8 день от зимнего солнцестояния. Восточная равнина. Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
- Ядро Юпитера! Ну сколько можно рыться в двух контейнерах?!
Тень Лилит упала на экран смарта, заслонив часть чертежа – как назло, именно ту, которая Гедимину чем-то смутно не нравилось. «Что-то не то у них с системой удержания плазмы,» - думал он, поднимая рассеянный взгляд от экрана. «Не могу понять, что не так. Надо смотреть на месте…»
Лилит, перехватив его взгляд, выразительно постучала пальцем по широкому браслету на запястье. Только его она и оставила из тяжёлого снаряжения реакторщиков – многослойную броню ей, как и сармату, пришлось сдать на досмотр.
- Гедимин! Ты, может, не заметил – а мы тут сидим уже час. Напиши этому их Джонсу или Джонсону – как его там?.. Это, в конце концов, его реакторы, и мы не напрашивались сюда лететь!
- Джонс таможенникам не командир, - отозвался Гедимин, нехотя отрываясь от мыслей о системе удержания плазмы. Слабое место любого термоядерного реактора, даже сейчас, двадцать лет спустя после запуска первой ТЯЭС, - ничего удивительного, если и здесь, на Марсе, неполадки обнаружатся именно в ней. «Надеюсь, местные остановят блок до того, как её прорвёт,» - на миг Гедимину стало не по себе. Разгребать аварии он не любил с тех пор, как в Альбукерке…
- Лилит, чего мечешься? Гедимин вычислил скорую аварию? – от автоматов с сэндвичами и бургерами со свёртком в руке отошёл Айзек. Обогнув шумную компанию долговязых синекожих подростков – гибриды людей и сарматов во втором поколении наследовали видовые признаки как попало – он плюхнулся в кресло и запустил зубы в сэндвич с селёдкой и луком. Лилит сдержанно фыркнула.
- До чего доводит жизнь среди северян… Айзек, это правда, что на Марсе таможня всегда такая тормознутая?
- Сколько себя помню, - ответил Айзек и снова откусил от сэндвича. – В Нергале ни разу меньше трёх часов не сидели. Джонс им уже звонил, так что жди. Еды принести?
На верхней галерее кто-то открыл окна. Потянуло влажной лесной землёй, смолистой корой и – едва заметно – ржавчиной. Снаружи моросил дождь. За панорамным окном, метрах в трёхста, виднелся сосновый лесок. На опушке, под защитным полем, кружком выстроились студенты Нергальского университета – Гедимину была знакома эта красная униформа с чёрной змеёй в кольце. Пара белокожих молодых сарматов, долговязый сулис, пятеро людей с характерным марсианским загаром и гибрид второго поколения – без волос на макушке, но с густыми, будто приклеенными, бровями. Он как раз поднял руку, чтобы задать вопрос седоватому профессору.
- Что можно второй час делать с двумя контейнерами?! – Лилит прервала наблюдения Гедимина, в очередной раз измерив шагами длину ряда кресел. – Хоть бы ничего не открутили на сувениры!
На табло над высокой аркой загорелась новая строка. Механический голос объявил посадку на рейс «Нергал – Канск». Лилит тяжело вздохнула и села рядом с Гедимином.
- Что скажешь по чертежам? Джонс не зря нас вызвал?
Сармат, угрюмо щурясь, выделил подозрительные узлы. Чем дольше он смотрел на чертежи, тем меньше они ему нравились. «Странно, на запуске Нергальской ТЯЭС я ничего такого не помню. Что с ней успели сделать за десять лет?..»
Ворота космопорта вылетели с грохотом, сметая не успевших увернуться. Гедимин услышал крики боли, предсмертный хрип, снова грохот – двое экзоскелетчиков стояли на пороге, и один выпалил в потолок, обрушив в зал град осколков.
- Лежать, суки!
- Fauw! – крикнул Гедимин. «На кой я сдал скафандр?!» - мелькнуло в голове, но сожалеть было некогда. Ряд кресел неожиданно легко вывернулся со всеми болтами. Сармат швырнул его в чужаков и бросился вперёд. Что-то свистнуло мимо, опалило спину, но Гедимин уже знал, что успеет. Турель на плече – хорошая опора… рывок – она с хрустом повисает, ещё рывок с подворотом – и лицевой щиток чужака лопается. Свисая с его спины, Гедимин на ощупь сунул руку в пробоину. Пальцы впились во что-то мягкое, экзоскелетчик захрипел, оседая. Сармат дёрнул тяжёлое тело на себя, прикрываясь им, схватился за ещё не отломанный ракетомёт… Яркая белая вспышка хлестнула по глазам, мышцы обмякли. Кто-то вдалеке закричал, Гедимин взмахнул рукой, надеясь ещё успеть… Поздно – и космопорт Нергала, и враг, и дождливый Марс растаяли, как не были. Сармат, тяжело дыша, лежал на оплавленной, «проросшей» инеем земле. В небе горели чужие созвездия, пять маленьких цветных лун – и странная неподвижная звезда высоко над горизонтом, куда выше голубоватой «полярной». Та была едва заметна за полыхающим в темноте вулканическим пиком. В Северных горах опять что-то извергалось.
«Сон…» - Гедимин привычным движением проверил, не сдвинулись ли экранирующие пластины. Всё было на месте, только незамеченный осколок тринитита, вылезший из мёрзлой земли, пропахал на слое чёрного фрила новую широкую царапину. Гедимин досадливо поморщился. В последний раз перенапылить обшивку удалось три недели назад, ещё до зимнего солнцестояния. «Надо найти фрил…» - сармат, выкинув из ямы-лежбища пару незамеченных обломков тринитита, вновь обхватил сфалт свободной рукой, вторую сунул под голову и прикрыл глаза. Ипроновые слои обшивки, защищающие мозг, были целы и плотно пригнаны – но странные сны о никогда не существовавшем мире донимали всё чаще. Похоже, ЭСТ-излучение просочилось внутрь с пищевым субстратом, - теперь «фонили» сами кости, и от этих квантовых потоков закрыться было невозможно. «Не стоило пихать в субстрат остатки флоры,» - лениво подумал сармат, сквозь прикрытые веки глядя на «грозовое облако» вдоль Северного хребта. Туча пепла, пронизанная разрядами, клубилась над дальним вулканом. Приглядевшись, Гедимин видел на склоне красные «нити»-потёки лавы. Даже по крутому склону сочилась она неохотно, застывая на полпути. «Слишком вязкая,» - думал, уже погружаясь в дремоту, Гедимин. «Сейчас закупорит жерло. А к утру вышибет пробки из боковых каналов, и в долину опять нанесёт пепла и осколков…» Он растянул над лежбищем защитное поле и закрыл глаза окончательно.
9 день от зимнего солнцестояния. Восточная равнина. Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
Вулканический «будильник» сработал, как и было рассчитано – даже громче. Гедимин, резко сев, смотрел на острый пик, лишившийся вершины и по самое подножье покрытый широкой сетью лавовых потоков. Магма, не размениваясь на мелочи, вышибла пробку из главного жерла, укоротив вулкан на четверть. Усилившийся к утру ветер гонял по мёрзлой земле пепел и ледяную крупу. Вокруг защитного поля шкворчали, остывая в инее, мелкие чёрные осколки. Вместе с пеплом над горами метались длиннохвостые Клоа, светящиеся неприятной зеленью. Гедимин недовольно щурился на них – куда спокойнее было между извержениями, когда радиофаги сидели по пещерам или выгрызали радионуклиды из «горячей», бешено радиоактивной полосы вдоль южных предгорий. Целы ли их укрытия, и куда они полетят в поисках новых, оставалось только гадать. Клоа были единственными живыми существами, которых Гедимин видел… он сам не был уверен, сколько дней или лет подряд – но точно с того момента, как поднялся с оплавленного камня у обрушенной урановой шахты. Шахту завалило, её края дымились, - как сармат выбрался по оплавленной породе, и почему он вообще жив, он и сам не помнил. Вернее, кое-что помнил…
«Бред. Просто бред. Приложило камнем по шлему,» - он, резко мотнув головой, поднялся на ноги. Местность вокруг не слишком изменилась за ночь. Похолодало до минус тридцати; иней, покрывший треснувшую корку тринитита, не таял. Ветер, дующий с Северных гор, успел остыть, хотя мелкий вулканический пепел донёс – и теперь посыпал им иней, окрашивая долину в тёмно-серый цвет. Другие осадки тут выпадали крайне редко, только похолодания выжимали из воздуха остатки влаги и покрывали оплавленную корку слоем ледяных кристалликов. «Резко континентальный климат,» - сделал новую пометку в журнале Гедимин. В старые карты он заглядывал редко – ни один объект с тех пор, как он вылез из шахты, с ними не совпадал. На них, например, определённо не было двух параллельных горных хребтов, между которыми сармат медленно брёл на запад. Две молодые горные цепи, постоянно содрогающиеся от землетрясений и поросшие вулканическими пиками… пока что Гедимин обозначил их на новой карте как Северную и Южную. Сам он, насколько мог понять, вышел в умеренные широты – куда-то в центр континента. Крупных водоёмов поблизости не было… да собственно, он и мелких не видел. Всё, что вокруг было из воды, - тонкий слой радиоактивного инея да содержимое фляжки… тоже не такое «чистое», как хотелось бы, но выбирать не приходилось.
Гедимин отхлебнул из фляжек, нехотя потратил немного воды, чтобы залить под броню. Гробить фильтры смесью инея и вулканического пепла ему не хотелось – да и сам иней с тринититовой крошкой забивал их так же надёжно, как стеклянистая пыль. Пора бы уже привыкнуть – но тело казалось покрытым засохшей слизью, - в последний раз сармат мылся в подогретой воде, с очищающим раствором, недели за две до солнцестояния… в том городе, мёртвом, как кусок тринитита, где почему-то ещё работали насосы водохранилищ. Судя по надписям на австралийском, дублированным северянскими, это была приграничная область; потом Гедимин нашёл город на старой карте. Раума, север Старой Европы… та же карта показывала рядом крупный залив Балтийского моря – и никаких Южных гор. Вот только горы были, а от моря сармат не нашёл и высохшей котловины.
«Какой силы должен быть взрыв, чтобы…» - Гедимин оборвал бесполезную мысль. День сегодня был ясный – с тех пор, как с неба ушла мерцающая хмарь, солнечных дней было много. Сармат повернулся на восток и смотрел на зелёные отсветы, заливающие горизонт. Рассвет давно уже был такой, с тех пор, как первые лучи пробились сквозь хмарь и вечный полумрак; да и закат в ясный день был какой угодно, только не красный. Больше всего эти зелёные блики напоминали отсветы ЭМИА-лучей на защитном поле, только растянутом надо всей планетой. «Саркофаг,» - криво ухмыльнулся бывший ликвидатор. «Что ещё ставить при таком фоне?!» - он покосился на дозиметр, привычно записал показания. С вечера излучение подросло – видимо, из-за вулканического выброса; и, судя по преобладающим излучениям, Северные горы пропитались ирренцием насквозь.
Вдоль западной кромки неба тоже горела зелёная полоса, только более узкая и тусклая. С ориентированием в межгорье проблем не было, оставалось определиться с материком… или хотя бы расстоянием до ближайшего моря, если здесь ещё существовали моря. Гедимин сделал глоток Би-плазмы, пересчитал кассеты с субстратом и досадливо сощурился. Тёмная махина к югу, остатки очередного города… было минимум три веские причины туда зайти. Сармату не нравились развалины – странные сны после них становились ярче, никогда не существовавший мир «сверлил» мозг, порождая бесполезные мысли. Вот и сейчас, ступая по толстому пласту тринитита, звенящему при каждом шаге, сармат думал о чертежах из того сна. Теперь, наяву, очевидна была их полная бессмысленность, - будь всё настолько просто, термоядерный реактор давно бы собрали…
К очередному привалу фон снизился – Гедимин уходил всё дальше от «горячей полосы» на севере. Слой тринитита здесь был тоньше, и монолит раскалывался на пласты. Сармат измерил температуру одного из них – даже нижняя часть остыла до минус двадцати. Ирренций был, но в следовых количествах, - в основном смесь расплавленных и застывших минералов со слабоактивным ураном и продуктами его распада. Гедимина интересовал цезий; если ничто не повлияло на скорость распада, выходило, что эти пласты тринитита образовались лет двадцать назад. И до них всё-таки добрался ирренций – от скоплений тяжёлых ядер расходились до боли знакомые «нити прорастания». Тяжёлый уран, америций, европий, - всё годилось для самопроизвольного синтеза, а «затравка» уже была вброшена – и вулканы с севера и юга регулярно добавляли новой. При таком обилии «пищи» с лёгким цезием ирренций не связывался – и радиоизотопный «календарь» Гедимина худо-бедно работал. Как и солнечный, - солнцестояние, несмотря на цвет неба, осталось солнцестоянием, равноденствие – равноденствием. Надёжные календарные вешки «растянуло» по странно удлинившемуся солнечному году – кажется, теперь в нём было четыреста дней. Точнее сармат высчитать не мог, а свериться было не с чем – знакомые планеты и созвездия сгинули, как и Луна. Четыреста дней, четыре солнечные «вешки» и – по привычке – семидневная неделя с произвольной даты, - всё, что у него пока было. И одиннадцать планет, обнаруженных за год, - судя по траекториям, это определённо были планеты, и не спутники Земли… если её ещё можно было называть Землёй. Одна из этих планет, судя по склонности иногда растягиваться в овал, была двойной, - но «саркофаг» мешал её рассмотреть.
