Печень Героя: Хроники Алкоманта

Макс не просыпался от будильника. Будильники — это костыли для слабаков с нарушенными циркадными ритмами, для тех, кто вечером заливает в себя синий свет экранов, а утром пытается выскрести остатки серотонина из пустой черепной коробки.

Макс открывал глаза ровно в 4:30 утра. Без исключений. Без выходных. Без жалости.

Первое, что он почувствовал, — это пульс. Пятьдесят два удара в минуту. Идеальная брадикардия тренированного атлета. Он удовлетворенно кивнул потолку, сбросил с себя утяжеленное одеяло (для лучшей выработки мелатонина) и сел на кровати. Комната напоминала операционную или отсек космического корабля: стерильная чистота, очиститель воздуха тихо гудит в углу, на столе — батарея баночек с iHerb, выстроенная по росту и цветовой гамме.

— Доброе утро, храм, — прошептал Макс, обращаясь к своему телу.

Он встал и подошел к зеркалу. Из отражения на него смотрел восемнадцатилетний парень, высеченный из гранита, самодисциплины и полного отказа от радостей жизни. Кубики пресса были настолько четкими, что ими можно было тереть сыр (безлактозный, разумеется). Жировая прослойка — 4,5%. Это была опасная грань, за которой начинались галлюцинации о пончиках, но Макс держал оборону.

День предстоял великий. День городского полумарафона «Зеленое Будущее».

На кухне Макс приступил к священнодействию. Он достал блендер — свой верный Экскалибур в борьбе с энтропией. В чашу полетели ингредиенты, от названий которых у нормального человека случился бы приступ депрессии: шпинат, стебель сельдерея, спирулина (пахнущая, как носки Посейдона), семена чиа, замоченные в слезах девственниц, и, конечно же, главный калибр — органические ягоды годжи, собранные тибетскими монахами, давшими обет молчания.

Блендер взревел, перемалывая всё это в густую, болотно-зеленую жижу.

Макс перелил смузи в специальную эргономичную бутылку. На вкус это напоминало землю, смешанную с травой, которую уже кто-то ел, но вкус — это атавизм. Главное — нутриенты. Главное — эффективность.

— Ты то, что ты ешь, — напомнил он себе, глядя в окно на соседний балкон.

Там, на балконе третьего этажа, стоял его сосед, дядя Валера. В одной руке у дяди Валеры дымилась сигарета, в другой была банка дешевого пива. Время — 5:00 утра.

Макса передернуло. Он физически ощутил, как кортизол в крови Валеры разрушает сосуды, как этанол убивает нейроны, а никотин превращает легкие в старую губку.

— Биомусор, — тихо констатировал Макс, зашнуровывая кроссовки с карбоновой пластиной за триста долларов. — Ты умрешь в пятьдесят от инсульта, Валера. А я буду жить вечно.

Если бы он знал, насколько сильно ошибается в расчетах, он бы, наверное, попросил у соседа затяжку.

Стартовый створ марафона гудел, как улей. Тысячи людей в яркой синтетике прыгали, разминались и делали селфи. Макс смотрел на них с высоты своего эго.

Вон та девушка в розовом топе. Слишком много макияжа — поры забьются, теплообмен нарушится.

Вон тот парень с наушниками. Пьет изотоник из супермаркета? Серьезно? Там же сахара больше, чем в кондитерской фабрике. Инсулиновая игла, привет.

А эта группа толстяков в футболках «Бегу за пиццу»? Отвратительно. Они превращают спорт в фарс. Они бегут не ради здоровья, а чтобы оправдать свое чревоугодие.

Макс поправил напульсник. Его цель сегодня — не просто пробежать. Его цель — выбежать из полутора часов, сохраняя пульс в аэробной зоне. Это был не бег. Это была математика.

— На старт! Внимание! Марш!

Толпа хлынула вперед. Макс легко лавировал между «любителями», уходя в лидерскую группу. Ветер приятно обдувал лицо, кроссовки пружинили от асфальта. Он чувствовал себя машиной. Терминатором ЗОЖа.

Первые десять километров пролетели незаметно. Макс контролировал всё: каденс, вертикальные колебания, дыхание (два шага — вдох, два — выдох). Он был великолепен. Мир вокруг был лишь декорацией для его триумфа.

