Пара строк о Сахемхете, его тоске по возлюбленной и разграбленной гробнице в Саккаре

Из личных записей Стефана Аджари-Карнарвона

Отец боялся дня, когда сердце его прекрасной супруги Эмилии перестанет биться, хотя, понимал, что тот наступит очень скоро. Мать тяжело болела. После ее кончины он сразу же уехал вместе с телом, внутренним гробом и заранее собранным бальзамировочным материалом на два с половиной месяца в Вади-Натрун. Два с половиной месяца моего ожидания. Я отгонял чудовищные мысли, что он не вернется обратно, что его тоска по единственной любимой окажется сильнее здравого смысла. После семидесятого дня взял краткосрочный отпуск, чтобы встретить его дома. Простая психологическая помощь не помешала бы даже такому сильному человеку, как Сахемхет Аджари. Я не представлял, что испытывал отец, собственноручно создавая из тела матери мумию. Да, он делал такое больше полувека назад с погибшей Стефанией. Тогда ему было невероятно тяжело, но сейчас… Как у него находились силы повторять сложный процесс бальзамирования для женщины, с которой он прожил почти полвека?

В тот день, когда матери поставили страшный диагноз, Сахемхет, как истинный древний египтянин, стал готовиться к ее похоронам. Он хотел начать сборы намного раньше, но леди Аджари-Карнарвон была против, сославшись на семейные суеверия. Я удивился и очень расстроился, когда узнал, что Эмилия отказалась от лечения. Но она была права. В ее семидесятивосьмилетнем возрасте лекарства и терапия мало бы чем помогли. Вместо больничной палаты она захотела провести время с семьей: супругом, мной, моей женой и двумя внуками. Отец сам создал дизайн ее трех гробов и погребальной маски, а когда те прибыли — с гордостью показал их Эмилии. Она была в искреннем восторге от такого подарка. Мама — такая же странная, как и Сахемхет. Последние дни он не расставался с ней ни на минуту. Все читал ей полный текст «Книги мертвых», переписанный лично им с древних свитков на огромный лист «папируса». Ее последний вздох был в его объятиях. Звонок врачам. Констатация смерти. Он не отдал ее тело в морг, а сунул под нос медикам завещание супруги и давно полученное разрешение от министра культуры на традиционное древнеегипетское погребение.

Он уехал. С ней. Моя жена и дети еще долго оплакивали Эмилию. София приходила в ее комнату, садилась на стул у постели и читала книгу, как делала это и раньше. Только постель была пустой…

На исходе семьдесят четвертого дня под окном затарахтел арендованный старый внедорожник с прицепом. Отец приехал! Я выбежал на улицу, радостно заключил его в объятия. Уже не скрывал слез счастья, что он вернулся. Он прижался ко мне и тихо произнес:

— Помоги разгрузить…

— Конечно. Все получилось?

— Да, — вздохнул он. – Опыт уже имеется, — и, невпопад усмехнувшись, добавил: — Можно ритуальное бюро по бальзамированию открывать.

Кивнул в знак поддержки. Я знал, когда Сахемхет начинает шутить, то так снимает сильный стресс. Мы открыли сторону у прицепа. Под брезентовой крышей стоял окутанный ароматом душистых смол и масел ее третий гроб из кедра, привезенного на заказ в Каир аж за несколько тысяч километров.

— Вдвоем получится, — уверенно сказал Сахемхет, — хоть и тяжело. В одиночку я не выгружал его из прицепа. Еле там открыл и закрыл. Предупреди всех домашних, чтобы не стояли на дороге

Он терпеливо ждал, пока я попрошу жену и детей не мешать нам. Все-таки, мой отец был настоящим гением. Гроб стоял на медицинской каталке с колесиками, и вывезти его из прицепа, как и завезти в дом, особого труда не составило.

— Оставим здесь, на первом этаже, в твоем кабинете? — предложил ему такой вариант.

— Пока да. Эмилия очень любила там сидеть в кресле и наблюдать, когда я работаю…

Он тяжело вздохнул. По исхудавшей щеке скользнула слеза и скрылась в редкой полуседой бороде. Спутанные длинные с проседью волосы выбивались из-под шарфа, которым отец оборачивал голову на манер своей приемной матери. Смотрелось странно, но в полевых условиях было очень удобно. В грязной, пропитанной потом и покрытой пылью одежде Сахемхет напоминал парня-бродягу, сидевшего по большим праздникам возле коптской церкви. Я не сделал ошибку, написав «парня». В свои восемьдесят два еще действующий глава Службы древностей выглядел лет на двадцать пять, не считая приличной седины. Матери Сахемхет нравился именно таким, а это был всего лишь побочный эффект от ежегодного, необходимого для жизни, отпуска-сна под «пылью бессмертия», как он называл эту древнюю гадость. Но будет ли Аджари продолжать подобное сейчас, я уже не знал.