Пласты тринитита из чёрных стали рыжевато-красными, более пузырчатыми и хрусткими. Гедимин остановился, быстро огляделся по сторонам, - за размышлениями об астрономии он незаметно спустился метров на десять в котлован с неровным дном. Слева был ступенчатый обрыв, позади – пологий склон; вперёд и вправо он продолжался, фон был ниже, а хрусткая порода – тоньше и светлее. Сармат поддел её ипроновыми когтями и уставился на пласт спёкшегося песка. Он был перемешан с лёгкой прогоревшей органикой – угольными отпечатками каких-то растений; лёгкое движение воздуха лишило их всякой формы. Гедимин положил осколок тринитита на место и снова огляделся. Невысокие холмы на западе… похоже, не так давно их со всех сторон омывала вода. Луч сканера отразился от обрыва, скользнул по холмам, вдоль «фонящей» земли, - котлован расширялся и углублялся, а некоторые холмы были когда-то покрыты сложными структурами. «А вот и море,» - сармат глубоко вдохнул, унимая ноющую боль в груди. Котлован, чем бы он ни был до катастрофы, очень давно не видел воды. Всё, что мог сделать Гедимин, - нанести его на карту.
Песчаную корку механический резак вспорол легко. Сармат давно старался не пользоваться ни лучевым, ни плазменным, хоть и следил за их исправностью, - слишком легко было нарваться на «желвак» ирренция. Однажды Гедимин уже прокатился так по выступам тринитита, сдирая обшивку со скафандра; обошлось ушибленным плечом, но повторять не хотелось.
На грунтовые воды рассчитывать не приходилось. Песок под стеклянистой коркой был мелким, светлым, сыпучим. Гедимин зарылся глубже, откинул в сторону мелкие ракушки, набрал природный абразив в контейнер, - любая «чистая» субстанция в этом мире была в цене. «Всё-таки море,» - убедился он, закапывая углубление вместе с чьей-то зубчатой клешнёй. «Мелководный тёплый залив. Я спустился с побережья… и тот город на юге, возможно, тоже прибрежный. Если повезёт, найду химикаты, а не только фрил и субстрат.»
Он хотел двинуться дальше, но взглянул на сканер, объединённый с передатчиком, и тяжело вздохнул. Из осмысленного действия это давно уже стало ежедневным ритуалом, но если был хоть микроскопический шанс… Гедимин включил передатчик, посылая пульсирующий ЭСТ-луч во все стороны – но в основном вниз, под южный и восточный края котлована.
- Приём. Гедимин Кет вызывает сарматов. Кто слышит – отзовитесь. Приём…
Передатчик молчал. Сканер показывал рябь – стоило лучу зацепить землю, экран тут же белел. «Ирренций…» - Гедимин угрюмо сощурился. «Даже если там кто-то есть, меня не услышат. Слишком много помех.»
Он выключил передатчик и ускорил шаг. Далеко на севере снова гудело и трещало – похоже, вязкая лава опять забила каналы, и не миновать было следующего взрыва. Гедимин хотел за световой день отойти подальше от потревоженных Клоа, разлетающихся обломков и горячего пепла, прикипающего к обшивке. И если повезёт – помыться.
10 день от зимнего солнцестояния. Межгорье, Старый Город Лан. Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
Город всё-таки оказался приморским. Со дна котлована, уже пошедшего на подъём, от почерневших и впечатанных в спёкшийся песок и ил гигантских костей и обломков панциря какой-то подводной ксенофауны, Гедимин уже различал контрфорсы с неподвижными турелями и многорядные электрические заграждения, по которым давным-давно не шёл ток. На подъёме под ногой что-то лязгнуло и просело – остатки боевого дрона, вплавленные в тринитит, рассыпались ошмётками вспухшего металлофрила. Гедимин остановился, замерил фон, - стрелка-указатель задумчиво качалась от провисшей колючей проволоки электрозаграждений (металл «впитал» излучение и вздулся изнутри, выбрасывая наружу ЭМИА-кванты и редкие нейтроны) до остатков какой-то циклопической мачты по ту сторону многорядной стены. Сармат покосился на ближайшую турель, шагнул вперёд – ничего на стенах не шевельнулось. «Сталистый фрил,» - Гедимин досадливо щурился на бесполезные механизмы; скорее всего, они рассыпались бы от тычка – даже открутить было нечего. «Более лёгкие марки выдержали бы. Но на оружие шёл сталистый.»
От сканера проку было мало – город «рябил», в самых «грязных» участках белая рябь становилась непроницаемой. Гедимин посмотрел на лабиринт стен (рилкар, присыпанный «фонящей» пылью, - изнутри «чистый», но бесполезный), обернул броню защитным полем и со вздохом достал из-за спины сфалт. Можно было особо не размахиваться – давно обесточенная, перерождающаяся в ирренций проволока лопалась от лёгкого тычка, распадаясь в пыль. Сармат обогнул очередную стену с ярким, впечатанным в рилкар знаком предостережения, прочёл значки под ним, встряхнул головой. Ещё поворот – ещё предупреждающая надпись, и ещё больше их – за лабиринтами ограждений, у блокпостов с перекошенными шлагбаумами и выгоревшими генераторами защитного поля. «Это синский город,» - Гедимин смотрел на сложносоставные значки без единой атлантисской или северянской буквы. «Син, порт, побережье… Как я дошёл сюда из Старой Европы?»
Металлофриловые створки, проложенные свинцом («На обратном пути сделаю запасы…»), отодвигались с отчаянным скрежетом и хрустом последних механизмов. Гедимин зафиксировал ворота, зажёг фонарь – внутри было темно. Две пятнистые горки растянулись посреди коридора; там, где угадывались очертания обгоревших рукавов, на полу мерцали зеленоватые пятна – ирренциевые капсулы бластеров вскипели и разбрызгались, впитались во фрил. Гедимин обогнул тела, присыпанные пылью. Её осело неожиданно много – за сарматом протянулся чёткий след. Ещё одна скрежечущая дверь не выдержала и перекосилась – и выгнулась в дугу от попытки выправить. Гедимин протиснулся в тёмное помещение. Луч фонаря скользнул по телекомпам, ещё более бесполезным, чем сломанные двери, - электроника выгорела в первый же миг, однако… «Чёрный фрил,» - сармат задумчиво взглянул на покрытый пузырями стол. Коготь оставил на столешнице тонкий след. Под пальцами фрил хрустел – на излом он поддавался легко, однако для верхней обшивки годился. Ломали её редко, чаще царапали, - полгода должна была продержаться.
Сворачивая из защитного поля плавильный тигель – остатки нейтронностойкого фрила с брони нужно было счистить до молекулы, прежде чем смешивать с новым, более прочным слоем – Гедимин краем глаза увидел в красном свете скорчившиеся под столом тела. Кажется, эти люди пытались спрятаться, прежде чем город накрыло… Он осветил нашивки, - ему не было дела до званий и должностей, но он до сих пор не знал, как называется город. Скирлин припылился, а от попытки вытереть пыль и прочитать и без того маловнятные синские знаки распался на хлопья. «Лан,» - повторил про себя сармат то, что удалось расшифровать. «Значит, Лан…»
В городе было тихо – только шелестела потревоженная пыль, да хрустели под ногами осколки. За блокпостами «фонила» взорванная изнутри мачта-энергоприёмник. Накопитель разбрызгало на сотню метров, поплавив подвернувшиеся стены. Земля ещё дышала жаром. Гедимин в новой обшивке аккуратно обогнул мачту. Если бы не взрыв, на подстанции было бы чем поживиться – но «перегруженный» и рванувший накопитель «засветил» всё мало-мальски полезное. Сармат со вздохом свернул в «ущелье» между чудом устоявшими высотками.
Звукозащитные стены, перекошенные, просевшие под своим же весом и под весом вмонтированных турелей, скоро исчезли. Сармат шёл по многополосному шоссе. Битых глайдеров и миниглайдов, как и бесформенных скирлиновых свёртков, внизу было много – все ряды летящего транспорта, в один миг выйдя из строя, обрушились на мостовую. Что-то там же и взорвалось, раскидав обломки от стены до стены. Гедимин приглядывался к целым машинам. Чтобы растить в контейнере Би-плазму, годилась любая органика – даже смазочные масла. В глайдерах, ехавших по нижним полосам, могли уцелеть канистры…
С первыми машинами Гедимину не повезло – ёмкости лопнули, расплескавшаяся по багажнику жижа давно стала пылью. Из глайдера, вынесенного на обочину, вытекло даже на тротуар. Гедимин со вздохом пригляделся к его аккумуляторной батарее – и довольно ухмыльнулся, - щелочная, и к тому же не затронутая излучением!
На чистый едкий натр рассчитывать не приходилось, но для очистки меи от впитанных радионуклидов хватало и аккумуляторной смеси. А после изысканий в пыльном «фонящем» городе в мее впору было купаться… Обнадёженный Гедимин вскрывал аккумулятор за аккумулятором, не прикасаясь к кислотным, - такие обычно стояли в австралийских глайдерах, как в том европейском городе, где сармат копался недели четыре назад; Син и Север предпочитали едкий натр, и это было сармату на руку. Вскоре удалось найти и смазку, засохшую до каменной твёрдости, - но Гедимин выскреб всё до крупицы. Незаметно, от глайдера к глайдеру, он ушёл далеко от бывшего побережья; высотки ещё тянулись дальше – с некоторых даже вывески не упали – но сбоку, в непроезжем переулке, виднелась ограда «под искусственный камень». «Парк?» - Гедимин запоздало покосился на верхние этажи безжизненных домов. Стёкла высыпались, торчали острыми зубцами, крыши просели и опасно накренились, часть рухнула вниз, вынося перекрытия, - остались торчать более прочные угловые балки. Пригнувшись, заползать в покорёженный подъезд, сармат не рискнул. «Парк. Там обычно что-то росло. Значит, была подведена пресная вода. Если насосная станция неподалёку…»
Он перемахнул через ограду, пинком сбив на тротуар давно неработающую камеру. Этого можно было и не делать, но очень уж удачно она подвернулась – и всё равно там не было полезных деталей. За оградой под ногами тут же затрещали мёртвые чёрные ветки. Кустарник не выжил; редко рассаженные деревья погибли вместе с ним, обуглившись до корней. Гедимин проверил ближайший пень дозиметром, сдержанно хмыкнул и наломал чёрной древесины. Би-плазма переваривала и это. Первые годы сармат делал субстрат из «мартышечьей» еды, найденной по магазинам и автоматам; сейчас искать – значило рисковать уронить на себя всю высотку. Перекрытия в таких местах делали особенно хлипкими, да и остальное прочностью не отличалось – в последний раз Гедимин искал целые банки среди обломков стеллажей, лопнувших пакетов и бывшей органики, распавшейся на более простые вещества. И всё бы ничего, если бы их не перемешало с радиоактивной пылью…
«Ага,» - сармат заглянул в пустой, выложенный искусственным камнем котлован глубиной в метр. На дне желтели мелкие кости. Их Гедимин тоже прибрал, пока искал, откуда в «пруд» поступала вода, - кости выглядели рыбьими, значит, годились на добавку к углеродному субстрату. Ксенофауну и человечьи останки сармат не собирал… хотя не был уверен, что в конце концов не дойдёт до последнего – среди людских костей встречались практически «чистые»…
Парковый насос долго искать не пришлось. Едва Гедимин протиснулся в люк и посветил фонарём, сердце сделало лишний удар. Механизм был практически исправен. Намотать обрывок скирлина вместо лопнувшего уплотнителя, растопить засохшую смазку, очень осторожно повернуть вентиль… Вода, плевком вылетевшая в подставленную ладонь, была мутной, с серыми хлопьями, но без ржавчины – трубы давным-давно не делали из металла, а ошмётки рассыпавшихся фильтров почти не «фонили». «Годится,» - Гедимин свернул трубу из защитного поля, растянул вдоль клапанов скафандра. Холодная вода сперва вливалась под броню плевками, потом пошла ровнее. Хлопья оставались на фильтрах; нагреватель работал исправно – в чём-в чём, а в своём скафандре сармат был уверен. Зашипел мыльный раствор, растекаясь по коже, разъедая застарелую слизь; Гедимин с досадой подумал, что в магазин придётся зайти… или добыть что-то моющее из «бардачка» одного из глайдеров. «Стоянку поискать бы, там они всяко менее битые…» - лениво подумал он. Тянуло прислониться к стене и зажмуриться, наслаждаясь горячей водой – но скафандр и так предстояло чистить, и чем меньше сармат валялся в городской пыли, тем больше в запасе оставалось щёлочи и меи. Щёлочь найти ещё было можно; Гедимин нанёс «Лан» на карту – в этот город не помешало бы вернуться. Запасы меи, видимо, забрали с собой сарматы-ликвидаторы, уходя под землю… то есть – путник надеялся, что они ушли именно туда, и ещё до катастрофы. Пока выйти с ними на связь не удалось ни разу.
…Возвращаться по своим следам не хотелось. Гедимин понадеялся, что на улицах к югу от парка ещё найдутся и магазины с непросевшими перекрытиями, и более-менее целые глайдеры, и двинулся через парк, машинально приглядываясь к обугленным пням и пучкам веток. Мостки «под дерево», перекинутые через искусственные ручьи, ещё держались, но их резные перила валялись на сухом дне. Мёртвые деревья не пускали побегов, из щелей мостовой не лезла трава; даже пятен лишайника на несомненно настоящем порфириновом валуне Гедимин не нашёл. На камне высечена была надпись с оплывшей позолотой; сармат равнодушно скользнул по ней взглядом – и вздрогнул. «Здесь убежище?! Ну да, обычное дело, их часто строили в таких… бесполезных местах. Может быть, там…»
Дрогнувшей рукой он включил приёмник, но экран остался тёмным. Луч, ушедший вниз, упёрся в черноту ипрона и защитных полей, а чуть выше – во что-то ослепительно-белое. Сармат быстро замерил фон – стрелка-указатель задумчиво качнулась в сторону белизны. «Что в парке может так фонить, если внизу щиты целы?» - Гедимин медленно двинулся вдоль сухого русла – и остановился у нижней части экзоскелета.
