Печать проклятия

запСанкт-Петербург. 1865 год.

«Здравствуйте, Ада!

Не передать словами, как я был рад узнать о Вашем возвращении в столицу. Надеюсь, дорога домой не отняла много сил, и Вы находитесь в добром здравии!

Мне известно о постигшей Вас утрате. Приношу глубочайшие соболезнования. К сожалению, слухами земля полнится, и весть о случившемся дошла и до меня.

Я очень хочу встретиться с Вами лично. Нам есть что наверстать за эти пять лет, проведенные в разлуке. Они были омрачены мыслью, что Вы могли позабыть обо мне…

Наверняка я вас смутил. Простите. Не смог сдержаться. Ведь место для вас всегда будет в моем сердце. В моем сердце и академии, куда я приглашаю вас в качестве преподавателя.

У Вас будет время обдумать мое предложение. В субботу я буду в городе и нанесу Вам официальный визит, о котором уже уведомил Марию Максимилиановну. С нетерпением жду нашей встречи.

Искренне ваш, Давид К.»

Письмо возникло прямо из воздуха, мерцая серебристой дымкой остаточного колдовства, и бесшумно опустилось на стол перед девушкой как раз в тот миг, когда она осталась одна. Дверь за служанкой закрылась; Адалина собиралась провести следующие полчаса за чтением свежей повести «Леди Макбет Мценского уезда» однако конверт с витиеватым знакомым почерком мгновенно завладел всем её вниманием.

С непроницаемым лицом она сжимала в тонких пальцах лист бумаги, вновь и вновь перечитывая чернильные строчки. Давид, её давний друг, тактично умолчал, как сильно ранила она его пять лет назад, перед отъездом в Париж. Но это послание было доказательством: никакой обиды с его стороны не осталось. И это могло бы её искренне обрадовать, если бы она вообще была способна что-либо чувствовать в полной мере.

Не желая погружаться в тень прошлых лет, Адалина убрала письмо. Вернувшись на широкий подоконник, она устроилась поудобнее, пытаясь снова погрузиться в повесть. Суровый мир Лескова захватил её так сильно, что на время смог вытеснить даже образ Давида и его откровения.

Через некоторое время в комнату вернулась Катерина - служанка, что работала в их семье не один десяток лет, - и позвала барышню к ужину. Адалина кивнула, поблагодарила хрупкую с виду женщину и сказала, что спустится через четверть часа. Едва дверь закрылась, она осмотрелась вокруг, решая, с чего начать подготовку к вечернему туалету. Помощь служанки здесь не требовалась, бытовое колдовство давалось ей с невероятной легкостью.

Адалина Де Кюстин, в девичестве - Моретт, происходила из древнего рода первооткрывателей, тех, кого в семейных хрониках называли «Озаренными». История её рода уходила корнями на пять столетий назад, когда ее предок, французский торговец и искатель приключений Пьер Моретт, во время экспедиции в затерянные ущелья Тибета нашел то, что впоследствии стали называть «Колыбелью Эфира».

Это была скрытая от глаз долина, где сама природа нарушала известные законы: камни парили в воздухе, ручьи текли вверх по склонам, а воздух мерцал серебристой дымкой. Проведя там всего несколько дней, Пьер и его спутники обнаружили, что их сознание изменилось. Они обрели способность чувствовать скрытые энергии мира и влиять на них силой мысли. Они не изучали магию - они ею преисполнились, как сосуды, наполняющиеся водой из источника.

Вернувшись в Европу, путешественники обнаружили, что этот дар не только не исчез, но и передается по крови. Их дети рождались с врожденной колдовской энергией - нестабильной, дикой, требовавшей усмирения и жесткого контроля. Так началась новая эра для их рода. Они больше не были просто людьми; они стали проводниками силы, взятой из самого сердца мира. Их жизнь превратилась в постоянную практику и изучениеи новых способностей, в попытку обуздать тот океан энергии, что бушевал в их крови, и передать знания следующим поколениям.

Для Адалины колдовство было не набором заклинаний, а наследием того самого путешествия - врожденной, почти инстинктивной силой, которую приходилось с детства учиться направлять и контролировать, чтобы она не поглотила само существо.

