Переезд

Как только по миру начал распространяться Жёлтый туман, было принято решение построить изолированные небоскрёбы, практически полностью состоящие из фильтров для воздуха. Такие дома назвали Ковчег, вмещая в себя до сотни человек, они стали основным убежищем для детей и женщин, что не могли сражаться.

Утро для детей в Ковчеге всегда одинаково. Сразу после пробуждения дети бежали на кухню, где мама уже приготовила завтрак и ждала только своё чадо, чтобы вместе накрыть на стол. После этого ребёнок бежал в коридор, одеваться, а мама всегда напоминала про респиратор. Каждое второе утро дети спрашивают родителей «А зачем нам респиратор?» Но в ответ слышат лишь: «Потому что там опасно без него». Не совсем удовлетворённые таким ответом, но вроде смирившиеся, дети собираются на лестничной площадке, на самом верхнем этаже Ковчега. Один из ребят, выбирающийся жеребьёвкой, поднимается по стремянке и открывает люк, ведущий наружу. Уже находясь на крыше, они разбредаются в разные углы, опираясь об ограждения, чтобы не свалиться. И в таком положении стоять они могут часами.

Точно так же началось утро двенадцатилетнегоАдама. Его кожа была изумрудного цвета, а лепестки, что прорастали и углубления на затылке, - травянистого цвета и коротко пострижены. Проснувшись в своей мягкой кровати, он, ещё сонный, в пижаме, направился на кухню, где его мама уже пожарила яичницу и даже успела подготовить всё к завтраку. Мальчик этому блюду рад не был, ведь яичницей он завтракал последние несколько недель, но мама обещает, что, когда будет новая поставка, она обязательно приготовит что-то другое. Это мальчика успокаивало, и он смиренно завтракал тем, что дали.

После завтрака, он, как и все дети, пошёл переодеваться в коридор, и, как и все родители, его мама напомнила про респиратор, который надевается на шею, де расположены дыхательные пути.

- Зачем он нужен? - спросил он, уже застёгивая комбинезон, - На крыше же вроде нет тумана? Неужели он так опасен?

Сегодня был как раз тот день, когда многие дети хотели получить ответы на свои вопросы. Его мама улыбнулась, села на корточки, наладив контакт глазами.

- Милый, туман очень опасен. Респиратор же нужен для твоей защиты: он не пропускает вредный воздух.

- Но чем опасен туман?

Мальчик задал вопрос на тему, о которой с детьми общаться не принято, потому и мама не стала, лишь повторив, что оночень опасен.

Снова смирившись, Адам надел респиратор, холодная резиновая подкладка плотно прилегала к лицу. Дышать внутри этой штуки было сложновато, но он ведь полезный? Так что ничего, можно и перетерпеть.

С удвоенными силами Адам открыл входную дверь и оказался в сером бетонном коридоре с лестницей, ведущей вниз, лестницей, ведущей вверх и лифтом. Чувствуя в себе прилив сил, мальчик решил подняться по лестнице, тем более, что между его квартирой и верхним уровнем всего четыре этажа.

По пути он встречал других мальчиков и девочек в респираторах, направляющихся в одно и то же место. Вскоре одиночная прогулка превратилась в групповой поход.

И вот, они прибыли на верхний этаж и уже видели, стоит только поднять голову, люк на крышу. На месте их уже ждали трое детей, которым многие завидовали, ведь они и сами хотели бы жить на верхнем этаже. Некоторые даже откровенно травили, конечно же, тоже из зависти. Но Адам не из таких. Он был очень добрым ребёнком, всегда слушался маму, и поэтому их утренние диалоги о необходимости респираторов заканчивались быстро, и он принимал это условие, как должное ещё на несколько суток, после которых цикл вновь повторялся.

Однако, сегодня в его голове родилась мысль, о которой он никогда бы не подумал ранее. Это была такая страшная мысль, что сам факт её существования пугал его.

А тем временем Адаму выпала честь открыть люк сегодня. Полный гордости, он взял стремянку, что стояла у одной из стен. Она оказалась тяжелее, чем предполагалось, но он справился и, раздвинув ножки, поставил её прямо под люком, а затем начал подъём на глазах у десятка восхищённых детей, которые не могли устоять на месте от предвкушения.

