Паштет. Плата за вход

— Тебя просто убьют. Быстро и без затей. Мне просто очень сильно повезло несколько раз.

Сидевший за столиком в полутемном зальчике медлительный грузный парень задумчиво кивнул, отхлебнул из кружки, потом глянул на своего собеседника.

— Пиво тут неплохое — признал он.

— Кормят тоже хорошо. Я сюда обедать хожу — сказал собеседник. Потом спросил:

«Значит опять — ничего?»

— Да. Черт его знает, может там вообще уникально-индивидуальное явление. Типа только на тех, кто с именем Лёха. Или раз в сто лет. Или когда звезды совпадают. Хотя я проверял — со звездами ничего такого в тот день не было.

— Может совсем просто — дуракам везет — усмехнулся собеседник и обрадовался появлению официантки, тащившей два блюда со снедью. Запахло жареными колбасками.

— Не получается, Лёха, тебя за дурака считать.

Парень благодарно кивнул официантке — хрупкой, темноволосой девушке, подождал, пока она отойдет от стола, потом протянул приятелю конверт.

— Это что? — спросил тот.

— Твоя доля. Продал я твою дудку. Антикварная оказалась офигенно, пошла в коллекцию одному серьезному человеку. Давно такого счастья коллекционерского не видел.

Тот, которого звали Лёхой, немного удивился, глянул аккуратно в конверт и обрадованно вскинул брови. Количество купюр оказалось неожиданно большим.

— Я думал ты эту винтовку с собой возьмешь.

— Сначала собирался, но потом решил — нет, не стоит.

— Ты, Паштет, прям как наш командир партизанского отряда — усмехнулся Лёха.

— Так соображения те же, в общем — заскромничал Павел по кличке Паштет.

— Ну да, ну да, не зря ж ты меня прямо допрашивал скрупулезно до буквы — признался Лёха, бывший в жизни совершенно обычным человеком, если не считать того, что каким-то образом после пьянки ухитрился влететь в самый что ни на есть 1941 год со всеми тамошними прелестями первого года войны, отступления, плена и прочих увеселений, в которых сгинули миллионы людей, и тем же чудом вернуться оттуда целым и невредимым. Впрочем, об этом событии в его жизни знал только этот приятель — здоровяк Паша. Зато знал достаточно точно, выспросив буквально поминутно маршрут и события в том времени. И — что особенно удивило Лёху — загоревшийся попасть в то время. Уже дважды Паштет, с обычной для него основательностью собиравшийся и готовившийся для экспедиции, выезжал на место портирования, стараясь угадать по времени, но оба раза — неудачно. Лёха, удивляясь самому себе, стал всерьез болеть за приятеля, успокаивая себя мыслью, что есть и гораздо большие идиоты и мазохисты — например, болеющие за нашу футбольную сборную.

— Так я сначала думал явиться туда прям таким героем — уже присмотрел тут себе довольно аутентичную одежку — тоже старшинскую, только попроще — с пехотными петличками, фуражка, сапоги, ремень... В общем — все как надо.

— Прямо орел, только без крыльев — пробурчал ехидно, жующий поджаристый кусочек колбасы Лёха.

Паштет не стал обижаться на подковырку, грустно улыбнулся. Хлебнул еще из кружки. Потом согласился:

— Было время одуматься. Черт его знает, как туда вывалишься и на кого нарвешься.

— Точно. И потом маршируй в колонне пленных, если сразу не пристрелят. Мне-то повезло, что я сразу на Семенова нарвался, а то через пару минут по той дорожке уже немецкий мотоциклист прошпарил. Не, в форме сразу лезть — не фонтан! Или уж надо с оружием сразу! С калашом!

— Опять не годится. Вывалюсь я с «калашом» посреди лагеря панцерманнов и давай ураганить на манер Рембо? Скромнее надо жить, не в кино мы. Притащить «калаш» и патроны для Гитлера — это хороший поворот в сюжете, а в реале — извини, — такой фикус, что даже думать неохота.

— Да невелика беда — фрицы свой «калаш» уже тогда сделали.

— С чего взял? — как от кислого сморщился лицом Паштет.

— В телевизоре показывали. Да и до того читал что-то.

— Ты еще расскажи, что Калашников все идеи украл у Шмайссера и так далее, как это мудаки тупые сейчас делают, — Паштет хмуро уставился на собеседника, но тот воздержался от дальнейшей дурной пурги. Сменил тему.

— Решил, что оружие вообще брать не будешь? ППД, помнится, — хорошая машинка была. А можно бы и ППШ!

— Подумать надо. Можно взять с собой, конечно, что-то этакое...

— Еще нормальному попаданцу положено с собой взять ноутбук и кучу флешек, — хмыкнул Лёха. После своего приключения он неожиданно пристрастился к чтению книжек про попаданцев, и читал их одну за одной, правда каждую третью уже на десятой странице швырял в злости об стенку, а потом торжественно относил в мусоропровод, злорадно слушая, как она шуршит страницами в полете.

