На берегу долго, протяжно выла волчица. Не открывая глаз, я перекатилась на спину, в блаженстве потягиваясь. Снова: то ли воет, то ли стонет, громко, с надрывом. С нотками беспокойства. Медленно просыпаюсь. Блаженство явно борется против сознания, окутывая меня чарами сна, но снова вой и непонятное чувство вины. Через узкую щёлку слегка приоткрытых глаз пытаюсь рассмотреть в темноте берег. Где-то далеко всхлипнула ночная птица, громко захлопал крыльями филин. Небо полностью затянуто тучами и, хотя близился рассвет, в метре от себя ничего разглядеть было невозможно. Слышно как вдалеке, небольшое животное, фыркая, вошло в воду. Долгое время стоит тишина, и лодка, покачиваясь на воде, пыталась меня вновь убаюкать. Сквозь полудрёму долетел далёкий всплеск и громкое дыхание плывущей к лодке волчицы.
- Умка, - тихо произнесла я, улыбаясь, - как же ты меня нашла?
И уже окончательно проснувшись, откинула покрывало и выбралась на корму. Утренняя прохлада заставила съёжиться, кожа покрылась мурашками. Несколько секунд прислушивалась к всплескам, а потом, наклонившись вперёд, упала в темноту. Мгновенно оказавшись под водой, я быстрым движением опустилась на дно реки и замерла. Поплыла против течения, примерно определяя направление в сторону лодки, и почти над ухом разорвало тишину громкое царапанье когтей об деревянный борт. Лёгкий взмах и рука каснулась мокрой шерсти.
- Умка, - прошептала я и помогла волчице забраться на корму.
Медленно светает и уже можно разглядеть как густой, чёрный туман стелется над водой. Волчица, уткнувшись в меня мордой, громко урчит.
- Пора, - сказала сама себе и, упёршись одной ногой в борт лодки, дёрнула трос двумя руками. Шум от двигателя ударил в берег, вернулся громким эхом и лодка, рассекая гладь воды, начала быстро скользить вниз по течению.
Встряхнула головой, откидывая волосы назад, и прислушалась. Эхо с правой стороны удалилось, значит, поворот и моя заимка. Сбросила обороты и ухватилась за борт, но всё равно берег выпрыгнул из чёрной пелены внезапно, толкнув меня вперёд, в пустоту.
Я изо всех сил упираюсь, чтобы не вылететь за корму лодки и в какой-то момент вдруг понимаю, явно произошло перемещение во времени и пространстве. Свет от лампочки режет глаза, заставляя жмуриться. Откуда-то сбоку доносится приятный баритон:
- Грозовой фронт. С Вами всё в порядке? Вы не ушиблись?
Грозовой фронт? Ну да. Я покинула заповедник пять лет назад, оставив в нём детство и частичку своего сердца. Там навсегда осталась Умка. Это была уже большая трёхгодовалая волчица, но в моей памяти она осталась маленьким комочком, который я, пряча на груди, принесла на заимку. Спасала от пьяных охотников. К слову сказать – это были не охотники, актёры, приехавшие в заповедник для подбора декораций к новому фильму и устроившие бойню на небольшом островке. В одного из них я в детстве была даже влюблена после просмотра культового фильма с его участием в главной роли. Была...
Я похоронила её на берегу реки недалеко от кордона. Для меня навсегда осталось это невыясненным обстоятельством, как она нашла меня в аэропорту, за сотню вёрст от заимки, где мы попрощались навсегда. Я уже поднималась по трапу, когда чей-то удивлённый возглас заставил меня оглянуться. И прямо над ухом мужской голос пробасил: «Волки!».
Я сразу узнала Умку, которая неслась к самолёту, совершая невероятно огромные прыжки. Прижала руку к груди, внезапно почувствовав опасность, и бросилась ей на встречу. Оступившись, я растянулась на бетонке, подвернув неуклюже под себя ногу, а поднявшись, замерла на мгновение, решив, что всё это был плод разгулявшегося воображения. Нет, не показалось. Лежала она серым пятном на зелёной траве, судорожно вздрагивая и пытаясь подняться. Я и второго выстрела не услышала из-за грохота взлетающей «тушки», скорее догадалась, увидев, как высоко подпрыгнув в воздух, Умка распласталась на земле, раскинув лапы в разные стороны. Точно так же когда-то взлетела её мать, совершив последний полёт, когда в неё шарахнули из трёх стволов.
Меня еле оттащили от волчицы, плачущую, измазанную кровью, доведённую до истерики, а потому яростно отбивающуюся от прибывшего наряда и до вечера продержали в каком-то подвале пока не приехали ребята из заповедника и вырвали нас из цепких рук правоохранительных органов. А когда ехали домой, Михалыч, наш егерь, обернувшись ко мне, сказал:
- С днём рождения.
И сообщил, что самолет, на котором я должна была лететь, не дотянул до взлётной полосы, рухнул в лесу и похоронил всех, кто был на борту. А они несколько часов меня оплакивали, пока им не сообщили о моём преступном поведении на аэродроме. Наверное, именно эта новость о крушении самолёта и смягчила стражей порядка, но, так или иначе, а нас отпустили.
А Женя, орнитолог, глядя на мёртвую волчицу, завёрнутую в покрывало, всю дорогу качал головой, спрашивая:
- Как же она узнала?
Самолёт снова встряхнуло и я, окончательно проснувшись, словно вернулась из прошлого в настоящее. Разжав ладонь, отпустила руку соседа и, устроившись удобно в кресле, слегка кивнула.
- Извините.
