Печать дракона

Пришёл он на рассвете, когда я уже, и наорался, и наплакался, и попрощался с белым светом. Вылез из чащи, весь облепленный листьями, в зелёных потёках на кожаных латах. Хоть я периодически впадал в забытьё, но тут оживился и даже нашёл сил негромко позвать. Когда он увидел меня у каменного столба, с нелепо задранными вверх руками, то даже будто бы удивился. Подошёл ближе, наверное, чтобы удостовериться, что я не призрак. Я хотел сказать что-нибудь приветственное, но горло моё пересохло. Тогда он, — воистину святой человек, — вытащил флягу и поднёс к моим губам. В свете неяркой луны лицо его показалось мне молодым и таким гладким, словно вырезанным из дерева гокки, и лишь потом, уже днём, я разглядел на нём следы многочисленных битв.

— Может, разрубишь цепи? — рискнул посоветовать я, когда напился. — Всё же он может прилететь в любой момент. А мне бы не хотелось стать его завтраком.

— А разве драконы питаются не молодыми незамужними девицами, что без порока?— произнёс он, и я впервые услышал его голос: низкий, но без хрипотцы, которой грешат все эти охотники на драконов.

— Девственницами, ага, — согласился я. — Просто они в нашей деревне кончились. У нас в последнее время девчонки, не успев получить «проклятье Евы», бегут на сеновал иногда с первым встречным, лишь бы не попасть в список на очередную жертву.

— Понятно, — усмехнулся он, и я поразился его «славной» улыбке. От такого оскала у врагов, верно, начиналась икота, у меня же сделалось горячо в животе, и я скрестил ноги, чтобы не опозориться. — Решили, что дракон не разберёт, чьи девственные косточки хрустят на зубах, мальчика или девочки?

— Да бес их знает. И всё же развяжи меня. Может, успеем удрать.

— Тогда дракон прилетит в деревню и спалит урожай. Таков ведь был договор? Вы ему деву прекрасную каждый месяц, а он вас не трогает?

— Откуда знаешь? — восхитился я его проницательностью. — Ну и спалит! Так им и надо!

— Ого! Когда молодых девчонок волокли в горы, ты не возражал?

Над моей головой лязгнул меч, цепи упали, съездив меня по уху. Я почесал ушибленное ухо, потёр затёкшие руки.

— Своя рубашка и всё такое… Могу я узнать имя спасителя? Я Андрий.

Он посмотрел на меня и чуть подумал. Потом нехотя сказал:

— Бранд. Бранд из Люканга.

— Слышал о тебе! — обрадовался я. — Неужели наши раскошелились на охотника на драконов?

— Зачем бы им тогда понадобился ты? — Бранд хмыкнул и направился в пещеру, на входе он вытащил из сумки на поясе небольшой стеклянный сосуд, раздался щелчок, и на каменных стенах заплясали тени.

Идти за ним было страшно. Длинные волосы Бранда, стянутые в хвост, вились по спине тёмными змеями. Шёл он без всякой опаски, как у себя дома. В этот момент я на секунду подумал, что надо уносить ноги, пока есть возможность.

— Старосты вашей деревни жадны, как те самые драконы. Что он просил? Золота или девиц, я так понимаю? Золота им было жалко, в отличие от девиц: одной меньше, одной больше. — Он даже не оглянулся, не сомневаясь, что я следую за ним. И он был прав: мне одинаково страшно было и оставаться здесь, и спускаться с горы в одиночку.

Ну да, когда несколько лет назад в горах завёлся дракон, старосты наши жутко переполошились. Послали к дракону делегацию. Он и объявил плату за то, что не будет губить посевы и жрать коров. Заодно пообещал защиту от грабителей. Ну а девицы, что ж, это уж как водится, жертвовали собой для всеобщего блага.

Под ногами у нас хрустели кости. Я страшился смотреть чьи. Мы вышли в большой зал, где высилась огромная гора золотых побрякушек: монеты, украшения, кубки…

— А правда, драконы на золоте спят, как мы на перинах?

Голос мой разнёсся эхом под сводами и полетал там, возвращаясь обрывками слов: «авда… коны… лоте… ринах, ринах, ринах…»

Я испугано прикрыл рот руками. Бранд что-то искал, ворошил мечом кучу золота, расшвыривал монеты ногой. Наконец нагнулся и с тихим возгласом выудил из кучи нечто длинное: цепочку с зеленым камнем в оправе из дубовых листьев. После чего сунул находку за пазуху и направился к выходу.

Оказавшись снаружи, Бранд загасил фонарь и подошёл к уже прорубленному им и почти снова заросшему проходу в густых зарослях хищного леса.

— А… ты разве не будешь сражаться с драконом? — Я даже немного разочаровался, поняв, что не стану свидетелем битвы, о которой смогу позже слагать баллады и петь их на праздниках.

