Переданы в архив

Иван, чертыхаясь, пробирался сквозь лес стеллажей. Общая площадь помещений Городского архива была огромной, почти три футбольных стадиона, как любили хвастаться работники-старожилы. Примерно два из них занимало подземное хранилище, битком набитое старыми бумагами и фотографиями, выцветшими картами, планами давно исчезнувших мест и зданий, ящиками с киноплёнкой и прочими бесполезными артефактами давно ушедших времён. Иван мог поклясться, что однажды видел даже макет Звезды Смерти, непонятно каким образом имевшей отношение к истории города.

Он писал дипломную работу на тему «Система регионального управления малых городов Российской империи», в связи с чем регулярно появлялся в архиве с пакетом конфет для Варвары Фирсовны, которую нежно называл Варварой Сфинксовной, ибо носила она гордое звание хранителя архива и была старше египетских пирамид, и упаковкой лакомств для местного кота Моти, по праву считавшегося одним из сотрудников архива. Мотя был исключительно воспитан, носил доставшийся ему при рождении элегантный чёрный шерстяной костюм с белым галстуком, любил крекеры и когда чешут за ушком.

Эх, сейчас бы пить чай с Варварой Сфинксовной и гладить Мотю, а не вот это всё. Пахло пылью, от неё же чесались глаза, уши, руки, да вообще всё чесалось. Где же эта чёртова коробка с городской летописью восемнадцатого века? В каталоге числится, значит, точно должна быть. В эту часть хранилища, наверное, с того самого восемнадцатого века никто и не заглядывал. Стеллажи здесь стояли плотно, протиснуться можно было только с трудом, впритирку с полками, от чего чёрная футболка Ивана покрылась пыльными полосами. Тут царил сумрак, лампы где-то далеко, под высоким потолком, горели тускло и ленились заглядывать в узкие проходы, так что приходилось подсвечивать себе мобильником.

Краем глаза Иван неожиданно уловил что-то странное, выбивавшееся из однообразного фона, и, поколебавшись, свернул в ту сторону. Не летопись, так может хоть Звезда Смерти снова найдётся? Полки расступились и перед глазами открылась неожиданная, скорее даже неуместная картина.

Стеллажи, во всём хранилище выстроенные скучными рядами, здесь образовали круг, почти отдельную маленькую комнату, протиснувшись в которую, Иван увидел старинный письменный стол из тёмного дерева: ряд выдвижных ящиков с резным орнаментом и покрытыми патиной латунными ручками, изящные ножки, полированная столешница с вставкой из зеленого сукна. Старинная настольная лампа со стеклянным абажуром и массивным бронзовым основанием заливала столешницу мягким янтарным светом.

В центре стола возвышалась печатная машинка. Блестящий чёрный корпус металлически поблескивал в свете лампы, круглые клавиши с полустёртыми буквами молочными зубами белели на его фоне. Большой рычаг каретки с латунным роликом для бумаги выглядел монументально и весьма потёрто. В машинку был вставлен бумажный листок, чуть волнистый и пожелтевший от времени.

Иван подошёл поближе. Что это за экспозиция такая? Кабинет какого-то выдающегося местного уроженца? Но почему тут? Всё-таки архив, а не музей. Да ещё и в самой глубине подземного лабиринта, где никто и не увидит.

Чем дольше Иван всматривался, тем более странной казалась картина. На столе совсем не было пыли, хотя вокруг её тонны, она висела в воздухе, покрывала все полки и даже пол, лишь там, откуда пришёл Иван, были видны следы его ботинок. Никаких других следов не было. Лампа горела тёплым светом, расплёскивая причудливые тени вокруг стола, но Иван не видел ни шнура, ни розетки, в которую он мог бы быть включён. Это что, старинная лампа на батарейках? Как будто прочитав его мысли, светильник весело ему подмигнул. Стало немного не по себе. Встряхнувшись, Иван выдвинул один из ящиков — чистые листы пожелтевшей бумаги, писчие перья, огрызки карандашей, небольшой перочинный нож. В другом обнаружилась стеклянная пепельница, полная рябого холодного пепла. Ничего, что указывало бы на владельца стола — ни записей, ни гравировок, ни хотя бы музейной таблички.

Взгляд упал на лист бумаги, вставленный в машинку.

