Пепел и лёд

Глава 1. Подвал на Мясницкой

Ночь была злая. Холодная, мокрая, с ветром, который словно нарочно заглядывал под воротник и бил по глазам мелкой ледяной пылью. Москва казалась вымершей. Ни машин, ни прохожих — только мигалки полиции отражались в мокром асфальте.

Леонид Громов остановил служебный «Форд» у тротуара и заглушил двигатель. Прямо перед ними — ветхий, заколоченный дом, с номером 14. Высокий, как башня, чёрный, как память, и пустой, как бутылка в руке бездомного.

— Проклятье, — буркнул он, натягивая капюшон. — Ты глянь на это место. Оно уже само кричит: "здесь что-то не так".

— А по мне, так оно молчит, — ответила Варвара Стрельцова, захлопывая дверь. — Гром, не паникуй заранее. Просто подвал и просто труп.

— Ты так говоришь, будто это у тебя не четвёртое дело с трупом за месяц, а экскурсия.

— У каждого свои способы держаться, — сухо сказала она. — Пошли.

Они пересекли двор. Сквозь разбитые окна дома дул сквозняк, пахло гнилью, плесенью и чем-то ещё… чем-то острым, металлическим, как запах крови, но странным.

На входе их встретил сержант.

— Подвал в глубине, через старый коридор. Пол скользкий, берегитесь. Судмед внутри, криминалисты работают.

— Кто нашёл тело? — спросил Громов, стряхивая с плеч дождь.

— Двое бездомных. Один — в шоке, второй — сбежал. Первый сейчас в машине скорой, бормочет что-то про «огонь внутри» и «голос в темноте».

— Начинается, — пробормотал Громов. — Ладно, пошли смотреть.

Коридор вёл в темноту. Стены дышали влагой. Каждый шаг отдавался глухим эхом. Свет фонарей вырывал из темноты гвозди, щели и облезлую краску, похожую на высохшую кровь.

Подвал был невелик. Комната, метров десять на десять, с одним-единственным окном под потолком, забитым фанерой. В центре — тело.

Точнее, то, что от него осталось.

— Скажи, что я сплю, — пробормотал Громов.

Человеческая фигура. Сгоревшая дотла. Пепел осыпался с рёбер, кости чернели. Череп смотрел в потолок пустыми глазницами.

Но комната... была нетронута.

Ни обгоревших досок, ни копоти, ни запаха. Даже паутина в углу висела нетронутая.

— Это невозможно, — сказала Варвара. — Если бы здесь был огонь, мы бы сгорели вместе с этой комнатой.

— Судмед что говорит? — спросил Громов.

— По первым прикидкам — тело сгорело изнутри. Внутренние ткани — обуглены. Внешне — как будто поджарили изнутри. Ни следов бензина, ни ускорителей горения.

Громов присел на корточки, разглядывая останки.

— Такое я видел один раз. В девяностых. Там парень взорвался на подпольной лаборатории. Только тогда и стены разворотило. А тут — чисто. Словно кто-то хотел, чтобы мы увидели это так.

Варвара подошла к столу у стены, где лежал обгоревший клочок куртки.

— Карман. Документы. Обгорели частично, но вот имя...

Она прочитала:

— Николай Ерёмин.

Тишина затянулась. Даже капли с потолка прекратили своё капанье.

— Гром? Ты что, знаешь его?

Он медленно поднялся, лицо его потемнело.

— Знаю. Или... знал. Он пропал четырнадцать лет назад. Был в деле о чёрном донорстве. Продавали органы — не где-нибудь, а в частных московских клиниках. Дело заглохло. А Ерёмина объявили в розыск. Но он просто исчез.

— Мой отец тогда тоже вёл это дело, — сказала Варвара. — Последнее, перед смертью. Он погиб при странных обстоятельствах. Пьяный выехал ночью в лес и врезался в дерево. Только вот он не пил. Никогда.

Громов тяжело выдохнул.

— Что-то мне подсказывает, Варя, что Ерёмин не сам сюда пришёл умирать. И не сам загорелся.

— Думаешь, нас втянули?

Он молча кивнул.

— Игра началась.

Глава 2. Имя из прошлого

На следующее утро город утонул в серости. Москва дышала бетонной хмарью, как будто и сама не хотела вспоминать, что произошло ночью.

Кабинет №412 в здании ГУВД на Петровке напоминал убежище охотника: на стенах — фотографии с мест преступлений, на доске — схемы связей, в углу — кофеварка, над которой висело табло с надписью от руки: «Если ты это читаешь — налей всем».

Громов стоял у доски, держа в руке чашку кофе и смотрел на выцветшую фотографию 2011 года.

— Вот он, — сказал он, не оборачиваясь. — Ерёмин. Второй слева. А это — следователь Стрельцов. Твой отец.

Варвара молчала. Она стояла у окна, сжимая в руке старую папку — архивное дело, доставленное по её просьбе из подвала. На обложке: «Дело №014-К. Ерёмин Николай, исчезновение. Приостановлено».

