Пастырь гнева.

„Свободный ум требует оснований, другие же — только веры.“
Ф. Ницше

— Мразь…

Слово вырвалось на свободу, кувыркнулось в застывшем воздухе и разлетелось на кусочки.

Это слово было невесомо — в отличие от тяжести оружия, зажатого в руке. Плазменный наконечник чуть гудел, освещая их лица призрачным светом, а древко упиралось в пол. Святое копьё Венценосного прятало свой гнев в глубине тёмной стали и не делало различий меж цветом твоей кожи, цветом волос или цветом крови. Для него был важен лишь цвет твоей души.

— Мразь церковная… — повторил зеленокожий дрогдарец и обнажил клыки, подтягивая разрезанную ногу к себе. — Тебе конец, тварь, слышишь? Конец!

Пастырь опустился перед ксеносом на корточки, и полы длинного армированного плаща заструились по земле. Он был безмолвен, зная: скоро воля жертвы заскулит, а инстинкты самосохранения возьмут верх. Знал, что эта бравада сойдёт на нет — ведь так было всегда.

Время сыпалось песком, и Пастырь поднёс раскалённое лезвие копья к лицу дрогдарца. Тот заскулил, одёргивая крупную голову, но бежать было некуда.

— Что ты хочешь, а? — рыкнул зеленокожий, всё ещё храбрясь. — Чтобы все восхваляли твоего бога? Лизали пятки твоим зачуханым хозяевам? Пели молитвы, хрен тебя дери?

Пастырь задумался. Потянулся внутрь себя, мыслями трогая вживлённый кристалл контроля, словно больной зуб. Хотел бы сказать, чего он хотел, но нейронные связи обрывались, не успев вспыхнуть. Оставляя лишь веру.

— А что ты можешь предложить? — Биоимплант в горле синтезировал колебания, заменяя давно уже вырезанный язык. — Нечто более ценное, чем энергия, что вернётся в объятия Венценосного, когда ты умрёшь?

Дрогдарец замолчал, будто прикидывая, стоит ли его жизнь того, что он собирался рассказать. Потом улыбнулся, и толстые губы вновь обнажили клыки. В глазах его замерцал свет безумия, и Пастырь опустил копьё к земле.

— Милосердие, церковник… — Ксенос подался вперёд, насколько позволяло ранение. — Милосердие в обмен на правду… Жизнь — за истину о твоём боге. О всех богах, драть их в сраку.

Пастырь задумался.

— Милосердие? — Модуляции добавили в вопрос изумления. — Ты верно путаешь меня с кем‑то, еретик.

— Постой!..

Пастырь развернулся на одном колене вокруг своей оси и нанёс удар. Пылающее лезвие рассекло шею зеленокожего, превращая мышцы и кости в ничто. Голова сползла в сторону, упав на пол с привычным звуком, а тёмные глаза дрогдарца уставились в бесконечность.

— Во мне нет милосердия, — тихо сказал Пастырь, осеняя погибшего молитвенным жестом. — Лишь гнев.

Потом он поднялся и поглядел на гермостворку у дальней стены.

То была крепкая дверь из мёртвой стали — чёрная и незыблемая. Сенсор на сетчатке обнаружил энергетический барьер и теряющиеся в глубине контуры подачи энергии. Слишком хорошая защита для невыдающегося логова еретиков, а значит — он не ошибся. Витая кованая надпись над дверью была выполнена на Всеобщем языке, и он уже видел её когда‑то.

«Наука без религии хромает, религия без науки слепа».

— Брат Тассезар.

Вибрация крислалла внутри головы превратила колебания в слова, и Пастырь замер.

— Да, сестра?

Голос принадлежал его связной — младшей сестре коммуникационного корпуса, Аниссии. Скромной и тихой девушке с глазами цвета грозового моря, что никогда не смотрели на Пастыря с отвращением и страхом.

— Рядом со мной арх Индалинар, передаю ему слово…

Послышался второй голос — громче, властнее и глубже. Тассезар вскинул бровь, прислушиваясь.

— Вернул ли ты души еретиков в Колесо? Утолил ли ты гнев Его? — Вопросы были вполне обычными, но то, что арх Индалинар связался с ним лично, заставило Пастыря нахмуриться.