Она так и лежала в луже застывшего металла и фрила, будто что-то её отбросило – и, пока экзоскелет летел, его верхняя часть со всеми турелями растекалась жидким расплавом. Стрелка-указатель упиралась в остатки механизма – место «разреза» отчаянно «фонило», даже днём Гедимин видел зелёное свечение. «Пора уходить,» - думал он, осторожно сворачивая влево. Он уже видел, что кружит, едва заметно покачиваясь, за мёртвыми деревьями.
Невесомый светящийся обруч метров двадцати в поперечнике повис в воздухе, - поток ярко-зелёного света, режущего глаза даже сквозь тёмный щиток, ЭМИА-кванты, «запечатанные» в невидимой кольцевой трубке. Ветра не было, но замкнутый пучок слегка шевелился, почти касаясь остатков обугленного дерева. Его отсветы падали на белый в чёрных пятнах камень арки, заглублённой в землю; надпись на ней оплавилась и стекла на массивные створки ворот. Пучок ЭМИА-излучения повис у входа в убежище, преградив сармату дорогу. Фон был невысок – непонятной природы «оболочка» держала кванты внутри – но Гедимин видел и вплавленные в мостовую остатки второго экзоскелета (фрил внутренних покровов облепил комок хрупких жёлтых «щепок», свалившийся в уцелевшую полость… сармат не стал приглядываться – странно, что кости вообще не рассыпались после такого нагрева), и срезанные на одной высоте и побелевшие до корней стволы деревьев. Сильный ветер, наверное, развеял бы их в пыль – Гедимин и так не понимал, почему пепел до сих пор сохраняет форму пней.
Сармат попятился, не выпуская пучок из поля зрения и стараясь не тревожить застывший воздух. Эту штуку очень скоро должно было «прорвать» - и лучше в этот момент было не оказываться на её пути. Гедимин огибал убежище по широкой дуге, пока не вышел к запертым, но перекошенным воротам. «Металл?» - удивился он, глядя на вспухшие прутья решётки. Осторожно придержав её, хотя пучок остался далеко позади, сармат выбрался из парка – и поёжился, вспомнив, как беспечно собирал щепки и плескался в воде. «Надеюсь, те, кто в убежище, следят за поверхностью. Пока это кольцо не вскрылось, наверх нельзя ни в каком скафандре…»
- «Лан», приём! – ЭСТ-луч снова ушёл в черноту. – Прямо над выходом замкнутый пучок! Оставайтесь внизу! «Лан», как слышно? Приём!
Были в убежище живые или нет – Гедимин так и не дождался ответа, ни стоя за оградой парка, ни копаясь в рухнувших стеллажах заброшенного магазина. «Даже крысы вымерли,» - думал он, глядя на банки и пакеты, нетронутые ни зубом, ни лапой. Это не помешало непрочной упаковке истлеть, а содержимому разложиться или испариться. Контейнер с мыльным порошком треснул от прикосновения, припорошив броню белой пылью – но сканер показал, что мыло осталось мылом. Обнадёженный Гедимин повозился с защитными полями, пересыпая порошок в контейнеры под бронёй – но собрал, сколько помещалось. Было это человеческое мыло, или нечто для стирки, или этим мыли улицы или обшивку экзоскелетов, - сармат давно уже не вникал.
…Южная граница выглядела так, будто её не просто построили на сыпучем склоне всё того же морского котлована, - склон словно поднырнул под кварталы и обрушил их. Стены и перекрытия высоток громоздились поверх рухнувшего ограждения, раздробив все камеры и турели. Нижний край рилкаровой плиты, скатившейся на три десятка метров, глубоко врезался в рыхлое крошево расплавленного песка. Гедимин смахнул пыль, осторожно, механическим резаком, убрал «грязноватые» верхние сантиметры, сверился с дозиметром. «Альфа, гамма, нейтроны, ЭСТ, ЭМИА…» - уже привычно выводил он знаки и показания рядом с ними, чуть ниже крупного, глубоко врезанного в рилкар «трилистника». Над цифрами оставалось место для самого важного предупреждения – о закольцованном пучке в парке. Дальше можно было сделать записи о ресурсах – о ещё не иссякшей воде, остатках органики в парке и разбитых глайдерах, о свинце, пока избежавшем заражения, и мыльном порошке… «Жизнь: отсутствует», - добавил сармат напоследок и, обогнув торчащие из грунта рилкаровые зубцы, двинулся на юг.
18 день от зимнего солнцестояния. Южный хребет, предгорья, «горячая полоса». Климат резко континентальный. Направление движения – запад.
Дно котлована было изрезано глубокими и явно свежими трещинами. Холодный ветер гонял сухой песок и мелкую вулканическую золу. Чем дальше Гедимин уходил на юг, тем чаще просыпался от подземных толчков – и видел над плохо различимой горной цепью белые и золотые вспышки. Южный хребет был так же активен, как и Северный – и, если сармат не наврал, составляя карту, горные цепи тянулись практически параллельно. Стрелка-указатель всё увереннее указывала на юг, больше не разворачиваясь ни к мёртвому городу, ни к редким «грязным» пятнам на дне высохшего моря. Вторая «горячая полоса» приближалась.
Постепенно склон пошёл на подъём, но берег тут был крутым – Гедимин, полдня потратив на поиски понижений рельефа, плюнул и полез на когтях, уступ за уступом. Через час, весь в стеклянистом крошеве и остатках известковых построек каких-то давно умерших существ, он был наверху, и земля под ним мелко содрогалась. Опустившись на одно колено, сармат переждал череду толчков. Отсюда горная цепь была уже хорошо видна… и тринитит под ногами больше не крошился – в самом тонком месте земля «пропеклась» на полметра. Гедимин сверился с дозиметром и сдержанно хмыкнул. «Горячая полоса… Пойду вдоль неё.»
Наверху ветер усилился и стал теплее – только дул он с гор, и каждое дуновение выгибало график ЭМИА-излучения в дугу. Над дальними вершинами повисли пепельные тучи, подсвеченные золотым огнём. Грохот, вспышка – и вниз по склону побежали ручьи. Впереди, метрах в пятиста, земля громко зашипела. Гедимин вскинул над собой защитный купол, и вовремя – в трещину в пласте тринитита ударил столб пара.
Гейзеры выбивало из «горячей полосы» при каждом сильном подземном толчке – внизу было немало воды, и она должна бы проложить русла под уклон, к котловану… Гедимин, дождавшись, когда вулкан немного притихнет, запустил «щупы» сканера в разлом, оставленный гейзером. Уже сверху, несмотря на мороз, застывший расплав был нагрет до двадцати градусов; там, куда доставала рука, доходило до восьмидесяти – и всё плотнее становилась пятнистая рябь ЭСТ-излучения. Ирренций прорастал очагами, подогревая «полосу» снизу; водоносные пласты не могли преодолеть раскалённую преграду, лишь землетрясения сжимали их, выбивая наружу гейзеры…
Пар сносило к котловану, и он оседал на дно инеем – полоса за полосой, слой за слоем. Гедимин, дождавшись сильного толчка, поймал в защитное поле облако испарений – и, едва проверив состав, вытряхнул с обрыва. Гейзер, омывая пласты тринитита, под давлением выносил тяжелые радионуклиды; края разломов уже покрылись жёлтой окисью урана и мельчайшими серыми кристаллами, в тени отсвечивающими зеленью. Гедимин машинально потянулся к ним и тут же отдёрнул руку. «На кой тебе ирренций – реактор строить?!»
Он успел уйти далеко от извергающегося вулкана, когда услышал громовой раскат. Огненный фонтан бил в небо. Горячий ветер хлестнул по рукам, Гедимин осел на землю, прикрываясь защитным полем. Над горами взвилась туча длиннохвостых теней. По сложной спиральной траектории они летели к «горячей полосе», к столбам выдавленного пара. Из одного из разломов с тихим шипением, оставляя за собой бурый след, стекала маслянистая жидкость. Гедимин, ошалело мигнув, подполз к ней, расправил щупы сканера… «Серная кислота?..»
Она не испарялась, проходя сквозь перегретый тринитит, - так и текла горячим тяжёлым маслянистым ручьём, замирая мелкими лужами в углублениях. Кислотный фонтанчик бил при каждом толчке, - где-то размыло серные залежи…
Хвостатая тень мелькнула в небе. Гедимин втянул руку под защитное поле и замер, глядя, как стая Клоа оседает на «горячей полосе». Они проходили сквозь клубы тумана, и остывающий пар стекал по безглазым телам. Другие подныривали под «водосборщиков», ловя на лету крупные капли.
Ещё один Клоа пролетел над сарматом. Большая часть стаи, выгнанной из гор извержением, уже вгрызалась в тринитит, но что-то их беспокоило. Некоторые собирали водяной пар, другие кружили над кислотным родником, но третьих – одного за другим – сносило к Гедимину. «Если бы они умели общаться…» - сармат смотрел на единственных живых существ обугленного материка с надеждой и опаской. «Они понимают друг друга… и чуют меня.»
Осторожно развеяв защитное поле, он шагнул на «горячую полосу». Клоа беспокойно зашевелились. Гедимин поднял сканер. «Гамма-излучателя у меня нет, но, может…»
Видимо, с сигналом сармат ошибся, - стая взвилась над «полосой», сбиваясь в светящийся клубок. Гедимин пригнулся, накрываясь защитным полем, но поздно – луч ударил в пласты тринитита, выворачивая их. Сармат соскользнул по осыпающемуся склону, цепляясь на лету когтями, и замер, глядя в небо. Атакующая стая распалась, но Клоа ещё долго кружили, «вынюхивая» что-то в котловане. Гедимин рискнул двинуться с места, когда последний из них пропал из виду.
«Через такой барьер мне в горы не пройти,» - думал сармат, тихо огибая выступы прибрежных скал. Иногда земля вздрагивала, и раздавалось шипение гейзеров. Гедимин просканировал местность снизу, не цепляя верхние слои – белая рябь всё равно скрыла бы все показания. Вода под землёй была, и много, - хватило бы на большое озеро, - но её намертво впечатало в «фонящие» пласты. «Если Клоа собирают пар гейзеров, и это дело им привычно, - в горах с водоёмами тоже туго,» - сармат нехотя оставил надежду на купание в горном роднике, по ту сторону «горячей полосы». «Но ведь где-то должны быть моря! Если есть грунтовые воды, если есть водяной пар… Я в центре материка, да ещё между горными цепями, - может, поэтому здесь так сухо. Попробую пройти дальше на запад…»
25 день от зимнего солнцестояния. Межгорье, сухое дно моря. Климат континентальный. Направление движения – запад.
На востоке загорелась яркая зеленоватая точка. Эта планета обычно появлялась ненадолго перед зимним рассветом – и предвещала ослепительные, на полнеба, сполохи и резкое похолодание. Гедимин сверился с термометром. Холод, к его удивлению, был слабее, чем вчера – но ветер усилился и принёс необычно много инея. Влажность воздуха явно возрастала.
«Может, от моря что-то осталось?» - Гедимин с надеждой смотрел на запад. Он уже не первый день спускался на дно котлована – если куда и было течь воде, преодолевшей тринититовые барьеры на севере и юге, то сюда, под уклон. Вместе со спёкшимся песком под ногами всё чаще хрустели хрупкие известковые постройки морской фауны; иногда их шары заслоняли дорогу, как густой кустарник, и Гедимин шёл в обход. Ничего живого в них не было, как и во всём котловане. Даже ксенофауна не пережила, когда море испарилось, - сармат часто находил панцири и кости, бывало, что и гигантские…
К полудню небо затянуло тонким слоем облаков, и ветер усилился. Дуло с запада. Гедимин сверился с анализатором – влажность воздуха возросла ещё немного. «Водоём – но далеко или небольшой…» - сармат ускорил шаг по хрустящим обломкам. Через пару часов впереди появился странный силуэт – вытянутый холм, словно слепленный из примятых комьев глины. Под ногами захрустели ракушки. Гедимин хотел запастись кальцием, но вовремя проверил находки дозиметром, помянул про себя уран и торий и зашагал быстрее. Чем ближе он подходил к холму, тем сильнее становился «фон» - гамма- и ЭСТ-излучение. Второе мешало проверить объект издалека и уже успокоиться, - в этой структуре было что-то занимательное…
Структур было две – звездолёт-спрингер, разломанный на части и погрузившийся наполовину в илистое дно (ил от жара давно превратился в керамику), и неровные шарообразные наросты с отверстиями. Очень прочные наросты – от испарения моря и перепада температур треснули и посыпались только верхние «надстройки» - и явно искусственного происхождения. Горы разгрызенных ракушек и костей, сваленные со всех сторон – «фундамент» «поселения» тонул в них – подтверждали, что тут кто-то жил… кто-то, доросший до строительства, но не до соблюдения гигиены.