Люк, как и стремянка, оказался тяжёлым, но и здесь Адам тоже справился. И вот дети оказались на крыше.

Бесконечные клубы жёлтого тумана шли от горизонта до горизонта. Он, словно живой, извивался и тянулся, в некоторых местах потоки тумана сталкивались, от чего образовывался своеобразные фонтаны, брызги которых, правда, рассеивались раньше, чем успевали упасть обратно.

Где-то вдалеке виднелись макушки столетних деревьев, но выглядели они совершенно иначе, чем были раньше. Конечно же, дети не видели связи между туманом и гибелью растений, оттого им казалось, что просто раньше времени наступила зима, ведь на крыше было достаточно прохладно.

Все дети, как обычно, разбрелись в разные стороны крыши, рассматривая причудливые узоры тумана и стараясь разглядеть, что же происходит на поверхности. Ковчег не оборудован окнами.

- Идите сюда! - крикнула девочка Ева.

Все дети тотчас сбежались и окружили её, пытаясь хоть что-то разглядеть. Однако, ждать долго не пришлось: из Жёлтого тумана во всём своём величии вынырнул гигантских размеров Чёрный кит с красными спинными наростами.

Он был великолепен в своей грации. Его хвост, плавно рассекающий воздух, гипнотизировал, потоки жёлтого тумана из спинных наростов делали его похожим на поезд, что заставляло детей постарше вспомнить о рассказах бабушек о том, какой была жизнь до тумана. Они часто делились этими историями с детьми помладше, и те мечтали, чтобы туман быстрее ушёл.

Чёрный кит издал тягучий вой, будто печальная музыка, а затем исчез в тумане.

Пока все пытались выследить кита, Адам решил, что это хороший шанс пообщаться в уединении с Евой, к которой он давно питал нежнейшие чувства.

- Красивый кит, не так ли? - голос его получился тоньше, чем он ожидал.

Конечно же, он жутко волновался: мало того, что он общается с красивой девочкой, так и с другими людьми он редко беседовал, предпочитая проводить остаток дня в квартире и сам себя развлекать игрушками у себя в комнате.

- Да, такой большой! - Ева была взбудоражена и еле стояла на месте от волнения. - Мне нравится, когда они выпускают туман через эти штуки на спине — это смотрится так красиво!

- Да! - Адаму передалось настроение, - А ещё когда они ныряют обратно в туман и издают этот вой. Он всегда такой грустный. Как ты думаешь, может они скучают о ком-то?

- Интересная мысль, может быть, они прибыли к нам из другого мира вместе с туманом, и скучают по дому?

- Наверное, - Адам задумался, - интересно, на его родной планете небо такое же синие?

- Конечно же да! Я даже уверена, что там оно ещё красивее. Потому-то они и выныривают из тумана, чтобы посмотреть.

- Ночью, кстати, их слышно чаще всего. - в разговор вмешался мальчик с верхнего этажа, - Сначала засыпать под жалобный вой было сложно, но потом привыкаешь.

- Правда?! - Адам и Ева сказали одновременно.

- Правда, - с полной уверенностью ответил мальчик. - Я думаю, что ночное небо им нравится гораздо больше.

Это стало поводом для ещё одного размышления, но своими мыслями поделиться никто не успел, ведь кто-то снова крикнул, чтобы все собрались.

Чёрный кит опять вынырнул из тумана, но этот был гораздо больше предыдущего. Дети не знали, какой высоты здание, оттого, стоя сейчас на крыше, под ними, в их воображении, была глубочайшая бездна, и неизвестно, сколько там Чёрных китов, и есть ли там что-то ещё. Даже если есть, опасное ли оно как туман?

Вновь спев свою песню, кит нырнул обратно, а дети, уже налюбовавшиеся видами, стали по одному расходиться.

Адам внезапно обнаружил, что всё это время держал Еву за руку, и раскраснелся. Стараясь не подавать вида, он пытался вспомнить, когда это произошло и как долго это длилось. А вдруг Ева это тоже заметит и тут же отпустит руку?

Однако, ладони её были тёплыми, а кожа гладкая и мягкая. Если бы вдруг, по какой бы то ни было причине, Ева его бы обняла, Адам растаял бы сразу же.

