Парадокс Келюса

"Наш род мало известен за пределами Тулузы и если б не сын удачливого торговца конфискованными у аристократов землями, столь ловко подвизавшегося на литературной ниве, кто б помнил нашу фамилию, не будь у моего пращура беспутного, но удачливого брата, погубившего свою удачу на дуэли с любимчиком короля. Сам он умер в Бастилии, вероятно, отравленный по приказу короля или родственников убитого, а на весь род словно пало проклятие."

Жан перечитал еще раз. Дневник, который он держал в руках, найденный в тайнике в доме, принадлежавшем его семье долгие столетия, утерянном и вновь выкупленным им, должен был быть подлинным. На это указывали предметы, найденные вместе с ним, письма, но... Но откуда в дневнике шестнадцатого века могли взяться указания на Оноре де Бальзака? На конфискации земель? К тому же его беспутный предок умер отнюдь не в Бастилии. Кому пришло бы в голову делать такую подделку?

Он поправил очки и вновь принялся за чтение.

"Я был уверен, что открыл путь к тому, чтобы сделать наш род великим. Если не допустить дуэли, если сохранить милость короля... То, что я сделал было преступлением столь ужасным, что душа моя попадет в ад даже если и правы те, кто утверждают, что нет ни Бога, ни Дьявола. Впрочем, Дьявол-то точно есть, иначе кто бы подтолкнул меня к этой идее?

Я отправился в путь, полагая, что совершу доброе дело. И, едва прибыв, убил своего пращура. Мне не описать те мучения, что испытывал я и, наверняка даже не представить его мучений, когда два наших разума сцепились в его теле словно два обезумевших пса. Я прибыл ночью, когда его разум спал и это дало мне преимущество - прадедушка Шарль, как я его называл для себя, был испуган - он думал, что я демон, посланный Сатаной и сперва его сопротивление было слабым. Это не описать словами, когда две воли, два разума бьются за выживание, каждой своей частичкой!

Лишь к утру, лежа на пропитанных потом простынях, обессиленный, дрожащий, я понял, что победил. Знания дедушки Шарля были во мне. Я помнил его, словно тщательно заученную книгу, но как и любая книга сам он был мертв. Исчез, отправившись неизвестно куда.

И тогда же, словно насмешка над моими усилиями, пришло понимание - я могу опоздать на дуэль. Мои расчеты не оправдались и я опоздал на день. Не явиться - не лучше, а то и хуже, чем убить проклятого выродка. Но, быть может, удастся решить дело миром...

Чертов Келюс был хорош! Даже мне, чемпиону дивизии по фехтованию, сохранившему все навыки своего дедушки Шарля, пришлось изо всех сил сражаться за свою жизнь. Тогда, лежа в постели, пытаясь вылечить полученные раны и набраться сил, я не знал, что делать. Келюс мертв - когда он проткнул мне бок, не было ни времени, ни возможности думать, как оставить его в живых и я ответил уколом в сердце.

Чуть позже я осознал, что должен был набраться сил, вновь использовать дьявольское устройство, что принесло меня сюда. На удачу, оно перенеслось сквозь время вместе со мной - здесь я не смог бы его воссоздать, хоть потрать на это всю жизнь. Осознание этого было пугающим. Впрочем, отправиться в прошлое все равно давало шансов больше, чем предстоявшее наступление. И я попробовал вновь. У меня было достаточно времени, чтобы продумать поединок до мелочей так, чтобы повернуть его в свою пользу и ранить Келюса, оставив его в живых. Идея была такой..."

Жан пролистал несколько страниц, описывавших непонятные для него финты, кварты, пинты и примы. Пролистал схемы, как бить и куда шагать. В отличие от брата, унаследовавшего семейную страсть к фехтованию, он уродился невысоким толстяком с отвратительным зрением. Это обернулось удачей - в отличие от брата, ставшего успешным спортсменом и офицером, Жан стал торговцем. Брат сгинул на полях сражений Великой войны, а Жан пережил обе, став при этом богачом и личным другом генерала де Голля. Подумалось, что для Рене эти страницы были б ценнее Библии. Хотя...