Только сейчас Иван заметил на нём две короткие строчки. Яркие красные буквы, кое-где слегка размазанные, были напечатаны совсем недавно — чернила ещё влажно поблёскивали. Оказывается, бывают красные чернила, Иван и не знал. Хотя откуда, он и печатную машинку вживую видел первый раз в жизни.

Что бы это значило? «На вечное хранение». Иван видел подобные грифы на некоторых старых документах, очевидно, они указывали срок, на который документ помещался в архив. Но кто такой Матвей и почему его нужно вечно хранить?

Ивану вдруг стало неуютно, захотелось оказаться снаружи, на чистом воздухе. Лампа нервно замигала, свет её стал тускнеть и вскоре совсем потух. Оказавшись в почти полной темноте, Иван почувствовал, как по коже побежали мурашки. Машинка насмешливо скалилась на него белыми рядами кнопок. Вдруг появилось ощущение, что она смотрит на него, ожидает чего-то, а может приглашает к чему-то?

Ну её к чёрту, пора выбираться отсюда. Усиленно моргая, чтобы привыкнуть к полумраку, Иван побрел к выходу, то и дело натыкаясь на стеллажи, которые как специально вставали у него на пути. Выбравшись из зала, он зашёл было в кабинет к Варваре Сфинксовне, но её уже не было. Глянул на часы — почти семь. Ну да, рабочий день закончен, в здании только он и вахтёр. Что ж, придётся отложить вопросы до следующего раза.

***

Ночью Ивану снились беспокойные, вязкие сны. Он то тонул в густом болоте, затянутом зелёной ряской, то задыхался в облаке оранжевого дыма, то убегал от чего-то страшного, потустороннего сквозь чёрный густой лес, слыша за спиной угрожающее «клац-клац».

***

Следующие несколько дней прошли в привычной рутине — учеба, дом, работа. Лишь в пятницу у Ивана выдалась возможность вернуться в архив, тем более, что всё-таки нужно было найти треклятую летопись.

Взлетев на второй этаж, Иван без стука ворвался в кабинет Варвары Фирсовны, на ходу доставая привычные гостинцы.

Уютная маленькая комнатушка, заставленная ящиками каталога, встретила сладким запахом сигарет со вкусом вишни, которые тайком курила хранительница фонда и о которых, конечно же, все знали, к нему неожиданно примешивался запах корвалола. Варвара Фирсовна, бледная, с красными глазами, сидела за маленьким письменным столом и отстраненно перебирала бумаги. Гость, внезапно ворвавшийся в её обитель, заставил её вздрогнуть. Она взглянула на пакетик кошачьего лакомства, который Иван вытащил из рюкзака, и её лицо вдруг искривилось, из глаз побежали крупные слёзы.

— Варвара Фирсовна, что случилось? — Иван замер, недоброе предчувствие холодком пробежало по спине.

Совсем по-детски всхлипывая, хранительница бездумно достала из ящика стола сигарету и захлопала ладонью в поисках спичек. Потом вдруг жалобно посмотрела на Ивана и сказала:

— Мотенька пропал…

— Как пропал? Когда?

— Не знаю, — Варвара Фирсовна вытерла слёзы салфеткой. — Уже несколько дней не появлялся… Еда не тронута… Лоток чистый…

Иван неловко погладил женщину по плечу.

— Может, просто потерялся? Коты теряются…

Хранительница неуверенно кивнула, а потом махнула рукой. Иван знал, что Мотя был совсем не молод, и очень пунктуален. Каждый вечер, отложив свои важные кошачьи дела, он приходил в этот кабинет на ужин к половине шестого, а после провожал свою подругу к выходу, и этот ритуал был нерушим много лет. Невольно представилось, как где-то в укромном уголке одного из хранилищ неподвижно лежит холодный пушистый комок, и сердце тоскливо сжалось.

— Мотя-Матвеюшка мой, — грустно прошептала Варвара Фирсовна. Она немного успокоилась, зажгла сигарету и сделала глубокую затяжку. По кабинету пополз сладковатый клуб дыма.

Красно-чернильное строки всплыли у Ивана перед глазами.

— Матвей? Мотю звали Матвеем? — сбивчиво спросил он.

— Ну конечно, — вздохнула хранительница. — Мотя же…

— Я думал, что он как у Булгакова, Бегемот…или что-то такое…

Хранительница только покачала головой.