— Он тогда настаивал, что Ерёмин был ключом, — тихо сказала она. — Я была подростком, но помню, как отец сидел ночами. Шептал с кем-то по телефону, уходил в ночь, прятал бумаги. Потом — авария. Следствие списали на алкоголь, но я знала, что это ложь.

— Вопрос не в том, что он знал, — пробормотал Громов. — А в том, кому было нужно, чтобы он замолчал.

Он выдернул из папки листок, приложил рядом к доске.

— Вот показания свидетеля — фельдшера. Он утверждал, что видел, как Ерёмина увозили не в полицию, а в карету частной клиники. Только эту часть дела тогда отрезали. Сказали — «ошибка, не подтвердилось».

— А как ты вообще получил копии? — спросила она. — Эти материалы же удалили.

Он усмехнулся.

— Я тогда был зелёным опером. Но знал, что дело воняет. Скопировал всё себе — на случай, если что-то всплывёт.

— Ну вот и всплыло, — сказала Варвара и щёлкнула папкой. — Труп, обугленный до костей, и имя, которое должно было быть забыто.

---

Они не успели вернуться к делу — зазвонил внутренний телефон. Варвара сняла трубку.

— Стрельцова.

— Вам стоит это увидеть, — голос криминалиста звучал напряжённо. — Мы получили результаты экспертизы с места пожара. Вернее, с "непожара".

— Что-то интересное?

— Очень. Ни одна поверхность, ни один предмет в подвале не подвергался термической обработке. Даже пыль не сдвинута.

— А тело?

— Обуглено изнутри. Но это не термический ожог. Это... разрушение тканей на молекулярном уровне. Как будто их кто-то… выжег изнутри. Без внешнего воздействия.

Наступила тишина.

— Такое вообще возможно? — спросила она.

— Нет, — ответил эксперт. — Но это произошло.

---

Вечером они снова встретились в архиве.

— Смотри, — сказала Варвара, показывая вырезку из газеты. — 2011 год. Статья, которую удалили из интернета, но я нашла копию в бумажной подшивке.

> «Исчезновение ключевого свидетеля по делу о трансплантации. Николай Ерёмин, предполагаемый курьер, перед исчезновением посещал частную клинику "Регенезис", где якобы проводились неофициальные опыты на людях.»

Громов поднял глаза.

— "Регенезис". Ты слышала о ней?

— Нет. И я копала сегодня в реестре — такая клиника закрыта. Но есть одна деталь: среди учредителей — человек по фамилии...

Она замолчала.

— Кто? — спросил он.

— Олег Стрельцов. Брат моего отца.

---

— Значит, твой дядя... был соучредителем подпольной клиники? — произнёс Громов, как приговор. — А потом просто исчез из страны?

— Нет, — покачала она головой. — Он не исчез. Он жив. Я видела его на похоронах отца. Через год. Сидел в машине и смотрел, не выходя.

— Варя... ты понимаешь, что это уже не просто дело?

Она кивнула.

— Это всё, что осталось от моего отца.

Глава 3. Комната 313

Клиника №9 на окраине Москвы была похожа на остаток советского прошлого, который забыли снести. Высокий бетонный забор, колючая проволока, облупленные стены, тусклый свет в окнах.

Никаких вывесок. Только над входом старая табличка: "Психоневрологическое отделение №9. Посторонним вход воспрещён."

— Знаешь, Варя, — пробормотал Громов, — если бы мне платили каждый раз, когда улики ведут в подобное заведение…

— Ты бы всё равно был беден, — парировала она. — Потому что такие места всегда врут.

Их встретил врач — худощавый мужчина лет пятидесяти с седыми висками и взглядом, в котором читалась усталость.

— Пациент поступил в 2011 году, — сказал он, перелистывая карту. — Его привезли на скорой из частной клиники, без документов, без сознания. В себя пришёл через два дня, но с тех пор — молчит. Не говорит, не пишет, не отвечает. Только рисует. Одни и те же сцены. Маски. Люди без лиц. Огонь.

— Имя? — спросила Варвара.

— Нам его так и не удалось установить. Но судя по следам на шее и внутренним рубцам — над ним проводили что-то вроде хирургических экспериментов. Результаты — неофициальные, нетипичные.

Они шли по длинному коридору, тускло освещённому лампами дневного света. Пол скрипел. Ветер за окном выл так, будто кто-то стонал.

— Он в 313-й, — сказал врач. — Но я предупреждаю: он не говорит. Не двигается. Только смотрит. И рисует.

---

Комната 313.

Дверь с облупленной краской. Маленькое окно под потолком, зарешеченное. На полу — матрас, стол, стул. Стены исписаны углём. И в каждой сцене — безликие фигуры. Люди в белых халатах. Маски из костей. И всегда — в центре чёрный силуэт в огне.

Он сидел в углу. Бледный, худой, почти прозрачный. Руки чёрные от угля. Глаза — пустые, серые, как утопленник.

Варвара подошла медленно.

