«Как же жарко!» — подумал патрульный Уильям Хэллоуэй, совершая обход квартала Восточный Лос-Сантос. Полицейский двигался по тротуару рядом с железной дорогой. Слева находился район Джефферсон, местечко поспокойнее, чем то, где ошивался в данный момент патрульный. В глаза сразу же бросились башни неподалёку от спортивной площадки посреди дорог. Издалека они казались похожими на рождественские елки, но, оказавшись поближе, любой прохожий мог разглядеть, что, кажись, местную достопримечательность слепили из всякого разномастного мусора. Хэллоуэй дошёл до перехода через железнодорожные пути, после чего пошёл направо в глубь гетто.
Местная архитектура была представлена домами двух или одноэтажной застройки с высокой плотностью размещения к друг другу. На первый взгляд, обывателю могло показаться, что район довольно миленький. Тут вам и пальмы, как в солнечном Вайс-Сити. Если же открыть глаза пошире, то станет заметна общая бедность улиц. Здания на перекрёстке измалёваны граффити, тротуары повсюду завалены мусором, в проёмах между домами валялись бездомные. Воняло всякими отходами. В общем, просто замечательное местечко.
Жили здесь в основном афроамериканцы, немного латиносов тоже вписались в здешнюю картину мира. Появление белого полицейского смотрелось в вышеописанных краях обыденно. Необычно было бы то, если бы тут без полиции царил порядок. Углубившись в трущобы, Хэллоуэй заметил впереди квартал на возвышенности — Лос-Флорес, с панельными многоэтажными домами и предприятиями с двумя большими трубами, придававшими ему вид какой-то электростанции, а сам территория выглядела как промышленный район. Нет, там тоже простиралось гетто с той лишь разницей, что жили там всякие мексиканцы. Идти туда патрульный не собирался, ибо не его участок. Он закреплён за Джефферсоном и Восточным Лос-Сантосом.
По пути встречались разные люди: простые трудяги, вынужденные здесь жить, более-менее сообразительная часть молодёжи и балбесы. О них поподробнее следует сказать. Уильям прошёл мимо группы чернокожих ребят у одного домика с потрёпанным заборчиком. От них попахивало потом, исходил запах курева вкупе с ароматом дешёвой выпивки. Одеты они были в новомодные толстовки (в такую-то жару!), штаны с отвисшей мотнёй да крупные мешковатые майки на несколько размеров больше тела своего носителя. Обязательным элементом в их одеянии было наличие пурпурного цвета. Ребятишки представляли собой членов одной из крупных банд города — «Баллас». «Проклятые бандиты без мозгов! Взять бы их пересажать! Ха! Так просто не получится, ведь брать пока их не за что! Почему негритянская молодёжь вместо того, чтобы трудиться честно, предпочитает пополнять ряды уличных отморозков? Они имеют гражданские права, их никто не угнетает как раньше. Трудись честно себе на радость! Ты хозяин своей жизни. Ох, мне ли об этом думать. Дядям из правительства виднее. Произошла подмена понятий: хорошее теперь плохое, а плохое — хорошее. Ну и жара всё-таки!» — задумался Уильям, пройдя мимо членов уличной банды. Те приветливо на него посмотрели.
— Всё в порядке, начальник? Мы же можем пивка холодненького хлебнуть? Закон не запрещает, верно? — задирался один из них. — Тут не публичное место, типа парка.
Головы бандитов украшали пурпурные банданы.
— Пей себе на здоровье, братишка, — бросил, даже не повернувшись к молодым бандюкам, Хэллоуэй.
Жара стояла под градусов сорок. На небе ни облачка, солнечные лучи накалили всё, что только могли до такой температуры, когда прикосновение какой-либо частью тела к стене или бордюру грозило обернуться ожогами. «Через три дня обещали дождь. Из чего он возьмётся, небо ясное, как мои перспективы на будущее. Голубая синева, мать её!» — Уильям даже не мог себе представить, что знойная погода может измениться. За все время работы в полиции на улицах царило ужасное пекло.
