Иван Петрович спускался с четырнадцатого этажа, как обычно. В руке — потрёпанная чёрная папка с отчётом, который он забыл сдать утром. В ушах — наушники, в которых последние три часа играла одна и та же композиция: «Классическая музыка для спокойствия и концентрации». На самом деле, он просто не заметил, что плейлист зациклился. Его мысли были где-то между авансом, истекающим сроком договора и тем, что он, возможно, забыл выключить утюг.
Лифт был старый. Ещё советской постройки. Кабина скрипела, свет мигал, а кнопки приходилось нажимать с усилием, будто ты не вызываешь лифт, а добываешь воду из колодца. Иван нажал «1» и вздохнул. Сегодня был особенно тяжёлый день. Коллега по отделу принёс торт на день рождения, но забыл, что Иван на диете. «Ну хотя бы понюхай!» — сказал он, подсовывая кусок под нос. Иван понюхал. Понюхал — и чихнул. Громко. Так, что сам испугался.
И тут произошло странное.
Чих получился не просто громким. Он прозвучал как «ха-ха». Как будто Иван не чихнул, а рассмеялся над чем-то невероятно смешным. Сам того не ожидая, он хмыкнул. Потом — снова. А потом… засмеялся. Не громко, нет. Так, в нос. Но смех был. Реальный. Настоящий. Первый за неделю.
— Ха… ха-ха… — прошептал он, глядя на своё отражение в потускневшем зеркале лифта. — Ну и чих у меня, блин…
Смех длился секунд десять. Потом — тишина.
Лифт дернулся.
Свет погас.
Иван замер.
Потом стены будто растворились. Пол исчез. Он почувствовал, как падает — но не вниз, а внутрь чего-то белого, бесконечного, как чистый лист бумаги. Он не кричал. Он просто… провалился.
Когда он открыл глаза, стоял на асфальте. Небо было серым, но не от облаков — оно было серым по умолчанию. Ни солнца, ни звёзд, ни туч. Просто серый свод. Воздух пах… ничем. Совсем. Ни запаха дождя, ни выхлопных газов, ни кофе. Только тишина. И шаги.
По улице шли люди. Медленно. Прямо. Без улыбок. Без жестов. Без звука. Каждый был одет в строгий серый костюм, на груди — бейдж с номером. Никаких имён. Только цифры.
Иван сделал шаг. Навстречу ему тут же вышел мужчина в чёрной форме с жёлтой полосой на рукаве. На голове — каска с надписью: «Охрана Серьёзности».
— Гражданин, — произнёс он монотонно, — вы только что совершили акт легкомыслия в общественном пространстве.
— Я? — опешил Иван. — Я ничего не делал! Я только чихнул!
— Чих с элементами звукоподражания смеху классифицируется как нарушение статьи 7 Устава Всемирной Серьёзности, — сообщил охранник, не моргнув. — Кроме того, вы позволили себе улыбку в процессе.
— Это был нервный тик! — воскликнул Иван. — Я вообще не хотел!
Охранник достал из кармана планшет, что-то ввёл.
— Зафиксировано: повторное нарушение. Субъект проявляет признаки несерьёзного сознания. Требуется доставка в Центр Оценки Легкомыслия.
— Подождите! Я вообще не отсюда! Я из другого мира!
Охранник посмотрел на него. Впервые. Медленно. Словно Иван сказал что-то непристойное.
— Вселенная одна. Серьёзность — вечна. Следуйте за мной.
Иван оглянулся. Лифта не было. Дома не было. Был только серый город, серые люди и серое небо, которое, казалось, никогда не смеялось.
И впервые за долгое время он почувствовал, как внутри что-то сжимается.
Не от страха.
От тоски.
По смеху.