Паштет не стал рассказывать Лёхе, что вопрос оружия и одежды все это время был очень острым и тревожащим. Да и то сказать, — не только эти виды снаряжения заставляли серьезно морщить мозги и ломать голову. В обыденной жизни Паша был достаточным разгильдяем, и дома у него, — а он жил один, — был развал и хаос, с точки зрения постороннего гостя. Сам Паштет в этом хаосе разбирался легко и удивлялся рассказам коллег о сложностях нахождения второго носка, чистой кастрюли и тому подобных бедах одиноких холостяков. На работе его, наоборот, считали дотошным и пунктуальным буквоедом. Как эти два начала уживались в нем — он и сам бы не объяснил, но — уживались.

Теперь хаотическая сторона характера просто заставляла ломануться в прошлое, раз есть такая возможность, а порядочная — всерьез подготовится к такой уникальной экспедиции. И основная проблема была в том, что сам Паштет никак не мог самому себе внятно объяснить — а на фига ему рваться в 1941 год. Ему гораздо легче было бы жить, если бы он четко понял — что его туда тянет? Даже и собираться было бы легче, без разброса и шатания. Но выразить свои хотения и найти причины такового не получалось никак. Это даже и злило. Кому другому объяснить было куда проще, а вот самому себе...

Когда Лёха спросил год тому назад:

— Слушай, а зачем оно тебе надо?

Паша довольно ловко нашелся, вспомнив такую отмазку давних времен:

— Зачем люди лезут на Эверест? Да затем, что он есть!

Но это не прокатило. Приятель пожал плечами и заявил:

— Видел я фото оттуда, с этого твоего Эвереста. Заснеженная помойка с двумя сотнями незахороненных мерзлых трупов вдоль тропинки, только кислорода мало и холодно, как у якутов под Новый год. Тоже мне, интерес. Обычный выпендреж и охота потом хвост пушить и пыль в глаза пускать. Ты ж не пендрила и хвастать не будешь. Ну, и зачем?

Этот вопрос так и остался висеть. И это было печально, потому как собираться, имея внятную цель, было бы куда проще. Вот если бы Паша хотел облагодетельствовать человечество, — тогда он набрал бы с собой всякой электроники со схемами, планами и описаниями всяких великих открытий. И сразу бы явился к Сталину. Ну, как положено в почти всех книжках. Если б не убили по дороге. И если бы попал совсем не к Сталину. Или вот просто на этакое сафари дернуть, погеройствовать, поучить глупых предков, как оно по-настоящему воевать надо, тоже ясно — оружие, патроны бери и вперед! Но после службы в армии Паштет этой романтикой не пленялся, понимая, что особенно блеснуть ему будет нечем. Был соблазн выставить перед собой самообманку — один из прадедов Паштета пропал без вести ориентировочно там, куда влетел Лёха. Но когда сверил с картами, понял, что это «ориентировочно» выражается не меньше, чем в 400 километрах, преодолеть которые в условиях войны будет совсем не просто. А учитывая, что от прадеда остались только фамилия да инициалы, при том, что и фамилия простецкая и распространенная широко — весь поиск приобретал достаточно нелепый вид.

Вот и ломал себе голову несостоявшийся попаданец, прикидывая каждый пустяк, который надо с собой утащить и завидуя тем, кто влетал в прошлое чуть ли не на танке, причем в составе взвода.

На горбу много не унесешь, потому каждый грамм требовал осмысленного подхода. В первый раз ожидать появления портала, который Лёха описал как неподвижно висящего в воздухе светлячка, только желто-оранжевого цвета, Паштет явился будучи в нормальном туристическом снаряжении, захватив ноут и прочие электронные новинки типа «айфона», заодно прибрав и маузеровский карабин с патронами, оставленный на месте портала вернувшимся попаданцем. Но, видимо, отправив и вернув Лёху, портал свое на этот год отработал. А у Паши, караулившего свое невнятное счастье, было время подумать и прикинуть, что да как. Сейчас он без удовольствия вспоминал, как нелепо подготовился тогда — оставалось только порадоваться, что портал не раскрылся. Через неделю прихватило зубы, да так лихо, что и денег и времени улетела масса. Хорош бы он был с таким развлечением, как бессонная от боли ночь! Мало не по стенкам ходил. Проверка ноута дала массу такого, что заставило бы самого краснеть, как только глянул чужими глазами на коллекцию фильмов и видеоклипов. И это еще — порнухи не было вовсе, но и остальное было мрак с печалью, если показать человеку с прошлого века.

Пожалуй, именно тогда в голову Паше пришла простая в общем-то мысль, что готовится к прошлому надо еще и постарательнее, чем к подъему на Эверест. (Коль скоро сам себе Паша не мог объяснить — на фига ему лезть на рожон в прошлое? — взята была для успокоения та самая чеканная альпинистская фраза).