По дорогам ездили различные машины, преимущественно подержанные развалюхи. Когда по тротуару прошёл паренёк с причёской афро, а рядом с ним проехал автомобиль с прямыми деталями корпуса, то Хэллоуэй подумал, что он, словно очутился в семидесятых. Встретилось одно кафе, похожее на мексиканский бар с характерными для испанской архитектуры элементами дизайна. Перед входом стояло нечто неопределённого социального статуса и возраста.
— Эй, офицер, подай на бухло! — просипел сгорбленный зачуханный попрошайка с бородой и длинными, как солома, волосами.
— Бери пять баксов и проваливай отсюда, пока здешние молодчики тебя не решили использовать в качестве боксёрской груши, — Уильям протянул деньги бродяге и дал ценный совет. Пару таких же красавцев за неделю забили до смерти забавы ради, какие-то садюги поганые.
В кафе патрульный ещё вернётся, он часто там обедал. А пока рослый полицейский направился дальше. Вышел на развилку дорог рядом с забегаловкой «Калкин белл», где подавали блюда из курицы люди в костюмах петухов. У подворотни полицейский заметил картину, как несколько «балласов» лупили у проёма между зданиями магазинов лежавшего в тени бедолагу. Прохожие не реагировали, спокойно проходили мимо. Видимо, боялись ввязаться в разборку с этими на всю голову отмороженными.
— На связи Хэллоуэй. У меня уличная драка. Избиение с тяжкими телесными у «Калкин бэлл». Нужна подмога, приём, — прежде чем вмешаться, Уильям связался по рации с командиром патруля.
— Понял тебя. Высылаю к тебе Макклоски и Ричардсона, — ответил начальник.
— Да, запросите скорую. Без неё не обойдётся.
Бандиты в пурпурном продолжали нещадно избивать своего же брата по цвету кожи. Держались они важно, стараясь выглядеть, словно крутые мужики из фильмов жанра блэксплотейшн* двадцатилетней давности. Хэллоуэй направился к ним, правая рука невольно скользнула к кобуре. Завидев патрульного, прохожие поняли, что сейчас случится что-то очень плохое, после чего предпочли очистить улицу.
— Эй! Харе его мутузить! Лапы вверх! Не двигаться! Или я стреляю! — произнёс всё почти по предписанию Хэллоуэй.
— Пошёл ты в жопу, усатый мудак! — грубый ответ главаря сей шайки, такого широкого круглолицего негра в балахоне, разозлили полицейского.
Уильям выстрелил из своего револьвера в воздух, хотя он бы пожелал бы скорее пристрелить бандитов на месте. Мимо проезжали машины, водители потом могли накатать жалобу в департамент полиции города о превышении полномочий патрульным. Лишний геморрой Уильяму был явно ни к чему — всякого дерма хватало на работе и без всяких разбирательств.
Бандиты после выстрела в воздух побежали в подворотню. «Вот суки!» — выругался полицейский, бросившись преследовать уличную шпану по узкому проулку между магазинами. Хорошо, хоть они без стволов оказались. Беглецы углубились, свернули налево. Хэллоуэй, как собачка, увязавшаяся за хозяином, словно хвостик, продолжал преследование. На пути у них всех возникло одно препятствие — высокий сетчатый забор меж зданий. Три бандита перелезли, но последнего паренька в пурпурных штанах и белой гигантской футболке Хэллоуэй схватил за штанину.
— Отпусти, мразь! Штаны порвёшь! — вопил член банды «Баллас».
— Ты попался, придурок! — Уильям резко дёрнул афроамериканца за ногу.
Сила рывка полицейского со спортивным телосложением оказалась достаточной для того, чтобы «уличный гэнгста» грохнулся на землю с грохотом. Одной рукой патрульный приставил к голове пойманного нарушителя закона свой Смит и Вессон модели 36 тридцать восьмого калибра, второй он безуспешно пытался надеть наручники на молодого преступника.
— Все вы, копы, такие крутые только с пушками. Давай, без неё, снежок, сразимся? Слабо?! Дятел сраный? — ругался бандит.