Валентина, моя жена, ушла готовить на кухню еще один, пусть и поздний, ужин. Принявший душ и переодевшийся отец занял свое место главы семьи за большим столом в обеденном зале. На другом конце всегда сидела мама. И подобных традиций, бережно хранимых многими поколениями или придуманных новых, в нашем доме было очень много.

Первая половина ужина прошла в тишине. Лишь перед десертом начал разговор:

— Я договорился с бригадой промышленных альпинистов, чтобы помогли спустить мамин гроб в усыпальницу Птаххетепа, как она и хотела.

— Да, — отрешенно произнес он, отрезая ложечкой часть шарика домашнего мороженого. — Завтра.

— Будешь продлять отпуск?

— Не вижу смысла. Работа отвлекает от боли и одиночества. Выйду по графику.

Больше он ни на один из моих вопросов не ответил. После ужина отец ушел к себе в комнату, я же прошел в кабинет. Включил свет. Первый внешний гроб я уже видел — он стоял в комнате матери почти два года. Искусная резьба, отделка золотой фольгой, камнями и цветной стеклянной массой. Классический царский гроб Нового царства. А вот третий внутренний видел впервые. Он был настоящим шедевром современного древнеегипетского стиля. Сахемхет с радостью согласился на применение новейших инструментов и технологий, поэтому всю поверхность мастера украсили тончайшей лазерной орнаментальной резьбой, среди которой красовались строки «Книги мертвых», титул и заслуги леди Эмилии Аджари-Карнарвон — прекрасной госпожи Нитекерти Нефермаатра, наимудрейшей хозяйки Большого дома. Лицо на крышке, хоть и было выполнено по древнеегипетским канонам, поражало своим портретным сходством, а скрещенные на груди руки сжимали символы власти царицы. «Завтра гроб спустят в гробницу, и я больше никогда ее не увижу», — поймал себя на такой мысли. Отец не вбил заглушки, поэтому я приподнял и сдвинул крышку. То, что предстало перед моими глаза, потрясло невероятной красотой. Здесь отец уже не стал следовать стандартам определенного исторического времени, а взял лучшее из трех тысячелетий египетского культа мертвых. Ромбовидное «золотое плетение» украшало мумию. На голове переливалась золотым блеском погребальная маска, которая могла бы своей роскошью вполне посоперничать со знаменитой маской Тутанхамона. И тут же я подумал о том, сколько такая вещь может стоить. Ведь собранное отцом за два года для похорон не ударило по банковским счетам семьи. Видимо, Сахемхет начал откладывать средства еще три десятилетия назад, причем, не в деньгах, а покупая золотые слитки. Маску сделали не из ювелирного драгоценного металла с примесями, а из почти чистого, на что указывал цвет.

Я еще долго стоял у гроба, вспоминая самые яркие моменты жизни с матерью. Тосковал, но моя тоска была не сравнима с той, что испытывал отец.

К обеду из музея приехала большая машина для перевозки экспонатов, прибыли альпинисты, сотрудники Службы древностей. Мне сообщили, что над шахтой гробницы установили подъемный механизм. Мы вывезли каталку в гостиную. Отец, одетый в парадные одеяния фараона Древнего царства, провел церемонию отверзания уст, дабы умершая могла «есть» и «пить» подношения, вознес молитвы богам, украсил мумию венком из высушенных цветов. И только заместитель отца вместе со мной вывезли каталку во двор, чтобы поставить в кузов к уже перенесенным антропоморфным гробам, как Сахемхет выбежал на улицу и преградил дорогу.

— Не отдам! — крикнул он так громко, насколько мог. Сотрудники выбежали из гостиной, пытались его успокоить, увести, но он вцепился в изножье и, никого не слушая, потащил каталку обратно в дом.

— Маму надо отвезти в усыпальницу, — стал уговаривать отца.

— Нет! Она останется здесь, со мной! — продолжил сопротивляться фараон современного Древнего Египта. Лицо выглядело так, словно он был одержим или безумен. Впервые видел его таким. — Я не отпущу ее туда! Без меня!

