, мордами демонов. Вихрь грехов уносит их в огненную бездну. Мне кажется я слышу отчаянные крики, как ломаются кости на ангельских крыльях, мольбы пощады, как молнии копьем впиваются в бьющиеся сердца, как истерзанное сознание тлеет в эхе войны. А над ними чистые, верующие и следующие за Ним. Они держат в белоснежных руках горны, то ли как оружие, уносящее предателей в ад, то ли как ликующий символ победы над падшими. Их станы окутаны шелком, а гладкие перья хрусталем сверкают на небесной голубизне. Белый переходит в кровавый, невинность – в греховное сознание.

Это всего лишь реплика, написанная на гладкой стене, однако невидимыми линиями чувств она притягивает к себе. Художник, так грамотно скопировавший оригинал, в моём подсознание уже преисполнился глубочайшим уважением. Кисти в его пальцах, запястья, направляющие ворс, глаза зримые в саму суть, ветром снуют по моим венам. Мои ладони покрываются испариной - они жаждут писать.

- Красиво, да? – Катя вырывает меня из зрительного транса.

- Неописуемо, - шепчу одними губами. Ангелы сегодня преследуют меня.

- Это тётушка Макса нарисовала. Ну, друга, что нашёл тебя и, по совместительству, одного из владельцев бара и солиста группы, - она кивком указала на небольшую прямоугольную сцену. Из-за света, направленного в пол, я не могу рассмотреть лицо парня, лишь черно-белые волосы видятся мне. Тело незнакомца расслабленно, крепко держит в руках гитару и ритмично стучит ногой по деревянным доскам. – Ну что, заказывай что-нибудь. Их поваренок приготовит всё, что захочешь.

Мы сели на высокие барные стулья. Катя положила передо мной меню. Блюд было немного, оно и понятно – заведение всё-такие специализируется на ином. Полистав несколько страниц, что в основном были забиты изобилием разных коктейлей, я остановила свой выбор на обычном бургере с куриной котлетой. Хотелось съесть что-то побыстрее, а ждать другие более сложные блюда было долго.

- Девчонки, не желаете чего-нибудь выпить, - раздался знакомый голос. Подняв глаза, я только сейчас поняла, что Никита был не с нами. Вероятнее всего он ходил переодеваться, ведь сейчас предстал в более строгом образе: чёрные хорошо выглаженные брюки, белая рубашка, рассеченная от пояса до плеча подтяжкой (левая свободно висела на бедре), и забавная бабочка-галстук. Одежда ему шла, делая лицо более мягким. Катя пихнула меня в бок и пальчиком показала на красивую картинку со спиртным, под которой красовалось название “Май Тай”.

- Тебе следует попробовать этот, Ник делает его просто божественно.

- Спасибо, но нет. Я спиртное не пью, - я косо улыбнулась.

- Чё, брезгуешь? – парень ухмыльнулся. – Думаешь я чего-нибудь подмешаю? Я конечно заметил, что тебе не понравился, но не настолько же.

- Ник! – девушка укоризненно воскликнула. – Что ты такое говоришь? - На замечание подруги парень закатил глаза. “Проницательный” в туже секунду подумалось мне.

- Не хочу навлечь на вас проблем. А то что скажет дяденька милиционер, когда узнает, что вы напоили несовершеннолетнюю? – Я оперлась на локоть и поглощала реакцию новых знакомых. Их лица были удивленными, и, переглядываясь между собой, они явно мысленно матерились. Интересно.

- Ты шутишь? Нам в баре проблемы не нужны, - голос парня стал серьёзным.

- Нет, нисколечко, - я, поджав губы, тихо помотала головой. – Но не переживайте, я никому не скажу, вы же мне как никак помогли.

- Вот, черт, Макс этому явно не обрадуется. - Бармен недовольно взглянул на меня. – Сиди тихо и не доставляй неприятностей. Договорились?