Шары-«дома» липли друг к другу; они были невелики – человек ещё втиснулся бы внутрь, Гедимин – уже нет. Отверстия-«двери» были проделаны сверху – или сверху или чуть сбоку, - в них не забирались снизу, а ныряли. «Логично для подводной… цивилизации,» - сармат подобрал на «свалке» кость с загнутыми зубцами – обломок остроги. Её когда-то обработали зубами и острым камнем; камней в верхнем слое «помойки» не было – видимо, не так легко было найти подходящий, и их берегли. Гедимин, хрустя ракушками и высматривая примитивные орудия (немного, из костей и раковин, в основном охотничьи или боевые, очень мало украшений – витых ракушек и чьих-то зубов, треснувших при попытке просверлить), шёл вдоль «посёлка». Первое время казалось, что постройки налепили как попало; потом сармат начал различать структуру. Крупные «шары» с открытыми входами выстраивались в загнутые ряды; ряд-«улица» заканчивался расширением, набитым мелкими, прилепленными к стенам шариками с затычками из того же странного «бетона». Весь строительный материал был каким-то сортом бетона – смесью ила, битой ракушки, песка, водорослей… и ещё чего-то, что заставило всё это слипнуться между собой и застыть намертво, несмотря на агрессивную среду вокруг. Реагент или катализатор, - какая-то сложная органика, давно разложившаяся… Гедимин не без труда отпилил кусок от стены «дома» - анализировать вещество надо было подальше от «фундамента». Он «фонил» - и сармат, несмотря на подводный «город», почти полностью закрывший «основу», уже видел, чем она была – и по каким швам её раскололо. «Спрингер. Северянский. Вторая Война. Скорее всего – «Юрий»… да, точно «Юрий». Здесь была корма. Нос расколот. Трещины в реакторном. Остатки урана размыло и растащило вокруг, вот грунт и «фонит». Но внутри их ещё много – и ирренций до них добрался…»
Там, где шли трещины, подводный «народ» не рисковал строиться, но какая-то фауна освоила обшивку и прикипела к ней намертво. Гедимин попытался содрать слой обрастателей – посыпались хлопья краски и изъеденного металла. Спрингер точно пролежал тут со Второй войны – в Третью такую обшивку уже не делали. И до этого он прослужил немало – краска отваливалась слоями, значит, мелкий ремонт успели провести не один раз…
Гедимин покосился на остатки «бетонного посёлка» и задумчиво посмотрел на трещину в борту. Расширить её и пролезть внутрь было несложно – и, скорее всего, верхние постройки устояли бы… Сармат оперся ступнёй на слой обрастателей – те захрустели, но выдержали – и быстро наступил на ближайшую постройку. «Подводный бетон» был прочным – строители понимали в химии… Гедимин пытался вспомнить, слышал ли он о разумных морских тварях – не единичных квантовых гигантах, не пришельцах из портала, а о ком-то, кто прожил достаточно, чтобы построить посёлки и насыпать вокруг горы объедков. Память отказывала, - после всех лет, проведённых в «фонящих» пустошах, она вообще работала странно.
Отверстие-«дверь» оказалось совсем рядом. Её, наверное, даже затыкали чем-то «на ночь» - по краям виднелись характерные глубокие царапины. Гедимин посветил внутрь – на него уставились пустые глазницы крупного зубастого черепа. Зубы в лунках сидели крепко; остальные кости горкой лежали в яме вогнутого «пола», череп упал сверху, по пути потеряв нижнюю челюсть. Очень крупная голова, длинные зубцы-отростки на позвонках… строение кистей разобрать не удалось, но точно были руки и ноги – может быть, перепончатые – и мощный хвост. Среди костей Гедимин разглядел просверленные зубы и клешни. В некоторых отверстий не было – только вмятины и надколы, как попытки их проделать. Может, неподдающиеся части «ожерелья» потом обвязали тросиком из водорослей или чьих-то сухожилий – хрупкая органика, разумеется, давно истлела…
Гедимин сделал ещё шаг, опираясь на стену «бетонной» постройки – и обшивка-«фундамент» тихонько захрустела… или зашуршала? Сармат замер. Это не был звук лопающегося или осыпающегося металла или фрила – скорее, что-то зашевелилось внутри… «Местные?!» - он быстро оглянулся на мёртвый посёлок. «Исключено. Не выжили бы в пустыне.» Шорох стал громче. Что-то длинное со множеством лап быстро ползло по внутренней обшивке. Стрелка-указатель дозиметра качнулась к пролому. Наружу высунулся ветвистый ус и развернулся веером.
- Flonesh?! – ошалело выдохнул Гедимин, глядя, как из трещин выползают Зелёные Пожиратели – вполне живые, сытые и бодрые. – Выжили?!
Он рывком сдвинул пластину на запястье, впуская под броню пульсирующее ЭСТ-излучение. Многоножки приостановились, подняли головы, часто шевеля усиками. Гедимин почувствовал волны озадаченного тепла… тепла, не жара – Пожиратели не были разозлены вторжением. «Свой!» - громко подумал он. «Сармат!»
В голове тут же мелькнуло, что за прошедшие годы колония не видела ни одного сармата. «Как же им объяснить…» - вспомнился экзотариум на лунной базе, многоножка, ползущая по руке к зажатому в ладони куску ирренция. «Да этого добра у них завались. Тут с органикой проблема…»
Он опустился на хрустящую обшивку, плеснул на ладонь Би-плазму и протянул к ближайшим челюстям. Существо замерло, озадаченно шевеля усиками. Другое сунулось ближе, ткнулось в руку. Половина комка Би-плазмы исчезла в пасти.
«Значит, выжили не только Клоа…» - сердце сармата забилось чаще. «Но Клоа умеют летать… и собирать испарения гейзеров. Откуда берут воду Пожиратели?»
Ладонь опустела. Тёплая пульсация на коже участилась. Пожиратель толкнул сармата бронированной головой под локоть.
- Вода, - Гедимин так чётко, как мог, представил себе ручей. – Мне нужна вода.
Усики быстро зашевелились. Из пролома выглянули ещё несколько «жителей» - на остатках реакторов «Юрия» выросла немаленькая колония… Двое Пожирателей соскользнули с обшивки и вскинули усы, развернув их назад, к сармату. Он спрыгнул следом – и в следующую секунду уже шёл за проводниками, огибая «отвалы» городской свалки. Последние строения лепились к отломленному носу звездолёта. Обломки орудия, взорванного ещё в той давней битве, после которой «Юрий» ушёл на дно, торчали из ракушек и спёкшегося ила. Они ещё были прочными, но уже «фонили» изнутри, - не было смысла с ними возиться…
Влажность постепенно возрастала, инея под ногами становилось больше – и на нём уже проступали следы длинных тел и тонких ножек, - Пожиратели давно проложили тут тропу. Под ногами хруст инея сменился треском льда – Гедимин ступил на замёрзший мелководный «пруд». Пожиратели остановились. Один из них требовательно толкнул сармата в голень. Гедимин плеснул на ладонь ещё порцию Би-плазмы. В этот раз существа не медлили – очень скоро перчатка стала чистой.
Ручей разливался и превращался в бессточное озерцо у выхода из короткого оврага с высокими стенками. Расселина появилась недавно – никаких останков морской фауны внизу не было. Гедимин сделал несколько шагов, вбивая когти в лёд. Воды под ним не было – ручей промёрз до дна – но впереди что-то еле слышно журчало. Через пару десятков метров сармат увидел исток – ледяной «сталагмит»; сверху по нему сочилась вода, ещё до подножия замерзая новым слоем наледи.
«Какой-то пласт всё-таки протёк под слоями тринитита…» - Гедимин, забывшись, потянулся к стекающей воде, но вовремя вспомнил про дозиметр. «Да, протёк. И что-то оттуда вынес.»
Через несколько секунд он с тяжёлым вздохом шагнул назад. После очистки на меевых фильтрах эта вода на что-то сгодилась бы – но, чтобы нацедить достаточно для мытья, пришлось бы «обезводить» всю колонию Пожирателей. Сармат двинулся назад по оврагу, замеряя фон льда. Где-то на глубине были водяные пузыри; в озерце их стало больше, и Гедимину померещилось, что цвет воды немного странный. «Просканировать?» - он растянул над подлёдным пузырём защитное поле – и нелепо ухмыльнулся. «Жизнь!»
Они всё-таки были там – бактериальные плёнки на камнях, одноклеточные водоросли, улавливающие свет сквозь корку льда… Скорее всего, радиофаги, - другое здесь не выжило бы, но в других местах не выживало и это. «Не ксенофауна. Нормальные бактерии. С этой планеты. Обживают водоёмы. Это маленький ручеёк. А если всё-таки уцелело море…»
45 день от зимнего солнцестояния. Западное побережье. Климат приморский. Направление движения – запад.
Невидимый ЭСТ-луч скользил по земле, очерчивая широкое кольцо. Снег валил всё утро, но ветер, дующий с запада, сносил его, - что-то задерживалось только в углублениях. В одном из таких Гедимин заночевал – и в свете зелёной зари насилу откопался. Воздух тут был сырым, ветра сильными, снегопады – обильными, - и при вроде бы не такой низкой температуре пальцы сквозь броню прижигало холодом. Под ногами трещал лёд; тринитит ещё темнел на желтоватых скалах, но уже отдельными, тёмно-оранжевыми или багряными осколками со множеством примесей.
- Приём, - монотонно повторял Гедимин в передатчик; когда котлован сухого моря остался за спиной, влажность воздуха возросла, а фон упал, сармат перешёл на три «сеанса» связи в день, но через неделю вернулся к двум. – Гедимин Кет вызывает живых. Приём…
Последних живых существ он видел в замёрзшем озерце – там, где местность уже шла на подъём. Следов у озерца не было, но одноклеточные водоросли и бактерии нарастали пластами на донные камни. Сверив ДНК, сармат нашёл пять новых видов. Жизнь приспосабливалась… вот только – если Гедимин верно помнил курс биологии – между бактериальными плёнками и первыми хордовыми, не говоря уже о разумных, лежала целая пропасть времени. «Может, их потомки построят АЭС,» - невесело усмехнулся он, выключая бесполезный передатчик. «Но к тому времени мой скафандр рассыплется на атомы…»
Буран усилился. Ещё пару минут Гедимин пытался идти, потом сообразил, что его никто и нигде не ждёт, и спрятался за жёлтым останцем. Камень практически не «фонил» - редкая удача на пустошах. Гедимин содрал ледяную корку, включил резак. «Бывают бураны. Фон…» - он уже привычно сокращал слова до пиктограмм. Указатель на тот, последний, родник… может, когда его прочтут, там будет сухое дно – а может, полноводное озеро. Гедимин, изнывающий от слизи на коже, всё-таки не стал привередничать – и умылся растопленным льдом. Там не было живого, да и радионуклиды осели на дно, - фильтры не так пострадали… Ещё один указатель – туда, где тянулась южная «горячая полоса»; давно оборвались Южные горы, уже и подземные толчки не ощущались, а спёкшаяся лента тринитита многокилометровой ширины всё «шла» и «фонила». Там, где она пролегла, земля просела и местами потрескалась, по трещинам раскололась и стеклянистая спёкшаяся порода, - но давление было не таким сильным, чтобы создать тектонический разлом. Странно – но Гедимин не сомневался в том, что Южные и Северные горы и «горячие полосы» вдоль них связаны напрямую, каким-то третьим фактором… о силе и природе которого думать не хотелось.
Ветер усилился. Гедимин просканировал округу, - даже ему нелегко дался бы переход в такой буран. Он накрылся защитным полем и прижался к останцу. «Если столько воды – море где-то рядом. Интересно, пригодно ли оно для купания…»
Мысли вернулись к катастрофе. Он по секундам помнил, как стоял в урановой шахте с отказавшими приборами, в плавящейся броне, и беспомощно смотрел, как сияние ирренция раздирает гранит на куски… и как поднялся потом на ноги, пошатываясь, с гудящей головой, и смотрел на оставленный его телом отпечаток в застывшем, но ещё дымящемся «стекле». Земля, гранит, расплавленный рилкар и фрил запечатали шахту пробкой остывающей радиоактивной «лавы»; Гедимин, видимо, вырвался в последний момент, получил раскалённым обломком по шлему и рухнул ничком. В тринититовое «стекло» так и впечатались раскинутые руки и неловко повёрнутая голова. Внешний слой скафандра покрылся щербинами и пузырьками от перегрева – но всё остальное, на удивление, было цело, хотя сармат прекрасно помнил…
Он встряхнул головой – между этими воспоминаниями было ещё одно, и вот его лучше было не вспоминать, если он хотел остаться в своём уме. А он хотел, пусть и не очень понимал, для чего ему это в мёртвом, выжженном мире – где он, возможно, последний из своего биологического вида…
Тогда были сумерки; небо, затянутое густыми облаками, светилось зеленовато-синим. Сквозь тёмный щиток Гедимин различил световое пятнышко за тучами, - солнце стояло высоко. Налетевший порыв ветра запорошил броню хлопьями пепла, дозиметр запоздало зажёг красный сигнал. Гедимин резко отряхнулся, прикрылся защитным полем и зашагал по направлению, указанному солнцем, - куда-то на юг, в сторону Ураниум-Сити. Если бы не пепельная взвесь в воздухе, видимость была бы хорошая, - от леса остался только слой «фонящей» золы, местами по щиколотку. Но взвесь не оседала – её постоянно поднимал горячий ветер, дующий, казалось, со всех сторон. Ступни и ладони чувствовали жар – воздух прогрелся до плюс восьмидесяти, и тепло шло от земли. Там, где слой пепла был тоньше, под ногами хрустело «земляное стекло» - спёкшийся грунт с примесью органики. «Тринитит,» - мелькнуло в мозгу запомненное ещё с Лос-Аламоса. Так этот «минерал» называли с самого двадцатого века, с давних ядерных испытаний. Гедимин не был уверен, что и сейчас следует его так называть – в тот тринитит явно не входил ни ирренций, ни продукты его распада – но сармату было не до наименований. Он пытался понять, что же случилось вчера. Пока что ясно было одно – судя по красному огоньку на дозиметре, он сейчас в эпицентре сильнейшего взрыва, и отсюда пора валить…
Когда, по ощущениям, прошёл час, солнечное пятнышко передвинулось за нерасходящимися зелёными облаками, пепла стало меньше, а тринититовый слой – толще, Гедимин остановился, сел на оплавленный гранитный выступ и огляделся. Местность была незнакомой. Сармат осмотрел приборы – на удивление, всё было цело, хотя он помнил… Гедимин резко встряхнул головой и включил дозиметр. «Эпицентр» так и не кончился. Сармат успел пересечь несколько пятен, более «горячих», чем промежутки между ними – но «фонило» всё. Гедимин включил сканер – экран рябил от зашкаливающег, с неровными пульсациями, ЭСТ-излучения, но определил состав тринитита и обугленного корня, подпирающего валун. Сармат невольно поёжился. Да, ирренций был, и много… но ещё больше было урана, радиоактивного стронция и цезия. Казалось, тут взорвалась не ракета и не проросший ирренцием пласт руды, а множество урановых реакторов. «Откуда?! Их давно уже нигде нет. Кратер «Полярной Звезды» зачищен…» - Гедимин встряхнул головой и переключился на табло ориентирования – ничего, похожего на громаду Ураниум-Сити, на горизонте не проступало, ни в мирных огнях, ни в ирренциевом свечении.