Их семья была уважаема благодаря открытиям, совершенным тем или иным предком. Например, прадедушка Адалины, Максимилиан Афанасьевич - специалист в области трав и зелий, вывел уникальную формулу, благодаря которой можно было лечить бесплодие. А до этого его отец научился создавать колдовские круги, дающие возможность перемещаться в пространстве.

Почти все открытия с радостью передавались от одной семьи к другой, за исключением тех знаний, которые считались тайными или постыдными. Адалине, увы, не было известно ничего, что подходило бы под одно из этих определений. Однако, ступая по пути прадедушки, она много экспериментировала, и однажды у неё получилось создать сыворотку, которая в неправильных руках могла бы навредить людям и даже изменить мир. Но для Адалины эта сыворотка стала спасением после смерти её мужа - Жака.

Жак… При одном его имени кольнуло под ребром. Действие выпитого в обед зелья ослабевало. Девушка торопливо распахнула массивные дверцы шкафа. Её пальцы скользнули между аккуратных стопок белья, нащупывая один из изящных флаконов, увенчанных золотистой цепочкой. Она откупорила крышку, одним движением выпила густую сыворотку и закрыла глаза, чувствуя, как знакомое безразличие разливается по жилам. Так было легче. Гораздо легче.

Через минуту еле заметные морщинки на лбу разгладились, и Адалина, наконец, принялась за смену одежды. Сначала вынула из массивного шкафа небесно-голубое и бежевое платья. Взмахнула рукой и с помощью колдовской силы пустила их в полет по комнате, да так, что шелковые ленты на поясе запорхали, как бабочки. Вслед за одеждой из шкафа выскочили домашние туфли и начали отбивать четкий ритм по деревянному полу. Адалина отстраненно улыбнулась устроенному представлению и, поведя плечами, скинула с себя одежду, в которой была до этого. Тут же наряды, что летали по комнате, замедлились, но кружиться не перестали. Девушка серьезно задумалась и провела ладонью то по одному, то по другому платью. Выбор пал на более яркую ткань. Она напоминала ей ясное небо Франции, такое отличное от серого неба Петербурга.

К слову, о сером небе. За окном уже вовсю лил дождь, что было неудивительным для здешних мест, но как бы Адалине не нравилось тепло, последние годы она скучала по смурному городу. По месту, где прошло её детство и юность. Даже по дому, в котором царил хаос, а спокойствие всем только снилось.

Чтобы завершить образ лентами в кудрявых волосах, Адалина удобно устроилась за туалетным столиком и взглянула на себя в зеркало. У неё были выразительные карие глаза, острые черты лица и, по её мнению, некрасивый нос, который на самом деле ничуть её не портил. Жак всегда, когда она жаловалась, глядя в свое отражение, с любовью называл её глупышкой. А до этого Давид легонько щелкал её по самому кончику носа и обещал заколдовать его, если она не прекратит его стесняться. Сейчас же Адалина более спокойно относилась к своей внешности.

Как только она закончила с волосами, то сразу же покинула комнату и спустилась в столовую, где собрались почти все домочадцы.

Во главе стола сидела Лебедева Мария Максимилиановна - пожилая, но величавая дама - бабушка Адалины. За десятком морщинок на её лице всё ещё виднелась былая красота, которую унаследовали все её восемь детей, а в движениях, пусть и резких, читалась грация. Умудренные жизненным опытом карие глаза внимательно оглядывали присутствующих. Их, за исключением её самой и нескольких слуг, было шестеро. И те не смолкали ни на секунду.

— О! Ада! Что это за вид? — с надменным видом спросила Лида, тётя Адалины и первенец в семье Лебедевых.

Все взоры обратились к вошедшей.

Девушка тепло улыбнулась, но глаза при этом остались холодными. Она знала, чем может обернуться выбор наряда, и была к этому готова.

— А что такое? Не век же мне ходить в трауре, — Адалина вздернула бровь и села на свободное место слева от бабушки.

Предполагалось, что из-за длительного отсутствия она пустится в рассказ о своей жизни. Но острая на язык Лида, которая никогда не питала к племяннице теплых чувств, не позволила ей этого сделать.

— Жак погиб всего три месяца назад, как не стыдно! Женщина должна выдерживать траур два с половиной года! — Она продолжала плеваться ядом. На её немолодом лице мгновенно появилась глубокая морщинистая сеточка из-за активной мимики.

— Тише, — бабушка взмахнула рукой, призывая к тишине, — Ада, объяснись.