- Хорошо, - я вяло махнула головой. Переубеждать и доказывать что-то смысла не было, ведь я изначально являюсь свалившейся на них проблемой.

- Так ты как тут оказалась? – Думала вопрос это пройдёт мимо, однако Катя, не ясно правда то ли от любопытства, то ли от вежливости, решила поинтересоваться.

- Какого-то особенного рассказа не ожидайте, - медленно отпила ананасовый сок, поставленный Никитой. – Я недавно сюда переехала и, не зная города, решила прогуляться, вот и затерялась немного. А от перепугу в обморок и брякнулась. – Не следует вдаваться в подробности про побег, а то мужчина в форме уже со мной будет проводить разъяснительные беседы. – Кстати, у вас не будет зарядки? А то телефон сел. – Я достала из маленькой поясной сумки старенький с длинной царапиной через весь экран смартфон. “Нужно позвонить родителям, пока они не написали заявление о пропаже. Мама точно со всем этим тянуть не будет. Ой и достанется же мне.”

Включив гаджет, я набрала сразу папе, ведь тот спокойно спросит где я и скандалить не будет, а уже после маме. В трубке слышались лишь продолговатые гудки. От ожидания предстоящей катастрофы внутри всё сжалось. “Наверное, заняты”, подумалось мне. Катя отошла, а я осталась наедине с Никитой и сочнейшим бургером. Компания второго мне нравилась больше. С барменом мы молчали и только иногда переглядывались. Он то и дело мешал коктейли, болтал с посетителями, а я всё поглядывала на него. В моей вылазке из бабушкиного дома отыскался огромный плюс: необъятной снежной лавиной на меня снизошло вдохновение, и пока оно, словно снег, не растаяло, нужно было скорее сесть за мольберт. Сердце учащенно стучало, а в голове билось: “Скорее перезвоните. Скорее!”. Пальцы уже буквально горели. Я набрала ещё раз. Тишина. Пришлось ноготками невесомо выводить очертания людей на глянцевой барной столешнице.

- Можно будет я напишу тебя? – неосознанно сказала я, когда Никита спросил не нужен ли мне ещё сок.

- Типо нарисуешь? – тот удивленно поднял брови, а получив моё молчаливое согласие, уточнил: - Сейчас или как? Я что-то совсем не понимаю.

- Нет, я хочу тебя сфоткать и потом нарисовать портрет. У тебя очень запоминающееся лицо. Да и Катю я бы тоже написала. Это можно сказать как воспоминание для меня. – Я немного помялась. Если бы не Влад когда-то, я бы не в жизнь не спрашивала согласия на использование чьей-либо внешности.

- Да валяй, рисуй. Только уродом меня там не делай, - звериный оскал украсил лицо. Я взяла в руки телефон и сделала парочку фотографий Ника. На них он не позировал – дальше продолжал работать. Вот он держит сплюснутый бокал на высокой ножке, вот переливает некий напиток в стопку, вот наклоняется к знакомой девушке, что-то у него спрашивающей, вот ласково улыбается пришедшей назад Кате.

- Ну что, ребята, я должна ехать - жених ждёт. Мэри, тебя может отвезти домой? – интересуется радостная девушка.

- Нет, - я отрицательно качаю головой, - дозвонюсь до родителей, и они приедут.

Новая знакомая счастливо машет нам рукой и, порхая, уходит. И мне отчего становится грустно, только стоит завидеть поникшие карие глаза. Он смотрит ей в след, кажется, даже хочет остановить, но продолжает стоять, не отводя взгляд от исчезнувшей фигуры. Холст с горящими страстью ангелом и демоном рассыпается, на его место встаёт парень, окутанный в тонкую вуаль глубокого синего цвета. Опечален, но смирен. Любит долго, сильно, неся это чувство под стальным замком. Он сидит на полу, плечи его опущены, руки безвольно лежат, лицо глядит вдаль, где полупрозрачным красным изображена женская тень. Во взгляде желание цепко ухватиться за её остатки, хотя бы за краюшек, ниточку. Мужчина не делает этого, давая тени уйти в рассветное начало.