— В процессе, мой арх. Обнаружил защищённую дверь из дисматерии. Укрыта электромагнитным барьером, видимые способы открыть её не обнаружены.

Голос внутри помолчал, а Тассезар не торопил. Взгляд блуждал по стенам вокруг, ища точки уязвимости: ведь не бывало неприступных крепостей, и не бывало невыполнимых задач. Не для него.

— Сын мой, — голос арха был вкрадчив и убедителен, — когда проникнешь внутрь, чтобы ты ни обнаружил в этом логове ереси — уничтожь. Кого бы ни встретил — забери его полносвет во имя Венценосного. Чтобы ты ни увидел — не колебайся.

Вот оно.

Пастырь нашёл, что хотел: тепловой след за камнем, бегущие внутри коммуникации, уменьшающие толщину стены. Его путь внутрь.

— Как и всегда, арх, — Тассезар приложил ладонь к тёплому камню и поднял копьё. — Во имя Венценосного.

— Во имя Венценосного, — проговорил в ответ арх.

— Во имя Венценосного… — сказала и вернувшая себе связь сестра Аниссия, а потом, миг помолчав, добавила: — Береги себя, брат.

Кристалл внутри остыл, наступила тишина, и мысли Пастыря снова стали принадлежать только ему.

Потом лезвие отведало камня, и работа началась.

Расплавленный булыжник стекал вниз лавой, контур отверстия становился всё чётче, а Пастырь задумался: насколько же глубоко он забрался под городские улицы?

Где‑то над ним, за толщей камня, Гиссан сверкал неоновыми вывесками, фарами мобилей и светом из окон. Небоскрёбы уносились ввысь — к звёздному небу, тогда как в самом низу улицы были покрыты смогом.

Корпоративный мир, исполненный жадности, неравноправия и рабства. Рай для гнили, и ад для невинных.

Поле сорняков — а он садовник.

Древко копья сложилось в эфес, когда Пастырь углубился в открывшийся проход. Кабели искрили и шипели, а плазма прижигала оставленные взмахами оружия раны.

Через пару минут он закончил с противоположной стенкой и замер, глядя на сверкающий контур. Тепловые сенсоры, ослеплённые жаром от разрезов, едва ли могли показать ему, что ждало его внутри. Однако Пастырь не питал иллюзий: шуму он издал достаточно, чтобы на той стороне его уже ждали.

Но что толку?

Тассезар закрыл глаза и произнёс молитву.

Сердце за металлическими рёбрами стукнуло и замерло, капли раскалённого камня застыли, время превратилось в лёд.

Полносвет, святая энергия всего живого во Вселенной, выплеснулась в его кровь, растекаясь по биомеханическим аугментациям, наполняя мощью.

Пора.

Удар ноги пришёлся ровно в центр проёма, разбивая породу на куски. Осколки камня лениво вращались в воздухе, а Пастырь уже скользил среди них размытой тенью.

— Огонь!

Команда прогремела, отражаясь от стен, и пять нацеленных на проём плазматов вспыхнули энергией.

Слишком медленно.

Растянувшись в прыжке, Тассезар выкинул руку с копьём вперёд, и эфес снова стал древком. Сверкнул наконечник, и грудь первого еретика вспыхнула, а сам он закричал.

Во имя Венценосного…

Пастырь развернул корпус, и раскалённый шар плазмы минул его, врезавшись в раненого противника. Тот захрипел и упал на пол, дрожа в конвульсиях. Тело его дымилось.

Хаос порой лучшее оружие, а враги церкви предались панике, потеряли голову и в этот момент уже проиграли.

Следующий выстрел Тассезар принял на лезвие копья, и контур заряда вспыхнул полученной энергией. Пастырь взмахнул древком, и, повинуясь его воле, копьё преобразовало полученную силу в дугу обжигающего глаза света.

Ххххххсссс…

Волна достигла стрелявшего, разрезая тело еретика пополам, и дыхание покинуло его, возвращая полносвет в Колесо.

Ещё трое.

Вера еретиков слаба, а сила их намерений — тлен. Пастырь не удивился, когда один из стрелявших швырнул оружие наземь и бросился прочь по коридору.

«Чтобы ты ни обнаружил — уничтожь…»

Тассезар позволил полносвету сформировать сияющее лезвие, зажатое в ладони. Следующим движением Пастырь кинул его в спину убегающему, пронзая того насквозь.