Судя по карте, до Ураниума было четыреста метров. На табло компаса, куда его ни направь, сменяли друг друга бессмысленные цифры. Часы остановились и не показывали ничего, кроме нулей. «Сбой в настройках. Неудивительно, после такого-то…» - Гедимин покосился на небо и включил передатчик. Ни одного спутника в пределах видимости не было. Не было и наземных вышек – в эфире было мертвенно тихо.
- Hasu! – выдохнул Гедимин, поднимаясь на ноги и ошалело оглядываясь вокруг. «Или спёкся передатчик, или… или вся планета…»
Он медленно поднял прибор, направляя «щупы» в небо – и увидел черноту. Над термосферой луч будто упирался в непроницаемую стену. Просветов в ней не было – в этом Гедимин не раз убедился и в тот день, и во множество последующих.
…Жара продержалась пару дней, потом порывистый ветер сменился штилем, а температура медленно опустилась до минус пятидесяти. Чёрный и красный тринитит присыпало белым инеем. Гедимин собирал его со своей брони и копил – больше мыться было нечем. Сумерки и зелёное сияние в облаках продержались ещё пару месяцев, потом начало теплеть, усилился ветер, и тучи разошлись. Они не торопились; Гедимин видел в просвет то странное зелёное сияние на условном востоке и перламутровые отблески на «западе», то солнце – по-прежнему жёлтое, то клок звёздного неба без единого знакомого объекта. Их не прибавилось, даже когда небо целиком очистилось, - разве что Млечный Путь… да, его иногда было видно – и то ли планета встала к нему не тем боком, то ли календарь так же «взбесился», как и всё остальное.
С тех пор прошло много времени, распалось немало цезия и стронция, и синтезировалось много ирренция – он так и рос в пластах тринитита, и Гедимин, устраиваясь на ночлег, проверял, не взорвётся ли он под утро. Жизнь на планете уцелела, чего нельзя было сказать про разумных обитателей… как минимум, человеческие города, на которые натыкался сармат, были мертвы, а сарматские станции, если и укрылись под землёй, упорно отмалчивались. Чёрный «саркофаг» так и закрывал Землю. «Эпицентры» протянулись «горячими полосами» с востока на запад – и то, что их создало, возможно, «выдавило» из литосферной плиты треснувшие складки-горы… и «зарастило» другие разломы – Гедимин временами натыкался на расселины, заполненные застывшей лавой. Из некоторых растеклось на десяток километров – но сейчас они были «мертвы», и даже слабых землетрясений, обычных для Южного и Северного хребтов, там не было. «Полосы» упирались в океан – и, кажется, он не пересох… хотя уже не совмещался ни с одной из гедиминовых карт.
«Что, всё-таки, тогда случилось? Что-то спровоцировало стремительный рост ирренция, цепную реакцию… но какой взрыв мог бы привести… ко всему вот этому?» - Гедимин едва заметно кивнул на окрестности, заслонённые бураном. Обрывки данных никак не укладывались в голове. Казалось, что-то встряхнуло земную кору, разбив все плиты в мелкое крошево, и раскидало осколки по поверхности планеты, склеив их как попало… но как сам сармат мог после этого выжить?
Снова всплыло то воспоминание, которое Гедимин предпочитал называть «галлюцинацией от удара по голове» - хотя эта самая голова на такое определение отзывалась знакомым неприятным гулом, сигналом, что кто-то тут врёт, да ещё самому себе. Оно часто вылезало в полудрёме – а сармат уже отключался понемногу под вой нестихающего бурана. Спешить было некуда и незачем, замёрзнуть или задохнуться в снегу ему не грозило – и он прикрыл глаза, и очень скоро из темноты под веками проступила та самая местность – огонь и свет, что-то, быстрое до неразличимости, и нити, пронизывающие всё вокруг. Гедимин, только что в расплавленном скафандре расплющенный о гранит, поднимался на ноги… точнее, отделял себя от яркого зелёного сияния. Он даже себя толком не видел – световой «слепок» руки в перчатке скафандра рябил, распадаясь на полупрозрачные слои. «Рябило» и зрение – сармат то видел непредставимо огромные сущности, опутывающие собой галактики, то структуру слоёв, составляющих его тело… или тела? Кажется, их было пять, и они были накрепко срощены сетью нитей, и всё это непрерывно шевелилось, меняло цвет, вспыхивало, перестраивалось…
- Гедимин Кет? – голос шёл со всех сторон, пронизывая каждую клетку и пробуждая в ней жар. В сети огненных нитей вспыхнули тысячи глаз. Гедимин не успел ответить, только в голове сверкнул и погас фейерверк вопросов.
- Ты не мёртв. Мой сын верен слову, - кажется, сущность усмехнулась. – Умер твой мир. Пока он перерождается, выбери себе место. Ты жил, как ты жил, и встречал смерть так, как встречал. Я, Куэсальцин, Пламя Миров, вижу, что ты достоин, и среди богов нет возразившего…
Ещё десятки голосов пронизали тело Гедимина, как потоки ЭМИА-лучей, отзываясь то жаром, то холодом, то ужасом, то радостью и надеждой. Мысли метались в голове; сармат знал, что все эти существа слышат каждую из них, и от того становилось ещё хуже.
- Стань Солнцем перерождённого мира, - все слои нового тела задрожали, наливаясь огнём. – Стань богом всех солнц, будь их жизнью, их кровью, их жаром и их смертью.
«Что?!» - единственная ошалелая мысль вышибла из головы все остальные. Перед Гедимином вставала Метагалактика. Он видел всё – гигантские пустоты, разреженный газ, «горящий» водород в недрах каждой из звёзд каждого из сотен миллиардов галактик, видел, куда идут процессы внутри них, и чем они завершатся… и как он может остановить, ускорить или развернуть их, как если бы каждая звезда была термоядерным реактором, полностью ему подвластным. Он видел это всё, и это время показалось ему бесконечным. Будь у него глаза, он бы зажмурился. «Я? Рулить миллиардами термоядерных… я обычный ядерный реактор собрать не смог – я же тут всё угроблю!»
Сводящее с ума видение сгинуло. Гедимина трясло. «Взорвать реактор – тупость, но последствия устраняются. А если галактику?.. Если бы я хоть что-то понимал в термояде…»
- Богами не становятся насильно, - голос, пронизывающий насквозь, стал тише, но ни гнева, ни разочарования в нём не было. – Ты войдёшь в новый мир, каким вышел из старого. У тебя будет время окрепнуть. Готовься, мы ждём…
Гедимин распахнул глаза, тяжело дыша, встряхнул головой, отгоняя видения. «Крепко меня приложило по шлему!» - он криво ухмыльнулся, глядя в полумрак. Пока он спал, буран почти утих, но успело стемнеть. «Просто галлюцинация. Надо поменьше о ней думать, и она отстанет…»
46 день от зимнего солнцестояния. Западное побережье. Климат приморский. Направление движения – северо-восток.
Гедимина разбудили зелёные сполохи рассвета – он уснул лицом на восток, а снежная стена вдоль защитного поля, прикрывшего сармата от бурана, поднялась всего на полметра и от света не закрывала. Путник мигнул, покосился на бело-зеленоватое небо – похоже было, что на гладкий шарик из белого фрила кто-то навёл зелёный светодиод – и нехотя поднялся на ноги. Чуть поодаль бились о камень волны, и трещал, лопаясь, прибрежный лёд.
Сармат был готов прокладывать себе путь по колено в снегу – но вдоль обрыва над морем тянулась гладкая, вычищенная ветром и прикрытая ледяной коркой полоса. Гедимин выпустил когти, глядя во все глаза на то, что эта корка прикрывала. На белом камне желтели и чернели разлапистые пятна лишайника.
Осторожно, стараясь не наступить ни на одно из них, сармат приблизился к краю обрыва. Стена с редкими уступами уходила вниз на полсотни метров. Там громоздились плиты льда, и высокие волны выносили на берег новые. Судя по их высоте, Гедимин вышел не к озеру и даже не к внутреннему морю или какому-нибудь заливу. Внизу был океан… и там, где выступы откоса прикрывали камень от ветра, рыжели, желтели и чернели всё те же пятна лишайника. Гедимин так засмотрелся на них, прикидывая скорость роста колоний и момент их зарождения, что не сразу заметил густой, подозрительно низкий туман над волнами.
Облако быстро сгущалось и двигалось явно против ветра, скользя вдоль обрыва. Гедимин, мысленно выругавшись, накинул защитное поле, осторожно высунул из-под него «щупы» сканера… «Хасен?!»
Гигантский живой дирижабль с щупальцами озадаченно замер на долю секунды – и чуть изменил направление движения, удаляясь от берега и снижаясь к воде. Ненадолго он повис, будто высматривал что-то в глубине. Ветер срывал его маскировку, развеивая туман, и вскоре туча превратилась в дымку, а очертания огромного летучего хищника стали чёткими – Гедимин мог пересчитать поджатые щупальца. Хасен, раздувшись, резко стравил воздух и двинулся прочь от берега, набирая высоту и восстанавливая туманную завесу. Вдалеке сармат различил ещё одно «облако», повисшее над морем.
«Уран и торий…» - беззвучно выдохнул Гедимин, глядя на хасенов. «Пятнадцать метров… Видно, ему было на чём отожраться! И если он не один… значит, море не умерло?!»
Обледеневший обрыв, осыпаемый водяными брызгами и ледяной крошкой, был не лучшим местом для спуска. Гедимин выпустил когти на руках, призадумался на секунду – может, поискать более пологий участок?.. Там, где крупные твари, которыми питаются хасены – там и мелкие, и кого-то из них наверняка выкинуло из «фонящей» воды, вот только этот наваленный сверху лёд…
Гедимин уже двинулся к обрыву, когда на него упала ажурная тень. Он шарахнулся, хватаясь за сфалт – и сильный удар в грудь сбил его с ног. Две тонкие, но невероятно крепкие лапы прижали к земле и сармата, и руку с оружием. Над ним нависало что-то очень странное.
Оно просвечивало насквозь, - огромная многосуставчатая конструкция из тонких штырей. Светящиеся нити свисали с них, а на волнистой спине извивались на ветру два растянутых на шестах паруса. Они то вспыхивали, то гасли, пронизанные сиянием. Светящиеся «змейки» сползали по странным, выгнутым сразу в обе стороны лапам, обвивали «скелет». «Морда», окаймлённая мерцающей тканью – прозрачная, безглазая, пустая внутри – нависла над Гедимином. Он ошалело смотрел на странную… тварь? Механизм? Оно не могло быть живым – но не могло быть и техническим устройством. Сармат мог представить, как нечто, собранное по такой модели, работает неделю, месяц – и неизбежно распадается. «Как его бураном не порвало?» - Гедимин, забывшись, попытался встать – «лапы» прижали его к земле с новой силой. Существо определённо на него смотрело, и это переливающееся свечение… Сармат, исхитрившись, сдвинул ипроновые щитки на пальце. Пульсирующие ЭСТ-лучи коснулись мозга.
- Тихо, - хрипло проговорил сармат, глядя на просвечивающую «морду». – Я тебе не враг.
Почти секунду существо не двигалось, только тонкие нити, касающиеся висков Гедимина, то теплели, то остывали. Потом «лапы» медленно поднялись, позволяя сармату отползти. Он поднялся и вновь уставился на странную конструкцию. ЭСТ-излучение, идущее от неё, пульсировало на коже – и это не было похоже на горячее дыхание хранителя реактора, скорее – на сырой холодный ветер с океана.
- Кто ты? – спросил Гедимин и тут же понял, что нет смысла ждать ответа – вряд ли это существо общалось в своей жизни хоть с одним сарматом… или вообще с кем-нибудь. «Морда» отвернулась от чужака, и «гусеница» с красно-жёлтыми, чудом не выцветшими и не изорвавшимися парусами медленно поползла вперёд. Её вроде бы двигала чистая механика – энергия ветра, передающаяся длинному телу, Гедимин воспроизвёл бы саму конструкцию без особого труда… но она не должна была работать так – и существовать так долго!