Пролечив зубы, понял, что здоровье вообще важная штука, а на первую попытку он даже аптечки с собой не взял — так, несколько бинтиков. А ведь те же антибиотики в далеком 1941 году были бы не то, что на вес золота, а куда дороже. Потом оказалось: за что ни схватись — все впопыхах сделано было, как минимум — глупо и нерасчетливо. Оставалось только порадоваться, что не влетел башкой в портал как телок несмышленый. Хорош бы он там был с изящным охотничьим карабинчиком, но без спичек и топорика. Да так даже в поход не ходят!

Единственно, что извиняло — спешка и горячность. Но раз время есть, то за дело надо взяться, как следует.

И Паштет начал готовиться.

Для начала составил план действий и список необходимого. Полез в интернет, стал копаться на форумах всяких выживальщиков, где в кучах дурной словесной шелухи и умничанья диванных экспертов попадались и разумные жемчужинки.

В куцем списке пока значилось немного:

1. Одежда.

2. Оружие.

3. Снаряжение.

4. Медикаменты.

5. Еда

Широкое поле для раздумий получалось. Такое широкое, что впору заработать расходящееся косоглазие. Или опустить руки и плюнуть, а в будущее заявиться в труселях и босиком — и будь, что будет. По здравому размышлению, труселя, как вариант, Павел все же отверг. Ни к чему такой эксгибиционизм нормальным людям. Да и Лёха уже этот вариант отработал. И его жалобные рассказы о лютом ночном холоде и свирепых комарах-вампирах совсем не способствовали желанию идти по его босым стопам. Надо туда являться все-таки одетым по сезону. А сезон военный, многие мужики — в форме. Дело знакомое, в армии Паша служил, и кроме того одно время занимался реконструкторскими делами, потому формы того времени в целом представлял неплохо, хотя и удивило многообразие немецких нарядов. Даже в стоимости того или иного предмета Паштет был ориентирован и насобачился отличать новодел от подлинников. И собрать более-менее приличный комплект формы сейчас не проблема. Одеться-то можно и полковником и генералом с полной грудью наград, не намного дороже по деньгам выйдет, но вот — надо ли?

Пришлось задуматься о простом, в общем-то, вопросе — стоит ли влетать в прошлое этаким гордым орлом-павлином? Не лучше ли — скромной пташечкой, чтобы не привлечь недоброго взгляда? Если портал вываливает именно в 41-й год, да на оккупированную территорию, — то встречаться придется либо с окруженцами, либо уже с оккупантами, либо с полицаями. И перед кем там горделиво прохаживаться, сверкая орденами-репликами?

Нет, стоит быть скромнее. Потому для себя Паша решил одеться без вызывающей и вопиющей роскоши. Он остановил свой выбор на кожаных сапогах, сером ватнике, дермантиновой кепке, затрапезных рубахе-толстовке и портках ватных, рабочего свойства, из брезента. Повертелся перед зеркалом, затем еще раз глянул в инете подборки фотографий того времени — вполне аутентично получилось. Конечно опытный спец из НКВД или гестапо, да и любой портной может к чему-нибудь придраться, типа пуговки незнакомые и материал странный, но это уже не переделать. Просто надо постараться не иметь дел с гестапо, да и с НКВД по первости — тоже. Свитер взял домашний, грубой такой вязки. Носки подобрал попроще, портянок запас, а вот с бельем — не удержался и взял навороченное, с кевларовой подстежкой. Влетело дорого, но захотелось чуток себя обезопасить, по рассказам Лёхи холодное оружие в то время было в ходу, разумеется, от удара штыком такая футболка не спасет, но вот ножиком, глядишь, и не смогут порезать. С другой стороны футболка тусклого черного цвета с длинным рукавом, особого внимания привлечь не должна была, да и труселя весьма невыразительные.

Спохватившись, Паша прикупил такие же неброские перчатки из кожзама с тем же кевларом в подкладке. Вид пейзанина в перчатках не очень вписывался в облик того времени, — не носили колхозники кожаных перчаток, — но на это Паша решил наплевать. Создание легенды требовало большего времени, с другой стороны в ватнике мог быть и не обязательно колхозник, а вообще бывший граф. После добавки пары потертых кожаных ремней для ношения штанов и про запас, в общем, тему одежки Паша посчитал законченной.

С оружием все обстояло куда сложнее. В наличии имелся только хорошенький и изящный охотничий карабин. Вещь старинная, цены немалой. Действительно — охотничье оружие для князей и графьев.