«Кого бы ни встретил — забери его свет…»

— Пощады! — вымолвил совсем молодой юноша, поднимая вверх руки, но копьё уже завершало дугу.

— Нет, Дагген! — выкрикнул последний выживший еретик, когда голова и кисти его товарища лишь на миг опередили падающее на пол тело. — Убийца!

Гнев человека всколыхнул нечто в душе Пастыря, но кристалл в голове вспыхнул — и эмоция ушла.

Дуло плазмата сверкнуло, и раскалённый шар газа устремился к Тассезару. Пастырь вытянул руку и поймал выпущенный снаряд перчаткой, а глаза еретика округлились от ужаса. Пастырь сжал плазму в ладони, и энергия наполнила контуры доспеха, потекла по цепям, заставила сердце стучать чаще.

— Монстр… — прошептал человек и прицелился ещё раз.

Тассезар прыгнул, и лезвие копья пронзило грудь врага, пригвождая к стене.

— Я помолюсь за твой свет, — промолвил Пастырь, когда руки еретика ухватили древко в тщетной надежде на спасение. — В царстве Его мы все чисты.

Руки человека безжизненно упали, а глаза наполнились пустотой. Пастырь поглядел в них, словно в зеркало, рассматривая своё отражение. Свет плазмы освещал его тёмную фигуру, рассеивая и так нечёткий контур.

А потом Тассезар увидел ещё кое‑что.

Прямо у него за спиной возвышалась пугающая тень, и её чёрные крылья обнимали всё вокруг него вуалью. Губы, сотканные из мрака, приблизились к его уху и произнесли:

…Что есть вера?

Голову пронзила боль, в ушах загудело, а сердце замерло. Пастырь крутанулся на месте, взмахнув копьём, но удар встретил лишь пустоту. Коридор, устланный телами, был безмолвен, и тишина эта была хуже грома выстрелов и хуже звуков боя.

Что это было?

Тассезар встряхнул головой и потянулся к диагностическому чипу, впаянному в мозг.

Импульс проверил зрение, не обнаружив неисправностей.

Ток наполнил основные узлы, сокращая мышцы, но и тут всё было в порядке.

Дальше был слух, речь, проверка когнитивных функций и, наконец, проверка контролирующего кристалла…

…Во что ты веришь?

Голос вонзился в него, но слова эти зарождались не извне, а прямо в его голове. Прямо в святом камне из кремния и сплава из дисматерии — инструменте связи с архатом.

Инструменте контроля.

И веры.

Пастырь превратил копьё в эфес и развернулся ко тьме коридора впереди. Его задача оставалась неизменной, а его воля была твёрда. Он привык не задаваться лишними вопросами, ибо вопросы — есть сомнения.

А сомнения — первый шаг к ереси.

Тассезар закрыл на секунду глаза, а затем устремился вперёд. Его поступь была легка, но каждый шаг отдавался внутри странным ощущением.

Ощущением, что впереди его ждала ловушка.

Церковь существовала вот уже четыре тысячи лет.

Она дарила веру миллиардам в сотне миров, проповедовала догматы и законы, не делая различий меж видами. И когда‑то церковь Венценосного была могущественным оплотом великой Империи Человечества, привнеся свет веры в возникший после Смутной Эпохи хаос.

Потом произошла мидрианская экспансия — и миры Простора пали один за одним.

Археи, древнейшие существа, что пришли из глубин космической пустоты, быстро покорили встреченные ими цивилизации. В одночасье пал Нихилат, пали Дрогдарр и Тиндабэй, пали десятки других — прежде чем совокупные силы Простора смогли опомниться.

Как бы ни была сильна вера, как бы ни были сильны технологическая и военная мощь союзных народов ойкумены — им нечего было противопоставить силе великого Мидры и силе его народа.

Вибраника уничтожала связи в атомах — и армии рассыпались в пыль, не успев произвести и выстрела. Вибраника вызывала необратимые процессы на целых планетах, превращая те в гравитационные кладбища. Сила управлять квантовыми струнами с помощью могущественных Слов не оставила человечеству и другим видам и шанса на победу.

Так две тысячи лет назад у них всех и появились новые Хозяева.

Но если и можно уничтожить атомы, то уничтожить веру невозможно.

Церковь существовала вот уже четыре тысячи лет и продолжит существовать, пока есть те, кто в ней нуждается.

