Печально люблю ночные поезда, и что это, если не своеобразный тест Тьюринга?

Город жил своей искусственной ночью.
Небоскрёбы, обтянутые жидкокристаллическими экранами, тянулись в небо как колонны храма, посвящённого рекламе и информации. На фасадах мелькали лица поп-идолов, лозунги корпораций, бесконечные обещания счастья за подписку. Дроны-мониторы висели в воздухе, как ястребы, и ловили каждое движение прохожих. Дождь тек по стеклянным артериям башен и собирался в бесконечные потоки, отражающие кислотные неоны.

Парень шагал по залитому светом перрону. Станция казалась бесконечной: ленты экранов на полу сменяли реклама за рекламой, билборды отслеживали его зрачки, предлагая кредиты, таблетки от бессонницы, цифровых любовников. Он отвёл взгляд, ткнул пальцем в панель и купил билет на ночной поезд. Неважно куда. Главное — тишина.

Вагон встретил его гулом кондиционеров и запахом дешёвого кофе, который автоматы щедро разливали круглосуточно. Пластиковые сиденья блестели от влажности, капли стекали с его куртки прямо на пол. Пустота. Только несколько пассажиров спали, уткнувшись в свои интерфейсы, — и она.

Девушка сидела в дальнем углу, у окна.
Капюшон скрывал лицо, тонкие пальцы лежали на коленях. Она смотрела в темноту за стеклом — на город, проплывающий мимо, на хаотичные огни и мигающие дроны, скользившие над шоссе.

Он невольно задержал на ней взгляд. Теперь людей почти невозможно отличить от андроидов. Слишком похожи: те же глаза, та же мимика, те же привычки. Только иногда — в слове, в паузе, в жесте — проскальзывало нечто, что не поддавалось алгоритму. У роботов слишком ровные движения, в их системах речи лёгкая монотонность и избыточная правильность. А вообще отличить андроида теперь можно только точной биометрией: тепловой отпечаток, сердечный ритм и микровибрации кожи.

Поезд слегка качнуло. Девушка подняла голову, словно очнулась. На столике рядом стояла ваза — нелепая вещь в вагоне будущего, где всё давно стерильно и унифицировано. Ваза с живым цветком. Белым, свежим, нежным.

Она медленно взяла цветок, сорвала лепесток и провела им по пальцам. Потом следующий. Будто играла в старую детскую игру: любит — не любит.

Его сердце дрогнуло.
Ни одна машина не стала бы этого делать. Андроид не тратит время на бессмысленное. Только человек может тронуть умирающий цветок ради странной, хрупкой надежды.

Поезд нёс их сквозь дождь. Снаружи скользили отражения мостов и башен, а внутри ритм колёс успокаивал, превращал мысли в поток. Он вдруг почувствовал: рядом — живая душа. Пусть чужая, пусть непонятная, но такая же, как его.

Он уже открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но в этот момент она подняла глаза.
Неон отражался в её зрачках, и в них была глубина, которая не копируется программой. Она улыбнулась еле заметно — и в её улыбке было узнавание.

Вагон погрузился во мрак: поезд вошёл в тоннель, свет погас.
В темноте прозвучал её голос:
— Ты тоже думаешь, андроид я или нет? Я вот по поводу тебя даже стала гадать на лепестках.

— И что получилось? - сипло осведомился он.

— Получилось, что андроид, - и она сердито смахнула со столика последний белый лепесток.

Когда поезд вышел на свет, город снова облепил окна яркими фантомами рекламы. Но теперь он казался другим — менее враждебным, чуть более терпимым. Она держала в руках цветок без лепестков — хрупкий стебель с пустым венчиком. И он впервые за долгое время почувствовал, что не одинок.

—Устроим тест Тьюринга? - шутливо спросил. - Спроси у меня что хочешь, а я попробую доказать, что я человек. Обещаю отвечать правдиво.

Она улыбнулась.

—Куда ты едешь?

—Я просто взял билет на ночной поезд. Часто так делаю последнее время.

—Для андроида это еще страннее, чем обрывать лепестки, гадая, - да или нет.

—Да. И это однозначно доказывает, что я человек.

—Так и быть, тест пройден. Марта.

—Костя, - шепнул он.- Меня зовут Костя.

Поезд летел в золотистом сумраке, в серебристом мареве светящихся огней.