— Мертвым не место среди живых. Здесь моя жена, дети… Дай завезти каталку в кузов. Ей будет хорошо в гробнице Птаххетепа.

— Гроб с телом Эмилии будет стоять в моей комнате, у моей кровати до самой моей смерти. Я так решил! — твердо, властно произнес он, не оставляя мне шансов на уговоры. — Сегодня я переезжаю в угловую северную комнату. Туда редко кто заглядывает.

Спорить с ним не хотел. При удобном случае попробую еще раз уговорить, а пока извинился перед гостями, расплатился рабочими, дал команду разбирать подъемное устройство. Всей семьей перенесли вещи отца с первого этажа на второй. Эта комната предназначалась для гостей и почти всегда пустовала. Сахемхет тут же сделал перестановку, превратив ее одновременно в рабочий кабинет и спальню. Внешний гроб со средним внутри поставили вертикально в углу, внутренний же, с мумией, накрытый расшитым покрывалом и гирляндами из сухоцветов — горизонтально рядом с кроватью.

— Теперь другое дело, — умиротворенно произнес Сахемхет. — Спасибо, Стефан, что прислушался к моим желаниям, — и закрыл дверь, оставаясь в уединении.

С утра не стал тревожить отца и ушел на работу. Но каково было мое удивление, когда я застал его на рабочем месте, разбирающим накопившиеся за два с половиной месяца несрочные документы.

— Доброе утро, Стефан, — сказал он. Улыбнулся. Жестом пригласил сесть напротив. — Что нового нашли за это время? Как георадарные работы в Западносаккарском некрополе. Надеюсь, аренда иностранного оборудования оправдала себя?

— Нашли с десяток гробниц. Сейчас там работает команда Шарифа. Он просил консультации по датировке и текстам, когда ты будешь свободен.

— Передай, что загляну к ним в ближайшее время. Ты поедешь со мной, как ученик с учителем?

— Конечно.

Отказать отцу не смог, хотя, последние слова остались загадкой: что еще он захочет от меня? Я ушел, заказал в кафе для него кофе и выпечку с доставкой в кабинет, сам же погрузился в отчеты для министра культуры.

Ближе обеду раздался звонок с поста охраны здания, что к нам пожаловали незваные высокопоставленные гости с дружеским визитом и сейчас они направились на встречу с главой Службы древностей Египта. В голове промелькнула мысль, что Сахемхета надо спасать. Не важно, кто пришел к нему, но в таком состоянии его лучше не тревожить. Вынул из папки лист с каким-то рукописным текстом и быстрым шагом направился в кабинет начальника, обдумывая на ходу план действий. По пути узнал, что к нам наведались новый министр культуры Барджан и его помощник Варизу, с которым давно и хорошо мы работали. Постучал в дверь и, не дождавшись разрешения, вошел.

— Прошу прощения! — обратился к гостям. — Отец, — протянул ему лист. — Только что звонил Шариф. Просил приехать тебя. Срочно!

— Это Ваш сын? — удивился Барджан, удивленно осматривая то Сахемхета, то меня. — Но как такое возможно?

И, действительно, по внешнему виду Сахемхет Аджари годился мне в сыновья. Поэтому в последние годы в кабинете главы Службы древностей чаще всего посетителей принимал я, как его заместитель, в то время как отец на моем рабочем месте спокойно занимался управленческими делами. За этим столом солидный сорокатрехлетний мужчина производил больше впечатления, чем странно выглядящий юнец. Последние три десятилетия отец очень страдал от своего слишком юного вида, с которым ничего не мог сделать. Такое случилось из-за матери, нечаянно устроившей ему передозировку «пыли бессмертия» и сон почти на двенадцать лет. В пятьдесят он выглядел, как восемнадцатилетний мальчишка, и Эмилия занималась тем же, чем и я сейчас. На улице мы тоже старались держаться на расстоянии, чтобы не возникало вопросов, как тогда… когда в кафе дама-иностранка упрекнула Сахемхета в том, что за кофе пошел я, а не он, как младший по возрасту. Подобное приводило отца в неописуемое бешенство, и он высказал все, что думал, в манерах учтивого английского аристократа и темпераментного древнего египтянина, чем довел женщину до истерики. Одним кафе для его посещения стало меньше.