— Привет. Меня зовут Варя. Это — Громов. Мы… пришли, чтобы понять, что с тобой случилось.

Молчание.

— Мы знаем, что ты был в «Регенезисе». Мы нашли тело Ерёмина. Он сгорел. Как ты рисуешь.

Он не отреагировал.

— Твой рисунок, — сказала она, указывая на стену. — Это он?

Мужчина медленно повернул голову. Впервые. Его глаза остановились на ней. И он — прошептал:

— Он... вернулся.

Тишина сгустилась. Даже лампа в коридоре заморгала.

Громов напрягся.

— Кто "он"? Ты можешь сказать?

Мужчина дрожал. Он взял новый кусочек угля и на стене, поверх всего, медленно начал выводить слово.

СТРЕЛЬЦОВ

Они замерли.

— Это твой отец? — прошептал Громов.

— Нет... — Варя побледнела. — Это не мой отец. Это... кто-то, кто взял его имя.

Мужчина начал дышать чаще. Сердечный монитор на стене запищал. Он прижался к стене, и с его губ сорвались ещё два слова:

— Он... живой.

В этот момент в комнату вбежали врачи.

— Отойдите! У него приступ!

Пациента уложили на койку. Он не сопротивлялся. Только смотрел прямо в глаза Варваре. А потом прошептал:

— Найди... маску...

И отключился.

---

Они вышли в коридор. Варвара дрожала.

— Мой отец умер. Я была там. Видела тело.

— Ты была на похоронах. Но тело было в закрытом гробу, — напомнил Громов. — Может, это был не он?

— Или кто-то… стал им.

---

Где-то в городе, в комнате без окон, человек в белом халате стоял перед витриной. Там лежала костяная маска. Старая. Потемневшая.

Он взял её в руки и прошептал:

— Они начали искать. Надо, чтобы они нашли только то, что я захочу показать.

Он надел маску.

И исчез в темноте.

Глава 4. Костяная маска

Москва становилась всё мрачнее. Будто сама городская архитектура начинала ощущать, что кто-то копает слишком глубоко. Неоновые вывески тускнели, лампы во дворах мерцали, даже воздух становился тяжелее.

Громов и Варвара сидели в машине на Арбате, глядя на здание с закрытым фасадом. Внизу — неприметная дверь, с кодовым замком и камерой. Над ней — табличка: "Клуб Чёрных Искусств". На деле — элитный подпольный клуб, куда вход только по приглашениям, и где, по слухам, проводились… странные мероприятия.

— Думаешь, они что-то знают? — спросила Варвара.

— Думаю, они всё знают, — мрачно ответил Громов. — Особенно те, кто прячется за костяными масками.

Он протянул ей тонкий, глянцевый пропуск.

— Информатор помог. Ты — журналистка с фальшивым именем, я — коллекционер оккультного антиквариата. Внутри не спрашивай слишком много, просто смотри.

---

Клуб оказался как будто вырезанным из другого мира. Тусклый свет, бархатные стены, запах ладана и дорогого табака. По залу ходили люди в вечерних костюмах и... масках.

Некоторые были простыми — венецианские, с позолотой. Но были и другие. Костяные. Грубые. Из настоящих фрагментов черепа. Лица без лиц.

— Смотри, — прошептала Варвара. — Вон тот. Маска как у пациента в палате 313.

— Вижу, — ответил Громов. — Пошли за ним.

Мужчина в костяной маске прошёл вглубь клуба и исчез за бархатной шторой. Они последовали за ним. За шторой — спиральная лестница вниз. Каменные стены, свечи, гулкое эхо.

На нижнем уровне — каменный зал. Как старинный склеп. В центре — стол, на нём — металлический поднос, а на нём лежала…

— Маска, — прошептала Варвара. — Та самая. Из костей. Но… не просто маска.

Вдруг свет погас.

— Назад! — крикнул Громов, доставая пистолет.

— Добрый вечер, гости, — раздался голос из темноты. Холодный, низкий, спокойный.

— У нас редко бывают детективы. Тем более те, чьи семьи были частью всего этого.

Вспыхнул свет. Перед ними стоял человек. В тени. В маске. Костяной. С гладкими вставками, полированными, будто маска была сделана с любовью.

— Кто вы такой? — спросил Громов.

— Я? Я — хранитель огня, — ответил он. — А вы пришли в чужую игру. Хотя на самом деле вы в ней с самого начала.

— Стрельцова… ты ведь думаешь, что твой отец был жертвой?

Маска наклонилась.

— Он был одним из нас. До самого конца.

Варвара побледнела.

— Лжёшь.

— Тогда почему его подпись стоит на протоколах вскрытия Ерёмина? Почему его имя стоит под бумагами «Регенезиса»?

Громов шагнул вперёд, прицелившись.

— Снимай маску.

— Не стоит. Всё, что ты увидишь — это прошлое. И себя.

Тот бросил что-то на пол — вспышка, дым, мгновение — и исчез.