Та взяла в руки ложку и зачерпнула творог со сливками, посмаковала немного угощение во рту и только после этого ответила:

— Жак не хотел бы, чтобы я страдала и оплакивала его слишком долго. Вы его не знали так, как я. Нескольких встреч пятилетней давности недостаточно, чтобы рассуждать на эту тему. Поэтому прошу, давайте поговорим о чем-нибудь другом, — её голос был ровным, и это ещё больше разозлило сидящую напротив тётку.

— Ну уж нет, — Лидия нахмурилась и подалась немного вперёд, глядя племяннице прямо в глаза. — А что скажут люди? Какого мнения они будут о тебе, если ты в таком виде выйдешь на улицу? О… Святая Анна, ты что, без корсета?!

Тут уже и большая часть остальных, не скрывая любопытства и презрения во взгляде, оторвались от своих тарелок и повернулись к девушке. Ада, как ни в чем не бывало, продолжала трапезу.

Алина и Арина, сестры-близнецы и средние дочери Марии Максимилиановны, о чем-то тихо шептались между собой - одинаковые, как две капли воды, они даже жестикулировали синхронно. Жанна - младшая в семье, - лишь тихо вздохнула, точно зная, что последует дальше. Не прошло и минуты, как поднялся гвалт, среди которого можно было разобрать следующее: «позор семьи», «ничем не лучше матери» и другие нелестные выражения.

«Добро пожаловать домой», — подумала Ада. После того, как тарелка с сытным жирным творогом опустела, девушка запила съеденный ужин остывшим киселем. К этому моменту семейство немного поутихло.

— Ничего другого я от вас не ожидала, — сказала Ада и снова улыбнулась, зная, как сильно раздражает тётушек её манера держаться спокойно. — За пять лет я повидала многих людей, чьи характеры и моральные ценности кардинально различались. Познакомилась с культурой и обычаями разных народов, от Франции до Скандинавии. Со многими мне удалось найти общий язык, и только здесь, в нашем доме, я всю жизнь сталкиваюсь с осуждением. Не удивительно, что вы все одинокие и несчастные! Кто же вас таких терпеть-то станет?

Лида насупилась. Её круглое бледное лицо, обрамленное частично поседевшими кудрями, покрылось красными пятнами от злости. Бабушка приоткрыла рот от такого дерзкого заявления. В её глазах читалось удивление от возмутительной наглости со стороны внучки. Жанна покачала головой, что-то пробормотала под нос и принялась за пирог, который Адалина не успела отведать. А сестры-близнецы с оскорбленным выражением на лицах что-то фыркнули. И только двое сыновей Алины не проявляли никакого интереса к разговору.

— Сегодня я получила письмо с предложением о работе, — спокойно продолжила Адалина. — И если до ужина я не была уверена в положительном ответе, то вы помогли мне сделать выбор. Уж лучше я целый год буду жить в Академии, чем каждый вечер слушать сплетниц, которые не умеют проявлять тактичность и понимание. — Девушка встала из-за стола и повернулась к бабушке. — Бабушка, с вашего позволения, я оставлю вас.

— Ступай, — та махнула рукой, позвала Катерину и наказала ей проводить внучку до спальни.

Все считали Лебедевых чудесной семьёй. Вот только о лицемерии некоторых её членов никто не знал. Адалина всегда чувствовала себя чужой среди них. Впрочем, как и Жанна. Как и Аркадий, единственный сын Лиды, которого, к сожалению, сегодня не было с ними за столом.

Эти трое росли и учились вместе. Их не коснулось влияние семьи, потому что они постоянно были увлечены новыми открытиями, книгами, колдовством и друг другом. Мир, который они создали для себя сами, захватывал их больше, чем всё остальное. Но за годы, что Адалина провела вдали от дома, Жанна и Аркадий могли измениться. Девушке ещё предстояло это узнать.

— Ну, милочка, — пробормотала Катерина, ступая следом за Адалиной. — Столько лет прошло, столько лет… А язык за зубами держать так и не научилась. Совсем как Марьяша.

— С какой стати, — вызывающе проговорила девушка. Она подхватила юбки, чтобы они не мешали подниматься по лестнице. — Я и так натерпелась, пока жила здесь. Кто-то должен поставить их на место.