Едва «зверь» проволок мимо волнистый «хвост», сармат снова шагнул к обрыву. Существо замерло, развернуло безглазую морду – и словно холодная океанская волна ударила Гедимина в грудь, отталкивая от берега. Сармат устоял, но с трудом – и что-то подсказало ему, что в третий раз лучше не пробовать.
- П-понятно… Ты охраняешь побережье?
«Зверь» молча смотрел на него – и двинулся дальше, лишь когда Гедимин сделал пару шагов от обрыва. Суставчатое тело вновь поползло вперёд. Сармат прошёл десяток метров вслед за ним, но существо его не замечало. Оно обогнуло разбитый валун и остановилось на пригорке, вскинув голову. На горизонте виднелся высокий ярко-синий гребень-парус второго «зверя».
…У этих существ были свои территории и межевые камни; «красно-жёлтый парус» остановился через полсотни метров, у валуна с крапинами лишайников, кивнул на Гедимина и начал разворачиваться. «Синий» двинулся вперёд. Он был другой формы – выше, разлапистее, но короче. «Морды» у него не было, но, приблизившись, Гедимин ощутил внимательный взгляд множества глаз.
- Я не враг, - он показал «зверю» пустые ладони. – Значит, вас тут много?
…Они все были неразговорчивы, но и агрессии не проявляли. Под вечер Гедимин встретил третьего, с рядами маленьких матерчатых «плавников» по бокам. На нём, как и на других «механизмах», не было следов повреждений, только наиболее уязвимые части окутывал белый, чуть синеватый свет. За ним над морем повисло густое облако – замаскированный хасен, и береговой «зверь» остановился, разворачиваясь к нему условной головой. Пару секунд существа молча смотрели друг на друга, потом огромный сгусток тумана поплыл прочь от побережья. «Страж» двинулся дальше.
Уже темнело, и Гедимин решил заночевать поодаль от берега, за каменной глыбой. Снега там было немного, хотя по дороге от продуваемого побережья сармат проваливался до середины икры. Расчистив площадку, он прикрылся защитным полем. Неподалёку постукивали по льду «лапы» «берегового стража». На снегу его следов не было – далеко от моря эти существа не отходили. Гедимин, найдя на камне место, где не было лишайников, привычно сделал записи – о радиационном фоне, силе ветра, высоте обрыва и странной «фауне». «Хотел бы я знать, кто это, и откуда они здесь… Может, постепенно разговорятся?»
30 день от весеннего равноденствия. Старый Город Васа. Климат умеренный. Направление движения – юго-восток.
На северной кромке материка «береговых стражей» не было. Гедимин, возвращаясь к горам, снова прошёл вдоль побережья, отмечая, как разрослись лишайники, и как появились новые формы. Вчера был дождь, и сегодня углубления в камнях, залитые водой, покрылись зеленью – микроскопические водоросли времени зря не теряли. Гедимин смотрел на них с нелепой ухмылкой. По дороге от далёких прибрежных ледников он пересёк четыре «горячие полосы» - все они тянулись параллельно горам. Вокруг них фон медленно снижался; на «меченых камнях» Гедимина, несмотря на удалённость от побережья, пророс лишайник. Теперь дожди выпадали и здесь – редкие, слабые, но сармат, поправив показания фона, сделал новую надпись – о том, что вода возвращается. Он надеялся, что постепенно «выгорают» и «горячие полосы», но нет – их излучение только усилилось, будто они вобрали в себя радионуклиды с «чистых» областей. Далеко на востоке содрогались Северные горы – вязкая лава снова забила какие-то каналы, и конус вулкана, сформированный считанные годы назад, обречённо взрывался. Гедимин про себя иногда называл этот хребет Взрывным. «Активность уляжется – переименую во Взорванный. Пара тысяч лет такой «жизни» - и его вдребезги разнесёт,» - криво ухмылялся он, исправляя метки на очередном камне на краю «горячей полосы». Гор отсюда ещё не было видно, только земля едва заметно вздрагивала.
До котловины мёртвого моря ещё оставалось много километров; пока под ногами ровным толстым пластом лежал тринитит. Ирренций рос внутри него, но как-то замедленно – видимо, в очередной раз изменил свойства. Гедимин оглянулся на «горячую полосу», уже ушедшую за горизонт – над ней и днём стоял зелёный свет – и в недоумении пожал плечами. Там синтез, напротив, ускорился, и сармат опасался, что однажды «полоса» рванёт всем массивом…
К полудню он вышел к очередному «меченому камню» - точнее, плите рилкара. Она лежала плашмя в тонком слое тринитита, и Гедимин развлечения ради поднял её, заглубил нижний край и поставил вертикально. Стояла она, при всех сотрясениях, уже не первый год. Прежде чем поправить метки, Гедимин прочитал старые. Одна из них, подписанная «Васа», обозначала мёртвый город. Сармат задумчиво сощурился. «Васа… Да, помню. Старая Европа, надписи латиницей. Когда-то был у моря – я видел остатки порта.»
В мёртвом городе были не только остатки порта – Гедимин в поисках субстрата и уцелевших запасов воды обшарил много кварталов. От года к году он всё реже совался в магазины – упаковки разложились окончательно, остатки пищи смешались с химикатами. Повезло, что в городах часто сажали деревья (или, может, сохраняли остатки диких лесов, как в своё время в Ураниуме) – немало обугленных пеньков и корней Гедимин пустил на субстрат, смешав с засохшей машинной смазкой. Почему-то деревья, раз обгорев, оставались нетленными – но всё ещё съедобными для Би-плазмы. С мылом было труднее. Гедимин подозревал, что скоро перейдёт на синтез, и щёлочь придётся добывать из минерального сырья.
«Старая Европа…» - он едва заметно сощурился – несмотря на близость Северного Союза, щелочные аккумуляторы в этом городе были не в ходу, попадались единицы. Глайдеры сюда «гнала» Австралия – с аккумуляторами, как заведено было в Западном блоке, кислотными. Значит, щёлочью разжиться не удастся… но, возможно, ещё работают старые насосы – не зря Гедимин чинил их, меняя изношенные рукава и заделывая трещины в трубах. Вода есть, и ещё есть по карманам мыло… и, может, что-то найдётся в бардачке разбитого глайдера.
Гедимин освежил в памяти план города – высотки с проплавленными отверстиями, пара странных сооружений из древнего керамического кирпича, окружённых сгоревшими парками, вокзал с водохранилищем под ним и обломок туннеля «хельдова поезда», проходящего по окраине… В порту можно было поискать смазку, в парках – углерод для субстрата, - и ещё сармат видел у одного из них, у стоянки, вход в убежище. Судя по гравировке на воротах и мозаичным украшениям – от постоянных землетрясений часть плиток треснула и отвалилась – убежище было из разряда «вип». На сигналы оно, как и все прочие, не отзывалось.
«Фон упал,» - дозиметр давно уже сменил красный сигнал на жёлтый, а временами и вовсе гас. «Если кто выжил – могут услышать.»
- Всем сарматам! Гедимин Кет вызывает все станции! Приём! – невидимый луч очертил широкий круг и вернулся ни с чем. Сармат тяжело вздохнул и ускорил шаг. Так или иначе – надо было запастись субстратом и искупаться. Редких дождей, как он ни старался собрать побольше воды, хватало только на утреннее умывание, и то не каждый день. Они ещё чуть-чуть «фонили» - ирренциевая пыль, поднятая в небо, оседала медленно.
…Заходить в Васу Гедимин предпочитал с севера, через остатки «хельдова туннеля» - там удалось найти почти исправную дрезину. В первый раз, приведя её в движение, сармат, как малолетняя «мартышка», повис на ней и гонял от обломка туннеля к запертым гермоворотам, пока не надоело. Во второй раз пришлось подремонтировать; оставляя её на входе, Гедимин надеялся, что к очередному посещению Васы механизм не рассыплется, а рельсы не погнутся при землетрясении. Сюда толчки доходили на излёте – но ведь и город был не вчера заброшен, и других ремонтников тут определённо не было. Так же не было и желающих прокатиться – наверняка дрезина ждала сармата всё там же, у входа.
Зайдя в туннель, он не успел поднять взгляд к потолку, как вздрогнул и остановился – один из листов внутренней выстилки кто-то пытался оторвать и заметно погнул. Землетрясения тут были ни при чём, как и рычаг или руки, - лист ухватили и надгрызли огромными резцами. Такие же погрызы были и вокруг, и у кольцевой опоры, - кто-то с мощными челюстями, но не знающий, как пользоваться орудиями, пытался что-то добыть из явно несъедобного предмета. «Моджиски?!» - сармат ошалело мигнул и схватился за сканер. В туннеле крыс не было – только множество следов, стёрших застарелую пыль. Они накладывались друг на друга – отпечатки лап и обутых ступней, запёкшаяся кровь и шерстинки… На экране отразилась и дрезина, застопоренная у гермоворот – прямо у лестницы, по которой к ней когда-то поднимались ремонтники. Гедимин мигнул и, забыв о крысах, двинулся к лестнице. Одну из её перекладин, треснувшую пополам, кто-то пытался починить, положив поверх плашку фрила и примотав её проводом. Провод был завязан узлами – и для этого явно были нужны руки, а не зубы…
«Кто-то выжил?» - тут, на вокзале, пыль тоже сохранила отпечатки узких человечьих ступней, даже рельеф на подошвах обуви. Сюда приходили недавно, и людей было несколько. Гедимин, уняв бьющееся под горлом сердце, приварил плашку к лестнице и двинулся по следам. Обратно эти… существа возвращались другой дорогой – отпечатков, развёрнутых к нему носком, сармат не нашёл. Но вот крысы тут пробегали – несколько цепочек мелких и крупных вмятин остались в пыли. «Серые воины и бурые разведчики. Для гиганта след мелковат,» - подумалось Гедимину. Крысы не преследовали людей и не убегали от них… и не пытались пройти за ними, а сармат знал, куда ведёт этот коридор – к выломанной двери и насосам подземного водохранилища. «Странно, что крысам не нужна вода. Может, прогрызли цистерны с других сторон?» - Гедимин недовольно сощурился – в таком случае насосы были бесполезны. «А эти люди куда шли… и как они вернулись? Отсюда нет другого выхода…»
В техпомещении было темно, и свет включить не удалось – видимо, крысы перегрызли провода… или как раз они и пошли на обвязку новой перекладины для лестницы. Гедимин сердито сузил глаза – может, люди и выжили, но вкрай отупели. «Ладно. Может, правда крысы. Насос запитаю от реактора,» - думал он, с фонарём, закреплённым на рукаве, переступая порог. Только крепление и позволило его не выронить, когда что-то чуть не вышибло сармату барабанные перепонки.
Оглушённый, с гудящей головой, он уклонился наугад – и огромный ком слизи, упавший с потолка, чавкнул под ногами. Тут же тварь вскинулась, поднимая живые тяжи, нащупывая опору… «Эа-форма!» - Гедимин не смог даже выругаться. Его уже хватали за руку, когда он сдёрнул с плеча сфалт, и живая жижа взвилась дымом. «Гедимин, идиот, надо было лучом!» - эа-форма, отхлынув, почти мгновенно всосалась в трещины водопровода. Сармат переключил сфалт на сильнейший ЭМИА-поток, направил в трубу, отслеживая тающий, но утекающий живой сгусток на сканере. Тот нырнул в воду и всосался в какой-то патрубок. От эа-формы осталась едва ли десятая часть.
«А что проку?! Она отрастёт из единственной клетки!» - Гедимин сантиметр за сантиметром облучал помещение, свою броню, коридор, насосы, - все места, куда ошмёток эа-формы мог заползти. Руки дрожали. «Эа-форма, sa hasulu! Здесь, в водохрани… и мне этим мыться?!»
О том, чтобы купаться в испоганенной воде, не могло быть и речи. «Звуковая атака…» - Гедимин прислонился к «чистой» стене, дожидаясь, пока в ушах перестанет гудеть. «Ясно, куда делись люди. Интересно, давно тварь сюда заползла? И откуда?»
В груди неприятно заныло. Эа-форму, подвернись она ему снова, он выжег бы до последней клетки… но когда-то этот хищный ком слизи был сарматом. «Что он тут делал? Откуда пришёл? Как я, ходил по пустошам, пока излучение не добило? Или… или он жил тут? Рабочий? Тут не было гетто. Наёмник?..»
Широкий луч искусственного света ударил в спину, выхватил из полумрака пригоревшую корку – останки мутанта.
- Hayt!
Гедимин вздрогнул и обернулся.
- Tehh amms, tehh amms! Hayt! Eet kumman!
Это были люди, определённо люди – с бластерами «на последнем издыхании», закутанные по самые глаза в остатки комбинезонов и обмотки из скирлина со вставками из жёстких пластин фрила, в шлемах с респираторами – но вот наглазники уже собирали из чего попало… Под толстыми тканевыми коконами угадывались неестественно тощие тела, сухая белая кожа туго обтянула лица и местами свисала клочьями, но под ними не блестело – ни крови, ни сукровицы не было, просто покровы отпадали слоями. Ни ресниц, ни бровей не осталось, но зубы уцелели – и, казалось, даже выросли и стали мешать, - говорили чужаки вроде бы по-австралийски, но вот акцент был какой-то странный.
- Tehh amms! – с шелестом на вдохе и прищёлкиванием на выдохе скомандовал своему отряду некто в свежепокрашенном шлеме с меткой «GW». – Teshku?!