— Кукарекать в тюряге будешь, петушок. Я чёртов дятел и своим грёбаным клювом могу тебе в голове такое дупло пробить, что мозги твои потом придётся в чашечку собирать. Мы круты со с пушками так же, как и ваша шпана, избивающая одного человека вчетвером. Не находишь это несправедливым? — ехидничал в ответ Хэллоуэй.
В такой глухой подворотне полицейский мог спокойно без труда шлёпнуть бандита. Свидетелей нет, а начальству можно наврать с три короба. Всё-ровно расследовать никто ничего не будет, спишут на других бандосов.
— Пошёл ты, сучара! Мать твоя шлюха! — послышалась в ответ целая партия оскорблений от задержанного.
— Что же ты за кусок набитого дерьма! Не забывай, дубина, что чёртов револьвер всё ещё приставлен к твоей пустой башке моей потной рукой.
— Ты не посмеешь, ублюдок! У меня есть права!
— Нас с тобой не видят. Подумай сам, никто расследовать смерть черножопого дурилы не будет. Начальник полиции города белый, не забывай об этом. Он ещё помнит, как твои дружки из «чёрных пантер»* бушевали лет двадцать с лишним назад. Цепляй браслетик, иначе умрёшь.
Нельзя сказать, что Уильяму нравилось оскорблять людей, разговаривая на тарабарщине. Просто в гетто несколько иные представления о нормах приличия. Если с его обитателями говорить вежливо и культурно, то они примут вас за слабака. Нищие злые представители низов даже не поймут человека, который с ними заговорил таким образом. Хочешь, чтобы тебя уважали и понимали? — хами. Трущобы жили по своим законам. Для выживания нужно говорить с местными на одном языке, понятном им. Этот урок Хэллоуэй усвоил хорошо.
За бетонным насаждением с забором открывался вид на крупную автомагистраль внизу. Напротив же находился район Гэнтон, в коем обитала банда Гроув Стрит, злостный противник балласов. Улицы там смотрелись чуть по-приличнее. Уильям особой разницы между бандами, кроме цветовой гаммы (парни с Гроув Стрит предпочитали носить зелёную одежду и атрибутику), не наблюдал.
— Молодец, послушный мальчик. Вперёд, дружище. Тебя ждёт увлекательная поездка, — сказал патрульный, ощутив сухость во рту, словно там пересохло, как в африканской пустыне.
Преступник потопал к выходу из глухоты. Хэллоуэй шёл позади, держа его на мушке.
— Побежишь — я тебе ногу продырявлю. В такое пекло лучше быть мёртвым, чем раненым, — пригрозил задержанному Уильям.
— Хватит глумиться, белоснежка. А то так завёлся, будто мы с дружками тебя отделали лично, — ответил член банды. Кажется, он, осознав своё неважное положение, решил вести себя тише.
— Штаны невелики? Видок такой, будто ты нагадил в них при задержании, — Уильям вошёл в азарт. Не стоит забывать, что молодой бандит назвал мать полицейского шлюхой. В таких странах, как Иордания или Иран, за такие слова в адрес матери принято было убивать. Так что, в некотором смысле, Хэллоуэй поступил гуманно.
— Ничего вы, копы, в моде не понимаете.
— Да я и не спорю. Мода — это не для меня. По мне штату положена одна форма, тут не до выбора одежды. Люблю включить пластинку с Бич Бойс или Джефферсон Эйрплайн шестидесятых годов выпуска. Новая музыка, хип-хоп ваш, как-то не пришёлся по нраву.
На месте преступления уже стояла полицейская машина. Рядом с ней курили Макклоски и Ричардсон. Первый росточком не блистал. Узкое лицо отличалось наличием больших глаз и узких пухлых губ. Хэллоуэю коллега по службе напоминал рыбу, ибо физиономия его очень смахивала на щучью. Зачёсанные набок волосы придавали полицейскому вид итальянского мафиози из гангстерских фильмов. Сам Макклоски из смешанной итало-ирландской семьи, где отец ирландец, а мать итальянка. Ричардсон представлял собой темнокожего лысого громилу с носом-картошкой, живущего в деловом центре. Потому никакой солидарностью к чёрным братьям из гетто он не мог похвастаться.
— Грузите его, — сказал Хэллоуэй вышеописанным полицейским.