"Второй раз мне было тяжелее. На третий раз уже легче - убийство, пусть даже это убийство души, тоже входит в привычку. На пятый раз я практически сдался - Келюс оказался слишком хорош, чтобы остаться в живых. Каждый раз я убивал его, каждый раз чудом не умирал сам. И каждый раз убивал своего предка.

Спасительное решение подсказала мне одна из... Дам, которых так много при дворе короля. Вместе со служанкой она навестила меня, легко раненного, одарив ласками, каких не дождешься ни в одном борделе. И, когда мы втроем лежали, отдыхая, сказала что-то вроде "клинков маловато для всех этих ножен", а после предложила посетить ее дом вместе с друзьями.

Меня же жгла мысль - клинков маловато! Господи, это был путь к спасению! На радостях я пообещал даме навестить ее со всеми друзьями, которых найду. А сам же метнулся к столу, на котором лежали кинжал и рапира. Два клинка, Господи! Память Шарля услужливо подсказала мне стойки, шаги, защиты и атаки. Я, нагой, как Адам, скакал по комнате, отражая воображаемые удары, нанося уколы и чуть не кричал от счастья. Пусть поединок не будет честным, но победа будет за мной. И я сумею оставить ублюдка в живых, измотав его несерьезными ранами!"

Жан пролистнул еще десяток страниц - все те же примы, кварты и финты, но теперь на схемах было два клинка против одного. Он вздохнул и откинулся в кресле, понимая, что Рене не пропал в Арденском лесу. Он торопливо пролистал страницы, посвященные фехтовальным изыскам брата.

"Седьмой раз оказался счастливым. Видели б вы морду Келюса, когда я достал кроме рапиры еще и кинжал. Я забыл свой - сказал он и был в этот момент почти жалок. Что ж - сказал я - через некоторое время вы получите мой.

Секунданты спорили так, что восточные торговцы умерли бы от зависти. Моим секундантам было за что спорить - по моему совету и они оставили при себе кинжалы. Забывчивость, господа, это ваша беда - не помню уж кто это сказал, но они смирились. Не совсем - потому что дуэль один на один стала дракой трое на трое. Бойня получилась что надо!

Келюс же остался жив. Девятнадцать ран! Господи, ну что за безумный, упорный ублюдок! Он должен был сдаться после первый двух-трех, но продолжал нападать. Клянусь, мне было страшно. Страшнее, чем в окопах, когда мы спали на трупах, страшнее, чем во время любой из дуэлей. Его упорство меня... Сломило, наверное.

Когда он все же упал и слуги бросились его перевязывать, я понял, что не смогу еще раз.

К счастью, этого и не нужно - Келюс идет на поправку, король, по слухам, трогательно кормит его с ложечки бульоном. Но что важнее - король прислал мне письмо с прощением за дуэль. Говорят, что когда Келюс окончательно выздоровеет, король потребует от нас примирения. Клянусь, я готов на это. Клянусь, что когда король потребует от нас пожать друг другу руки, я пожму - со всем уважением.

А пока что я затоплю камин и брошу туда устройство. Оно своё дело сделало, но оставлять его я не могу. Кто знает, кому оно может попасть в руки и что с ним могут сделать?"

Жан чуть не взвыл от разочарования - дальнейшие страницы блокнота были пусты.

Он перерыл письма - любовные записки, письмо с королевской печатью и подписью - помилование. Ни ничего о таинственном устройстве. Какие перспективы оно открыло бы для него лично! Богатство, власть, здоровое, красивое тело!

Жан отшвырнул бумаги. Блокнот птицей отлетел вглубь чердака, письма разлеглись полукругом. А потом он рассмеялся.

Если б чертов Рене знал, что Келюс все равно умрет, что все его старания - зря.

Мало клинков, Рене? Засунь их себе в задницу, чертов идиот! Что мешало ему прийти к брату, посоветоваться...

Война? Присяга?

Проклятье, какие же были возможности!!!!