На пятнадцатом километре начался затяжной подъем на мост через реку. Это был самый сложный участок трассы. Дыхание многих бегунов сбилось, кто-то перешел на шаг. Слышались хрипы, стоны и чьи-то мольбы о воде.

Макс лишь усмехнулся. Слабаки. Гликоген в их мышцах исчерпан, а их митохондрии просят пощады. Но не у него. У него был план.

Он нащупал на поясе свою эргономичную бутылку с «Зеленой жижей бессмертия». Настало время подзарядки. Органические ягоды годжи должны дать мощный выброс антиоксидантов, чтобы подавить окислительный стресс.

Не сбавляя темпа (4 минуты 15 секунд на километр), Макс поднес бутылку ко рту.

Это требует мастерства — пить густой смузи на бегу. Но Макс тренировал этот навык месяцами. Он сжал пластиковые бока фляги, выдавливая в рот порцию питательной массы.

И тут Вселенная, которая до этого момента терпела его высокомерие, решила, что с нее хватит.

Одна ягода годжи.

Одна маленькая, сморщенная, дорогая, экологически чистая сушеная ягода. Блендер не перемолол её до конца. Она затаилась в зеленой жиже, как ниндзя в камышах.

Макс сделал вдох. Ягода, вместо того чтобы отправиться в пищевод и дарить здоровье, полетела прямиком в трахею.

Глаза Макса расширились.

Дыхание перекрыло мгновенно.

Рефлекс сработал, но неправильно. Вместо того чтобы остановиться и прокашляться, мозг, заточенный на результат, выдал команду: «НЕ СБИВАТЬ ТЕМП!».

Макс попытался вдохнуть, но ягода сидела плотно, как пробка в бутылке дорогого шампанского. Паника ударила в голову раскаленным молотом.

Рука дрогнула. Он сжал бутылку слишком сильно. Смузи фонтаном выплеснулось наружу — на его подбородок, на грудь, на дорогую футболку с влагоотведением и, самое главное, на асфальт прямо перед его ногами.

Нога в кроссовке за триста долларов наступила на лужу из перетертого шпината и сельдерея.

Карбоновая подошва, созданная для идеального сцепления с сухим асфальтом, оказалась бессильна перед склизкой органикой.

Макс поскользнулся.

Это было эпично. Если бы это снимали в замедленной съемке, это был бы шедевр кинематографа. Его ноги взлетели выше головы. Тело описало в воздухе дугу. Он напоминал гимнаста, который решил выполнить смертельное сальто, но забыл, как приземляться.

Он находился на самом краю моста, у низкого ограждения, отделяющего пешеходную зону от проезжей части снизу.

Инерция бега (14 км/ч) плюс инерция падения сделали свое дело.

Макс перелетел через перила.

В этот момент время для него растянулось.

Он видел небо — безумно голубое, чистое.

«Мой пульс... — пронеслась паническая мысль. — Смарт-часы зафиксируют резкий скачок. Статистика будет испорчена».

Он видел лица других бегунов, проплывающие мимо. На них был ужас. Один толстяк с пончиком на футболке раскрыл рот в беззвучном крике.

«Не ешь мучное...» — хотел крикнуть ему Макс, но ягода годжи надежно хранила обет молчания.

Полет длился секунды полторы.

Внизу, под мостом, проходила грузовая трасса. И именно в эту секунду, соблюдая дьявольски точное расписание судьбы, там проезжал грузовик.

Это был не просто грузовик. Это был открытый самосвал, который вез вторсырье на переработку.

Стеклотару.

Тысячи, десятки тысяч пустых бутылок из-под пива, водки, вина и дешевых портвейнов.

Зеленые, коричневые, прозрачные. Они звенели на кочках, исполняя симфонию алкоголизма.

Макс падал спиной вниз. Он успел перевернуться в воздухе и увидеть место своего приземления.

«Нет...» — пронеслось в его угасающем сознании. — «Только не это. Это же... не экологично».

Удар.

Хруст костей смешался со звоном бьющегося стекла. Это был самый громкий звук, который Макс когда-либо производил. Он рухнул прямо в центр кузова, погрузившись в острую, звенящую пучину чужих пороков.

