Пасечник

Картинка, открывшаяся Ивану Терентьеву, была, прямо сказать, невесёлая. Взрытый снег, развороченный выход берлоги, перевёрнутый снегоход и посредине этого бардака здоровенный медведь. Тело имбецила-охотника, уже несколько объеденное, лежало чуть в стороне, и снег вокруг него стремительно краснел. Надо же, какой придурок! Сунулся к медведю в одиночку, без подстраховки. И ведь сумел поднять из берлоги, даже выстрелил, даже попал. Но завалить матёрого зверя с первого раза не смог, а второго шанса никто ему не дал. Один удар тяжелой лапы — и вот она, цена идиотизма: труп с разодранной грудью, рядом — изломанное ружьё.

Иван оказался здесь случайно: делал обход участка, услыхал рёв разбуженного медведя, потом выстрел, и поспешил застать браконьера с поличным. А вышло вон что! Мишку теперь придётся добивать. Раненый озлобленный шатун таких делов натворит, что мало никому не покажется. Вот только карабин за спиной. Даст ли зверь его снять, да изготовиться? Собачку бы сейчас, чтобы притормозила Потапыча, за штаны его подёргала, дала несколько секунд времени, да сплоховал Терентьев, не взял барбоса.

Медведь егеря не видел, но чутьё звериное не в пример острее человечьего. Зверю потребовалось лишь два прыжка, и вот он уже стоит совсем рядом. Ладно хоть винтарь сдёрнуть успел! Но выстрелить мишка не даст, заломает. Одно только помочь может. Не наверняка, но хоть какой-то шанс.

Иван выпрямился во весь немаленький рост, закричал грозно и принялся махать руками, показывая, какой он большой и страшный. Мишка сперва подрастерялся, но чуть погодя тоже поднялся на задние лапы и заревел, демонстрируя своё главенство. Егерь тут не сплоховал: быстренько карабин к плечу, предохранитель снял и выстрелил почти в упор.

О промахе с такого расстояния речь не шла. Пуля попала туда, куда надо, и дело своё сделала. Но больно уж здоров оказался Хозяин, сразу падать и помирать не стал, постарался обидчику своему отомстить. А егерю деваться было некуда, уж больно близко стоял. Ему бы в сторону отпрыгнуть, да не особо-то попрыгаешь на охотничьих лыжах!

Здоровенные кривые когти впились в спину, дух перехватило от чудовищной боли, смрадное дыхание зверя обдало лицо, но челюсти сомкнуться уже не успели. Лапы медведя дернулись раз, другой, раздирая тело егеря, и замерли. Иван успел ещё подумать о том, как глупо всё вышло, и потерял сознание.