Практически все дети уже разошлись, и Адам с Евой остались вдвоём, всё ещё держась за руки. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно. Но Ева, судя по выражению лица, не обращала внимания на этот контакт руками. Взгляд её был устремлён куда-то вдаль, за линию горизонта, усеянного увядающими деревьями.

- Как ты думаешь, - внезапно произнесла она, - Зачем мы носим эти респираторы?

Руку она так и не разжала, отчего Адаму стало ещё радостнее.

- Мама говорит, что без респиратора на крыше опасно. - в его голосе чувствовалась неуверенность.

Он, как и многие другие дети, задаются этим вопросом, но обычно Адаму хватает того, что мама говорит «Надо». Однако, он внезапно вспомнил мысль, что возникла в его голове, пока он поднимался на крышу.

- Родители говорят, что их необходимо носить, но они не говорят зачем. Опасно? Что значит опасно? Почему оно опасно?

Поток вопросов, которыми Адам сам никогда не задавался, выбили его из колеи. Ему не хотелось о чём бы то ни было думать и уж тем более не хотел ставить под сомнения слова мамы. Он лишь видел, как подул ветер, а за спиной Евы поднимались из-за тумана Светила. И как же красиво она смотрелась в лучах парных голубых звёзд в развивающемся на ветру белом платье.

В Ковчеге не предусмотрена система для ежедневной гигиены, оттого что дети, что взрослые ходят не в самом блистательном виде в соответствующей одежде. Однако, Ева в этот миг казалась самой красивой девочкой на свете, и сердце его бешено билось в груди.

Следующие слова, в прочем, опустили его на землю и повергли в шок, ведь она произнесла его мысли:

- Давай снимем респираторы, - в глазах её горела решимость, и Адам понял, что она сделает это в любом случае. - Киты же как-то дышат и ничего, живут.

Он внезапно вспомнил о ещё одном мальчике, что жил этажом ниже, который тоже снял респиратор, а потом хвастаться начал. Тогда никто не решился повторить его подвиг, но историю эту слушали с интересом, да и выглядел он вполне здоровым. Правда, через три дня он куда-то исчез, а соседка его семьи рассказала, что они просто переехали в другой Ковчег. В ковчег тогда же приехали треротианцы, такие же как и Ева и Адам, но взрослые, с медицинским осмотром всех жильцов. Зачем, конечно же, не сказали

Вспоминая это, в Адаме всё больше накапливалось решимости, и в глазах его вспыхнул огонь.

- Да, давай! - ответил он, а потом добавил: - Но взрослым не расскажем, иначе нас будут ругать.

Ева кивнула, и синхронно сАдамомвзялась за свой респиратор.

- Сделаем это вместе.

Она начала обратный отсчёт и на цифре «Ноль» сняли респираторы и сделали глубокий вдох. Дышалось легко и свободной, а не фильтрованный воздух оказался сладким по ощущениям, будто сахарную вату вдыхаешь.

- И что? Ничего не произошло, ха! - Ева, казалось, сказала это с долей злорадства.

- Как ты вообще на такое решилась? - Адам всё ещё паниковал, но действительно не ощущал никакой опасности.

- Да так, - она сразу поубавила пыл и опустила голову, взглянув на респиратор в руках. - Я лишь пыталась понять, зачем нужно постоянно надевать эту штуку, на крыше ведь нет тумана, но мама всё твердила «Опасно» да «Опасно». Меня это начало бесить, и мы поссорились.

- Вам стоит помириться, - Адам не был уверен, стоило ли ему лезть со своими советами, но он не любит, когда кто-то ссорится.

Для него не существует ситуации, которую нельзя решить мирно, по крайней мере, он в такой ещё не был.

- Да, знаю я, - неохотно сказала Ева, почёсывая затылок. - Ладно, пойду я домой.

Она надела респиратор и направилась к люку. Адам же уходить не спешил. К нему внезапно пришло озарение, что теперь у него есть тайна, которой он не может поделиться даже с мамой. Он никогда раньше ничего не скрывал, и был абсолютной честным ребёнком, потому он так быстро запутался в клубке лжи, который ещё даже не начинался.

