Пепел Старых Костров

Пролог:

Голос из пепла

«История — это ложь, которую рассказывают победители. Я знаю, потому что когда-то был одним из них. Теперь я — просто эхо. Слушайте внимательно, ибо эхо не умеет лгать.»

Мир не всегда был таким — серым, затхлым, пахнущим страхом и дешёвым элем. Когда-то он дышал. Дышал магией. Она текла в реках, шептала в ветре, спала в камнях. Она была как воздух — естественной и ничьей. Люди рождались с искрой в крови, и это не считалось ни даром, ни проклятием. Это было просто частью жизни, как цвет глаз или форма ушей. Эльфы пели песни, которые заставляли деревья расти. Дварфы ковали сталь, вплетая в неё прочность гор. Орки рисовали на своих телах символы, которые отгоняли злых духов и болезни. Это был мир, где чудо было рутиной.

А потом пришли мы. Те, кто решил, что рутину можно упорядочить.

Всё началось, как всегда, с благих намерений. С желания сделать мир лучше, безопаснее, справедливее. Мы были философами, учёными, первыми архимагами. Мы сказали: «Магия — великая сила. А великая сила требует контроля». Мы создали школы, ордена, кодексы. Мы начали измерять магию, каталогизировать её, ставить ей оценки, как школьнице. Мы учили, что есть «правильная» магия — созидательная, благородная, служащая порядку. И есть «неправильная» — хаотичная, дикая, тёмная.

Конечно, «правильная» магия оказалась в руках тех, кто писал правила. Короли, жрецы, богатые дома — они стали «официальными» носителями силы. А те, кто рождался с «неправильной» искрой — крестьяне, бродяги, жители лесов — стали еретиками, дикарями, угрозой. Воздух, которым дышали все, вдруг стал привилегией. И за дыхание без разрешения начали казнить.

Так родилась Империя. Так родилась Церковь. На костях тех, чья магия была недостаточно благородной.

Я был одним из архитекторов этого нового порядка. Я писал законы. Я создавал ритуалы, которые «очищали» кровь. Я верил, что строю цивилизацию. Я был молод. И глуп.

А потом пришла Магическая Революция. Или, как её называют в официальных хрониках, «Великая Скверна».

Это не был бунт. Это был крик. Крик миллионов, у которых отобрали право дышать. Они не хотели власти. Они хотели вернуть то, что у них отняли. Они нашли свои способы пробуждать магию — через кровь, через боль, через отчаяние. Крестьянин, у которого отобрали последнее зерно, вдруг обнаружил, что его ярость может поджечь замок феодала. Мать, у которой отняли дитя для «очищения», поняла, что её горе может вызывать чуму.

Мир взорвался.

Я видел это своими глазами. Не как великую битву добра и зла, а как серию нелепых, страшных случайностей. Я видел, как война между двумя баронствами началась из-за того, что гонец с мирным предложением поскользнулся на пролитом вине, упал на нож и умер, а его смерть сочли подлым убийством. Я видел, как целый город был вырезан, потому что местному инквизитору приснилось, что его любимая кошка говорит на демоническом языке. Он решил, что это знак, и начал «очищение».

Пламя, которое мы хотели контролировать, вырвалось на свободу и начало пожирать всё. Люди жгли друг друга, потому что боялись. Эльфы закрылись в своих лесах, но огонь пришёл и к ним. Дварфы запечатали свои города, но безумие просочилось сквозь камень. Орки, которых мы считали дикарями, оказались единственными, кто сохранил остатки здравого смысла. Они просто ушли в степи, подальше от нашего «цивилизованного» ада.

Революция захлебнулась в крови. Победителей не было. Были выжившие.

Империя и Церковь выстояли. Но какой ценой. Они поняли, что контролировать магию невозможно. Её можно только истребить. И они начали Великую Чистку. Костры пылали десятилетиями. Любого, в ком подозревали искру, — сжигали. Детей отбирали у родителей и отправляли в «академии», где их либо ломали, превращая в послушных магов на службе трона, либо убивали. Магия стала не просто запретной. Она стала постыдной. Грехом. Болезнью.

Теперь мир снова «стабилен». Серый, тихий, послушный. Империя правит железом. Церковь — страхом. Люди боятся даже смотреть на свои тени, чтобы не показалось, что они движутся сами по себе. Воздух снова стал общим. Но теперь он пахнет пеплом.

Они говорят, я принёс в мир хаос. Ложь. Хаос здесь был всегда. Я просто дал ему голос. Они называют меня монстром, зачинщиком Великой Скверны. Правда. Но я хотя бы честный монстр. Я помню имя каждого, кого убил. А они пишут историю, где все их убийства — героические деяния во имя порядка.

Я стар. Я — реликт мира, которого больше нет. Моё тело — прах. Моя магия — угасающий уголёк. Но даже один уголёк может устроить пожар, если попадёт в сухую траву.

И я нашёл её. Самую сухую, самую жаждущую огня траву. Мальчика, который верит в честь, в долг, в Империю. Мальчика, чья вера так чиста, что когда она разобьётся, её осколки будут острее любого клинка.

Я не собираюсь спасать мир. Спасать тут нечего. Я просто хочу посмотреть, как он будет гореть на этот раз. Возможно, на этом пепелище вырастет что-то новое. А может, и нет. Мне уже всё равно. Я просто хочу увидеть финал этой шутки.

И я его увижу. Твоими глазами.