— Карета подана. Прошу! — Макклоски открыл заднюю дверь.
По дороге проехал чахлый побитый Бьюик, выпущенный лет сорок назад. Позади копов находилось крупное оранжевое здание, медики грузили пострадавшего в скорую.
— При разговоре с дяденькой детективом не забудь вспомнить имена своих братков. Возможно, срок скостят тебе, — сказал Уильям задержанному напоследок.
— Ха! Не заложу! Буду я ещё вам сучить!
Далее полицейские переговорили между собой. Медики с избитым потерпевшим поехали в больницу в Джефферсоне, то есть ехать им было недалеко.
— Хорошо сработал, — сдержанно похвалил коллегу Ричардсон.
— Не очень. Его подельники от меня ушли. С побитым поговорить успели? — ответил Хэллоуэй. Его манера речи с коллегами и средним классом заметно отличалась от той, которую он использовал при разговоре с обитателями трущоб.
— Немного. Во-первых, он не отдал деньги балласам, не было их в наличии. Ниггеры обложили принадлежавший ему магазинчик данью. Раз денег не оказалось, то бандюки решили продемонстрировать ему свой «дар убеждения», — отчитался Макклоски. Под «ниггерами» он подразумевал членов банды, а не всех чернокожих.
— Рэкет с нанесением тяжких телесных! — сделал вывод Уильям.
— Не то слово. Только потерпевший нам сказал, что не будет заявлять к нам на этих тунеядцев, — продолжил Ричардсон.
— Ага, испугался каких-то уличных обезьян! Они грозились убить всю его семью. Ничего, в больнице с ним поговорят как следует наши любимые детективы. Они уж своего добьются ради очередной палки в статистике раскрытых преступлений, — подхватил Макклоски.
— Ясно.
— Мы поехали. Нужно ещё отвезти твоего птенчика в департамент. Удачи.
Машина полиции отъехала, остался Хэллоуэй один. Он возобновил патрулирование, задумавшись о том, что пешая прогулка в одиночку в таком «милом» месте опасное дело. На автомобиле безопаснее, однако Уильяма определили заниматься именно патрулированием на своих обеих в бедных улицах. Он вышел к железной дороге и направился в Джефферсон, то бишь пошёл налево. Справа от шедшего через автодорогу, а потом ж/д пути, раскинулись холмы с районом Сан-Колинз. Даже издалека он выглядел, как улица в любой латиноамериканской стране. Сходство в архитектуре налицо. Жили там как раз латиносы и различные «мучачос».
Обитала наверху и своя банда — Лос-Сантос Вагос, кодла усатых бандитов с жёлтой атрибутикой. Хэллоуэй подумал, что хорошо хоть туда ему идти не надо (не его участок). Присутствовал внутри него страх перед выходцами с юга, они ведь намного отмороженнее негров. Уильям наслушался от некоторых, какими прекрасными делами занимаются парни из наркокартеля в соседних штатах. Фотографию кузова грузовика, набитого человеческими туловищами без конечностей, которые просто отрезали вместе с головами, запомниалсь полицейскому на всю жизнь. Правда, стоит сделать одну отметку: Вагосы — уличная шпана, а наркокартель наполнили серьёзные дяди с большими деньгами, готовые за свой белый порошок убить любого, хоть мать родную. На всякую мелочь, вроде уличного разбоя у них банально не хватало времени. Да и за чем крупным дельцам криминального мира заниматься тем, для чего есть пешки?
В Джефферсоне атмосфера могла показаться намного лучше, чем в Восточном Лос-Сантосе. Тут жили чёрные с белыми, нищие со средними. Жилые одноэтажные домики здесь не были нагромождены. Аккуратненькие дворики с кустиками. клумбами да зелёными насаждениями грамотно размещались рядом друг с другом. Находилась в вышеобозначенном районе и церковь. С преступностью дела обстояли по-мягче: балласы ошивались тут, но не в больших количествах, как на востоке.
Хэллоуэй проходил свой адский путь (так переводилась его фамилия на русский язык) мимо большого здания мотеля, окружённого, словно концентрационный лагерь, забором. Впрочем, защищал он не от тех, кто собирался бежать изнутри, а от всякой швали снаружи.