С одной стороны — после революционного раскардача и гражданской войны могло быть всякое, и пейзанин с таким ружьем был бы возможен. В принципе. А вот, если серьезно подходить к вопросу, то имевшиеся 36 уникальных патрончиков, — выпущенных, судя по клеймам на донцах гильз, еще в XIX веке, — отнюдь не воодушевляли на подвиги. Паша отлично понимал, что такое количество боезапаса годится только в коллекцию для тонкого ценителя, никак не для человека, собирающегося с этим оружием свою жизнь защищать. Потому и тут стоило подумать об упрощении себе житья. Перебирая информацию по оружию того времени, Павел прикидывал не только аутентичность оружия, но и его доступность, и возможность добычи патронов, и — в том числе, — безопасность возни с этим оружием сейчас, в наше время. Очень не хотелось загреметь в лапы следственных органов только потому, что разжился стволом. Поди, доказывай следакам, что это ты не сейчас собираешься ураганить с ППШ или ТТ, а имеешь целью уйти в 1941 год, который следственным органам никак не подвластен, да и не интересен. Не поверят ведь. Да и сам бы Паштет не поверил, кабы не казус с Лёхой.

Поэтому длинноствольные махины, типа СВТ или трехлинейной «мосинки», да и маузеровского карабина Паша отмел, как до того отмел все ручные пулеметы вместе взятые. Тяжело, заметно издаля, да и в драке с парой противников уже не развернешься без привычки к этим бандурам, а ее не было. Хотя был вариант приобретения за смешные деньги итальянского пулемета Бреда в неплохом состоянии. Но и сам пулемет являлся кошмаром оружейной мысли и инженерным ужасом, да и патронов к нему взять было неоткуда, разве что ввязываться в хитрые схемы переделок и релода. Но это дело было темное и опять же грозило неприятной статьей уголовного кодекса.

Дольше Паша прикидывал возможность явки в войну с пистолетом-пулеметом. Например, Дягтерева или Шпагина. Это было соблазнительно – получить по прибытии превосходство в огневой мощи. Плюсом было то, что в принципе достать такую машинку возможно, хотя и по кусачей цене. И даже перевести ее из состояния массогабаритного макета в боевой вид. Минусами были опять же проблемы этого времени – неходовые патроны, которых нужно было много, и полицейские дела. Так уж сложилось, что автоматическое оружие у задержанного, для полиции было адским грехом, и условным сроком, при попадании закону в лапы, отделаться бы не получилось. Такой же точки зрения придерживались и таможенники, и погранцы, и безопасники, что сильно увеличивало риск вляпаться.

А портал, как ни крути, находился на территории соседней страны. И черт его знает – сколько туда мотаться придется, пока клюнет. В итоге, антикварный винтарь Паша сумел продать одному солидному человеку – достаточно известному в узких кругах коллекционеру – за дикую сумму. Впрочем, для покупателя сумма была не слишком высока, Паштет старался не зарываться, цену не задирал. А себе после всех размышлений достал неофициально охотничью курковую двустволку, потрепанную, но бодрую и ухоженную. В придачу наследники помершего охотника дали допотопную приспособу для снаряжания патронов, пару горстей пыжей, – из старого валенка похоже, – коробку капсюлей и початую пачку пороха. Нашлись и старорежимные тускло-желтые латунные гильзы. Прикинул Паштет, что даже немецкий патруль не будет сразу расстреливать на месте гражданского с сугубо штатским ружьецом. А обидеть с двух стволов картечью можно неплохо, если что.

Не меньше возни и раздумий вызвал и такой вроде простой предмет, как ножик. Что удивило Пашу, так это то, что разгильдяй Лёха отдал ему карабин с патронами без каких-либо условий, а вот «орочий кинжал», оказавшийся штатным для сотрудников имперской рабочей службы, категорически отказался не то, чтоб отдать, но и продать тоже. Уперся, как осел. Паштету уже и самому стало интересно, и он азартно добавлял и добавлял предлагаемую кучу денег, но нет, попаданец отказался наотрез расставаться со своим ножиком.

Павел долго собирал информацию, долго прикидывал, что и как, рассматривая в инете фото звероубиийственных кинжалов, тесаков и ножищ. И его очень поразил такой странный факт – холодное оружие, попившее самое большое количество крови в боях обеих мировых войн, было самым невзрачным на вид и простецким по исполнению. Спецы сходились на том, что советский нож разведчика и немецкий окопный, который таскали с собой фрицы из штурм-групп, были похожи друг на друга своей неказистостью, слабой эффектностью, но при том высочайшей эффективностью. В итоге по случаю удалось приобрести польский штурмовой ножик, сделанный по мотивам советского НР. Деревянная рукоятка, латунные заклепки, простенькое лезвие и жестяная гарда. В общем, внимания не привлекает совершенно, но острый, зараза, и в руке лежит удобно. Этакая собачка, которая не лает, а кусает безо всяких.