— Да, мой сын Стефан Аджари-Карнарвон, заместитель главы Службы древностей Египта, — он посмотрел на меня и добавил: — Скажи водителю, что я выезжаю через десять минут. Позаботься о наших гостях.

— Хорошо, отец, — подчеркнул я наше родство.

— Простите, но мне нужно уехать на раскопки, — Сахемхет обратился уже к министру. — У нас каждый час на счету.

— Раскопки?! Это так интересно! Я должен ехать с вами! — воскликнул Барджан, нарушив наши планы. — Увидеть археологов и то, что они делают, — лучше понять работу Службы древностей и Вашу в том числе. Наш автомобиль поедет за Вашим.

— Внедорожник? — уточнил отец.

— Нет.

— Тогда застрянете, как только окажетесь в Саккаре. Там нет дорог — только песок и камни. Поедем все на машине Службы древностей. Стефан, подготовь все необходимое для поездки до вечера.

Я ушел, оставляя отца наедине с гостями. Озаботил секретаря приготовлением термосов с кофе и покупкой еды на пятерых, а сам по телефону ознакомил водителя с планами нашего фараона.

Через полчаса специально переоборудованный для пустыни внедорожник мчался по улицам Каира в сторону западносаккарского некрополя. Сахемхет сидел, как всегда, спереди. Он неважно себя чувствовал в транспорте, предпочитал ходить пешком, если это было возможно. Мы втроем устроились на комфортном заднем сидении.

— В тесноте, да не в обиде, — пошутил министр, пытаясь начать разговор.

— Соглашусь, — ответил я. И снова в салоне воцарилась тишина.

— Куда едем, мой фараон? — поинтересовался водитель, выезжая за пределы пригорода именуемого Западной Саккарой.

— К пирамиде Усеркафа. Дальше я покажу дорогу, — ответил тот.

Шофер сбавил скорость, виляя между полуразрушенными кирпичными кладками по грунтовой дороге. Километров через пять закончится и она, ведь туристические маршруты идут по другому пути, а этот предназначен для археологов, работающих на раскопках.

— Скажите, господин Аджари, — Барджан снова нарушил молчание, — я часто слышу, как Вас называют фараоном. Вам не кажется, что спекулировать древним титулом не совсем этично.

— Глава Службы древностей, — сказал Варизу, не дожидаясь ответа одного из нас, — по своему происхождению является законным правителем современного Древнего Египта. Ваши предшественники тоже обращались к господину Сахемхету «мой фараон».

Министр в недоумении посмотрел на своего заместителя, пожал плечами. Такого поворота событий он не ожидал. Его лицо из серьезного стало недовольным: к человеку, стоящему на ступень ниже в иерархической пирамиде, обращаются, как к главе государства, правда, давно переставшего существовать. Сахемхет жестом попросил не отвлекать его от навигации по пересеченной местности, ведь дорога уже закончилась. Сколько он пытался бороться с песком, чтобы поддерживать этот путь в надлежащем состоянии, но все было безуспешно: мастабы мешали проведению загородительных работ, денег всегда катастрофически не хватало, и песок снова и снова заносил колею. Машина двигалась очень медленно. Ветер за несколько ночей замел следы грузовиков, и отец по известным лишь ему ориентирам тихо говорил водителю, где ехать.

— Стоп!

Внедорожник плавно затормозил.

— Дальше пешком, — сказал отец. — Впереди под наносами много разрушенных оград. Не хочу убить машину. Берем рюкзаки и до раскопок. Али, ты тоже с нами.

Водитель в подтверждении слегка склонил голову и вышел. К счастью, в багажнике имелась дюжина легких рюкзаков, и провиант был раскидан на всех путешественников.

Еще с два часа мы шли до места раскопок. Дело было не в расстоянии, а в песке, в котором увязали ноги, и камнях, скрывавшихся под ним. Получить травму в таких условиях было проще простого. Миновав вереницу мастаб и полуразрушенных крошечных пирамид высших сановников, мы вышли к лагерю археологов. Палатки и рабочие навесы белели среди золотистого песка и покрытого патиной «загоревшего» известняка. Шариф выбежал нам навстречу из-под навеса, где разбирались археологический находки.

— Мой фараон! — радостно произнес он, в почтении сделал легкий поклон. — Я не ждал вас так быстро. Очень рад гостям! — археолог пожал руки мне, министру и его заместителю.

— Выдалась свободная минутка, — улыбнулся отец. — Чем я могу помочь?