Глава 1: Омон

Запах пота, дешёвого мыла и влажной шерсти. Вот чем пахла казарма Академии «Железный Щит» в предрассветный час. Омон открыл глаза за мгновение до того, как над ухом взорвался медный рёв горна. Он уже привык. Тело просыпалось раньше, чем сознание успевало застонать от неизбежности нового дня.

— Встать, выродки! — проревел сержант Кроум, проходя мимо рядов коек. Его голос был похож на скрежет гравия. — Империя не будет ждать, пока вы досмотрите свои сны о доярках!

Омон сел на кровати, чувствуя знакомую ломоту в плечах. Вчерашняя тренировка с утяжелёнными мечами давала о себе знать. Рядом кряхтел и матерился его сосед, толстяк Гален.

— Клянусь бородой моего деда, — пробормотал Гален, натягивая штаны, — когда-нибудь я набью этот горн кашей нашего повара и заставлю Кроума съесть его.

— А потом он заставит тебя съесть то, что от него останется, — усмехнулся Лиам, худой и вертлявый парень с другого конца ряда. — И, поверь, это будет не лучше каши.

Началась обычная утренняя суматоха. Скрип коек, стук сапог, тихие ругательства. Омон молча одевался. Он не любил эту утреннюю болтовню. Он любил порядок, дисциплину, чёткость. Он верил в то, что они делают. Верил, что Академия превращает сопливых деревенских парней в защитников Империи. В стену, которая отделяет цивилизованный мир от хаоса дикой магии.

На завтраке, как всегда, давали овсянку. Серую, безвкусную, с комками, похожими на утопленников. Гален ковырял её ложкой с видом мученика.

— Это не еда, — заявил он. — Это наказание за грехи, которые я ещё не совершил.

— Это белок, — возразил Омон, заставляя себя проглотить очередную ложку. — Он нужен для силы.

— Для силы духа, не иначе, — пробурчал Гален. — Чтобы не сдохнуть от отвращения.

Лиам тем временем уже доел свою порцию и с интересом разглядывал амулет на шее Омона. Простой железный диск с выгравированным щитом.

— Всё ещё носишь эту железку? — спросил он. — Думаешь, она и правда защитит от магии?

— Так написано в уставе, — спокойно ответил Омон. — «Защитный амулет модели “Щит-3”. Освящён жрецами Церкви. Гарантированно отражает до трёх проклятий низшего уровня».

— Ага, — хмыкнул Лиам. — А ещё в уставе написано, что наши мечи выкованы из лучшей имперской стали. Я вчера своим пытался открыть консервную банку. Меч согнулся. Банка — нет.

Омон промолчал. Он знал, что Лиам прав. Он сам видел, как трескались их «усиленные» щиты на тренировках. Он знал, что половина их снаряжения — показуха, созданная для отчётов, а не для боя. Но он гнал эти мысли прочь. Сомнения — это трещина в стене. А стена должна быть монолитной.

После завтрака их ждала лекция по «Истории Скверны». Лектор, одноглазый ветеран по имени магистр Фелтон, монотонным голосом рассказывал о временах Магической Революции. О том, как дикие маги сжигали города, вызывали демонов, насылали чуму. На стене висели гобелены, изображающие эти ужасы: горящие деревни, искажённые от боли лица, чудовища, пирующие на телах младенцев.

— Запомните, кадеты, — вещал Фелтон, тыча деревянной указкой в очередной гобелен. — Магия — это болезнь. Инфекция души. Те, кто рождается с ней и не проходит очищение, — не люди. Они — сосуды хаоса. Ваша задача — не сражаться с ними. Ваша задача — истреблять их. Как крыс. Без жалости. Без сомнений.

Омон слушал, и в его сердце росла праведная уверенность. Он смотрел на лица своих друзей. Они тоже слушали. Верили. Они были готовы стать этой стеной.

Вечером, после изнурительной тренировки, когда они чистили оружие в оружейной, к ним подошёл сержант Кроум. Его лицо было непривычно серьёзным.

— Отряд «Грифон-7», — сказал он, и Омон, Лиам, Гален и ещё трое кадетов выпрямились. — Завтра у вас первое боевое задание.

В казарме повисла тишина. Все взгляды были устремлены на них. Первое боевое задание. Это был рубеж. Момент, когда мальчики становятся мужчинами. Или трупами.

— На границе, в Лесу Теней, замечена активность, — продолжил Кроум. — Местные донесли о «диком маге». Говорят, скот пропадает, люди боятся выходить из домов. Ваша задача — провести разведку, оценить угрозу и, при возможности, ликвидировать.

— Один маг? — с ноткой разочарования спросил Лиам. — Мы думали, будет что-то посерьёзнее.

Кроум медленно повернул к нему голову. Его взгляд был тяжёлым, как могильная плита.

— «Один маг», кадет, — это может быть что угодно. От сопливого мальчишки, который случайно поджёг сарай, до твари, которая вырвет твой позвоночник через задницу и съест его на твоих глазах. Запомните главное правило настоящего боя: всё, чему вас учили в Академии, — ложь. Реальность всегда хуже.

Он развернулся и ушёл, оставив их в звенящей тишине.

Ночью Омон долго не мог заснуть. Он лежал, глядя в потолок, и сжимал в руке свой железный амулет. Он чувствовал, как бьётся его сердце. Это был не страх. Это было предвкушение. Завтра. Завтра он наконец-то сделает то, для чего его готовили. Завтра он станет частью стены. Завтра он встретится с хаосом лицом к лицу.

Он не знал, что хаос уже давно смотрит на него. И улыбается.

(Продолжение следует...)