Именно поэтому было так важно искоренить ересь.

Тассезар скользил в мерцающей тьме, держась поближе к стенам. Датчик в сетчатке сканировал пространство, готовый сообщить о расставленных неприятелем ловушках, затаившихся турелях, ждущих в засаде врагах. Пастырь задумался, насколько простираются эти проходы и для чего их создали.

Возможно, это была система старых городских коммуникаций, когда ещё Гиссан не вознёсся к небесам монолитами небоскрёбов и платформ в сотню этажей. Вполне вероятно, что земля под городом была вся изрыта такими тоннелями — на многие километры убегая переплетающимися червями в стороны.

И, похоже, вглубь.

Внезапно тесный коридор превратился в раскинувшуюся панораму, и Тассезар остановился, заворожённый видом.

Похоже, это когда‑то был коллектор. Громадное пространство впереди терялось во тьме, ныряя ещё глубже вниз, а ступени перед ногами Пастыря больше походили на спуск к самому Бездонному. Трубы, словно исполинские змеи, ползли ко дну, наверняка являясь частью заброшенной уже системы.

Тассезара ударила забытая давно дрожь, когда он увидел стоящую чуть ниже фигуру.

Свет врезался в неё и погибал, оставляя ощущение даже не тьмы, а полной пустоты. Контуры размывались и дрожали, но Пастырь был готов поклясться своей верой, что за спиной наваждения вырастали сотканные из теней крылья.

— Кто ты? — спросил он, выставляя копьё перед собой. — Тебе не сломить мой гнев, слуга Бездонного…

Морок не ответил ему, а развернулся и двинулся вниз, через секунду растворившись в царившем полумраке.

Тассезар моргнул и сфокусировал взгляд на том, куда вела эта громадная лестница. Там внизу, освещённая аварийными красными огнями, возвышалась странная конструкция. Абсолютно чуждая местному архитектурному стилю пирамида тёмным исполином замерла на дне этого коллектора. Её стены светились бегущими полосами пульсирующего света, и Пастырь заметил толстые кабели подачи энергии, выползающие откуда‑то из темноты вокруг.

Связи с внешним миром не было, волны не пробивались сквозь толщу, но это не остановило Тассезара от попытки передать увиденное. Он включил трансляцию видео и звука, записывая данные на подкорку.

— Я обнаружил сооружение на дне коммуникационного коллектора. Его странная пирамидальная форма наводит на мысли о древнем Наррануре или даже хеттской архитектуре, но здание возвели недавно. Оно питается энергией, но его назначение мне непонятно. Продвигаюсь дальше.

Пастырь начал спуск, и глухое эхо его шагов мрачно звучало в ушах. Полумрак поглощал всё вокруг, и, казалось, лишь горящее копьё мешает ему поглотить и самого Тассезара. Пастырь переключил зрение в режим ночного взгляда, неосознанно стремясь разогнать сгустившиеся тени.

И ту тень, что преследовала его с момента, как Тассезар ступил в это логово ереси.

— Нельзя достоверно полагаться на информацию с датчиков, но, судя по шумовому фону и времени спуска, я нахожусь на глубине двух сотен стандартметров под городом.

Пастырь шагал, а пирамида приближалась. Только сейчас он понял, насколько она большая, как и всё это место. Пастырь приближался, а здание росло, стремясь задавить его своим мрачным величием. То были отголоски фальшивых убеждений неверующих, их попытки забрать величие у истинного бога.

Их ересь, культивированная в металле.

Ступени вели к плато, на котором возвышалась пирамида. Скорее всего, она использовалась для установки очистных сооружений, которые некто специально демонтировал. Впереди Пастырь увидел арку прохода, сияющую алым светом — его путь внутрь.

Он сделал шаг вперёд, а потом бросился в сторону и вниз, катясь по земле.

Луч энергии прошёл совсем рядом с его телом, оставляя рваную рану в металле.

— ИИииии‑уууу! — просигналила турель, что несколько мгновений назад вынырнула из‑под пола. Её дуло дёрнулось и развернулось, снова беря Пастыря в прицел. — ИИиииии‑ууууу!

Показалась вторая, третья, а потом и четвертая турель.