— У нас двенадцать мастаб Древнего царства, одиннадцать точно относятся к четвертой династии, правление Менкауры и Шепсескафа, а вот с одной никак не можем определиться по надписям. Наши лингвисты сдались, а Вы лучший эксперт по тому времени.

— Спускаемся, — сказал он Шарифу, повернулся ко мне и тихо произнес: — Прогуляйся с гостями по близлежащей местности, проведи увлекательную экскурсию. Сам понимаешь, от Барджана зависит большая часть нашего финансирования.

— Им понравится, — обнял его.

Сахемхет спустился по лестнице в склеп, я же повел министра и его заместителя под навес. Шофер покинул нас по просьбе коллеги: требовалась помощь в ремонте грузовика.

Все шло идеально: Барджан и Варизу слушали мои рассказы о работе археологов, методах раскопок, консервации и реставрации находок. Не зря мой отец в молодости работал экскурсоводом. Многому научил и меня. Идиллию нарушил прибежавший Шариф.

— Господину Аджари стало плохо. Я не знаю, что с ним… — сбивчиво затараторил он. — Надо врача. Скорую. Надо лекарства. Надо…

— Никого и ничего, — твердым голосом успокоил его. — Со здоровьем у отца все хорошо. Он просто переутомился от пешей прогулки. Где он?

— Внизу. У стены.

Взял бутылку с прохладной водой, спустился. Сахемхет сидел, прислонившись к стене, по щекам из закрытых глаз текли слезы, кисти рук слегка дрожали. Все говорило об эмоциональном перевозбуждении. Сел рядом, обнял, вложил в его руку бутылку.

— Попей. Это усталость и обезвоживание.

— Нет, — всхлипнув, сказал он. — Это мое прошлое. Я нашел их. Спустя больше полувека поисков, нашел!

— Кого?

— Идем! Только под ноги смотри!

Он вскочил, пошатнулся, но был пойман мной. Освещая путь фонарями, прошли через первую камеру, где оставляли подношения статуям погребенных, во вторую, когда-то замурованную. Внимательно смотрели под ноги. Среди кусков дерева, штукатурки и известняка я заметил кости, фрагменты глиняной обмазки тел. Я только слышал о технике бальзамирования времен четвертой династии, но никогда не видел их мумий. Собственно, мумий, какие мы привыкли видеть в музеях, еще не было. Да, тело обмазывалось благовониями, засыпалось натром внутри, но такого длительного высушивания не было. Вместо этого тело пеленали, пропитывали ткань жидкой глиной и обмазывали сверху штукатуркой, стараясь придать максимально живой вид, особенно лицу, ткань на котором не просто приглаживали, сохраняя черты, но и разрисовывали, инкрустировали «живыми» нарисованными глазами. Тело внутри разлагалось до костей, а внешний «кокон» оставался. И сейчас обломки подобных «коконов» лежали у меня под ногами.

— Посмотри! — Сахемхет осветил стену. — Читай имена!

Я сосредоточенно смотрел на надписи, беззвучно зашевелил губами. Хоть я и был лингвистом, как и мой отец, но так и не смог освоить тонкости произношения его древних доджосеровского и джосеровского диалектов. Мне больше нравился язык Нового и Позднего царств, который изучал в университете.

— Думаю, начало Пятой династии, — вынес свой вердикт.

— А точнее? Что прочел?

— Я не смогу, — взмолился, понимая, что такой орешек мне не по зубам.

— И это мой сын, — добродушно рассмеялся отец. Он никогда не упрекал меня в незнании его родного языка и нестремлении изучать его, поэтому сразу раскрыл все карты. — Гробница была построена в конце правления фараона после Шепсескафа. Видишь пять фигур? Впереди идет вторая жена царя, за ней — дети по старшинству. Прочитай, как звали мальчика, идущего за ней.

— Сехмехт Нфркарэ Хор Ихт. Наследник трона.

— Это так на твоем научном. А на моем родном — Сахемхет Неферефкара Хор Ахет.

— Что?! — теперь нервное возбуждение началось и у меня.

— Это я… — он уткнулся в мое плечо. — Моя мать и три сестры.

— Здесь то, что осталось от бабушки?

— И двух ее дочерей… Обломки только трех саркофагов. Теперь я знаю, как их зовут. Столько лет не мог вспомнить, потому что покинул семью совсем маленьким. Смотри! — он выпрямился, осветил еще раз стену и произнес по составляющим словам-слогам: — Царица Кара-сат-имет, за ней сын Сах-ем-хет и дочери Ра-на-исет, Ит-ами-ирет и Ниа-фир-итет. Да, так произносятся их имена.