В люке, выводящем на крышу, был встроен фильтр, что волнами жара дезинфицирует одежду.

Вернувшись домой, Адам повесил респиратор и плотный уличный комбинезон в коридоре, ещё сохранивший тепло после фильтрации.

- Я дома, - сказал он, еле дрожащим голосом.

Он всё ещё пытался свыкнуться с мыслью, что ему теперь придётся врать всю оставшуюся жизнь, хранить секрет, о котором знают только два человека. «Может, всё же рассказать? - размышлял он, - Нет. Лучше не буду...»

- Как погуляли? - голос мамы, самый нежный на свете, доносился из гостиной.

Он сидела на диване у журнального столика и читала свежую газету, доставленную треротинцами.

- Неплохо...

- Представляешь, пишут, что фронтовой отряд встретил грызуна с антропоморфным телом и длинным хвостом? - эта новость явно ещё позабавила: на уголках глаз ещё блестели слёзы от смеха.

Однако, Адаму было не до шуток. Он целиком ушёл в размышления. «Может, действительно ничего страшного и не произошло, может, и она и не заметит ничего» - думал он, и от большого количества мыслей разболелась голова.

- Я побуду у себя в комнате, - сказал он.

- Что-то случилось? - сработало материнское чутьё, - Ты выглядишь растерянным.

- Нет, всё нормально, мне просто нужно побыть одному. Мы держались с Евой за руки! — хоть этим он может поделиться.

- Здорово! — воскликнула она с широкой улыбкой.

Однако, Адам ушёл в комнату раньше, чем она успела сказать ещё что-то.

Адам залез на кровать, подвинулся в самый дальний угол, прижал колени к груди и обхватил их руками. По всей его комнате были разбросаны игрушки, что приносил добрый дядя, любивший детей и в особенности Адама, но ему сейчас было не до игр. Размышления сменились укором. Он винил себя, винил туман, винил всё, что его окружает и в конце концов всё свелось к ней: «Интересно, решился бы я на это, если бы она не предложила?» Но он моментально выгнал эту мысль из головы. Ведь он и сам об этом думал, он сам хотел это сделать, он сам это сделал. И некого больше здесь винить. Он не знал, что с ним может случиться, но за всё, что произойдёт в дальнейшем ответственность ляжет на него одного.

Через какое-то время в комнату к Адаму зашла мама, и застала его зажатым в углу и готовым расплакаться в любой момент. Она принесла с собой тарелку обеденного супа и аккуратно поставила её на прикроватную тумбочку, а потом села на кровать.

Она медленно и аккуратно, будто крадясь, подвинулась к сыну, обняла его за плечи и прижала к себе.

- Что случилось? - вновь поинтересовалась она.

В её голосе было столько нежности и заботы, что Адам возненавидел себя ещё сильнее.

- Тебя кто-то обидел?

Адам чувствовал, как обзор ему заслоняют слёзы.

- Нет… Ничего такого, - ответил он и громко завыл.

Ручья слёз потекли из глаз. Он тяжело дышал ртом, всхлипывал. У него началась самая настоящая истерика. А мама всё это время сидела рядом и обнимала сына, нежно гладя его по голове.

- Всё в порядке, - шептала она, - плачь, сколько тебе нужно.

А Адам и не думал успокаиваться. В материнских объятиях он чувствовал себя в безопасности. Его дом был именно здесь и сейчас, и в этом доме он мог позволить себе испытывать любые чувства.

Когда Адам успокоился, мама взяла его любимого плюшевого мишку и положила ему на колени. Он вцепился в его так, будто кто-то пытался отобрать.

- Не забудь покушать, когда успокоишься, хорошо? - она улыбнулась, и улыбка эта была самой яркой на свете.

Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, и Адам остался наедине со своим медвежонком. Утирая слёзы и сопли платочком, что лежал на углу тумбочки, он кое-как заставил себя съесть суп. Сделанный с любовью, он, казалось, разгонял тучи тяжёлых мыслей. Опустошив миску дочиста, он уже сидел с ясной головой и в полном спокойствии. Да, у него есть страшная тайна, о которой нельзя никому говорить, но так же у него есть любимая мама, которая всегда утешит. И оба этих обстоятельств в его голове уравновесили чаши весов.