Когда дым рассеялся, осталась только маска. На столе. И записка:

> "Следующий — ты, Варвара. Огонь в тебе уже горит."

---

— Думаешь, он говорит правду? — спросила она позже, когда они стояли у машины.

— Не знаю, — ответил Громов. — Но если твой отец действительно был частью этого… мы должны узнать всё. Потому что правда теперь важнее боли.

Варвара сжала кулак.

— Тогда идём до конца.

Глава 5. Звонок из прошлого

Ранним утром Артём сидел на кухне, размешивая ложкой в остывшем кофе. Он почти не спал. Образ «сожжённой комнаты» не давал покоя. Картинка выжженного до кирпича потолка, обугленного пола и тела в позе, будто человек сгорел заживо стоя, вросла в сознание.

На экране телефона мигнул неизвестный номер.

— Артём Долгов, — ответил он устало.

— Вас не отпустят, — раздался хриплый женский голос. — Пока не раскопаете правду. Но берегитесь — кто-то следит. Всегда.

— Кто это?

— …Пепел знает всё. Лёд хранит молчание. Остальное — ваше дело, детектив.

Клик. Гудки.

Артём не успел задать ни одного вопроса. Он записал номер, но, как и ожидал, при перезвоне услышал короткое «номер не существует».

Спустя десять минут раздался стук в дверь. На пороге стояла Лиза — бледная, со взъерошенными волосами и тревожным взглядом.

— Я… я думаю, я нашла что-то. Помнишь обгоревшее письмо на месте пожара?

— Конечно.

— Я восстановила часть текста. Там упоминается дата — 1998 год, адрес — улица Кольцова, 3. И подпись: «Проект "Лабиринт".»

Артём застыл. Это слово он слышал однажды — в досье по делу двадцатилетней давности, которое засекретили и заперли в архиве полиции. Тогда было сказано, что «Лабиринт» — это или культ, или программа контроля сознания, связанная с пожаром в одной из психиатрических клиник.

— Мы едем туда, — сказал он, поднимаясь. — Сейчас.

— Куда?

— На Кольцова, 3. Посмотрим, что прячется за стенами прошлого.

Лиза на секунду задумалась.

— Только… ты не чувствуешь, что за нами следят?

Он посмотрел в окно. На противоположной стороне улицы стоял человек в сером плаще. Он не двигался. Не курил. Просто смотрел на их дом.

Артём крепче сжал чашку. Пальцы обожгло горячим стеклом. Он выдохнул:

— Кажется, игра началась по-настоящему.

Глава 6. Дом на Кольцова, 3

Улица Кольцова оказалась странно тихой. Старые двухэтажки стояли, как застывшие стражи ушедшей эпохи. Асфальт растрескался, деревья склонились, будто пытались что-то прошептать прохожим. На доме номер 3 не было таблички. Только облупившаяся краска на двери и замок, вырванный когда-то давно.

— Готова? — спросил Артём, взглянув на Лизу.

— Нет. Но пойдём.

Они вошли.

Внутри пахло плесенью, гарью и… чем-то ещё. Старым. Застывшим. Воздух был тяжёлым, словно стены хранили дыхание тех, кто умер здесь десятилетия назад.

— Здесь когда-то была психиатрическая клиника, — прошептал Артём. — Официально закрыта после пожара в 1998 году. Но в отчётах нет ни фамилий пациентов, ни причин возгорания.

Они двинулись по тёмному коридору. Фонарик выхватывал детали: детские рисунки на стенах, оборванные провода, исписанный мелом пол. Надписи были странными:

> «Пепел видит»,

«ОНИ ПРИДУТ, ЕСЛИ СПИШЬ»,

«Слушай шёпот зеркал».

На стене, рядом с зарешеченной дверью, была глубокая царапина: ЛАБИРИНТ.

— Артём, — Лиза указала на дверь. — Там кто-то есть.

Он приложил ухо. Сначала — тишина. Потом... тихий, царапающий шорох. Затем голос. Детский, высокий, чуть дрожащий:

— Мама?.. Мне холодно… Где ты?

Лиза замерла.

— Это... запись?

Артём медленно открыл дверь. Внутри была небольшая палата. На полу лежала детская кукла — без глаза. В углу стоял старый магнитофон, шипящий и потрескивающий.

— Это не может работать после двадцати лет... — пробормотал он, подходя.

Магнитофон хрипло заговорил сам собой:

> — Пациент 17. Возраст — семь. Реакция на стимул: сильный страх, переходящий в ступор.

— Запись номер восемь. Тема: Переход.

— "Если ребёнок найдёт путь — он останется. Если нет — исчезнет".

Потом — щелчок. Магнитофон выключился. Сам.

В этот момент по зданию прокатилась волна холода, как будто дом выдохнул. Артём почувствовал, как что-то задело его плечо. Он резко обернулся.

Позади — никого.

Но на стене, там, где раньше был белый облезлый гипс, проступило новое слово. Оно появлялось, как будто изнутри стены: ДОЛГОВ.

Он смотрел на своё имя, выцарапанное, как ножом.