Его английский был с едва уловимым акцентом. Да и не был он похож, ни на американца, ни на англичанина.
- Я уж думал, сеньорита, вы никогда этого не сделаете. Так и долетим до Ушуайя, скованными словно наручниками.
Если бы он назвал меня по имени несколько минут назад, когда я бороздила своё прошлое, меня наверняка охватила бы паника. Но сейчас, я даже не вздрогнула. Просто склонила голову влево меньше чем на сантиметр и, увидев галстук собеседника, размалеванный, конечно не Пикассо, а каким-нибудь современником, но явно последователем кубизма, мысленно улыбнулась, мгновенно вспомнив, где уже видела это невозможное сочетание. В аэропорту Буэнос-Айреса, когда оказавшись у стойки, положила паспорт в открытом виде на стол и потянула рюкзак к себе ближе, на секунду оглянувшись назад. Учитывая моё полусогнутое положение, взгляд успел запечатлеть лишь дорогой костюм незнакомца, сшитый из шерсти перуанской викуньи и галстук, купленный на блошином рынке за три рубля. Туфли и голова, при таком ракурсе, просто не вместились.
Вот и сейчас, даже не глянув ему в лицо, довольствуясь лишь галстуком, я повернула голову вправо, на тот же сантиметр.
- Вы зря беспокоились, я думала, что держусь за подлокотник.
Даже боковым зрением я увидела, как он заёрзал в кресле возмущенный таким сравнением и минуту посопев, полез во внутренний карман.
- Вы зря иронизируете, сеньора, или думаете, я в соседнем кресле случайно оказался? - он махнул передо мной удостоверением, - Федеральная полиция Аргентины, ну, теперь что скажете?
Я улыбнулась кончиками губ.
- Что скажу? Скажу, что вы похожи на человека, который недавно убил и ограбил офицера полиции.
Он засопел ещё громче и, спрятав удостоверение, негромко рассмеялся.
- Один – ноль в вашу пользу, но теперь я точно от вас не отстану, признавайтесь, вы в Ушуайя просто или всё-таки тур в Антарктиду?
Я обернулась с явным намерением дать отпор незнакомцу и замерла, встретившись с его глазами. Холодные, но в тоже время чрезвычайно живые, проницательные, явно находившиеся под влиянием меркурия, они светились от счастья.
И на моё удивление с губ сорвалась фраза совершенно противоположная той, которую успела приготовить.
- В Антарктиду? Вы шутите?
Он не успел ответить, борт проводница, женщина лет пятидесяти, никогда не видела на наших авиалиниях пожилых стюардесс, остановила небольшой столик на колёсах и громко проговорила:
- Tè, caffè?
Даже не зная ни слова на испанском, я сразу догадалась, о чём речь, к тому же запах кофе уже минут пять разносился по всему салону.
Увидев, что я полезла в карман, он положил ладонь на мою руку.
- No senorita, - и тут же спохватился, переходя на английский, - позвольте я угощу.
Обычно я крайне трепетно отношусь к своей независимости, но глядя в эти откровенно добродушные глаза я даже не нашла слов, чтобы ответить отказом.
Дождавшись, когда я съем бутерброд и выпью кофе и глядя, как я прижала салфетку к губам, он произнёс:
- Меня зовут Николас, а вас сеньорита?
Он сделал паузу после слова сеньорита.
- Да сеньор Николас, сеньорита, - и представилась.
- И сеньорита путешествует соло?
Я, едва не прыснув, заставила себя сдержаться.
- Да сеньор.
- А откуда вы, если не секрет?
- Из России.
Николас ошарашено оглядел меня, едва не вытаращив свои красивые глаза из орбит.
- Из России?
- Да сеньор.
Его голос внезапно стал взволнованным.
- Я много слышал о русских девушках, что они любят экстрим, но одной путешествовать в Антарктиду, это не слыхано.
- Почему в Антарктиду? Может быть, у меня когда-нибудь появится такое желание, но поверьте не в этот раз.
- А что же вы собираетесь делать на краю света? Только не говорите, что просто глянуть на достопримечательности.
Я кивнула.
- Ага.
- Нет, - он улыбнулся,- я вижу по вашим глазам, что вы что-то задумали.
- Я думала, только в России полицейские столь подозрительны.
- Я не подозрителен, я просто любопытен.
- Ну, тогда я вам доверюсь. На самом деле я хочу проехать автостопом через 17 стран по шоссе пан Американ и добраться до Аляски.
В этот момент я точно отгадала, о чём он думает. Решил, что рядом с ним сидит явно ненормальная. И где-то на задворках головного мозга мелькнула мысль, а не отправит ли он меня в психушку?
- Stordito!
- Что?
- Я ошеломлён, это невероятно, вы смеётесь?!
- Нет, я давно об этом мечтала, но не была готова.
- А теперь готовы?
- Да сеньор, теперь готова.
- И когда вы собираетесь отправиться из Ушуайя в своё сумасшедшее путешествие?
Я на секунду задумалась.
- Наверное, дня через три, четыре.
Он загадочно улыбнулся, оглянувшись на стюардессу, которая в этот момент предложила пристегнуть ремни безопасности, сообщив, что наш самолёт аргентинских авиалиний идёт на посадку, и слегка наклонился ко мне.
- Ну, тогда, я имею честь предложить вам сеньорита, себя в качестве гида по незнакомому городу. Если вы, конечно, не будете против.
Я около минуты смотрела ему прямо в глаза и вдруг поняла, я хочу увидеть его сегодня и совершенно не против его общества и завтра. И может быть даже послезавтра.
Нет. Я не была против.