Тассезар поднялся на ноги, выпрямляясь. Его руки выставили копьё в боевую позицию, а мозг просчитывал варианты. Датчики в глазах выявляли уязвимые места в конструкции турелей, посылали ему информацию о расстоянии до них, предупреждали о нагреве стволов.

Выстрел! Выстрел! Выстрел! Выстрел!

Лучи ударили почти одновременно, но Пастырь был готов.

Он отправил импульс из копья прямо себе под ноги, и волна энергии подняла его над полом, нагревая армированные ботинки и полы плаща. Тассезар взлетел, уворачиваясь от гибельных лучей, и кинетический импульс доставил его прямо к первой турели.

Копьё вспыхнуло, и металлический ствол упал к ногам Пастыря. Не оглядываясь, он побежал вперёд — к следующей цели.

Через миг взрыв сотряс землю под ногами, а осколки уничтоженной турели застучали по ткани плаща.

Пастырь не раз уже сталкивался с подобными защитными системами и знал: без фокусирующих кристаллов внутри ствола энергия выстрела разобьёт оружие в клочья.

Выстрел!

Он наклонил корпус влево, и жар заряда опалил пластины на его груди. Но что были эти укусы для святой брони, закалённой молитвами и огнём в недрах Кузниц‑Храмов? И для него — закалённого там же.

Тассезар кинул копьё, и вспышкой раскалённой молнии оно сверкнуло, разгоняя сгустившийся мрак. Турель, готовую стрелять вновь, объял дым и пламя — как и всех врагов церкви Венценосного.

…Что есть ересь?

Пастырь сбился с шага, когда мысль громом заполнила его сознание. Зрение замерцало, цепи разомкнулись, а усиленные аугментациями ноги вдруг отказали. Он упал на колени, уперев руки в пол: странная тяжесть навалилась на него сверху, будто тысячи тонн камня над головой придавили его к земле.

Не желая оставить даже капли жизни.

Выстрел!

Пастырь не увидел, а почувствовал его — лазерный луч последней турели, режущий застывший воздух в поисках цели. Миг слабости дал возможность системам оружия навестись, а обогнать свет Тассезар не мог. Мог только воззвать к защитным системам своей брони — ведь мысль тоже свет.

В ту секунду, когда раскалённые фотоны настигли его, подсознание уже запустило подпрограммы защиты, перебрасывая оставшийся полносвет на поверхность его доспеха.

УУУУУААМММ!

Ослепительная вспышка превратила царящую тьму в день, а разность потенциалов откинула Тассезара назад. Пастырь покатился по земле, оплетённый хлыстами остаточной энергии, пока сила инерции не сошла на нет.

Через миг мир снова потух, а Тассезар поднялся на ноги — осматриваясь.

Копьё так и торчало из поверженного механизма в двадцати шагах от Пастыря, а последняя защитная турель вновь готовилась выстрелить. Нейроны в модифицированном мозге сверкали, мысли складывались в расчёт, ноги устремились вперёд — прямо к цели.

И в тот момент, когда турель готова была выпустить лазерный луч, Тассезар воздел руку, призывая своё святое оружие назад.

Выстрел!

Дар церкви — аналитический модуль мощностью с дата‑центр — уже всё вывери́л за Пастыря. Прикинул мощность магнитного захвата, спрятанного в его перчатках, конвертировал в скорость, рассчитал траектории… и время.

Призванное копьё пересеклось с лазером, впитывая энергию под новую ослепительную вспышку.

Но теперь Тассезар был готов и поймал отброшенное выстрелом оружие правой рукой. Рывок, рывок, рывок — и завершающий удар сверху вниз, так что несчастное устройство застонало под натиском неудержимой плазмы. Металл разошёлся в стороны, и его края горели огнём, будто кровью от нанесённой раны. Микросхемы вспыхнули и умерли — как и грохот битвы, оставив после себя тишину.

…Что есть ты?

Тассезар повернулся к возвышающейся над ним пирамиде и голосу, что взывал к нему. Напротив входа застыла фигура, и её тёмные крылья развернулись, пытаясь обнять весь мир. Миг — и наваждение пропало, будто его и не было вовсе.

Тассезар перехватил поудобнее копьё и двинулся вперёд — к треугольнику входа, полному мрака.

— Я есть гнев, — сказал он, ныряя во тьму.

Теснота внутри давила, резко контрастируя с простором снаружи.