— Бесполезно! — Катерина потрясла головой. Несколько серебристых прядей выбились из-под чепчика.

— Знаю! Но скажи, Лида такая смешная, когда злится и краснеет, да?

Катерина залилась грудным смехом и воровато осмотрелась. Они уже находились на втором этаже, где располагались жилые комнаты. Половина из них пустовала. Но, несмотря на это, их продолжали убирать на случай, если кому-то из детей захочется вернуться в родной дом. Адалина задержалась у третьей двери слева от лестницы и потрогала массивную ручку.

— Ты знаешь, где она? — спросила девушка уже безо всякой веселости в голосе. Адалина говорила о своей матери - Марьяне Моретт, у которой была вредная привычка - надолго исчезать из жизни своей семьи. И Адалина обошлась без уточнений, зная, что Катерина поймет, о ком идёт речь.

— Два года назад она уехала в Скерневице.

— В Польшу? Зачем? — Адалина повернулась к служанке. Та выглядела взволнованной.

— Как же зачем? — та всплеснула руками. — Подальше от всех. Разве ты не получала от неё весточку? — в голосе слышалась надежда.

— Нет. Я наложила на себя защиту, когда уехала. При всем желании меня бы никто не нашел.

— То-то я понять не могла, почему же ты мне не отвечаешь! — Катерина уперла руки в бока. Выглядела она недовольной. — Чем же ты думала? А если бы что-то случилось, и ты понадобилась здесь?

— Да кому я нужна, Катерин, — Адалина горько усмехнулась и сморщила нос. Служанка на это лишь тяжко вздохнула. — Ступай вниз. Спасибо, что хотя бы ты остаёшься прежней.

Женщина вмиг смягчилась и обняла Адалину. Она всегда была к ней добра. Заботилась о ней, когда Ада была ещё ребенком, и поддерживала каждый раз, когда дома происходили случаи подобные сегодняшнему ужину. Именно поэтому ей было позволено обращаться к некоторым членам семьи на «ты», но не в присутствии старших.

Погладив девушку по спине и пожелав приятных снов, она удалилась, оставляя за собой абсолютную тишину.

Через несколько часов, когда Адалина уже лежала в ворохе подушек и разглядывала цветочные узоры на стенах, кто-то постучал в дверь. И когда она отворилась, в проёме показалась знакомая тонкая фигура.

Жанна скользнула внутрь комнаты, стараясь не шуметь. Её руки были заняты корзиной, поэтому дверь она захлопнула ногой. Вышло громче, чем ожидалось. Адалина поднялась с подушек, присматриваясь.

Облачённая в ночную сорочку, Жанна казалась ангелом: волосы цвета пшеницы струились по спине, а во взгляде плясали искры неподдельного интереса и решимости.

— Ну наконец-то, — проговорила Адалина и протянула руки к корзине. — Я уже думала не придешь.

Ещё со времен Академии девушки повадились ходить друг к другу после отбоя. Где бы они ни были: дома или в стенах учебного заведения, несколько часов перед сном они тратили на разговоры и украденную с кухни еду. Однако в этот раз Жанна решила обойтись не только съестным - что-то громко звякнуло внутри корзины. Это стопки ударились о стеклянную бутылку.

— Ох, смородиновая наливка! Катерина нас выпорет, когда обнаружит пропажу, — сказала Адалина и подтянулась на руках повыше, чтобы было удобнее расставлять принесенное добро на широкой тумбе.

Первым делом она повела рукой над свечами, отчего они тут же зажглись. Несмотря на белые ночи из-за туч и прошедшего дождя, в комнате было достаточно темно. Мягкий желтый свет красиво лег на лица девушек. Они улыбнулись друг другу и принялись опустошать корзину. Жанне удалось стащить и заливное, и икру, и сыр, и маринованные грибы, и хлеб. Всего понемногу.

— Наливай, — сказала гостья и легла на край кровати, на живот. Она начала болтать ногами, не отрывая взгляда от племянницы.

Адалина выполнила просьбу и протянула Жанне стопку. Они выпили, перебили сладость во рту икрой и посмотрели друг на друга.

— А теперь рассказывай, — потребовала Жанна с серьезным выражением лица.

Адалина вздохнула, зная, что от неприятного разговора ей не уйти.

— Признаюсь, я не знаю, с чего начать.