— Они знают, что ты здесь, — сказала Лиза дрожащим голосом.

Артём вздохнул.

— Хорошо. Тогда пусть они знают: я не уйду, пока не открою всё.

Глава 7. Подземный архив

Сигналы навигатора оборвались, как только Эмма и Даниил спустились по металлической лестнице, ведущей под старый водонапорный завод. Влажный воздух обволакивал, пахло ржавчиной, плесенью и… старыми книгами?

— Это что, библиотека? — прошептала Эмма, включая фонарь. Свет выхватил из темноты стеллажи с папками, стопками архивных коробок и пыльными ящиками.

— Архив. Видимо, закрытая часть заводского управления, — пробормотал Даниил, присаживаясь возле металлического шкафа с табличкой: «Проект “Мезозим” – конфиденциально».

Внутри — аккуратно сложенные документы, схемы, фотографии. Некоторые страницы пожелтели от времени, на других стояли грифы с датами — 1997, 2003, 2015...

— Смотри сюда, — Эмма разложила на ящике карту туннелей под городом. Один из маршрутов вёл прямиком от того самого сгоревшего подвала на Песчаной улице к заводу.

— Вот почему на теле того парня были следы угля, а не строительной пыли. Он не погиб в доме — его туда принесли, — тихо сказал Даниил.

— И судя по вот этим схемам, — Эмма показала на чертёж с обозначенными «капсулами хранения», — здесь что-то хранили. Что-то, связанное с тем проектом… «Мезозим».

Даниил пролистал страницы с фотографиями — под стеклом лежали снимки замёрзших тел, лабораторных блоков, инкубаторов. Внизу подпись: «Состояние стабильно. Уровень регенерации — 63%».

— Это не просто исследование… Это эксперименты. И, похоже, кто-то хочет, чтобы они остались незавершёнными, — произнёс он.

Из темноты раздался шорох. Фонари метнулись вглубь архивного тоннеля.

Кто-то за ними наблюдал.

Глава 8. Те, кто остались

Тусклый свет фонарей выхватывал лишь несколько метров вперёд, остальное утопало в вязкой тьме. Шорохи усиливались — будто кто-то скребся по бетонному полу, цепляя обувью о гравий. Эмма прижалась к стене, крепче сжав в руке металлический прут, подобранный в коридоре. Даниил достал пистолет.

— Назад! — резко крикнул он в пустоту. — Мы вооружены!

Ответом была тишина. А потом — тихий стон. Дальний, едва различимый, он будто эхом пронёсся по тоннелю.

— Это был человек, — прошептала Эмма.

— Или что-то, что когда-то было человеком, — мрачно добавил Даниил.

Они пошли вперёд, вдоль облупленного бетонного коридора. По краям стены были исписаны мелкими надписями — «314-й, не забудь отчёт», «Не буди их», «Мы уже не люди».

— Господи… — Эмма остановилась у двери с замком, висящим на одной петле. На табличке было выгравировано: «Изолятор. Серия 5. Объекты – нестабильные».

Внутри — ржавые койки, пятна крови на кафеле, разбитое зеркало. И в углу — детская мягкая игрушка, облепленная плесенью.

— Они держали тут людей, — Эмма едва дышала. — Кто-то их запирал. Как в лаборатории.

Даниил подошёл к стеклянному окну смотровой. За ним — длинный зал с капсулами. Некоторые были вскрыты. Внутри — тела. Без движения. Но и без признаков разложения.

— Это они… те, кто был в списках проекта. Их заморозили. Замедлили смерть, — проговорил он. — Но зачем?

И тогда раздался звук.

Скрежет металла. Позади. Дверь, через которую они вошли, с глухим щелчком закрылась.

Они обернулись — в тени стояла фигура. В капюшоне. Лицо скрыто. Но из-под капюшона сверкали два глаза — мертвенно-жёлтых.

— Вы не должны были сюда спускаться, — раздался хриплый голос. — Теперь вы — часть проекта.

Глава 9. Ложь под землёй

— Кто ты? — Даниил прижал Эмму за спину, пистолет навёл на фигуру.

— Тот, кто всё видел. Кто остался, когда остальные убежали. Когда лабораторию закрыли, — голос был будто механическим, словно через искажённый фильтр. — Меня не выпустили. Но я помню всё.

— Ты... сотрудник? — спросила Эмма.

— Был, — раздался короткий смешок. — Пока они не начали эксперименты на нас самих.

Фигура шагнула вперёд — и свет фонаря выхватил обезображенное лицо: полумаска из металла, швы, затянутые грубой проволокой, кожа покрыта струпьями. Лицо человека и машины одновременно.

— Это было не лечение. Это был контроль, — он указал на капсулы. — Они тестировали поведение, внушение, наркотики, вирусы, электроды. Людей переписывали, ломали, создавали «новых». Я должен был быть доктором. Я стал номером. 9-13.

— Это ты закрыл за нами дверь? — Даниил сделал шаг вперёд.