Последним в раздел «Оружие» Паша внес топорик – маленький, легкий и удобный. Лёха все уши прожужжал, рассказывая, как мечтали ребята все время о топоре в хозяйстве. Столько всякого можно было бы с его помощью сделать! Тот же лагерь укуюшить – две большие разницы, когда топор есть, и когда его – нет. Тот же шалаш с топором сварганить – минутное дело. А спать под открытым небом или все же в укрытии – это опять же очень различается, ну, кто понимает, конечно.

Чувствуя себя чуточку робинзоном и капельку путешественником-первопроходцем, сбор снаряжения Паштет начал с обычного «сидора», как назывался примитивный рюкзак. На дно вещмешка уложил куска брезента, который был поболее плащ-палатки и мог быть использован очень по-всякому. Памятуя слова Лёхи, набрал с собой спичек побольше, благо такая валюта занимала мало места и стоила копейки. Кроме того, хоть сам и не курил, – взял побольше табака. Про валюту тоже подумал и прикупил – удалось по дешевке – советские деньги того времени, засаленные и залапанные до безобразия, отчего и стоили недорого.

Еще думал прикупить золота, но не хватило духа, очень уж дорого выходило, – просто взял немного серебряных рублей с крестьянином и рабочим на аверсе. Попадалось ему в мемуарах, что вполне такие деньги ходили во время войны. Завершил вопрос финансов тем, что приготовил фляжку с медицинским спиртом-ректификатом. Уж что-что, а жидкая валюта всегда в цене. Только решил, что уже все продумал, – попалось внезапно в очередных мемуарах, (а их перед заброской Паша читал рьяно, благо понаписали за последнее время много всякого полезного, прямо опрашивая еще живых ветеранов, и записывая бытовые мелочи, ранее не считавшиеся интересными) как за карманные часы крестьянка дала харчей на группу окруженцев и несколько дней они благодаря часикам прожили сыто. Тут же подхватился и купил пяток часов – пару командирских, наручных с подзаводом, и три тяжелые солидные стальные луковицы на цепочках. Говаривал Лёха, что только наглый немецкий грабеж пленных не дал воспользоваться часами умершего лейтенанта, а так – именно на харчи менять и предполагалось.

Компас Паштет брать не стал, решив, что по солнцу и часам как-нибудь определит, где находится и куда на восток идти.

Деньги улетали со свистом, как в трубу, но тут уже дело такое – раз пошел самолет на взлет – не затормозить. А Павел был как самолет. Транспортный, большой и упрямый.

Медикаментов набрал сначала много. Потом одумался и ограничил аптечку розовым резиновым жгутом (решив, что тот достаточно аутентичен по виду советской медицине), несколькими бинтами, куском непромокаемой ткани, потому как начитался в свое время про пневмотораксы. Потом набрал таблеток с антибиотиками и противовоспалительным «Найзом». Впрочем, в области медицины Паша силен не был и потому решил еще проконсультироваться с толковыми людьми. Пока хватит.

А с едой решил поступить еще проще – взять сала, сухарей, соли с сахаром и колбасы с крупой. Например – рисовой. Маркировки на всем этом не было, хрен кто придерется. И не портится. А там уж и видно будет, что да как. Неделю самому прокормиться, – а там, глядишь, с кем-нибудь встретится доведется.

– Я еще подзанялся немецким языком. В школе еще учил. Теперь с немцами переписываюсь и по скайпу говорю. Приезжали тут ко мне, город показывал, – скромно признался приятелю Паштет.

– Это правильно. У нас парень, который языки знал, пару раз очень здорово всех выручил, – согласился без возражений Лёха.

– Думаю еще стрелковку подтянуть. Так-то только в армии стрелял несколько раз, но не очень чтоб мощно вышло.

– Тоже дело. Я себе вместо плеча синяк устроил, когда из винтовки первый раз бахнул, – напомнил Лёха.

Паштет кивнул. Он это помнил. И то, что в его лице появился у скромного Лёхи личный биограф, здорово нравилось бывшему попаданцу. Потому и сам в подготовке приятеля принял максимально посильное участие, даже денег предложил, но от купюр гордый Паша отказался.

– Еще хотел тебе сказать про пустячки всякие, – вспомнил Лёха.

– Какие? Ты же вроде все уже надиктовывал.

– Знаешь, мне кажется, что тебе бы стоило научиться с лошадками работать. В смысле верхом там поездить, с упряжью разобраться. Я это к чему – и наши, и фрицы на лошадях только в путь. Будет досадно, если найдешь ездовую кобылу, а использовать будет никак. Я там несколько раз смотрел, как бурят с лошадками обращался...

– И завидовал? – усмехнулся Паша.

– Не, не завидовал. Зачем завидовать, если в группе лошадник есть. Это он меня уважал, – скромно сказал бывший герой партизанских войн.

– Ну да, перемотоцикл, помню... Я тоже к слову подучился на мотоцикле ездить, да и вообще всю эту архаичную механику руками пощупал. Реконструкторы «полуторку» чинили, вот я и встрял. Но там все просто – одна палка, три струна и кривой стартер. Значит, считаешь и лошадендус изучить надо?