Осколок от бутылки «Советского шампанского» пробил карман его шорт и воткнулся в смартфон, навсегда остановив таймер тренировки.

Другой осколок, от бутылки дешевой водки «Слеза комбайнера», вошел... впрочем, это уже не имело значения.

Боль была короткой и ослепительной.

Последнее, что почувствовал Макс перед тем, как тьма накрыла его, — это запах.

Не запах лаванды. Не запах озона после дождя.

Это был густой, сладковато-кислый, всепроникающий запах застарелого перегара, прокисшего пива и спиртовых остатков. Запах того самого «биомусора», который он так презирал.

Он умер, захлебнувшись собственной кровью, смешанной с каплями портвейна «777» на дне разбитой бутылки.

Ягода годжи так и осталась в горле, как последний, злой анекдот ЗОЖа.

Темнота наступила мгновенно. И в этой темноте не было света в конце туннеля. Там была только тишина и странное, нарастающее чувство... жажды.

— ...Эй, убогий! Ты живой или уже вонять начал?

Голос звучал глухо, будто через вату. Голова болела так, словно его мозг вынули, попрыгали на нем в грязных сапогах, а потом запихнули обратно, забыв пару деталей.

Макс попытался открыть глаза. Веки весили по тонне каждое.

«Где я? — мысль ворочалась медленно, как ленивец в сиропе. — Больница? Реанимация? Почему так пахнет прелой листвой и... чем-то кислым?»

Он с трудом разлепил глаза.

Над ним не было белого потолка палаты. Над ним колыхались кроны гигантских, незнакомых деревьев с фиолетовыми листьями. Солнце пробивалось сквозь листву, но свет был каким-то неправильным, слишком резким.

Макс попытался вдохнуть и закашлялся. Горло саднило.

— Ягода... — прохрипел он, хватаясь за шею. — Где... ягода?

Ягоды не было. Шея была целой. Руки-ноги двигались, хоть и с трудом.

Он приподнялся на локтях.

Он лежал в лесу. Но это был не тот парк, где проходил марафон. Трава была синей. Кусты шипели, когда на них садились странные стрекозы размером с ворону.

А прямо перед ним, на корточках, сидело нечто.

Существо напоминало гремлина, которого неделю кормили просроченными шпротами. Маленькое, сморщенное, с клочками грязной шерсти и огромным красным носом.

— Очухался, — констатировал гремлин, ковыряясь в зубах сухой веткой. — А я уж думал, сапоги с тебя снимать. Хорошие сапоги, хоть и странные. Из кожи молодого дермантина?

Макс уставился на свои ноги. Его любимые беговые кроссовки исчезли. Вместо них на ногах были какие-то тряпичные обмотки.

Он посмотрел на свое тело. Где компрессионная футболка? Где шорты?

На нем висела грубая, мешковатая рубаха из колючей ткани и штаны, которые держались на честном слове и веревке.

— Что за... — Макс попытался встать, но его повело.

Мир крутанулся вокруг оси. Его затошнило. Ноги подкосились, и он плюхнулся обратно в траву.

— Тсс, тише, болезный, — хихикнул гремлин. — Ты ж пустой, как барабан. Тебе заправиться надо.

Перед глазами Макса вспыхнул голубой прямоугольник. Прямо в воздухе.

Макс зажмурился и потряс головой. Прямоугольник не исчез. На нем белым по синему горели буквы:

[Внимание! Системная инициализация завершена.]

[Добро пожаловать в мир Алкоземи.]

[Пользователь: Максимилиан (Кай).]

[Класс: Алко-Паладин (неактивен).]

[Текущее состояние: КРИТИЧЕСКАЯ ТРЕЗВОСТЬ.]

— Что это? — прошептал Макс. — Галлюцинация? Черепно-мозговая травма?

Он начал читать дальше, и волосы на его (теперь почему-то небритых) руках встали дыбом.

[Статус тела:]

Сила: 3 (Вы слабы, как котенок-веган).

Ловкость: 2 (Координация нарушена отсутствием допинга).

Интеллект: 10 (Пока трезв, вы умны, но это вам не поможет).