— Чтобы вы поняли, — прорычал он. — Здесь не было случайностей. Ваш отец, Эмма, знал об этом. Он был координатором по объекту 5. Он знал, что выжившие всё ещё здесь. Он хотел закрыть проект, но было поздно.

Эмма стиснула зубы. Губы задрожали.

— Ты лжёшь.

— Проверь его кабинет. Там, наверху. Под книгами. Есть документы. Код — 313.

У неё защемило сердце. Это был номер последнего пациента, о котором говорил отец в записях.

— Почему ты нам помогаешь?

Фигура замолчала на секунду. Затем медленно произнесла:

— Потому что я больше не человек. А они… они хотят выбраться. Ты должна решить: открыть двери… или запереть их навсегда.

Из глубины зала раздалось тяжёлое дыхание. Шаг. Ещё один. Что-то крупное двигалось в сторону капсул.

— Уходите. Пока не поздно, — сказал он и исчез в темноте.

Даниил схватил Эмму за руку. Они бросились назад — в сторону старой лестницы, ведущей на верхние уровни, туда, где, возможно, ещё осталась правда.

Глава 10. Код 313

Они вылетели из подземного зала, будто за ними гнался сам ад. С каждым шагом вверх по ржавой лестнице сердце Эммы колотилось всё сильнее — не только от страха, но и от слов того, кто назвался номером 9-13. «Твой отец знал…»

Наверху всё казалось странно тихим. Старое здание лаборатории словно вымерло. Пыль, обугленные стены, ветер за окном — и тишина, как перед бурей.

Они добрались до кабинета Виктора Линдта, её отца. Он выглядел точно так, как на старых фотографиях: кожаное кресло, полки с медицинскими книгами, письменный стол. Но теперь, спустя столько лет, всё было покрыто серой пылью и паутиной.

— Под книгами, — прошептала Эмма, подойдя к одной из полок. Руки дрожали.

Даниил помог. Они сдвинули тома по психиатрии, и под одним из них обнаружился небольшой люк — замаскированный сейф.

— Код 313… — Эмма набрала цифры.

Щелчок.

Внутри — пачка пожелтевших документов, старый диктофон, флешка и фотография: её отец в белом халате, рядом с ним трое человек. Один из них — тот самый 9-13, но ещё с нормальным лицом. Подпись на обороте: «Проект “Идентификация” — 1993».

— Что это… — Эмма открыла первую страницу. Заголовок гласил: «Протоколы нейроперезаписи. Тестовые субъекты: пациенты 301–313».

Там были подписи врачей, схемы мозга, детали о манипуляциях с памятью, личностью, эмоциями. Проект создавал искусственные личности — подчинившихся, бесчувственных, готовых исполнять приказы.

— Здесь сказано… — Эмма судорожно перевела взгляд. — Пациент 313… изначально была женщина. «Э.К.Л.»… Это мои инициалы.

Даниил посмотрел на неё с ужасом.

— Эмма… ты думаешь…

Она отшатнулась, как от удара. Руки обмякли, бумаги упали на пол.

— Это невозможно… Я… Я не могла быть пациентом. Я ведь… нормальная…

— А если нет?

Она посмотрела на диктофон. Он был старый, но ещё работал. С дрожью нажала «Play».

Голос её отца, уставший, тихий:

> «Сегодня — последний день проекта. Я не могу больше. Я не смог уберечь Эмму. Они сделали с ней это. Я пытался вернуть её, очистить память, оставить только лучшее… но теперь она даже не помнит, кто она. Может, это и к лучшему. Пусть живёт, не зная. Простите меня».

— Он… стер мне память… — прошептала Эмма, и в её глазах впервые появился страх не перед монстрами, а перед собой.

— Мы должны сжечь всё это, — сказал Даниил твёрдо. — Прямо сейчас.

Но в этот момент где-то внизу вновь послышался грохот. И шаги. Много шагов.

Что-то шло наверх. И оно уже знало, что они нашли правду.

Глава 11. След под снегом

Ветер усилился, и в окно кабинета стучались снежные хлопья, как будто кто-то неотступно хотел пробраться внутрь. Алексей стоял у карты города, на которой он и Марина отмечали уже известные адреса, зацепки и маршруты. Последняя находка – ключ с выгравированной цифрой "11" – не давала покоя. Но куда он вёл?

– У меня ощущение, что мы упускаем что-то очевидное, – тихо сказала Марина, заходя в кабинет с двумя чашками кофе. – Всё время крутится одно и то же, но как будто в зеркале. Не видишь самого простого.

– А если это и есть ответ? – Алексей повернулся. – Всё это... Зеркальный клуб, отражения, двойники. Может, мы смотрим не туда?

Он указал на карту, где метки образовывали странную фигуру. Если соединить их нитями, получалась... восьмёрка. Или бесконечность?

– Ты думаешь, это не просто совпадение?

– Думаю, это маршрут. Он ведёт по кругу, но с каждой петлёй ближе к центру. А в центре – "Зеркало".

Марина подошла ближе.