— Варвара Сф… Фирсовна, — осторожно начал Иван. — А вы не знаете, что за стол с пишущей машинкой в подземном хранилище?

— Какой ещё стол с машинкой? — непонимающе уставилась на него хранительница. — Нет там такого, я бы знала.

— Но я сам видел, когда в прошлый раз там был. Старинный такой стол, красивый, с лампой и машинкой. В самой глубине зала.

— Наверное, опять задремал над бумагами, вот и почудилось. Ты вон в прошлый раз про космолёт какой-то спрашивал, теперь стол с машинкой…

Иван не стал настаивать. Они ещё немного поговорили о Моте, после чего он спустился на цокольный этаж. Хранилище встретило его прохладой и скорбной тишиной. Пытаясь вспомнить, в каком направлении двигался в прошлый раз, Иван углубился в ряды полок. Он сам не знал, что сильнее хочет найти — летопись для дипломной работы или загадочную печатную машинку. Перебирая содержимое коробок, он то и дело поглядывая вглубь зала — не мигнёт ли оранжевый отблеск? Летопись нашлась довольно быстро, даже странно, что он в прошлый раз её пропустил. Разложившись прямо на полу, Иван принялся просматривать посеревшие от времени документы, делая фото нужных страниц. Документ оказался на редкость интересным, и спустя некоторое время он полностью погрузился в чтение, как вдруг где-то недалеко послышался шорох. Иван вскинул голову и осмотрелся. Если бы кто-то зашёл в хранилище, он бы услышал, но шумную металлическую дверь никто не открывал. Шорох повторился. Иван попытался рассмотреть что-то сквозь стену стеллажей в направлении звука. Что это? Скрип? Или мяуканье? Мотя!

Иван ринулся туда, откуда доносился звук, сшибая коробки, прошёл один ряд, другой — никого.

— Кс-кс-кс! — додумался он вдруг. — Кс-кс! Мотя!

— Клац-клац!

Иван испуганно остановился. Что за чертовщина?

— Клац-клац…клац-клац-клац!

Верхние лампы тревожно замигали, по ногам потянуло холодом. Клацанье доносилось то с одной стороны, то с другой. Щелчок, ещё щелчок. Ивана накрыла волна страха. Стены хранилища угрожающей чернотой нависали над ним, стеллажи отбрасывали уродливые тени, пляшущие какой-то погребальный танец в свете мигающих светильников. Почудилось, что кто-то мохнатый пробежал по ногам. Выхватив мобильник, Иван стал лихорадочно светить вниз. На белом кроссовке алел след кошачьей лапы. На ватных ногах Иван развернулся в сторону выхода и оказался прямо перед знакомым столом. Машинка хищно улыбалась во все свои четыре десятка клавиш. Строка на иссохшем листе выглядела длиннее, чем в прошлый раз.

Иван похолодел. Это было похоже на злую шутку, но почему-то казалось, что всё происходит всерьёз.

Алые буквы задрожали в неровном свете лампы и расплылись кровавыми кляксами. Тонкая струйка потекла между клавиш, размножилась, разветвилась, и вот уже на столе расцвела густая красная лужа, выглядящая на фоне зелёного сукна почти чёрной. Жуткая капель забарабанила по полу, собралась в алую змейку и, извиваясь, потекла в сторону Ивана. Он отшатнулся, и в этот момент лужа выбросила в его сторону несколько струек-щупалец, пытаясь уцепиться за штанину. В панике он неуклюже дёрнулся и сделал шаг назад, поскользнулся, зацепился за стеллаж и…наступила темнота.

***

Пришёл в себя в больничной палате. Голова гудела и, кажется, была перевязана. Рядом сидела заплаканная мама и гладила его по руке.

Борясь с головокружением и пытаясь собрать ускользающие мысли в кучу, он вслушивался в мамины причитания. Его нашли в хранилище, придавленного стеллажом — кто-то услышал грохот и зашёл проверить, что случилось. Врачи диагностировали лёгкое сотрясение мозга, ничего серьёзного, но пару дней придется провести в больнице. Ни о каких кровавых лужах и пишущих машинках мама не упоминала, а Иван не спрашивал. Лишь когда она ушла, дотянулся до тумбочки, вытащил кроссовки и осмотрел на предмет красных пятен, но ничего не обнаружил.

