Печать и пламя

ПРОЛОГ. ЧАСТЬ I: КОГДА МИР БЫЛ ЗОЛОТЫМ

Мир был молодым и диким, раздираемым яростью первозданных стихий. Из недр ревел Гагромонт, чьё тело было самой горной грядой, а гнев — землетрясениями. С небес палил Рагнарос, дух чистейшего пламени, желавший обратить всё сущее в пепел для нового начала.

И против них встал Нефарий.

Он был не просто драконом. Он был идеей. Идеей порядка, цивилизации, воли, способной обуздать хаос. Битва длилась годы и перекроила материки. Нефарий не уничтожил стихийных титанов — он сковал их. Силой воли и магии он вогнал Гагромонта в вечный сон в самых глубоких недрах мира, а пламя Рагнароса рассеял по вулканам, лишив его сознания и формы.

На пепелище этой войны и родилась эпоха Драконов. Золотой Век. Нефарий, герой-основатель, и его супруга Алекстраза, чья магия Жизни исцелила выжженные земли, правили не из страха, а из благодарности. Они были не просто монархами. Они были отцом и матерью для нового мира.

Солнце в Изумрудных Садах было тёплым и снисходительным. Оно освещало не дворец — дом. Стены из светлого камня помнили не войны, а смех.

Калесгоз был их первой радостью. Когда он родился, Нефарий, чья мощь смиряла континенты, осторожно, двумя пальцами, взял крошечную ладошку сына.

— Он не слышит зов стихий, — тихо сказала Алекстраза, её дар чувствовал тишину в магии младенца.

— Зато в нём грохочет эхо наших гор, — улыбнулся Нефарий, и в его глазах не было разочарования. Была гордость. — Он будет нашей скалой. То, что держит небо.

Он не лукавил. Калесгоз рос, и его физическая сила поражала. Нефарий сам учил его основам боя, и в этих уроках не было жестокости наставника — был восторг отца, видящего, как в сыне расцветает иная, несломленная грация мощи.

Потом родилась Валерия. И в ней, с первого вздоха, запела магия. Не грубая сила дракона, а что-то иное — светлое, мелодичное. Она унаследовала огонь отца, но не ярость вулкана, а тепло очага. Нефарий, заворожённый, часами мог слушать её лепет, в котором чудились отголоски древних рун.

«— В ней — моя суть, но очищенная твоей мудростью», — говорил он Алекстразе, и в его голосе звучало благоговение. Это была любовь не большая, а иная. Более трепетная, удивлённая.

На пиру в честь рождения Валерии поднялся древний Мареониз, синий дракон-мудрец, чьи глаза видели узоры судьбы. Он воззрился на Алекстразу, чей живот уже носил новую жизнь, и его голос, подобный шуму океана, прозвучал для всех:

— В третьем твоём чаде, о Королева, сойдутся два начала. Огонь и Жизнь. Мощь и Мудрость. Он вберет в себя силу того, кто положил конец хаосу, и дар той, кто дал начало миру. Он станет не просто наследником. Он станет венцом. Вехой. Сутью нашей эпохи, воплощённой в плоти.

Зал замер, а потом взорвался ликованием. Нефарий смотрел на жену, и в его глазах горел триумф всего его пути. Его борьба, его победа, его правление — всё это находило высшее оправдание в этом ребёнке.

И когда Алистер родился в ночь, когда над дворцом пронеслась комета, пророчество стало плотью. Его магия не дремала и не пела — она пульсировала тихим, вселенским гулом. В его младенческих глазах отражались не стены покоев, а бездны и зарницы.

Нефарий, взяв его на руки впервые, замер. Весь его титанический дар встрепенулся, узнавая в этом крошечном существе равного. Не преемника. Продолжение.

— Он… — голос Нефария, никогда не знавший дрожи, дрогнул. — Он будет тем, о ком слагают легенды после конца легенд.

Это была не надежда. Это была уверенность. Любовь к Алистеру затмила всё. Это была любовь не отца к сыну, а творца к своему величайшему творению. Он видел в нём апофеоз всего их рода, живое доказательство того, что их эпоха — закономерность мироздания.

Алекстраза, глядя, как муж качает их младшего, чувствовала не радость, а ледяной ужас. Она видела не сына в отцовских объятиях. Она видела икону. Бесценный артефакт, на который уже сейчас возлагали все чаяния империи. И она, Хранительница Жизни, чувствовала, как эта любовь — тяжёлая, собственническая, ослеплённая величием — уже начала душить хрупкую судьбу её мальчика.

Она ещё не знала, что этот ужас — лишь тень от грядущей беды. Что скоро явится новое пророчество о «руке человеческой». Что её муж, герой, победивший хаос, превратится в фанатика, готового утопить мир в крови, чтобы защитить наследие сына. И что ей, чтобы спасти будущее одного своего ребёнка, придётся навеки искалечить его.

Но всё это будет потом.

А в этот миг, в Золотом Веку, солнце светило тепло. Нефарий смеялся, тихо напевая Алистеру древнюю песнь драконов. Калесгоз показывал Валерии, как правильно держать деревянный меч. А Алекстраза, обнимая их всех взглядом, молилась, чтобы этот миг длился вечно.