— А где моя третья тетя?

— Возможно, стала женой моего единокровного старшего брата и матерью первого фараона Пятой династии. Но которая из них — не знаю.

Еще раз осветил фонарем все стены в камере: сцены быта и подношения даров были повреждены, но каким-то чудом фреска семейного шествия подверглась минимальному разрушению.

— Поднимаемся? — предложил отцу покинуть склеп.

— Да. Слишком много воспоминаний вредно.

Я вывел Сахемхета из гробницы. Начальник экспедиции облегченно выдохнул, проводил фараона под навес, принес стул и самодельного прохладного лимонада.

— Господин Шариф, — обратился к нему Аджари. — Это гробница начала Пятой династии. Принадлежит знатной даме и ее двум дочерям. Как глава Службы древностей прошу отфотографировать в хорошем качестве все стены и все содержимое второй камеры, вплоть до щепок и пыли, перевезти в нашу лабораторию. Стефан даст подробные инструкции. Я сам займусь разбором находок и консервацией.

— Как скажете, мой фараон! — археолог радостно заулыбался: его подчиненных избавили от муторной работы с неидентифицируемыми обломками.

— Почему ты солгал, отец? — шепнул ему на ухо, стоило Шарифу отойти от нас.

— Не хочу, чтобы здесь звучало имя моего брата. За свои деяния он достоин самой страшной кары моего мира — забвения. Пусть лучше звучит имя моего племянника — Усеркафа.

Отдохнув еще час под тентами, мы тронулись в обратный путь. Смеркалось, когда добрались до внедорожника. Водитель сразу включил кондиционер. Министр и заместитель отдыхали в прохладе после прогулки на раскопки, отец отрешенно смотрел вперед, наблюдая, как машина возвращается по своим же следам, освещенным светом фар.

Шофер развез гостей и нас по домам. Сахемхет разрешил припарковать на ночь служебный транспорт у дома водителя, дал ему внеурочный выходной.

Неделю спустя все содержимое мастабы археологи перевезли в лабораторию. Отец погрузился в сортировку и консервацию фрагментов, чему я был несказанно рад. Зачатую он возвращался домой поздно вечером и уходил рано утром. Кропотливая работа в компании опытных сотрудников совершенно не оставляла времени на страдание от одиночества.

Однажды, за полночь я хотел заглянуть к Сахемхету в комнату по важному вопросу — знал, что он еще не спит, — как услышал его голос. Сначала подумал, что отец ведет телефонный разговор с кем-то из Южной или Северной Америки, но, когда прислушался… по спине пробежал холодок. Профессор Аджари обсуждал планы своей презентации с умершей супругой, словно она слушала его, как и раньше. Незаметно приоткрыл дверь: он сидел на полу, привалившись к ее гробу и подперев голову руками, читал разложенные на крышке листы с заметками, спрашивал ее совета и сам же выдавал ответ, словно получая его свыше.

— Мне нравится, что получилось, — произнес он, поднимаясь. — Спасибо, любимая, за советы. Спокойной ночи!

Он коснулся легким поцелуем губ вырезанного на крышке гроба лица, умиротворенно вздохнул и выключил свет. Я ушел. Что делать в таком случае, не знал. Решил наблюдать и ждать. Если их странное общение будет продлевать его жизнь, то я готов закрыть глаза и ничего не замечать.

Через полгода профессор Сахемхет Аджари презентовал для журналистов новую музейную экспозицию, посвященную последним находкам в гробницах Западносаккарского некрополя. Успех превзошел все ожидания. Отец стоял у витрин, где покоились останки его матери и сестер, частично восстановленные «коконы» с их лицами, прижимал к груди папку с докладом.

— Больше вас никто не потревожит, — не заметив меня, тихо сказал он. — Когда не останется здесь дел, я с радостью присоединюсь к вам и супруге. Знаю, что давно заждались меня.

Такое я не мог оставить без внимания. «У тебя есть одно важное незавершенное дело, отец, — подумал я, выстраивая планы на ближайшие десятилетия, — вырастить ученика, любящего твоих строителей пирамид, и достойного преемника на пост главы Службы древностей Египта. Почему бы тебе не стать дедушкой в третий, а потом и в четвертый раз?!»