- Да, я сармат, - Гедимин показал пустые ладони. – Я вам не враг. Держитесь подальше от этого места. Здесь эа-форма. Нескольких ваших она сожрала. Я её поджарил, но добить не смог. Есть у вас нейтронные излучатели?
- Waat? – командир наклонил голову набок. - Hayt!
Гедимин, двинувшийся было к насосам, нехотя остановился. «Не стоило говорить так длинно!»
- Там – тварь из слизи, - медленно произнёс он, указывая на трубы, уходящие в глубину. – Ест всё живое. Нападает сверху. Перекройте вход!
- Teshku… - перешёптывался между тем отряд. – Waat tuu in kunta?!
- Waat tuuyu hia? – резко, странно причмокнув на конце фразы, спросил командир. – Stevvey!
- Уйдите с прохода – выйду, - Гедимин, пожав плечами, двинулся на выставленные бластеры. Повредить ему они не могли, а вот самим стрелкам – уже да, не сейчас, так через пару месяцев.
- Я ищу воду. Помыться, - медленно проговорил он, глядя в тусклые глаза под щитком. Кажется, что-то не то у этих «макак» было и со склерой, не только с кожным покровом. «Как они тут ходят при таком фоне?!» - Гедимин, не обращая внимания на окрики, взглянул на дозиметр. «Их тряпьё ни от чего не защищает. Но… непохоже, что у них лучевая болезнь. Они… они странные. Уже не люди?»
- Wuutar? – сразу несколько «солдат» издали скрипучие смешки. У двоих низ лица был прикрыт скирлином – и под ним Гедимин успел разглядеть, что у «макак» слишком уж длинные верхние клыки.
- Stevvey navvu! – выкрикнул командир, вскидывая бластер; целился он сармату в лицо. – Gvuulas wuutar fo gvuula! Stevvey! Guu, guu!
Гедимин ошалело мигнул – кажется, эта кучка мутантов всерьёз собиралась с ним… драться?! Он шагнул вперёд, стягивая сфалт с плеча. В груди заныло. «Они пережили катастрофу. Я мог бы с ними поладить…»
Его заминки хватило – пара лучей полоснула по шлему, по грудным щиткам, оставив оплавленные полосы, и у белокожих наконец проснулись мозги – отряд с отчаянными криками кинулся прочь. Гедимин медленно опустил сфалт и двинулся следом. «Вояки. Они часто дурят. Найти убежище и поговорить с кем-нибудь нормальным…»
Он оглянулся на треснувшие трубы. Даже если бы внизу не плавала эа-форма, насосную станцию пришлось бы серьёзно чинить по шею в цистерне водохранилища. Хищная тварь залечивала повреждения; в ближайший месяц она должна была сидеть тихо и питаться илом. Гедимин выжег на стене коридора два предупреждения об эа-форме и повреждённых трубах и двинулся по многочисленным следам в пыли. «Гвула. Вода гвулы для гвулы. Кажется, это название… название убежища? Посёлка?»
Похоже, выжившие только добрались до вокзала – следы крысиных зубов на разбитых глайдерах Гедимин нашёл, оплавленных надрезов или следов ударов или попыток поддеть рычагом почти не было. В одном обысканном глайдере недоставало аккумулятора, канистры со смазкой и скирлиновой обшивки – видно, её пустили на обмотки. «Похоже, эти – из вип-убежища,» - думал Гедимин, криво ухмыляясь; он шёл к парку, чтобы запастись субстратом и осмотреть ворота – и уже не сомневался, что найдёт их открытыми. «Запасов сделали на десять лет, ткачество так и не освоили. Интересно, шкуры крыс они выделывать уже научились? Скоро ведь понадобится…»
Ворота, и правда, были открыты, и в них замерла металлическая громада. Не успел Гедимин промигаться, как тяжёлый экзоскелет выстрелил. Ракета вывернула кусок мостовой, но сармат уже катился кубарем, на лету хватая сфалт. «Вот тебе и поладили!»
Пучок плазмы подсёк экзоскелету ноги. Машина повалилась с грохотом, утонувшим в испуганных воплях. Гедимин уже уходил дворами, проламываясь через остатки загородок. «Второй парк, система полива,» - думал он. «Ну их, этих мутантов!» Перед глазами стояла выжженная на арке ворот свежая надпись – «GWUULA». У первого «города» новой планеты появилось название.
…Моджискам было всё равно, что грызть – обугленные деревья тоже годились. «Если новые растения не появятся до того, как будут съедены все старые…» - Гедимин, ломая пни на субстрат, пытался найти водоросли, хотя бы микроскопические – но дожди, похоже, прошли мимо Васы и не намочили землю. Провода в насосной были перегрызены и утащены. Запитав механизмы от реактора сфалта, Гедимин облегчённо вздохнул – вода под городом была, эа-клеток в ней не было. Он направил поток чистой воды на мёртвый сад, в чаши, где, возможно, сажали водяные растения, - если тут были какие-то бактерии, они могли пробудиться… За остатками деревьев послышался тихий шорох, потом писк, - крысы были тут, но сунуться к сармату не рискнули. «Что они вообще едят, кроме углей?» - мелькнуло в голове Гедимина. Судя по следам погрызов по всему городу, стая под ним «гнездилась» немаленькая… и, кажется, в ней был гигант.
- «Гвула», приём! – сармат, отойдя от «крысиного» парка подальше, включил передатчик. – Я вам не враг! Я хочу помочь!
Прибор захрипел.
- Stevvey navvu, pashkapaya! Viil fiinnt yu! – проорал кто-то сквозь шум помех и странное хлюпанье. Связь оборвалась. Гедимин покачал головой. Под рёбрами ныло. «Да-а, хорош первый контакт… Зачем они собрались меня искать? Вряд ли у них есть что-то против сфалта…»
Над улицей зажужжал дряхлый дрон, наводя тяжёлый, снятый с экзоскелета ракетомёт. Ждать выстрела Гедимин не стал – плазменная струя порвала боезапас в небе. С ближайшей стены посыпалась облицовка, вылетели остатки стёкол, обугленные кусты развалились на мелкие веточки. Гедимин сгрёб их, накинул защитное поле и двинулся на юг – подальше от «Гвулы» и её жителей. «Что это с ними? ЭСТ-лучи мозги выжгли? До катастрофы даже «макаки» такими нервными не были…» - думал он, стараясь не задерживаться на виду. В остатках портовых зданий что-то пищало и хрустело, при чужих шагах стихло, но проверять крыс на дружелюбие Гедимин не стал. Порт стоял не на краю мёртвого моря – отсюда было ещё далеко до котловины на юго-востоке. Сармат нашёл ещё один «меченый камень» и, проверив фон, вывел новые значки – про эа-форму, крыс и агрессивных мутантов. «Гражданское убежище,» - на миг шевельнулось в мозгу. «В нём народу было побольше. А я его не проверил. Интересно, там-то что вывелось?»
Что говорят «люди» из убежища «Гвула»
«Hayt!» («Хайт!») - «Стоять!»
«Tehh amms, tehh amms!.. Hayt! Eet kumman!» («Тэхх аммс, тэхх аммс!.. Хайт! Ээт кумман!») - (отряду) «Держите его на прицеле!.. (Гедимину) Стоять! Подчиняйся приказам!»
«Tehh amms!.. Teshku?!» («Тэхх аммс!.. Тэшку?!») - «Держите на прицеле!.. Теск (сармат)?!»
«Waat?» («Ваат?») - «Что?»
«Teshku… Waat tuu in kunta?!» («Тэшку… Ваат туу ин кунта?!») - «Теск… Что (он) делает в городе?!»
«Waat tuuyu hia? Stevvey!» («Ваат тууйю хиа? Стэввэй!») - «Что ты делаешь здесь? Убирайся!»
«Wuutar?» («Вуутар?») - «Вода?»
«Stevvey navvu! Gvuulas wuutar fo gvuula! Stevvey! Guu, guu!» («Стэввэй навву! Гвуулас вуутар фо гвуула! Стэввэй! Гуу, гуу!») - «Проваливай! Вода «Гвулы» - для «Гвулы»! Вали! Живо, живо!»
«Stevvey navvu, pashkapaya! Viil fiinnt yu!» («Стэввэй навву, пашкапайя! Виил фииннт ю!») - «Проваливай сейчас же, наглый тупица (дословно – «моча в мозгах»)! Мы найдём тебя!»
7 день от летнего солнцестояния. Южное «море». Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
Так далеко на юг Гедимин не забирался давно. Позади остались Южные горы, «горячая полоса» вдоль них, гребни лавы из «заросших» разломов, Старые Города, где сармат запасся субстратом. В этот раз в пищу Би-плазме пошли подстреленные крысы – всё остальное они сожрали сами задолго до возвращения Гедимина. Их было много, мёртвый город кишел ими – и сармат сильно подозревал, что они добрались до рабочих чанов с Би-плазмой в тихом, как склеп, убежище. Может быть, им хватало мозгов скармливать живой жиже ветки, кости и засохшую смазку – иначе Гедимин не мог понять, почему они так целеустремлённо собирают такие остатки по всему городу. Так или иначе, они сообразили, как заманить сармата под неустойчивую балку. Скафандр выдержал, крысы, не успевшие убежать, пошли на субстрат – но Гедимин мысленно отметил, что теперь в «мёртвых» городах надо быть осторожнее.
- Всем сарматам! Говорит Гедимин Кет! Приём! Всем живым! Приём!
Сигнал день за днём уходил в пустоту, и Гедимин шёпотом проклинал криво сложившиеся вероятности. Выжили «макаки» в вип-убежище, крысы в подземных норах, ксенофауна в морях и над ними, даже эа-форма, - куда делись защищённые со всех сторон энергостанции?!
Убежища «макак» отзываться тоже не спешили, хотя Гедимин в последние годы проговаривал послание на всех пяти языках. Возможно, все они изменились слишком сильно… или выжили те, чьих наречий сармат не знал – но и они могли бы хоть изумлённо вскрикнуть в эфире. Но вокруг было тихо, только ветер перекатывал тринититовое крошево и обломки известковых трубок – Гедимин спускался на дно высохшего моря.
…Он обходил очередную скалу, поросшую грибовидными выступами, когда земля под ногами мягко дрогнула. Скал было много, чем глубже сармат спускался, тем запутаннее становился их лабиринт, - но они были сложены осадочными породами, вулканической активностью тут и не пахло. Гедимин остановился, подбирая горсть выбеленных раковин, проверил фон – и вздрогнул, бросая ракушки и срывая с плеча плазмомёт. Успел вовремя – песчаную корку пробили хлыстовидные усы. Они ударили по скале; сармат уже стоял на её вершине. Струя плазмы ушла в землю, и тут же Гедимин выругался вслух – пирофора не успела выбраться, значит, немалый кусок органики остался в толще «материка»…
Дно содрогнулось. Над отверстием в песке и судорожно дёргающимися усами взвился чадящий огненный факел. «Нефть!» - Гедимин снова назвал себя идиотом. Где пирофоры – там и их пища…
Он смотрел на густой чёрный дым и замершие усы и думал, как доставать прогоревшие останки из-под песка, но тут скала снова дрогнула. Гедимин развернулся – кольчатое тело с прижатыми усами вырвалось из земли и стремительно поднималось к вершине скалы, к сармату. Он выждал полсекунды – и тонкой струёй плазмы срезал головной отросток. На сканере сквозь белесый туман виднелись полосы ряби – пирофоры уползали прочь, в глубину, к пустотам, на дне которых застыла густая тяжёлая нефть.
«Шельф,» - Гедимин спрыгнул со скалы и взялся за механический резак – из рассечённой глотки, пока тело «червя» содрогалось, успела накапать маслянистая чёрная жижа. Сармат прорезал тушу меж колец до внутренних полостей и подставил контейнер. Би-плазма уже «попробовала» крыс, но Огнистых Червей Гедимин ей пока не скармливал – и решил, что это успеется. «Шельфовая нефть. Может, её тут и добывали, пока ксенофауны не стало слишком много…» - верхние полости были пусты, и даже пирофоры огибали их, спускаясь глубже. Но и оттуда люди успели немало выкачать – осталось чуть на дне да то, что впиталось в стенки, но «червякам» пока хватало. Хватило и Гедимину. Он отметил котловину значком «пищевые ресурсы». Пирофоры будут тут, пока есть нефть – и они точно вылезут на сотрясение почвы. Но вот те, у кого нет сфалта… их надо предупредить. Сармат подумал о «меченых камнях» на «побережье» - он давно не обходил их…
На экране сканера вновь появилась полоса ряби. Гедимин со вздохом поднял сфалт. Мощный ЭСТ-луч, пульсируя, ушёл в песок, - его сигнал должна была понимать каждая пирофора. «Хищник рядом!» - вот что означала эта пульсация на Равнине… и, кажется, здесь тоже – полосы ряби резко развернулись прочь. Гедимин шумно выдохнул. «Равнина… Вот интересно – эти твари пережили катастрофу – или портал Равнины открылся заново, и он где-то здесь?» Сердце сделало лишний удар. «Прочесать котловину и побережье. Отгонять пирофор. Искать портал…»
30 день от летнего солнцестояния. Южный берег Нефтяной Ямы. Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
Температура поднялась до сорока. Ветер стих. Гедимин стоял на берегу высохшего моря, у доломитового останца, и стёсывал старые значки, чтобы вывести новые. Они чётко выделялись на потемневшей от солнца поверхности – по цезий-стронциевым «часам» прошла четверть века. Сколько всего лет прошло с тех пор, как Гедимин ушёл от заваленной шахты? Если цезий и стронций не врали – почти шестьдесят.