Коридор убегал вперёд, а красные пульсирующие линии на стенах казались венами спящего механического бога. Геометрия придерживалась треугольных форм, острых и резких, будто осколки разбитого стекла. Пастырь шёл вперёд, прислушиваясь к звукам собственных шагов, а сенсоры пытались составить карту, посылая низкочастотный звук в поисках отражения.

— Я ликвидировал защитную систему на подходах к пирамиде и проник внутрь, — включив запись, он диктовал отчёт, действуя согласно встроенным инструкциям. — Внутри я не встретил никакого сопротивления, а единственный путь ведёт меня строго вперёд.

Тассезар оценил полученные данные и добавил:

— К центру.

Подумал, стоит ли добавить ещё что‑то — про свои ощущения, про грёзу и морок, что он видел… Не найдя внутри нужной инструкции, он оставил эти мысли при себе. Несмотря на их пугающую суть, каким‑то образом они были не противны ему — словно по‑настоящему были только его и никого другого.

Через несколько мгновений к гудящему звуку копья прибавились и другие — ждущие его впереди отголоски работающих машин. Тассезар ускорил шаг, проверив вшитый резервуар с оставшейся энрой. Пульсирующего внутри полносвета оставалось не так много, но и окончание его миссии было не так далеко.

Совсем рядом — судя по свету впереди и симфонии технологий.

Ещё несколько шагов — и Пастырь вынырнул из душной пульсирующей тьмы на открытое пространство. Мрак скрывал углы пирамидального помещения, потолок возносился далеко вверх, но всё внимание Тассезара привлекла машина по центру зала.

Точнее, не сам механизм, а тот, кому этот механизм был предназначен.

— Не правда ли, она — само совершенство? — спросил его незнакомый голос, и левая рука Пастыря взметнулась с зажатым в ней фотонным кинжалом. — Настоящий… ангел…

Глаза Тассезара выловили в полутьме поднимающуюся из‑за пультов фигуру. Экраны мониторов осветили лихорадочно блестящие глаза, впалые щёки и раскинувшиеся по плечам длинные неопрятные волосы. Мужчина кивнул головой в сторону центра зала, и среди прядей Пастырь увидел остроконечные уши уроженца Нихилата.

— Ведь так вы называете первейших слуг бога? Его чад?

Тассезар перевёл взгляд с незнакомца на цилиндрический резервуар, который застыл прозрачным саркофагом среди переплетений толстых кабелей, энергетических блоков и чистого голубого света. Глаза Пастыря не могли оторваться от фигуры внутри — хрупкого беззащитного создания, обнажённой девушки, что, словно нерождённый ребёнок, обнимала себя бледными в этом сиянии руками.

За спиной создания прямо из кожи росли белоснежные крылья, что кутали её словно мантия.

Глаза девушки были закрыты, а прекрасное лицо было спокойно — словно у покойника.

— Именем Его… — слова выходили с трудом, пробиваясь сквозь затуманенные отчего‑то мысли. — Ты обвиняешься в преступлении против Законов Его. Именем Его…

Тассезар почувствовал, как контрольный кристалл бился внутри зарядами энергии, помогая ему оторвать взгляд от застывшей фигуры.

— …Ты обвиняешься в преступлении против жизни чад Его… — Пастырь сделал шаг к застывшему ниху, что смотрел на него сверкающими глазами.

Уши заложило, и, как ни старались внутренние компенсаторные механизмы избавить Тассезара от нахлынувшей слабости, каждый шаг давался Пастырю всё сложнее и сложнее.

— Именем Его… — произнёс он, но еретик вдруг поднял руку, и его лицо исказила улыбка безумца.

— Забавно слышать обвинения от того, кто воплощает их все в себе, мой друг… — продолжая улыбаться, произнёс них. — Венценосный скорчился бы в муках, знай он, каковы псы его жрецов…

— Я орудие Его…

— Его? — Них поднял взгляд к небу, тыча пальцем в невидимую даль. — Нет, пастырь, не Его… Церкви. Пешка тьмы.

— Твои речи напрасны, еретик, — копьё загудело, когда Тассезар перебросил больше энергии на наконечник. — Скажи, что это за машина, и твоя смерть будет быстрой.

Мужчина перевёл взгляд на фигуру за стеклом, и улыбка превратилась в выражение крайней озадаченности.