— Эй, офицер! Не желаешь расслабиться? — пристала к патрульному худая девушка. с парфюмерией она явно переборщила: от неё исходил мерзкий запах дешёвых духов, коих она набрызгала на себя в избыточных количествах. Уильям не мог понять, от кого хуже пахнет? От него, человека, чья одежда пропиталась рекой пота в несколько слоёв и воняло так, что ни один дезодорант не помогал; или неё с её переизбытком безвкусного использования парфюмерии?
— Знаешь, дорогуша, в такой солнцепёк ещё с тобой мне не хватало жариться, — ответил в привычной для гетто манере Хэллоуэй.
Белая проститутка его не особо привлекла. Тощая девка была одета в то, что ей лучше бы не стоило носить: кожаная мини-юбка не делала её сексуальной, ведь ноги её больше походили на спицы от зонтика. Их лучше прикрыть. Серая накидка, прикрывавшая только бюст, явно носилась поверх одежды, а не голого тела. Торчавшие мослы напомнили патрульному, как выглядели люди в голодные годы. На её лице было нанесено неуместно настолько много косметики, что девушку хотелось пойти умыть. Нельзя назвать её страшной, личико милое. Но она уж точно не во вкусе Уильяма. Зато неграм сгодится, они обожают белых девок, почти любых.
— Как хочешь. И не надо на меня так смотреть! Мы за всё вашим из отдела нравов заплатили, — добавила проститутка, от коей попахивало ещё и спиртным.
В гетто народ страх потерял — всё, что обычно делалось вечером или ночью, здесь совершалось средь бела дня. «Да уж, не возьмёшь её, это точно. Ты ещё поди докажи причастность сей девицы к проституции. Вульгарно одета — не разбирается в одежде. Наговорила всякого? Да от неё же тянет виски! Она пьяна была, ваша честь! В состоянии аффекта нагородила чепуху. Чего вы привязались к девушке?» — задумался об аресте «жрицы любви» и его последствиях Хэллоуэй.
Обход Джефферсона патрульный не завершил. Часы показали час дня, пора обедать. Уильям направился к тому кафе, отдававшему Мексикой одновременно с Испанией. Был выбор пойти в Калкин Бэлл, но есть фаст-фуд из курятины полицейскому не хотелось. По дороге он обратил внимание на скромную темнокожую девушку с книжкой в руках. Нечасто такое приходилось видеть, народ больше норовил хлестать пивко на улице.
Кудряшка шоколадного цвета в джинсах с белой блузкой ускорила шаг. В такую жару она расстегнула верхние пуговицы. «Наверное, девуля красивая, верно?» — пронеслось в голове полицейского. Ну не воспринимал он женщин негроидной расы, что поделаешь? Следил за ней не только Уильям, но и шпана балласов. Если бы не Хэллоуэй, давший понять бандосам, чтобы те не рыпались, то, наверное, через пару минут состоялось бы групповое изнасилование, шпане кудряшка-скромняжка пришлась по нраву. Поскольку преступление не было совершено, то и сажать ребятишек из банды не за что было, хотя Уильям бы предпочёл направить их за решётку просто так в целях профилактики. Девушка дошла до дома, Хэллоуэй возобновил следование к кафе, а бездельники продолжили бесцельно торчать во дворе. Пошли бы работать! Так работы нет, чего делать прикажете?
Кафе не отличалось богатством интерьера: отделка деревом всего помещения, ничего более. Главным здесь был толстый усатый мексиканец по фамилии Рамонс. Стойка, столы с полосатыми скатертями, барахлящий радиоприёмник и минимум освещения — таково описание убранства заведения.
— Приветствую, — поздоровался мексиканец с патрульным, который за месяц стал в сём местечке постоянным клиентом.
— Доброго здравия. Мне как обычно, — ответил Уильям, протянув деньги.
Расплатившись, Хэллоуэй сел за столик недалеко от угла. От полицейского разило потом с налётом какого-то жёсткого запаха. Патрульный понял, чем пахло. Воняли его пропитавшиеся реками пота в туфлях носки. Ноги в обуви явно изжарились так, словно там внутри находилась адская жаровня. От остальных пахло не лучше. Вентилятор работал, но его мощности не хватало. Потому в помещении кафе царила духота.