— С самого начала. Ночь впереди длинная. До обеда нас не хватятся. Ты мне сейчас за всё ответишь. За то, что бросила нас. За то, что выскочила замуж и ничего нам не сказала, — Жанна выглядела возмущенной. Её голубые глаза были широко открыты, Адалине стало неловко от обрушившейся на неё тирады. — Мы с Аркашей поклялись не разговаривать с тобой до конца жизни.

Ада засмеялась.

— Тогда почему ты здесь? — Она повела рукой в сторону тумбы и вопросительно изогнула бровь.

— Потому что соскучилась, — Жанна грустно улыбнулась.

На несколько секунд в комнате повисла тишина, а между девушками пролегла невидимая нить понимания и поддержки.

— Сначала так сначала, — сдалась Адалина и вновь наполнила стопки. — Ещё раз выпьем. Иначе я не выдержу…

В этот раз она решила не глушить свою боль зельем, а позволила себе её почувствовать. Ада делала так иногда, ей это было необходимо, чтобы помнить о том, что она жива. А сейчас, в присутствии Жанны, девушка не хотела скрываться. Хотела быть искренней и честной. Адалина одним махом выпила наливку, потянула носом воздух и села удобнее в изголовье кровати. Жанна подвинулась ближе, не скрывая своего интереса.

— Я не просто так выскочила замуж… Ты же не думала, что я оставила Давида ради неизвестного француза? — Ада по-птичьи склонила голову и продолжила: — У меня была серьезная причина для всего этого.

— Какая же?

Сузив глаза, девушка задумалась, решая, с чего ей начать нелегкий рассказ. Мысли путались, ведь столько всего произошло. Всё же стоило действительно вернуться в самое начало…

— Ты знаешь что-то о нашем проклятии?

Жанна нахмурилась и потянулась к хлебу. Отломила кусочек и недоуменно спросила:

— О каком ещё проклятии?

— Значит, не знаешь… — Адалина потянулась вперед и обвила запястье правой руки Жанны пальцами. Она указала на крошечную метку в форме пера, что четко выделялось на светлой коже. — Это не родимое пятно, Жанна. Это печать проклятия. И наложила его на нас первая жена нашего прапрадеда. Ты же знаешь, он бросил её с двумя детьми…

Гостья шире распахнула глаза. Адалина отпустила руку и вновь наполнила стопки. Очевидно, ей удалось удивить Жанну. Жаль, что в неприятном ключе. Они расправились с третьей порцией наливки, опустошили пиалу с грибами и повернулись друг к другу. Адалина набрала в грудь воздух и продолжила:

— Я узнала об этом перед выпуском. Когда приехала домой на выходные, чтобы сообщить всем... Знаешь, мне Давид предложил тогда замуж за него выйти…

— А-ах! — Жанна подскочила, уперлась коленями в одеяло и прикрыла рот руками. Девушка, между прочим,была на два года старше Адалины, а эмоции скрывала хуже ребенка, получившего подарок. — Не может быть, Ада. Святая Анна! Какого черта! Продолжай!

— Так вот, прабабка наша на смертном одре и сказала мне, чтобы не смела я жизнь портить Давиду. Что хороший он и семья у него уважаемая. А я, мол, могу погубить его.

— Чего это она удумала?

— Рассказала, что прокляты мы. Что её мать увела мужика из семьи. А Раиса Степановна, первая жена прапрадеда нашего, не смогла смириться с этим и прокляла наш род вплоть до седьмого колена. Вот так.

Жанна поморщилась, а потом рассмеялась, нисколько не переживая о том, что их могут услышать остальные домочадцы.

— Да ну тебя, — она махнула рукой и снова легла на живот, подперев лицо кулаком. Её щеки слегка раскраснелись от выпитого. — Очередные её байки.

— Не веришь? — Ада прищурилась. — А давай-ка подумаем, отчего же все женщины в нашей семье такие несчастные? Раиса Степановна так и сказала: «Не видать вам крепкой любви да счастья. Как мой мужик ушел, так и ваши уйдут, а родные помрут в одиночестве».

Жанна закусила губу, а Адалина подцепила длинный локон и начала наматывать его на палец. Она всегда так делала, когда о чем-то думала.