– Точно – не помешает. Это, знаешь, две большие разницы – на горбу все тянуть или на телеге ехать. Я вот еще прикидывал, что документами надо бы тебе обзавестись. На первый момент. Сейчас же чертова куча возможностей – и образцы в инете, и принтеры, и все что хочешь, хоть живые печати заказывай, да штампуй всякое-разное. И ещё, Паштетон, как там у тебя с прививками? – отхлебнув из бокала, пригвоздил приятеля Лёха.

– А хрен его знает, какие-то в детстве делал, но я маленький был, не помню, вроде реакция Пирке и вот ещё в прошлом году от энцефалита, – неуверенно перечислил сотрапезник.

– Значит так, про энцефалит забудь, нету там его ещё, это попозже нам американцы подкинули. А вот от бешенства и столбняка давай бегом, – там повторные через год, можешь не успеть. И ещё, надо пошариться, на каком-то сайте вроде встречалась мне «Прививочная карта попаданца», короче надо в поиск забить.

Тут Лёха уткнулся в кружку, пряча легкое смущение. Неожиданно для самого себя он поневоле втянулся в проводы своего приятеля и, хотя сам ни в коем разе не хотел повторить свой прыжок в прошлое, но неоднократно срывался и начинал готовиться, словно сам снова идет туда, в войну. И да, про прививки все прочитал совсем недавно и про документы. Мало того – видимо мозг даже ночью думал про Паштета и портал, потому как то и дело снились Лёхе красочные и реалистичные сны именно на эту тему.

Как раз сегодня такой сон нагрянул к спящему. Словно портал у Лёхи в квартире почему-то и выглядит тонкой белесой полосочкой в воздухе. Хотя вроде как это и не совсем квартира, а одновременно и складское помещение для товара, только в нем зачем-то растут деревья между стеллажей с коробками. И минул всего месяц, а Лёхе кажется – целая вечность, с тех пор, как Пашка лихо сиганул в приоткрывшуюся щель времени с криком: «Эхбля!», и почти каждый день бывший старшина ВВС приходит в урочный час к месту старта и с надеждой всматривается в сумрак леса и залежей картонных коробок, ожидая возвращения приятеля.

И вот, когда, простояв в безнадёге почти час, Лёха собрался уже уходить со склада на кухню своей квартиры, которая рядом – за стенкой, и чайник свистит уже, – раздался непонятный звук. И вдруг, прямо из воздуха показался немыслимо прекрасный самодвижущийся аппарат. Это был цундап с коляской,[1] на котором гордо восседал увешанный оружием Паштет! За спиной у него на заднем сидении, обхватив водителя за талию, сидела ослепительная красавица в каске с рожками, а в коляске – немецкая овчарка.

– Знакомся, Льоха, – это моя будущая жена, – величаво указал Паштет на девушку.

– Очень приятно, – застенчиво промямлил менеджер. – Я – Льоха.

– Ева, – представилась девушка. – Ева Браун.

– Adolf! – прогавкала овчарка. Немного помолчала, и добавила: - Heil! Heil! Гав!

– Ее зовут Блонди, – пояснил Паштет, – подарок от Бормана. Стырили вместе с мотоциклом и золотом партии. На всякий случай.

Лёха с уважением посмотрел на горделиво сидящую собаку.

– Я думал сначала только овчарку у Гитлера украсть, – смущенно сказал Паштет, – чтоб ему, суке, обидно сделать! И еще вдобавок хотел его морально унизить. Но, так уж случайно вышло, что Ева невольно закрыла фюрера своим телом, и забеременела. Пришлось и ее брать, – не оставлять же на растерзание фашистам? А она мне за это рассказала, где Борман держит ключи от мотоцикла и свечу от второго цилиндра. А нычку Геринга с авиабензином в том гараже мы сами уже нашли, – поэтому уже в 1943 году половина авиации у них летать не сможет. В общем, полезная девчонка оказалась. Ну, а золото... я думал, в ящике патроны – все еще удивлялся, чего моцык так слабо в гору тянет и расход как не в себя.

– Вау! – сказал тут же Лёха и сам на себя рассердился.

– Это что, – возбужденно продолжил Паштет, тыкая пальцем в сиденье мотоцикла: – ты сюда, сюда посмотри!

– Сиденье как сиденье, – пожал плечами Лёха.

– Не-е-е-е, – замахал пальцем в воздухе Паштет: – это кожа со спины Гитлера!

Лёха только рот раскрыл.

– Понимаешь, он, оказывается – рептилоид! И ежегодно, 20-го апреля, он сбрасывает старую шкурку и обрастает новой. Эта – лежала в запасе, наверное «Майн Кампф» переплести хотел. Мы ее прихватили, когда пробивались с боем к гаражику, через подсобные помещения «Аненербе», – там, в этих кладовках, чего только нету! Мы бы и летающую тарелку угнали, но у Блонди высотобоязнь, и ее укачивает. А в подлодку не полезли – у Евы клаустрафобия и токсикоз. Вот, пришлось так. Хорошо, что передумали на танке ехать, а то ее тошнит постоянно.