— Сколько они зашили в твою голову когниторов, пастырь? Неужели их недостаточно, чтобы сейчас прозреть?

Тассезар взглянул в центр зала, и анализаторы понесли свои доводы на спинах нейронов, чтобы превратиться в осознанный ответ.

- Это абоминация… - Если бы Пастырь был способен испытывать ужас, именно сейчас сквозил бы в его словах. - Насмешка над священным таинством жизни…

…Грех…

Как еще можно было назвать это существо - пародию на задуманную создателем жизнь? Как еще можно было назвать ту, кто вместо крови гонит по венам потустороннюю энергию, сакральную аниму.

Пустотьму.

Тассезар видел трубки и иглы, что врезались под бледную гладкую кожу. Видел сакральные короба, безмолвные в своей неизведанной мощи. Видел пластины из дисматерии, мертвого металла, что венчали места соединений на коже девушки.

Видел достаточно, чтобы положить этому конец.

Шаг и он занес копье для удара - метил в стоящего как ни в чем не бывало ниха. Один легкий росчерк, что погасит искру ереси.

Копье устремилось вперед и…

Погасло.

А вместе с копьем погас и ток в самом Пастыре. Он оступился, ноги заплелись и Тассезар рухнул на черный пол не в силах даже выставить руки, чтобы смягчить падение.

Удар выбил из него дух, а нос хрустнул - приглашая давно забытую боль домой. И она вернулась - в каждой клеточке тела, ушибленном носу, горячей крови, что огненной дорожкой искала сейчас себе путь вниз.

Кап…

- Каково это? Снова чувствовать?

Них был уже совсем рядом, Пастырь видел его стертые временем сапоги у своего лица. Присев на корточки, его противник наклонил свое лицо к лицу Тассезара, внимательно вглядываясь тому в глаза.

- Неужели ты думал, что мы не подготовились к встрече с таким, как ты? - В вопросе ниха не было злобы, только любопытство. - Не просчитали всё на шаг вперед?

Пастырь не слушал. Он пытался дотянуться до систем, посылал импульсы из команд раз за разом, но внутри была пустота. Будто кто-то обрубил все кабели, оставляя его беспомощным и одиноким. С момента его преображения он еще не испытывал этого станного чувства покинутости - будто кто-то любимый ушел оставив тебя в темноте.

- Ты ведь даже не представляешь, что грядет, не так ли?

Них поднялся, и Тассезар увидел, как тот направил свои стопы в сторону машины и абоминации внутри.

Застыв, освещенный призрачным светом, еретик молча смотрел на фигуру в цилиндре. Протянув руку, он положил на стекло ладонь - жестом, нежным и осторожным.

Будто там внутри было сокровенное творение вселенной, а не монстр.

- Он грядет… - Прошептал них, вновь поворачиваясь в Тассезару. - И она встанет плечом к плечу с ним, когда Мессия призовет всех нас, уставших, потерянных и медленно тлеющих во тьме…

Пастырь не отвечал, стараясь восстановить контроль над собственным телом. Нечто разъединяло цепи его контрольных модулей, оставляя лишь самые примитивные функции.

Дышать.

Слышать.

Видеть.

…Что есть я?

Пастырь вздрогнул, когда увидел, как за спиной ниха девушка в резервуаре открыла глаза. Ее черные глаза, осколки бесконечности, впились в него - словно ножи.

Их лезвия медленно впились в кожу, проникли глубже, отсекая инструкции и протоколы.

Отсекали душу от существа.

- Это начало нового мира, церковник! - Них подошел к пультам управления и вытянул руку, чтобы взять какой-то предмет. - Жаль ты слеп, но таким уж тебя сотворили…

- Гнев падет на тебя, еретик… - Пастырь слышал свой голос, пытаясь удержаться в сознании. - Покарает того, кто преступает замысел Творца…

- Твой бог, это фарс!!! - Глаза ниха широко раскрылись, щеки пылали. - Шутка в мире, где мидриане кроят реальность по своему сраному усмотрению…

Мужчина поднял руку в которой сверкнул плазмат. Дуло дернулось и уставилось прямо в лицо Пастыря, черное око забвения.

