«Единственная социальная ответственность бизнеса
заключается в увеличении прибыли»
Милтон Фридман
Давным-давно, не в наше время, не в нашей стране, на закате цивилизации в 5008.456 году, в ультра инновационном технозазеркаленном бизнес-центре на 150-м этаже в центре холла, левее от лобби-бара в момент утреннего кофе красивый молодой человек со счастливым лицом и ухоженной щетиной, в розовой рубашке, заправленной в выглаженные брюки, рядом с красивым молодым человеком со счастливым лицом и ухоженной щетиной, в розовой рубашке, заправленной в выглаженные брюки, держит в правой руке картонный стаканчик с капучино с сердечком внутри.
— Вкусно.
— На первом этаже паренек лучше готовит.
— Согласен.
Из лифта выбегает совершенно изумленная, но красивая молодая девушка с увеличенными губами, на высоких шпильках, в белой шелковой блузке, длинной плиссированной юбке, с черной сумкой через плечо. Аромат пряного парфюма наполняет холл. Из открытых дверей лифта другие совершенно изумленные, но красивые молодые девушки с увеличенными губами, на высоких шпильках, в красной, бежевой, лиловой, бирюзовой блузках, в длинных плиссированных юбках, с черными сумками через плечо, наблюдают за происходящим в центре холла с открытыми от немого ужаса ртами, пока лифт не закрыл двери и не уехал совсем.
Очередь из завалившейся на барную стойку дамы средних лет в коротком алом платье, мачо в сером костюме, низкой девушки в брючном комбинезоне, тучного молодого человека в майке с надписью «LudaED», пожилого дяди с перегаром, в темно-синей спецовке, долго не заканчивается. Бариста согласен всем варить кофе.
— Жор, не знаешь, где айфон починить? Мой сдох совсем. Только меняла прошивку — ничего!
— Если верить часам, которые висят у нас в холле под потолком, время восемь пятьдесят. Но они конкретно опаздывают. Я однажды сдуру свою Швейцарию под них настроил, из-за чего на работу не к семи тридцати пришел, а к восьми, и, как назло, в этот день моя начальница меня подловила. Я ей тридцать минут доказывал, что ее часы врут и надо ориентироваться на швейцарское время, а не на ее! Как всегда, короче.
— Чертовы доморощенные ремонтники. Третий раз сдаю айфон, и никто же его починить не может. Не знаю, мож, Жор, к чертовой матери выкинуть этот и новый купить, китайский?
В центре холла недалеко от лобби-бара, под подвесными круглыми механическими часами, сразу напротив лифта, правее лестничного марша, на начищенной итальянской плитке с перламутровым отливом, без движения, с раскинутыми руками и ногами, с перекошенной на правый бок шеей, с кровавой лужей под головой, в одном ботинке, лежит женское тело в драповом пальто. Другой ботинок у лобби-бара. Никто не берет.
Двухметровый лысый мужчина с седой идеальной бородой, в черном костюме в светлую крупную клетку, и блондинка пенсионного возраста с увеличенными губами, натянутым лицом, в белом пиджаке и красных брюках-клеш, с одинаково сложенными на пузе руками, вдумчиво смотрят на тело.
— Аудиторы со своим годовым отчетом долбят с нас договор, а юристы уже год его проверяют, хотя из года в год одно и тоже с ними подписываем. Выглядим как какие-то дурачки. Каждый раз новые правки вносим. Неужели нельзя раз и навсегда зазумиться и согласовать все условия разом?
— У тебя на почте два макета на рекламу. Согласуй их поскорее. Реклама уже месяц висит, а я не могу разрешение никак получить.
Почти вплотную к телу стоит сильно накачанный молодой человек с длинной бородой, в серой матовой рубашке с коротким рукавом, с фиолетовым галстуком, в черных брюках со стрелками. Он держит в правой руке (с большим золотым кольцом с бриллиантами на безымянном пальце) большой черный смартфон и громко на весь холл говорит в него:
— Нет-нет-нет! Нам нужны эти документы, чтобы стартапнуть пилот на два месяца с этими компаниями! Они предоставляют нам лицензии на пэо! То есть тут цель обоих доков получить пэо в пилот нам на два месяца! Со своей стороны все ок, и скинь, плиз, свою последнюю версию дога для понимания, что у нас не зафиналено для тендера.
За сильно накачанным молодым человеком с длинной бородой, в серой матовой рубашке с коротким рукавом, с фиолетовым галстуком, в черных брюках со стрелками, стоят еще двадцать пять человек в разной одежде, разного происхождения, пола, роста, веса, возраста и расы.
Двадцать пять человек в разной одежде, разного происхождения, пола, роста, веса, возраста и расы стоят, говорят и наблюдают за обездвиженным женским телом в драповом пальто, с раскинутыми руками и ногами, с перекошенной на правый бок шеей, с кровавой лужей под головой, в одном ботинке.
— Привет, Леш. Что случилось?
— Да чего, блин, упала.
— Как упала?
— Да я не знаю как. Я тоже тут недавно стою. Но говорят — уже давно лежит.
— А что с ней?
— Говорят, плохо стало и упала.
— А скорую вызвали?
— Наверно.
— Так она жива?
— Наверно… сказали, дышит вроде. К ней Серега из эксплуатации подходил. Он бывший лекарь. Сказал, что грудь шевелиться, значит дышит.
— Пипец какой-то. А давно скорую вызвали?
— Давно уже. Уже вторую ждем. Первая сразу же уехала. Они же, прикинь, придурки, на маршрутке приехали с чемоданом одним на двоих. Без носилок, без ничего, нормально? Им даже давление ей нечем было мерить. Прикинь?
— Как так?
— Ну! Теперь другую детскую ждем.
— А почему детскую?
— У нас на районе других нет, оказывается, скорых. Я тоже об этом раньше не знал. Вот теперь знаю. Поэтому если что — вот так вот, как эта женщина будем всеми тут валяться.
— Пипец! А что с ней, неизвестно вообще?
— Говорят, тромб оторвался. Не дошла до рабочего места. А при падении расшибла себе затылок об кафель.
— Блин, так, может, ей помочь?
— Не, не надо. Врачи сказали ничего без них не делать и ничего не трогать.
— Понятно.
— Ты иди, чего стоять? Я постою еще, скорую подожду. Тебе сообщу потом, как чего тут. Ок?
— Ага. Представляешь, Леш, я сейчас перехожу дорогу, ну, которая от метро идет к нашему офису…
— Ну?
— Короче, я стою, жду, когда все машины на перекрестке проедут, а у нас тут, ты сам знаешь, какой дебильный перекресток, без светофоров, без зебры...
— Ну?
— Ну меня Наконечников берет и со всей силы под колеса толкает. Нормально?
— И-и?
— Я рухнула прямо на проезжую часть перед какими-то старыми «жигулями», как полная дура. Пипец, я испугалась.
— Да, тоже, блин, история. Чё это он?
— Мне кажется, он неравнодушен ко мне.
— Думаешь?
— Ну а зачем он тогда постоянно каждый день ко мне в кабинет приходит, трется возле меня, трогает?
— Мож, ему договоры от тебя нужны, которые ты все никак не согласовываешь ему по полгода?
— Не знаю… Не думаю… Навряд ли… Просто он так еще всегда смотрит на меня странно… Ладно, я в кабинет к нам пойду, а то уже время. Попозже приду.
— Наташка ругаться будет?
— Ага.
— Правда, что ли, она ругается на вас?