Пирофора на камне получилась неплохо – рисовать пиктограммы сармат наловчился. Он вырезал множество точек и пририсовал череп в тройном круге – знак опасности. Кажется, люди обозначали её как-то так… сармат уже толком не помнил, но угроза, исходящая от пирофор, явно не имела отношения к радиации, или электричеству, или… «Напалм же!» - он пририсовал ещё значок огня и трижды обвёл его. Пока ни крысы, ни странные «мартышки» с облезающей кожей не встречались сармату за пределами городов, а Клоа сами порвали бы любого «червяка» - но Гедимин ещё надеялся, что знаки-предупреждения кому-то пригодятся.
Здесь, в жаркой летней пустыне, даже тонкая корка тринитита не выдерживала и крошилась. Фон медленно рос – приближалась очередная «горячая полоса». Она была широкой, но какой-то «размазанной», с неровными краями, и слой тринитита здесь с самого начала был тоньше. Гедимин вспомнил, что так и не добрался до её центра в прошлый раз, свернув к побережью, - карта здесь обрывалась. «Надо измерить расстояние до западного океана,» - подумал сармат, глядя на пустоту на экране. «И восток… я ещё не был на востоке. А на обратном пути обойду Нефтяную Яму с северо-запада. Всё время забываю расставить там метки…»
45 день от летнего солнцестояния. Складчатые холмы. Климат резко континентальный. Направление движения – юг.
Округлые холмы, изрезанные складками – там стёк, застыв у подножья, «фонящий» расплав – напоминали Гедимину зифты, полуокаменевшие «деревья-купола» Равнины. Северная гряда была короче, южная – длиннее; на холмах фон плавно ослабевал, чтобы в низине резко усилиться. Гедимин решил, что здесь одна «горячая полоса» на весь массив, и незачем делить её натрое. Сармат сунулся было к северной цепи, но увидел снующие над холмами хвостатые силуэты. «Ещё одна колония Клоа… Они-то где берут воду?!»
Глядя вокруг, о воде даже и не думалось. Неделю за неделей солнце выжигало округу. Сармат был очень далеко от океана, ветер сюда доносил только мелкую золу и тринититовый песок.
Самый «горячий» участок остался позади, фон снова снижался. Гедимин остановился, чтобы сделать пометки на карте, и услышал приглушённый расстоянием гортанный рёв. Земля едва заметно дрогнула. Над холмами поднялось облако пара.
«Гейзер?!» - Гедимин выключил передатчик и ускорил шаг. Пройти вдоль холмов, не потревожив Клоа… это бывало нелегко. Вот и сейчас стая, скрытая облаком, распалась надвое, и неровный клин потянулся к югу, вбирая в себя запоздавших – хвостатые тени выныривали из наползающих друг на друга холмов, из невидимых пещер… Гедимин замер на месте, но радиофагов интересовал не он. По бороздам на склонах ближайшего холма сочились тонкие ручейки – пар гейзера сконденсировался на более холодном камне, и Клоа, снижаясь, ныряли к воде и снова взмывали ввысь. Гедимин запоздало заметил неглубокие промоины у холмов – намеченные, но оборвавшиеся русла. Пар оседал на камне, собирался в ручьи – и испарялся вновь в раскалённом дрожащем воздухе. Не прошло и пары минут, как источник иссяк. Стая Клоа сделала круг над быстро высыхающей землёй, впитавшей последние капли, и, так и не заметив неподвижного Гедимина, развернулась к холмам. Там уже что-то клокотало – ещё один гейзер готовился к извержению. Сармат шёл вдоль гряды, высматривая пересохшие русла. Ни один ручей не продвинулся от подножия холма и на пять метров – что не выпили радиофаги, высушило солнце.
Гедимин, осторожно подойдя к сухому руслу, взял пробу грунта, замерил фон и быстро, опираясь на пальцы, отступил на юг. Там тянулась «горячая полоса», подогреваемая сверху и снизу – и сармат хотел узнать, где же она заканчивается.
70 день от летнего солнцестояния. Гора – «песочные часы». Климат умеренный. Направление движения – юг.
День за днём проходили, не слишком отличаясь друг от друга. Холмы и низины, жара и сушь, постепенно усиливающийся влажноватый ветер с юга, разбросанные валуны – песчаник и гранит, известняк и базальт, словно кто-то собирал натуральные камни для стройки, да так их и бросил… Канализационный коллектор посреди пустоши накопил на дне чуть воды – здесь дожди всё-таки случались – и Гедимин обрадовался было, но вместо купания пришлось гонять по стенам и прожаривать по частям здоровенную эа-форму. Измерять её, а тем более – взвешивать было некогда – но, кажется, в неё вошло то ли двое нормальных сарматов, то ли трое филков. Что они все делали посреди ничего, и чем было это «ничего», пока земную кору не пересобрали, как мозаику, - спросить было некого. Когда Гедимин закончил с эа-формой, в коллекторе остался только пар и «фонящие» стены. Сармат заночевал там, покрыв «грязные» пятна слоем меи; мею можно было очистить от радионуклидов щёлочью, запасы щёлочи иссякали, но Гедимин думал, что «испорченное» им водохранилище надо починить и немного доработать. Может быть, оно пригодится кому-то более разумному – и умеющему читать пиктограммы на «меченых камнях». Такие метки Гедимин оставил на ближайшем к коллектору валуне…
На затянувшейся стоянке он сравнивал меж собой «горячие полосы» - уже набралась кое-какая статистика. Не везде они были параллельны, но все тянулись с запада на восток, будто опоясывая планету – и большая их часть (не считая той, что накрывала Складчатые холмы) была приблизительно одной ширины. Слой тринитита везде был очень толстым, с высоким содержанием «тяжелого» урана, стронция, цезия, - похоже было, что поперёк континента «размазало» десяток старых урановых реакторов, а потом их остатки присыпало и «заразило» ирренцием. На относительно «чистых» участках, даже там, где был сплошной слой тринитита, синтез ирренция сильно замедлился, а то и вовсе остановился, - но на «полосах» он шёл полным ходом и даже ускорялся. Гедимин искал ЭСТ-пульсацию, подгоняющую или замедляющую процесс, но так её и не вычислил…
«А ведь я тут хожу…» - он снова сверился со счётом лет, со стронций-цезиевым «календарём» и недоверчиво покачал головой. «Уже шестой десяток лет. Мне было пятьдесят шесть, когда рвануло. Значит, уже за сотню. Сколько всего может прожить сармат?»
Он вспоминал людей разного возраста, вспоминал сарматов, заставших первые восстания, - «макаки» старели очень быстро и очень заметно, будто их тела «выгорали» изнутри. Резкие морщины, обмякшие мышцы, замедленные движения, истёртые сочленения костей и зубы, - даже у тех, чей разум сохранял ясность. Сарматы были прочнее. По себе Гедимин ещё не замечал износа – уставал он не раньше, чем обычно. Оставалось сохранить ясность разума. Эта земля была не мёртвой, вот только новая жизнь… Гедимин, недовольно сузив глаза, поднялся на ноги. Он ещё не дошёл до южного побережья и не проверил восток, откуда ветер часто приносил золу, явно органическую… и пора было посылать очередной сигнал.
- Eatesqa, приём! Гедимин Кет вызывает все станции! Tza tatzqa!..
…Под ногами похрустывал гравий с мелкими осколками тринитита. Длинная тень протянулась с юга на север, чуть отклоняясь к востоку. На горизонте виднелась вершина одинокой горы, погружённая в облака. Гедимин, мельком удивившись такому геологическому образованию, двинулся к ней – и вскоре растерянно мигнул. Оттуда, где он остановился и достал сканер, уже видна была странная форма горы – широкая сверху и снизу, она была будто обточена посредине. Два конуса, соединённые вершинами, гигантские «песочные часы»… Ещё немного – и сармат увидел, что не вершина уходит в тучи, а облака стягиваются к ней и кружат неторопливой воронкой, накрывая часть верхнего конуса. «Странная штука,» - Гедимин ускорил шаг. «Вершина рябит. Попробую подняться. Может, там есть вода, хотя бы три-пять литров конденсата…»
Сармат давно не мылся, не считая вечерних обтираний питьевой водой, - источников по дороге не было, под землёй что-то нашлось – но на изрядной глубине, с коллектором не повезло… Он присматривался к узкому месту горы – камень не выглядел сыпучим, на когтях можно было подняться.
…Вид с края гигантской чаши был бы хорош, если бы не густые тучи – но их густота Гедимина радовала больше, чем лучшая из панорам. Сканер сквозь рябь показывал, что верхний конус будто выкрошился изнутри. На ручную обработку это не походило и близко, но если камень разрушился сам – непонятно было, куда же делись обломки… «Может, взрывом вынесло,» - «светя» перед собой сканером, сармат спускался в густой туман. На дне поверх каменного крошева плескалось сантиметров десять конденсата. Влага оседала на скафандре, смывая дорожную пыль. Кратер «фонил» ЭСТ-излучением, но ничего живого внизу не было – кроме стелющегося по склонам мха. Гедимин старался не повредить его и радостно ухмыльнулся, найдя нитчатые водоросли на дне. Это были уже не бактериальные плёнки, - здесь влаги хватало более крупным формам. Дело оставалось за животными…
…Осторожно, через фильтры, Гедимин спустил отработанную воду в озеро – едкий мыльный раствор тут был совершенно ни к чему. Засохшая слизь больше не липла к коже, не сковывала движения, - даже дышать стало легче. С довольной ухмылкой Гедимин спускался по склону – вдоль сухого, но приметного русла. Не раз и не два кратер переполнялся, и с верхнего конуса стекал водопад. Иногда ему хватило сил продвинуться от подножья – сармат шёл по следу мелеющего ручья почти полкилометра.
«Тут в сезон должны быть серьёзные ливни. Видимо, тогда чаша и переполняется,» - Гедимин остановился там, где следы русла терялись в глине и гравии. «Но для постоянной реки этого мало… Что, всё-таки, удерживает воду в подземных пластах? Я видел, как она прорывается у горных хребтов. За столько лет на материке так и не появилось водоёма?..»
30 день от осеннего равноденствия. Срединный разлом. Климат континентальный. Направление движения – юго-запад.
Под ногами шуршал пепел. Мелкие угли побелели от инея – заморозок выжал из воздуха остатки влаги. Не так давно Гедимин спустился с очередной горы в форме песочных часов, - озерцо в кратере на вершине обмелело, купаться пришлось, растапливая лёд, но сармат был не в претензии. А здесь, внизу, он запасся субстратом, набив все свободные полости под бронёй, и даже соорудил вещмешок из завалявшихся и ещё не истлевших пакетов – когда-то в них складывали пробы грунта и останки ксенофауны, делали их сарматы – несколько десятилетий им были нипочём. Тут когда-то был лес; катастрофа уничтожила его, поваленные стволы постепенно истрескались и искрошились до мелкой золы, но осталось немало пней и корневищ. Субстрат был нужен – и лучше из леса, «почистившегося» за годы распада, чем из ксенофауны и крыс, отловленных в «фонящих» городах.
Здесь воздух был сухим – значит, Гедимин был далеко от побережья. Вдоль него он уже прошёл, пережидая муссон за муссоном, - и только удивлялся, как в самую суровую погоду несут дозор «береговые стражи». Их паруса всё-таки рвались, «кости» трескались, но синевато-белое свечение «сшивало» их заново. Они всё так же не шли на контакт и отгоняли сармата от океана…
И стражи, и ливни остались на южном побережье. Здесь уже устоялась минусовая температура, но воды не хватало на снегопад. Гедимин шёл по мёртвому лесу, надеясь, что какой-нибудь лишайник да прижился тут, но нет – только угли и пепел поверх раскрошенного известняка и песчаных холмов. Постепенно местность шла на подъём; на вторые сутки Гедимин увидел далеко внизу тринититовый блеск – «горячие полосы» продолжались и здесь, и их вмяло глубоко во вздыбленный склон.
«Может, предгорья?» - Гедимин вгляделся вперёд – не покажутся ли горные пики? Местность шла на подъём уже не первые сутки; песок местами стряхнуло, оголился слоистый известняк – многометровый «чехол» осадочных пород. Склон плавно поднимался – чтобы на пятый день резко оборваться вниз. Гедимин остановился в паре шагов от гигантского разлома.
Это была расселина метров на триста в глубину; дальний её край кое-как разглядел сканер – до него было километров пять. На дне застыла вязкая лава. Над ней вздыбились всё те же слои известняка – что-то раскололо материковую плиту, и казалось, что «горячие полосы» - следы снятых скоб, когда-то «стянувших» её обратно.
Даже сканер не видел, где заканчивается разлом – лава и «горячие полосы» слишком сильно «фонили», слои белесой ряби на экране накладывались друг на друга… Речь явно шла о десятках, а то и сотнях километров. «Может, эта штука весь материк перепахала,» - Гедимин осторожно заглянул в разлом. Вниз устремился маленький камнепад – известняк был непрочен, склон крут, едва ли удалось бы спуститься на когтях, нигде не прокатившись кубарем. Сармат прошёл полсотни метров в одну сторону, в другую, - по тринититу «горячей полосы» можно было бы съехать, но как по нему поднимешься?..
«Срединный разлом,» - отметил Гедимин на карте. Она уже близка была к завершению… по крайней мере, доступная часть – ни на ледники, ни в гигантскую расселину лезть не хотелось. «Если что – медблока тут не найдёшь,» - напомнил себе Гедимин. Разлом манил, как и неведомые восточные земли, но…
«Пройду на запад. Я ещё не сделал метки про пирофор в Нефтяной Яме. И фрилом надо запастись. На той стороне, может, и развалин-то нет…»