Уильям устроился по-удобнее. Приятно было в кое-то веки присесть за почти что половину дня постоянного хождения. Вскоре ему подали заказ — жареные свиные рёбрышки с пюре и кетчупом. Рядом поставили пару стаканчиков лимонада, в которых плавали кубики льда. Начал Хэллоуэй с того, что освежился холодненьким. Пересохшие губы смочились, во рту появилась свежесть вместе с приятным вкусом. Полицейский с трудом удержался, чтобы не выпить второй стакан сразу. Принялся за еду, решив запить её после употребления.
Среди обитателей нашёлся местный завсегдатай — индеец родом из Гватемалы в клетчатой рубашке и длинными чёрными волосами. Поместить в резервацию иностранца власти Сан-Андреаса не могли. Своего настоящего имени он не называл, говорил, что оно трудно произносилось. Потому индеец просил называть его Хуаресом, ибо это звучало просто и было близко к его настоящему имени. Беглеца из Гватемалы постоянно спрашивали одно и тоже: «Зачем ты из одной гнойной дыры перебрался в другую?». Сегодняшний день исключением не стал: у Хуареса спросил об этом один старикан. Ответ оказался обыденным: «Там убивали за то, что индейцем ты родился. А у вас убивают, чтобы завладеть деньгами. У меня их нет. Кому я нужен?»
Рамонс настроил радиоприёмник, начал «щёлкать» станции. На одной из них прозвучало сообщение об уличном нападении, которая заинтересовала Хэллоуэя. Но мексиканец её пропустил.
— Назад, верните ту станцию! — нервно крикнул Хэллоуэй.
— Без проблем.
«В районе Гэнтон прошёл вооружённый налёт. Члены банды «Баллас» пронеслись на машине и убили четверых человек. Как удалось выяснить, погибшие оказались членами банды «Гроув Стрит». Война между ними продолжается!» — доносилось сообщение из динамика радиоприёмника. Во сколько произошло нападение полицейский не узнал, так как прослушал начало новостного сюжета, пока Рамонс занимался поиском нужной ему волны. «Говно собачье! Одни бандосы убили других. Угадайте, что сегодня будет? Правильно, месть одних уродов другим! А мне их разнимать. Великолепно!» — Уильям настроился на худшее, бывшее самым жизнеспособным вариантом.
— Я могу переключить? — спросил Рамонс.
— Да.
Далее за едой Хэллоуэй пришёл к выводу, что вляпался он в тот ещё переплёт. По делу избитого свидетелей, кроме него, как таковых не было. Жители района уж точно отдадут предпочтение варианту молчать в тряпочку и не ввязываться в чьи-то разборки, а то бандюки могли дать жару. Однако ведь нельзя допустить того, чтобы тех придурков оставили на воле. А кто видел их славные деяния? Верно, офицер Уильям Хэллоуэй. Свидетель есть, состав преступления тоже. Детективы нажмут на потерпевшего и будет заявление. Без показаний патрульного дело обречено на провал. Потому тем оставшимся на воле балласам проще найти пушку да пристрелить Уильяма. Дешёвое оружие в гетто достать проще, чем найти хорошо оплачиваемую работу. Шпана могла раздобыть стволы хоть сегодня. Одним словом, Уильям решил смотреть в оба. Выпил второй стакан холодного лимонада после еды и направился обратно на улицы.
Примечания:
Blaxploitation («blaxploitation» произошло от слияния двух слов «black» (чёрный) и «exploitation» (эксплуатация) — жанр кино, появившийся в США на рубеже 1970-го года, являющийся подразделом эксплуатационного кино. Фильмы были ориентированы на чёрную городскую аудиторию. Действия фильмов происходили в гетто, а главными героями выступали темнокожие наркоторговцы, киллеры, сутенёры.
Чёрные пантеры - афроамериканская леворадикальная организация, ставившая своей целью продвижение гражданских прав чернокожего населения. Была активна в США с середины 1960-х по 1970-е годы.