- Но скоро короли будут сброшены, а троны расколоты, слуга фальшивого бога. Храмы идолов сгорят, а на пепелище мы возведем храмы необузданной, потерянной нами науки…

Позовем ее домой…

Контуры нагрева засияли, дуло раскалилось, а звук нагнетателей смешался со словами ниха:

- Жаль тебе не увидеть этого прекрасного будущего, раб гнева…

«Резервный протокол защиты - активирован»

Команда пришла изнутри, туда куда не дотягивались щупальца ЭМИ оружия, которое сковало Тассезара. Сила пришла из места, о котором он сам и не ведал - и разорвала цепи.

Плазмат выстрелил, но Пастырь увернулся, кувыркнувшись в сторону. Вспышка ослепила ниха, а когда тот прозрел, Тассезар уже поднялся на ноги.

Копье вновь ожило, питаемое скрытым источником энергии, а пылающие глаза Пастыря заставляли шокированного ниха в испуге отступить.

- Нет… - Человек развернулся и бросился бежать назад, к пультам. - Я должен…!

Тассезар кинул копье, и через миг оно нашло свою цель. Спешащий вперед еретик дернулся, сделал еще несколько шагов вперед, а затем упал на колени, разглядывая торчащее из груди плазменное лезвие.

- Ты не понимаешь, церковник… - Кровь капала у ниха изо рта, но тот все равно улыбался. - Он защитит ее… Всех нас защитит…

Прыгнув вперед, Тассезар рывком выдернул оружие из спины еретика, а следующим ударом отсек голову человека, прекращая кощунственные речи.

Тело осело оземь, голова с мрачным стуком откатилась в сторону, а потом наступила тишина, прерываемая вибрирующим звуком машины еретиков.

Осталось последнее…

Тассезар повернулся к резервуару и застывшей за стеклом фигуре. Глаза девушки вновь были закрыты, но лицо будто исказила грусть - и Пастырь не знал, за павших ли здесь людей или за павший уже давно мир.

Кристалл в голове вспыхнул - уничтожая чужеродные мысли, и Пастырь поднял копье. Энергия потекла через руку в древко, через древко в лезвие - нагнетая достаточный импульс для последнего удара.

Чтобы ты не обнаружил - уничтож…

Он замахнулся, отведя копье назад, готовый выполнить свою святую миссию. Как и сотни раз до этого, он не колебался - орудие Венценосного.

Его гнев…

Кого бы не встретил - забери его свет… - слова арха завибрировали в голове, подталкивая Пастыря, гася любые сомнения.

…Что есть свет?

Рука ринулась вперед, плазма рассекла воздух, а девушка внутри стеклянной тюрьмы открыла глаза.

Тассезар замер, когда их взгляды пересеклись, и копье замерло вместе с ним. Девушка разомкнула губы силясь сказать нечто очень важное, и Пастырь сделал еще шаг вперед - силясь услышать.

Протоколы внутри почуяли неладное и запустили скрытые механизмы - дабы уничтожить ересь.

Но…

Тело помимо воли снова приняло боевую стойку, напрягая органические и синтетические мышцы.

Я…

Девушка протянула к нему свою бледную руку - в надежде дотянуться.

Не хочу…

Пастырь закричал, противясь воле контролирующего кристалла, и копье понеслось вперед лишь слегка медленней, чем должно было.

Лишь на самую малость.

Было ли это провидением судьбы, или вмешательством свыше, но именно этих мгновений оказалось достаточно, чтобы изменить всё.

С громовым раскатом потолок треснул, и тонны камня, мешаясь с ревом аннигилирующего вещества и светом термоядерных реакций, обрушились вниз. То был удар падающей крепости мидриан на растилающийся у пастыря над головой город, но Тассезар не ведал об этом.

Он прыгнул в сторону, спасаясь от рушащегося вокруг мира, а особенно большой осколок ударил в резервуар, заставляя стекло затрещать.

Подняв взгляд, Пастырь еще раз встретился глазами со смотрящим на него созданием, прежде чем защита цилиндра не выдержала, разбиваясь на мелкие кусочки.

Тьма смешалась со светом, чувства смешались с разумом, гнев смешался с милосердием, а правда с ложью.

Тассезар глубоко вздохнул, наполняя свои искусственные легкие воздухом и закрыл глаза, приветствуя пришедшую за ним тьму.

И последнее что он почувствовал, это жар дыхания и шепот совсем рядом. Шепот вопрошающий:

…Что есть тьма?