– Это же старое здание прачечной на углу Комсомольской и 9 Января. Оно давно закрыто.

– Вот именно. И именно туда ведут все следы. Но, – Алексей нахмурился, – я проверял – здание опечатано. Официально.

Марина кивнула.

– Тогда действуем неофициально.

Через час они уже стояли перед заржавевшей металлической дверью с облупившейся табличкой: «Прачечная №3». Под снегом почти невозможно было различить следы, но Алексей заметил едва различимую вмятину в снегу — словно кто-то стоял здесь недавно, слишком долго, нерешительно.

Он вытащил ключ с цифрой "11", глубоко вдохнул и вставил в старый замок.

Щелчок.

Марина на мгновение прикрыла глаза. За этой дверью их ждало нечто большее, чем преступление. Тайна, к которой они шли сквозь кровь, лёд и пепел.

Глава 12. Зеркало

Старая дверь с глухим стоном поддалась, и прохладный, сыро-плесневелый воздух хлынул в лицо. Внутри царил полумрак. Где-то капала вода. Стены были покрыты грязными зеркалами — в рост человека, в рамке, без рамки, с трещинами. Казалось, что пространство многократно повторялось, и каждое отражение жило своей, отдельной жизнью.

Марина на секунду задержалась у входа.

— Ты это чувствуешь? — прошептала она.

— Как будто... — Алексей кивнул. — Нас кто-то уже видит.

Они вошли. Под ногами скрипнуло стекло — осколок разбитого зеркала. Свет фонарика выхватывал детали: скамейки, старые корзины для белья, заплесневевшие стены. И — кровь. Засохшие, старые пятна в углу. Здесь кто-то был. Или остался.

Алексей провёл рукой по одной из рам. На пыльной поверхности кто-то недавно оставил отпечатки пальцев.

— Кто-то приходил сюда… Совсем недавно.

Марина подошла к одному из целых зеркал. В отражении — всё то же, что и в комнате, кроме одного: в зеркале Алексей стоял один. Её отражения не было.

Она отшатнулась.

— Алексей...

Он посмотрел. И замер.

— Что за... — Он медленно повернулся. — Марина, отойди.

Она сделала шаг назад — и зеркало отразило её снова. Но теперь её глаза были тёмными, пустыми, словно выжженными.

В этот миг зеркало треснуло. Прямо посередине.

Из глубины зала раздался шорох. Как будто кто-то босыми ногами шёл по кафельному полу. Потом — ещё один. Быстрее. Ближе.

Из-за перегородки вышел человек. Высокий, в старом сером пальто. Его лицо... нет, его лица не было. Только гладкая, зеркальная маска.

— Кто вы? — выкрикнул Алексей.

Человек в маске молча поднял руку. На пальцах — перчатки. На одной ладони — татуировка в виде восьмёрки.

Зеркала вокруг начали дрожать, искажать пространство. Казалось, реальность уходит из-под ног.

Марина вцепилась в руку Алексея:

— Это он. Это тот, кто за всем стоял.

— Нет, – прошептал Алексей. – Это только отражение. Настоящее — ещё впереди.

И тогда зеркальный человек сделал шаг к ним — и исчез, растворившись в отражении. А за ним открылся проход. Чёрный, будто ведущий внутрь самого зеркала.

— Ты готов? — спросила Марина.

— Уже давно.

Глава 13. Ветер с улицы Морозова

Они стояли перед старым, полуразвалившимся особняком на улице Морозова — последний адрес, связанный с исчезнувшим программистом Антоном Шиховым. Именно отсюда, согласно телефонным метаданным, он звонил за три дня до своего исчезновения.

— Ты уверена, что хочешь туда идти без ордера? — нахмурился Артём, придерживая пистолет под курткой.

— В случае, если мы его не найдём, он так и будет числиться "пропавшим без вести", — холодно ответила Виктория, доставая отмычку из внутреннего кармана. — У нас нет времени на бюрократию. Внутри может быть всё, что угодно.

Они вошли через заднюю дверь. Сквозняк ударил в лицо влажным, гнилым запахом — смесь сырости, плесени и чего-то ещё... более органического. Дом был мёртв, как и всё, что в нём находилось: обшарпанные стены, выбитые окна, чёрные пятна на полу.

— Смотри, здесь явно кто-то жил. — Артём указал на старый матрас, упаковки еды и ноутбук, покрытый пылью. — Думаешь, это Шихов?

— Возможно. — Виктория подошла ближе. — Но ноутбук слишком стар для него. Он бы не стал работать на такой технике.

Вдруг что-то глухо заскрипело на втором этаже.

Они переглянулись.

— Либо призрак, либо кто-то живой, — прошептал Артём, и его пальцы легли на рукоять оружия.

Поднявшись по лестнице, они вошли в коридор с десятком дверей. Сквозь одну из них пробивался слабый свет. Виктория первой подошла к ней и резко толкнула.

Комната была пуста — если не считать стола, на котором мигал старый монитор. На экране была открыта папка с единственным файлом:

Артём замер:

— Что за...