Он вышел из комнаты, решив отнести посуду в раковину. Однако, на кухне уже сидела мама, облокотившись локтями и опустив голову на ладони. Длинные распущенные лепестки скрывали лицо, но было видно, как дрожат её плечи, сквозь тонкую блузку можно было разглядеть, как напряжено всё её тело.

Адам никогда не видел маму такой с тех пор, как пришло письмо, информирующее о том , что папа больше не вернётся. Тогда мама так же сидела на кухне и так же вздрагивала. Он запомнил, как в прошлый раз, обнаружив, что Адам стоит рядом, она сквозь скорбь нашла в себе силы улыбнуться. Но он не хотел, чтобы она снова выдавливала из себя улыбку, и не нашёл ничего лучше, чем тихо положить посуду в раковину и так же тихо вернуться в свою комнату.

На следующий день Адам, как обычно, позавтракал яичницей, но на этот раз не стал жаловаться на однообразие блюд.

После завтрака он направился обратно в комнату.

- Ты сегодня не пойдёшь на крышу? - удивилась мама. - У тебя точно всё в порядке? Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне обо всё, что тебя волнует.

Адам чувствовал, будто не достоин такой заботы, и, резко ответив, что всё хорошо, вернулся в комнату. Он собрал все свои плюшевые игрушки и сел на кровать, обложившись ими. Они были такими мягкими, будто плюшевая броня. Бремя тайны, мамины слёзы — всё это давило на него. Одно сменялось другим, и он больше не знал, за что ему цепляться в этой импровизированной пропасти. Он только вчера понял, что у мамы тоже есть чувства, она тоже может грустить и плакать. Он только сейчас понял, что вчерашний поступок может её расстроить. А вчера он об этом не думал.

Между тем, у Адама начался кашель. Утром он был не особо заметен, но к вечеру это стало серьёзной проблемой. Он стал кашлять практически без остановки, но сдерживал его, когда мама заходила в комнату, всё ещё боясь рассказать правду.

Лёжа поздним вечером в кровати, пока рядом молча сидела его мама и не говорила ни слова, он вспоминал того мальчика. Неужели, он тоже так мучился? Может, он тоже боялся рассказать обо всём маме, и он, так же как Адам сейчас сидели на кровати вместе с мамой и напряжённо молчал? Может, из-за этого он с семьёй и переехали? В какой-нибудь другой Ковчег?

Сразу следом он вспомнил про Еву. Им необходимо встретиться, но сейчас она, скорее всего, уже спит. Лучше будет придти с ней завтра после обеда.

- Как твой день прошёл? - вдруг, прервав тишину, спросила мама. - Ты совсем не выходил из комнаты сегодня. Может, ты заболел?

Адам почувствовал облегчение, когда услышал её нежный голос. Но и досаду, что столь хорошей матери достался столь непутёвый сын.

- Просто за ночь не выспался, вот сегодня весь день и спал. - ложь.

Ложь, которую ему придётся сочинять раз за разом, пытаясь запоминать, где и когда он уже соврал. Он старался держаться за торчащую нить из клубка лжи, чтобы не заблудиться на поворотах. Но, похоже, у мамы не было ни единого повода усомниться в словах сына, и она, пожелав спокойной ночи, ушла к себе в комнату. От этого Адаму стало ещё больнее.

А его мама, лёжа на кровати размышляла, как же так вышло, что сын стал отдаляться от неё. Что же она сделала не так? И в этот момент у неё начался приступ кашля, она прикрыла рот ладонью, и на ней образовались пятна крови.

На следующий день у Адама разболелась голова, и на завтрак он пришёл с опозданием, чем очень удивил свою маму, которая, в прочем, тоже чувствовала себя не совсем здоровой.

Он старался не говорить ни слова и пропускать все диалоги: каждый звук был игле подобен, что воткнута ему прямо в мозг. Она старалась не говорить ни слова, ведь каждая мысль давалась с большим трудом.

Ближе к обеду, он переоделся в комбинезон и сказал маме, что направился к подруге. Она сразу же поняла, о ком идёт речь, и обрадовалась, что её сын наконец вышел из комнаты и решил прогуляться. Она по-прежнему ничего не знала и надеялась, что они просто простудились и вскоре выздоровеют. Вот только состояние её стремительно ухудшалось, и, сидя за пустым обеденным столиком, она заметила, как стали расплываться очертания кухни.