Тут Лёха задумался, как будет Паштет выезжать на мотоцикле из комнаты и неожиданно для себя проснулся. Хотя минут пять еще тупо смотрел на дверь и на полном серьезе прикидывал – пролезет ли мотоцикл, если его положить боком, или все-таки придется люльку отвинчивать. Сейчас было немножко смешно и стыдно и за сон и за раздумья о мотоцикле.

– Я прикидывал насчет документов, – сказал Паштет.

– И как?

– Хрень какая-то выходит. У красноармейцев вообще документов не полагалось, кроме двух бланков в смертном пенальчике, так они их или не носили, или не заполняли. Да и не хочу я туда красноармейцем являться. У гражданских – паспорт был, но опять же не у всех, и стоит сейчас такой паспорт – как автомат.

– А заново сделать? – заинтересовался Лёха.

– Не из чего. Чего удивился? – Паштет отхлебнул пива. – Материалы сейчас не те совсем. Даже бумага по качеству совсем иная, та такая убогая, что сразу в глаза кидаться всем проверяющим будет. Единственно – справку какую написать или командировочное удостоверение. Хотя по военному времени, если не под немцем сидеть, так лучше вообще без документов. Перемудрить легко. Вон Гиммлер сам себя наказал – ему бы в штатском, да без документов вообще, а он себе состряпал солдатскую книжку рядового войск СС. Был бы без документов – пропустили бы его амеры, там в взбаламученной и распотрошенной Германии всякий такой люд толпами болтался и немцы-беженцы и гастрабайтеры со всей Европы и освобожденные ост-рабы из СССР, – поди всех проверь. Их и не проверяли. А эсэсовцев как раз задерживали. И этого рядового задержали. Просто потому, что зольдатенбух СС у него был – и все. А он еще перепугался и сознался кто да что. Тут все еще хуже – я себе даже легенду толком не придумал.

Лёха усмехнулся, отодвинул от себя пустую тарелку.

– Тебе лучше всего заделаться администратором театральным.

– Вот ты дал! – по-настоящему удивился Паштет.

– Я серьезно. Профессия совершенно публике не известна, опять же не слесарь и не колхозник, а белоручка-неумеха. С другой стороны – интеллигент-балабол, толку от тебя никакого, вроде как юродивый такой. Притом безобидный. И самое главное – об этой профессии многие в том времени читали и слышали, а вот что делать администратор должен – хрен кто знает! – безапелляционно заявил Лёха.

– Сроду бы не подумал… И, знаешь, не верится как-то, тем более, что все знают о такой специальности.

– Знают, знают. Причем знают, что такая есть, а вот в чем она заключается – это нет. Меня там удивляло, что у них частенько фразочки такие проскакивали. Оказалось – популярная там книжка была «12 стульев». Я ее перечитал между делом. Так там как раз был такой администратор, он еще работал как грузчик, сидел с каплями алмазного пота на лысине, раздавал контрамарки на спектакль. Так что публика не удивится. А тебе и полегче – претензий не будет за пулемет ложиться.

– Как ты рассказывал, там не шибко много пулеметов было, – заметил Паша.

– А я фигурально и образно. Понимаешь, ты вот считаешь, что тогда люди другие были. А на самом деле – они такие же, как мы. Все то же самое. И все различия – в речи немножко, в бытовых нюансах, в среде, так сказать, обитания. А вот глубинное – все то же самое. Черт, не знаю как это понятнее сказать...

– Прям разогнался тебе поверить...

– Ну, мне так показалось, – признался Лёха.

– Помнится про женщину ту ты совсем иное говорил. Типа таких днем с огнем не сыскать.

– Ну, всякое бывает... – засмущался бывший попаданец.

Помолчали. Приложились к кружкам. Задумались оба. Лёха – о той, оставшейся в деревне вдовушке, а Паша о своих бедах.

С женским полом у Паштета как-то не складывалось. И да – он был согласен, что самая серьезная диверсия против нашей страны была сделана тогда, когда родителям девчонок и самим девчонкам вложили в головы идиотскую мысль, что все они, неумехи глупые, – ни что иное, как принцессы! И что мужчины им должны уже просто по факту того, что родились они женского полу. Избалованные, глупые, жадные и бестолковые, уверенные в том, что они осчастливили мир уже одним своим явлением. Тупые родители, балуя дочек, забывали такой пустяк, что у настоящих-то принцесс папы были королями, имели тысячи подданных и цельное государство под рукой, не говоря уже о всяких пустяках типа фамильных драгоценностей, дворцов и прочего разного. В том числе и идеальной родословной, чуть ли не от Адама. Да и сами принцессы при этом были должны много знать и уметь, – начиная от нескольких языков, придворного этикета, геральдики и всякого прочего в том же духе, так еще их учили быть послушными женами и заботливыми мамами. Детишек-то у них было штук по 6-7 в среднем, рожать коронованных наследников было основной обязанностью настоящей принцессы.