— Зачем? Он мне ничего не сделал этот бедолага. Правда, убил моего друга. Но бой был честным. Я лишь хотел вернуть семейную реликвию его родным. — Бранд похлопал себя по груди, где прятался медальон.

— Ну, а как же законы рыцарства, защита слабых и всё такое?

— Неужели я похож на рыцаря? — усмехнулся Бранд. — Увольте. Я честный наёмник. Работаю за деньги.

— Ты хочешь идти через лес? — поёжился я. — Но ведь есть тайная тропинка, которая ведёт прямо в деревню. Она легче и быстрее. Я покажу.

— Спасибо, но нет. В мои планы не входит общаться с вашими старостами. Меня ждут в другом месте. А ты, да. Можешь вернуться домой. Ну, или оставайся. Дракон скоро вернётся и очень расстроится, не найдя обещанную дань. Ты же не хочешь, чтобы пострадала деревня? — и тут он снова засмеялся.

На секунду я задумался, глянул на розовеющее восходом небо и бросился вслед за Брандтом.

— Послушай, возьми меня с собой. Я не буду обузой.

— С какой стати? — Бранд легко отмахивался от лезущих со всех сторон ветвей. Да, преодолеть этот лес, было дано не каждому. Но, кажется, деревья, познакомившиеся с мечом Брандта, не спешили идти в атаку. — Ты мне не нужен. Выйдем из этого адского леса и распрощаемся.

— Да куда ж я пойду? — возмутился я. — Дома меня снова, того и гляди, дракону отволокут.

— Разве окрутить какую-нибудь девицу непосильная задача? Ты сразу потеряешь всю ценность для дракона.

— Ну, для кого как. Девушки в нашей деревне любят парней чернявых и бородатых, а я как-то не уродился: волос светлый и борода не растёт.

— А сколько тебе лет?

— Почти восемнадцать, господин Бранд, — я даже сделал попытку поклониться. И зря. Колючий кустарник тут же вцепился мне в волосы и потащил в хищное нутро. — Ой! — завопил я, уже представляя, как меня сейчас схрумкают.

Умц! Вжик! Ветки полетели в разные стороны, так же как и прядь моих волос.

— Иди следом, не отставай, не зевай, — скомандовал Бранд. — И что же ты умеешь делать? В деревне нельзя жить, не принося пользу.

— Пастух я. Утром коров собираю, вечером пригоняю. Работа нехитрая, но ответственная. За то время, что стадо в моих руках, ни одну не потерял. — Это я сказал гордо. Ну а что, так и есть!

— Да… — Бранд сделал короткий взмах, и зубастая ветка упала под мои ноги, — хороший навык. Сможешь устроиться в другом месте?

— Не-а, — сказал весело, но сам-то понимал, что повода для веселья нет. — Сами ж видите, добрый господин, что я не такой, как все. В деревне меня терпели, и только. В память матушки.

— А что родители?

— Так померли. В великий мор. Оба. Отец и матушка. Она у меня травницей была. Сколь могла, столь помогала. И меня вот спасла, отпоила отварами. Правда, после того у меня волос и побелел. И борода, может, потому и не растёт. Плохо помню, мал был совсем.

Бранд ничего не говорит, лишь, знай, мечом машет. Лес этот злой. То ли заколдован, то ли сам по себе такой. Кто сунется, живым не уйдёт. А этот Бранд и в ус не дует. И тут мне приходит в голову блестящая мысль. Но я не спешу ее озвучивать. Сначала выйдем отсюда, надеюсь живыми и даже целыми.

Из леса выбрались часа за два. И всё это время Бранд неутомимо рубил ветки. Меня не съели, и даже кусочка не откусили. Кроме клока волос никакого урона. Обычно я волосы убираю в пучок на голове и прикрываю шляпой. Но вчера пока меня вязали, потерялось и то и другое. Что ж, иду как есть. Волосы прилипают к потному лбу. Бранд шагает широким шагом, еле поспеваю за ним. Спускаемся в долину и там, у деревца, вижу пегую кобылку. Бранд отвязывает лошадь и одним махом взлетает в седло. Вижу, что он готов тронуться в путь.

— Я бы мог держаться за седло, — робко предлагаю я. — Мне бы только до жилых мест… Я быстро бегаю, не задержу. За коровами, знаете, как иной раз бегать приходится…

Лицо Бранда приобретает странное выражение. Он поправляет перевязь меча и протягивает руку. Смотрю на эту руку, затянутую в чёрную, хорошо выделанную кожу, и не понимаю. Бранд красноречиво закатывает глаза. Хватает меня за плечо и легко отрывает от земли. Раз! И я уже сижу на лошади, позади него.

— Свалишься, поднимать не буду, — грозит он и бьёт лошадь в бока пятками.

Цепляюсь за широкий пояс всадника, меня подбрасывает, зубы смешно стукаются друг от друга, но я такой счастливый, что готов петь от радости. Но молчу: не знаю, как относится мой спаситель и благодетель к музыке.