Адам спустился на лифте на третий этаж — очень глубоко в туман. Именно здесь жила Ева. Подозревая, что она ещё не вернулась с крыши, он решил подождать у двери.

Прошло десять минут, но из лифта так никто не вышел. Подождав ещё пять минут, Адам постучался.

Дверь ему открыла крупная пухлая треротианка в халате.

- Ох, - говорила она с явным усилием, - ты тот самый друг моей дочери?

Её речь цепной пилой проносилась по его мозгу, но пришлось терпеть.

Голос её был встревоженный и хриплый, будто у неё болело горло.

Адам молча кивнул, и женщина сделала шаг в сторону, пропустив мальчика в дом.

- Ох, Ева столько по тебя рассказывала. - она сделала перерыв на кашель, - Говорила, что ты добрый, ответственный мальчик. Хороший друг.

Эти слова задели Адама, но сейчас он думал о другом, и мама Евы, будто бы, прочла его мысли:

- Но после вчерашней прогулки она стала какой-то замкнутой, со мной больше не разговаривала, а сегодня и вовсе из комнаты не выходит. Да и я как-то плохо себя чувствую. Ты не знаешь, что там произошло?

- Нет… - Адам слишком нервничал.

Мама Евы уже хотела что-то сказать, как из комнаты девочки послышалось кряхтение, и они мгновенно направились к ней.

Ева лежала на кровати, под одеялом. Ноги вытянуты, руки по швам, глаза открыты, но не были похожи на живые, а на лице её застыло блаженство.

Женщина ощупала свою дочь и начала дрожать, как мама Адама два дня назад на кухне. Она повернулась к мальчику с натянутой улыбкой и сказала:

- Она просто спит.

А затем вновь взглянула на свою дочь, подложив руку ей под голову.

Чувствуя себя лишним, Адам поспешил вернуться домой. Уже в лифте он почувствовал, как всё перед глазами расплывается, а писк при открытии дверей удару топора подобен.

Дома он застал маму, что застыла в одной позе у газовой плиты, будто бы поставленная на паузу.

- Мам? - попытался он вернуть её в чувства.

Но она не шевельнулась. Тогда он подошёл ближе и стал тянуть за подол халата. Никакой реакции.

- Мам! - крик перешёл в плач.

Вновь слёзы потекли ручьём, тяжело дыша, Адам забежал в свою комнату, схватил мишку и крепко его обнял.

- Что же мы наделали, - сквозь всхлипы говорил он, держа медвежонка на вытянутых руках перед собой.

Он слабо отличал очертания игрушки: она слилась в коричневое пятно. Слёзы стали алыми. Из носа потекла кровь. Мальчик зарыдал ещё сильнее.

- Зачем? Зачем мы сняли тогда респираторы? - он кричал во всё горло, и слова его, кажется, эхом прошёлся по всему Ковчегу.

Стоявшая за дверью мама, уже пришедшая в себя, тоже всё слышала, и не решалась зайти к сыну. Вместо этого она ушла к себе в комнату. Она тоже помнила того мальчика, что снял респиратор, вот только, в отличии от сына, она знала, что никуда он не переезжал.

Она видела его последние часы, и видела это блаженное лицо в момент кончины, что означало конец мукам. С ужасом, зажав рот ладонью, она представляла, что такое же случится с её сыном, и она ничего не могла с этим сделать. Весь Ковчег уже кашлял.

На второй день, когда Адам не выходил на крышу, Ева с ещё одним мальчиком уговорили всех снять респираторы, чтобы насладиться свежим, сладким воздухом.

Но они не знали, что сладость воздуху придают пары, клубящиеся несколько выше самого тумана. Так же как они не знали, что на самом деле случилось с тем мальчиком. Так же как Адам не знал, что произошло с Евой. Так же как все дети, что были тогда на крыше, теперь выдыхают пары тумана и заражают всех, кто их вдохнёт.

Все они, конечно же, переедут. Дети ведь не знают, что такое смерть. Детям о ней не говорят.