И что самое смешное – они были обязаны выйти замуж за того, на кого скажут. Про любовь и собственный выбор вопрос даже не стоял. То есть еще и послушание было их добродетелью.

Нынешние же самозванки не умели ничего, кроме как требовать с мужчин деньги, машины, яхты и авто с шикарными шубами и прочими бриллиантами. Считалось при том, что взамен осчастливленный мужик получит дамскую писечку, что с лихвой покроет все его потери и убытки, но и с этим возникали проблемы, поэтому тупые и жадные бревна с писечками, Паштета бесили люто. Чувствовать себя вечным должником и рабом какой-то высокомерной дурищи было не по нему.

И да – складывалась у него мысль, что все-таки тогда женщины и девушки и впрямь были другими, причем весьма изрядно. И целью у них было не насосать на «Лексус», а добиться чего-либо самим. Чем больше он готовился к переходу и чем больше читал про людей того времени, тем больше укреплялся в своей мысли. И только успевал удивляться, читая то про одну, то про другую героиню.

Вот только что поизучал биографию одной из девятнадцати известных женщин-танкисток, и только головой от удивления крутил. Девчонка ухитрилась и летчицей стать еще до войны, и танк водила получше мужиков, и в бою отличилась не раз. И выходило, что становилась она такой невероятной фигурой, которая на фоне современных дурочек с селфи по сортирам, выглядела уже мифологической величиной, типа настоящей сказочной валькирии.

Тут Паше в голову пришло, что та же Павлюченко [1] или Шанина [2] или сотни других девчонок-снайпериц и были как раз настоящими валькириями, унося с поля боя в Хелльхейм сотни арийских воинов по-настоящему, в реале, а не в опере Вагнера.

Чем больше Паштет узнавал про старое время, тем сказочнее оно казалось, причем даже на фоне древних легенд. Вон у немцев Вайнсбергские жены прославились, которым во время войны гвельфов с гибеллинами добрые враги – так и быть – разрешили выйти из обреченной на уничтожение крепости и вытащить на себе самое им ценное, что смогут на себе унести. Бабы и вытащили – своих мужей, братьев и сыновей.

Разве гимнов не достойна

Та, что долю не кляня,

Мужа вынесет спокойно

Из смертельного огня?

У немцев эта умилительная и невероятная история вошла в предания, передаваемые из поколения в поколение.

А наши девчонки во время войны так из-под огня вытащили тысячи раненых мужиков, даже не родственников. Причем без всякого милосердного созерцания врагом, а наоборот – под огнем. Причем, в отличие от вайнсбергских, – с личным оружием раненых. Паштет по себе знал, как трудно волочь здоровенную чужую тушу, а уж тем более с тяжеленным вооружением – довелось на тренировке в армии хлебнуть, восчуял, когда полз с двумя автоматными ремнями в ладони и сползающей со спины тушкой расслабившегося сослуживца. Но все-таки полз, тупо и старательно, словно галапагосская черепаха на кладку яиц. И потом гордился тем, что треть сослуживцев с таким грузом ползти просто не смогла, гребла руками-ногами на одном месте. Как могли такое совершать куда более слабые девушки и женщины, – Паша понять не мог категорически.

И все это каким-то непонятным образом клубилось и смешивалось в сознании парня, создавая особую привлекательность у того времени, куда он старательно собирался. Правда, немного смущало одно обстоятельство: побывавший там Лёха больше туда не хотел ни за какие коврижки. Хотя и старался помочь всерьез. То есть – вроде как и хотел? Понять мотивы приятеля Паше было так же непросто, как и свои собственные. Ну, не был он психологом, да и стал бы раскрывать душу кому ни попадя, потому как был и скрытным и стеснительным, что трудно было бы заподозрить в здоровенном мужчине. Хотя был один случай, который странным образом повлиял на мысли Павла.

[1] Павличенко Людмила Михайловна (1916-1974) – Герой Советского Союза, снайпер-одиночка 25-й сд Приморской Армии Северо-Кавказского фронта. Боевой путь начала в июле 1941 года, уничтожила 309 врагов (36 снайперов), лучшая женщина-снайпер в мире.

[2] Шанина Роза Егоровна (1925-1945) – снайпер 144-й сд 5-й Армии 3-го Белорусского фронта. Боевой путь начала в апреле 1944 года, уничтожила 75 врагов (из них 12 снайперов). Кавалер ордена Славы 2-й и 3-й ст. Смертельно ранена 27 января 1945 года.

Фото для иллюстративности:

https://author.today/post/233922