— Подумай, Жанночка. Где сейчас твой батюшка? В гробу, поди, переворачивается. — Адалина слегка захмелела от выпитого и оттого не стеснялась в выражениях. — Ты когда-нибудь видела бабушку счастливой? Вот и я не видела. Сколько и… измен она с рук ему спустила! — голос стал на октаву выше. Язык переставал слушаться. — А Толя? Бил он Лидку постоянно, сама знаешь. А мой папа́? — девушка остановилась, чтобы перевести дух. Она чувствовала, как контроль ускользает, а эмоции овладевают ей. — Чертов опиум! Я навещала его несколько лет назад… Ужасное зрелище, Жанна!

Жанна слегка изменилась в лице и подобралась повыше, чтобы перехватить руку Адалины и сжать её в ободряющем жесте.

— А Демьян наш? — продолжала Адалина. Демьяном звали её дядю - четвертого ребенка Марии. — Он вообще калека, к тому же пьёт, как черт.

— Да и Петька не лучше, — вставила Жанна, упоминая второго своего брата. — Ходит в подпольные заведения и проигрывает в карты наше наследство. Но Аркаша-то! С Аркашей-то все хорошо!

— Надеюсь, что так! — Ада икнула. — Где он сейчас?

— В морях…

— Женат?

— Нет.

Они замолкли и снова выпили. Веки постепенно тяжелели, но девушки и не думали расходиться. Жанна всё ещё не получила ответы на свои вопросы, потому устроилась на постели удобнее, не отпуская тёплой руки племянницы.

— Очень жаль всех. И нас, и мужиков всех наших. За Мишу обидно. Помнишь, как он катал нас маленьких на спине? — спросила Адалина, задумчиво глядя в стену напротив.

Миша - муж Арины, скончался через год после свадьбы. Дуэль никогда не была хорошим разрешением спора, но Миша этого так и не понял. Жанна вдруг всхлипнула и дрогнула всем телом.

— А ведь верно… — подрагивающим голосом сказала она, принимая всё то, что поведала ей Адалина. — Я об этом раньше не задумывалась. А ведь и Коля, кажется, того… Он в лечебнице уже несколько лет, сыновей к нему даже не допускают… Только Алину, и то она в оконце смотрит. А Жак твой… у-умер.

Адалина перевела взгляд на Жанну и почувствовала, как глаза её увлажнились. По щекам заструились слёзы, а приглушенное до этого ощущение потери вонзилось ножом в сердце. Захотелось спрятаться от мыслей, от воспоминаний и эмоций. Кричать, бежать. Что угодно, лишь бы не переживать боль снова. Адалина тяжело выдохнула и вырвала ладонь из теплых рук Жанны. Она поспешно вытерла щеки и, плохо скрывая волнение в голосе, сказала:

— Д-да, — ответ застрял в горле неожиданно обострившись до чего-то не узнаваемого. — И всё дело в проклятии. Я спросила о нём бабушку, но она приказала молчать. Говорила, что неправда всё это. Что Раиса не стала бы использовать черную магию, ведь это не законно. Поэтому я вышла замуж за Жака. Он мне обещал помочь с ним… его… снять. Да. Негоже юной и свободной девушке находиться в компании мужчины. Вот так он и стал моим сопровождающим. А Давиду я ничего не сказала. Я просто бросила его и…

Не договорив, Адалина схватила бутылку, которая была уже наполовину пуста, и щедро плеснула в стопки. Несколько капель пролилось на тумбочку.

— Так у тебя получилось? — Жанна в надежде посмотрела на Аду.

Та выпила и облизнулась. Ответ был очевиден.

— Печати всё ещё на месте, — Ада продемонстрировала своё запястье, которое в точности повторяло метку Жанны. — Так что нет. Ничего у меня не вышло… И я не знаю, что ещё можно сделать, чтобы прекратить это.

Ещё никогда разочарование не было таким болезненным, как в эту минуту.

— Мне так жаль… — шепнула ночная гостья и откинулась на подушки, касаясь головой плеча Адалины. — Но ты мне… ведь расскажешь, как ты пыталась? — голубые глаза закрывались против воли. Жанну клонило в сон.

— Расскажу, — кивнула девушка и зевнула. — Обязательно расскажу. И про русалочью долину, и очищающие воды, и про черного ворона… Спи, Жанночка. Завтра долгий день.

Адалина потянулась к тумбе и одним движением руки погасила свечи. Тучи за окном рассеялись. В дом потихоньку прокрадывался новый день.