Сил думать о произошедшем не было. Может, ему всё привиделось после удара по голове? Откинувшись на подушки, Иван закрыл глаза.

***

Сны вновь были тёмными и мрачными, покрытыми рыжей ржавчиной и влажно поблёскивающей плесенью. Снова нужно было убегать от чего-то страшного, неотвратимого, чёрной тенью нависающего за спиной, противно лязгающего зубами. Или клавишами.

***

На следующий день Иван позвонил Варваре Фирсовне, но она не взяла трубку. Он звонил еще несколько раз, пока находился в больнице, с тем же результатом. А в утро выписки услышал в трубке незнакомый мужской голос, сухо сообщивший ему, что у Варвары Фирсовны несколько дней назад случился сердечный приступ, а также время и место прощания.

***

Немноголюдные похороны прошли под скорбный аккомпанемент дождя. Когда все разошлись, Иван украдкой положил рядом с могилой пачку сигарет с вишнёвым вкусом и пакетик кошачьих крекеров. С фотографии на него сочувствующе смотрела Варвара Фирсовная с Мотей на руках.

***

Несколько недель прошли как в тумане. Беспокойные сны сводили с ума, каждая лужа на улице отливала красным, а клацанье слышалось то в лязге трамвая, то в шуме кофейного автомата. Мысль о возвращении в архив вызывала почти панику. О случившемся Иван никому не рассказывал, всё равно не поверят, ещё и решат, что он совсем головой двинулся после удара.

Жизнь бежала вперёд и требовала не отставать, приближалась сдача диплома, и Иван спрятал мысли о произошедшем в дальний уголок памяти.

***

Накануне защиты Иван проснулся поздно. Погода за окном стояла хмурая, мир затянуло серым липким туманом, сквозь который не могло пробиться ленивое осеннее солнце.

Готовить было лень, и Иван решил позавтракать в маленькой кофейне на первом этаже. Наспех умывшись и натянув толстовку, он вышел из квартиры и спустился вниз.

В кофейне было пусто: ни персонала, ни посетителей. Иван на всякий случай проверил — табличка «Open» приглашающе зеленела на двери. Куда же все делись?

— Эй, есть кто?

Тишина. На столе выдачи дымилась чашка чёрного кофе, на вешалке висело пальто, за стойкой оранжево пах наполовину нарезанный апельсин. Казалось, ещё секунду назад тут были люди, но почему-то спрятались, как только Иван вошёл. Потоптавшись пару минут в надежде, что кто-то появится, он вышел на улицу.

Ни души. Влажный туман укрывал пустые скамейки, играл с ветром на пустых детских площадках, клочьями расползался по пустым тротуарам. Иван прошёлся к дороге. Вереницы пустых машин растерянно замерли на дорожном полотне. У некоторых работал двигатель, из салона ближайшего автомобиля доносилась музыка, но не было ни водителей, ни пассажиров.

Страх колючим комком зашевелился где-то внутри, запустил свои когтистые лапки в похолодевшие внутренности.

Иван заскочил в ближайший подъезд и принялся молотить кулаками в двери. В конце концов одна из них распахнулась под его натиском, и Иван влетел в квартиру. Кипящий чайник, недоделанный бутерброд, телефон на зарядке. И никого. Дрожащими руками выключив газ на плите, Иван выскочил из дома и побежал туда, где надеялся найти ответ.

Здание архива мрачным исполином торчало посреди серого моря тумана. Тёмные окна слепо пялились куда-то вдаль, грустно и безнадежно.

На проходной пусто, на столе валяется раскрытая книжка. Иван побежал вниз, к хранилищу.

Внутри было холодно и тихо, как в огромной тёмной пещере; сотни стеллажей исчезли со всем своим содержимым, кроме нескольких, тех самых, выстроившихся кругом в самом центре зала. Сквозь просветы полок наружу пробивалось знакомое янтарное свечение, пульсировавшее в такт колотящемуся сердцу. Иван вошёл в круг призрачного света. Стол. Лампа. Машинка. И Мотя, серый от пыли, как будто седой. Кот сидел на краю столешницы и не моргая смотрел куда-то в пустоту.

Иван подошёл ближе. Желтоватый лист с двумя алыми строчками.

Запахло вишнёвым сигаретным дымом.