— Не трогай, — перебила Виктория. — Дай я.

Она нажала клавишу Enter.

Экран погас на долю секунды, а затем вспыхнул видеофайл. Камера дрожала, но в кадре был чётко виден человек, привязанный к стулу. Его лицо было в крови, но он ещё дышал. На заднем фоне слышался гул вентиляции и скрип металла.

— Это Шихов, — сказала Виктория, голос её стал ледяным.

В кадре появился второй человек — в маске, полностью закрывавшей лицо. Он медленно повернулся к камере и поднял руку. В ней была белая записка, на которой жирно было выведено:

"Следующий — тот, кто ищет."

Артём сделал шаг назад.

— Нам только что объявили войну.

Виктория молча выключила монитор. В доме воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь их дыханием и стуком сердца.

Глава 14: Каменные улики

Снегопад сковал город плотной тишиной. Казалось, даже машины ехали медленнее, а прохожие, кутаясь в шарфы, избегали встречаться взглядами. Но в полицейском управлении царила суматоха.

— Что у нас по экспертизе гипсовой маски? — спросил Игорь, заходя в кабинет Карины с двумя чашками кофе.

— Пришла. — Она протянула ему лист. — Это не гипс. Это камень. Точнее — известняк, искусственно состаренный. И на нем — микрочастицы крови. Настоящей.

— То есть… жертву не просто задушили. Её лицо после смерти отпечатали в маске? — Игорь нахмурился.

— Или при жизни. — Карина глянула на него. — Это могло быть пыткой. В старину лица врагов, которых хотели унизить, зарывали в гипс. Им оставляли лишь ноздри — и наблюдали, как они задыхаются.

— Чёрт... — Игорь прошёлся по комнате. — А Власов? Он нашёл эту маску, знал о ней. Может, он причастен?

Карина молчала. Затем тихо сказала:

— Власов пропал.

— Что значит — пропал?

— Его дом пуст. Телефон отключён. Машина найдена брошенной в Старом пор Пепел прошлого

Прокурор Соловей сидел за массивным дубовым столом в своём кабинете, сжимая в пальцах чётки. Он смотрел в окно, за которым тянулся рассвет, и слушал, как медленно гудят радиаторы. На столе лежала папка с грифом «Совершенно секретно» — та самая, которая исчезла из архива двадцать лет назад и которую Фадеев с Громовой нашли в подвале бывшего военного госпиталя.

Фадеев стоял у стены, задумчиво сжимая чашку остывшего кофе. Громова молчала, сидя в кресле. Она была бледна, но взгляд её оставался острым.

— Ваша догадка оказалась верной, — наконец произнёс Соловей. — Всё, что вы нашли, совпадает с архивными упоминаниями: объект 47-Б действительно существовал. Это был проект по разработке устойчивости сознания к боли, страху и... — он замялся, — к утрате человеческой эмпатии.

— На ком проводили? — резко спросила Громова.

Соловей медленно перевёл взгляд на неё:

— На детях. Сиротах. Воспитанниках специнтерната №7. Официально — психиатрическая клиника для сложных случаев. Неофициально — полигон для опытов.

Фадеев выругался вполголоса.

— И это всё покрывалось на государственном уровне?

— Тогда — да. А когда всё рухнуло, проект свернули. Руководители исчезли, кто-то погиб, кто-то выехал за границу. А часть... осталась. Кто-то начал вычищать следы — жечь документы, устранять свидетелей. Пожар на подстанции, сгоревший архив — всё это не совпадения.

Громова встала:

— Значит, Тихомиров, Майя, даже тот мальчик в маске... они все — жертвы? А некоторые, как Тихомиров, стали и палачами?

Соловей кивнул.

— Возможно, но всё сложнее. Судя по тем записям, которые вы нашли, часть подопытных не просто выжили — они изменились. У некоторых наблюдалась аномальная устойчивость к боли, повышенный интеллект, расстройства идентичности. Кто-то из них стал неуправляемым.

Фадеев вспомнил глаза Тихомирова — ту странную пустоту в них.

— А Майя? — спросил он.

— Она — выжившая. Возможно, единственная, кто сохранил остатки нормального сознания. Видимо, она и пыталась всё это раскрыть. Но ей не дали.

Громова резко повернулась:

— Что теперь? Закроют дело?

Соловей поднял глаза:

— Нет. Теперь это становится делом государственной важности. И вы — не просто свидетели. Вы будете работать с нами до конца. Потому что всё, что вы знаете — слишком опасно.

Фадеев нахмурился:

— Вы хотите нас контролировать?

Соловей улыбнулся холодно:

— Я хочу, чтобы вы были живы. И чтобы правда не исчезла в огне, как тогда.

На мгновение повисла тишина.

Потом Громова кивнула:

— Тогда мы идём до конца.

И в тот момент за окном над Петербургом встал холодный рассвет. В нём было что-то ледяное. И пепельное. Как в их памяти. Как в их будущем.