Уровень интоксикации крови: 0.00 промилле.

[ДЕБАФФ: «Синдром ЗОЖника». Ваше тело отвергает реальность. Каждую минуту без алкоголя ваше здоровье уменьшается на 1%.]

[Осталось времени до смерти: 3 часа 12 минут.]

Макс перечитал последнюю строчку трижды.

— Без алкоголя? — его голос сорвался на визг. — Вы шутите? Я не пью! Я атлет! Я состою в клубе «Трезвая Россия»! Мой организм — храм!

Гремлин сплюнул и с жалостью посмотрел на него.

— Храм, не храм, а помрешь скоро, паря. Ты бледный, как смерть. На вот, хлебни. Может, полегчает.

Существо протянуло ему флягу. Старую, помятую, покрытую подозрительными пятнами флягу. Открытая горловина источала такой запах, что ягоды годжи в прошлой жизни показались бы амброзией. Это был запах самогона, настоянного на портянках и ненависти.

— Убери это! — Макс отмахнулся. — Мне нужна вода! Чистая вода! Изотоник! Где здесь ближайший магазин?

[Системное сообщение:]

[Попытка отказа от лекарства зафиксирована.]

[Наказание: Спазм икроножной мышцы.]

В ту же секунду левую ногу Макса свело дикой судорогой. Он взвыл и схватился за икру. Боль была адской.

— Ааа! Что за черт!

[Здоровье: 98%]

[Здоровье: 97%]

Таймер тикал.

— Пей, дурак! — рявкнул гремлин, насильно тыча флягу ему в лицо. — Это «Спотыкач» лесной выдержки! От всех болезней!

Макс задыхался. Судорога не отпускала. Перед глазами плыли красные круги. Логика, та самая холодная логика, которой он гордился, вдруг выдала парадоксальный вывод: «Если это галлюцинация перед смертью, то терять нечего. Если это реальность — я умру через три часа».

Его рука, дрожа, потянулась к фляге.

— Я... я засужу вас всех... — прошептал он. — Роспотребнадзор... узнает...

Он зажмурился, задержал дыхание (как учил тренер по плаванию) и сделал глоток.

Жидкость обожгла рот, словно он глотнул жидкого огня. Она провалилась в желудок тяжелым, горячим комом. Макса передернуло. Глаза полезли на лоб. Он закашлялся, ощущая вкус сивушных масел, бензина и чего-то сладкого.

Но затем...

Тепло разлилось по венам. Боль в ноге исчезла мгновенно. Сердце, которое до этого трепыхалось испуганной птицей, забилось ровно и мощно.

Цвета вокруг стали ярче. Фиолетовые листья деревьев вдруг показались не уродливыми, а загадочными. Гремлин перестал выглядеть как монстр и стал похож на забавного старичка.

Перед глазами снова всплыло окно:

[Принят «Лесной Самогон (Обычное качество)».]

[Эффект:]

+5 к Силе.

+10 к Харизме (Вам кажется, что вы красавчик).

-5 к Интеллекту (А кому он нужен?).

[Дебафф «Синдром ЗОЖника» снят на 30 минут.]

[Получен навык: «Пьяный уворот» (Ур. 1).]

Макс вытер губы рукавом. Он посмотрел на флягу с ужасом и... благодарностью?

— Боже... — прошептал он, чувствуя легкое головокружение. — Какая гадость.

— Ну вот, — ухмыльнулся гремлин, забирая флягу. — А ломался, как девка на сеновале. Вставай, «храм». Пошли в деревню. А то волки придут, а они трезвых больше всего любят. Мясо у них нежнее, говорят. Проспиртованное-то жесткое.

Макс встал. Его немного штормило. Ноги заплетались, но он стоял.

— Волки? — переспросил он, и язык его слегка заплелся. — А они... органические?

Гремлин захохотал и пошлепал по тропинке.

— Органические, органические. Еще какие. Пошли, чудо.

Макс вздохнул, бросил прощальный взгляд на небо, где две луны (одна розовая, другая зеленая) уже начинали восходить, и, шатаясь, побрел следом.

Его новая жизнь началась. И она обещала быть какой угодно, только не здоровой.