- Это больно, любить безответно? – сегодня я не могу сдерживать порывы слов. Что-то касается меня, что-то тянет мысли наружу.

- Безответная любовь за много лет перерастает в ядовитую привычку, - Никита в это раз говорит тихо, без прикрас и разрежённости. Тон его голоса утопает, словно под водой. Жалость селится во мне.

- Понятно, - вымолвить больше я не могу. Острые лезвия вопросов не должны входить в его сердце. И мы вновь замолкаем. Гитарная нота проходит сквозь нас.

На фоне играет “А мы не ангелы” и я вспоминаю Влада, что в последний год так любил её слушать. Песня, написанная уже в неблизком две тысячи десятом году, часто лилась из динамиков в твоей квартире, стучала в подушечках наушников, напевалась мягким мужским голосом. Тогда она тоже играла. А потом мы поссорились. Это был первый раз за семь лет. И оказался последним. Больше мы не ругались – ты даже не дал мне шанс извиниться. Просто ушёл. Ты не обернулся на мои крики, не подал рук, когда я, сдирая кожу на коленях, падала догоняя тебя, даже без излишеств “Пока” не удосужился мне кинуть на прощание. Оставил меня, забитого в угол подростка, наедине со своими демонами. А я любила тебя. Лучший парень в мире. Самый близкий человек. Ангел, посетивший меня.

- Ха, сегодня как никогда ангелы преследуют меня…- Головная боль шипастым обручем оплела череп. Тошнота слизким комом осела в горле. – Что-то мне не хорошо.

- Вот, бля, ну ты и проблемная! – последнее что я слышала, пред тем как оказаться на прохладной улице.

Никита вывел меня на крылечко бара, давая колющему ветру кусать мою кожу. Он усадил меня на ступеньки, а сам побежал назад. Торопящийся шорох обуви эхом звенел в ушах. Всё моё тело дрожало. Воздуха не хватало – я, словно охваченная клубнями рвущегося дыма, задыхалась. Поддавшись вперед и сделав упор на ладони, я судорожно хватала кислород. Страх вновь сковал меня. Липкие тёмные лапы обвивали шею. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. И, наконец, десять. “Считай”, как-то сказала мне одна медсестра и я прилежно следовала её совету. Паника на шаг становилась дальше.

- Возьми выпей, - бармен протянул мне переливающийся стакан с водой. Уже знакомая вещь дала долю успокоения. – Ну ты меня и перепугала. – Парень со свистом выдохнул. – Я уже подумал, что снова отключишься. – Он присел рядом со мной и, опустив лоб на упирающуюся в бедро левую руку, правой кистью поглаживал меня по спине.

- Спасибо, - мой голос осип. “Если бы не всё это, то мы могли бы подружиться. Он не так уж и плох” прожурчало сознание.

- Ага, - устало отозвался парень.

Мы просидели так ещё пару минут, пока я не пришла в себя. Я вглядывалась в небо, подмечая какое оно сегодня звездное и чистое. Слёзы текли по щекам, а в глубине ромашковым полем распустилось облегчение. Сейчас всё нормально. Не зачем беспокоится.

- Скоро подъедут твои родители, - сбоку раздался бархатистый тембр. Повернувшись, из-за сонной пелены на глазах, я различила лишь тень с черно-белой головой. Неразличимый мужчина вложил в мои руки телефон. – Тебе следует хорошенько отдохнуть. И следующий раз не сбегай из дома - сегодняшний вечер исключительное везение, в другой раз не факт, что тебя окружат хорошие люди. – убаюкивающе, пеленала его тирада.

Я очутилась в материнских объятиях, затем в машине. Через окно я видела черно-белую голову, пожимающую руку отцу.