Перекрёсток

Чаз вывел велосипед за калитку и запер её. Покатил по Кленовой, свернул на Северо-Восточную, с толикой раздражения и одновременно азарта поднялся по полого ведущей в гору извилистой Галечной, расслабленно проехал по Второй Лесной, прокрутил педали мимо неприятных приземистых лачуг, стараясь не думать об их прежних обитателях, вырулил на окружное шоссе, деловито промчался по обочине дороги, внимательно вглядываясь в стену деревьев из боязни пропустить нужный поворот. Вот и она, Булыжниковая.

Велосипед Чаз купил не так давно, но усиленно практиковался в езде на нём. По крайней мере, в таких вот случаях, когда ехать нужно не так уж далеко (не в другой городок, например), да в свободное время, да ещё по такой дороге… Плюс — нет боязни оставить дедовский «додж монако 500», слишком уж он шикарен для леса, слишком уж приметен. Ну и спортивная форма. Не последнее дело для полицейского. В конце концов, Нина… Чаз усмехнулся себе под нос. Встречались-то всего ничего, а смотри-ка…

Там, где Булыжниковую пересекала другая дорога, Сосновая, Чаз остановил велосипед. Прошёл несколько шагов и остановился, злясь на собственную нерешительность.

После того, как Келли покинул Олдер, у Чаза в голове — или что там соображает? — появилось ощущение, как будто что-то начало распутываться, узелки — развязываться. События следовали одно за другим.

Мэнни Аяла исчез сам собой, незаметно и бесшумно, словно призрак. Забежал к Чазу часа в три ночи, пожать напоследок руку, улыбнулся, сверкнув белыми острыми зубами, пробормотал что-то насчёт брата и семейных дел — и был таков.

Джордж О’Риордан в результате судебного процесса получил официальное разрешение видеться с дочерью без присутствия кого-либо постороннего и тут же переехал поближе к Лили. Поближе к Лили — и подальше от Олдера. Странно было видеть словно бы выжженную, сухую землю и пожухлую траву на месте его трейлера. Сперва Кайзер, потом Джордж — посёлок отщепенцев постепенно редел…

Стивена Шварца увёз Фил Декарт, Чаз надеялся, что к добру. После всего того, что произошло со Стивом и его матерью… Кому как не Филу знать, что это такое!

Сам Чаз потихоньку, очень осторожно, начал (вроде как) встречался с коллегой по полицейскому делу Ниной Теодоракис, но пока что дальше нескольких совместных ночей дело не шло. Хотя, вроде бы, всё было неплохо. Просто, наверное, Нина — слишком уж «свой парень», соратник. И, потом, служебный роман — это несерьёзно, как говаривал дед. Ну, хоть к велосипеду его склонила.

Всё возвращалось в свою колею. Кэп Бёртон как будто злорадствовал меньше, пусть до сих пор не сильно жаловал Чаза. Самодовольство, проскользнувшее на его физиономии после того, как он подписал увольнительную для Фила Декарта, было слишком явным.

Чазу не хватало Фила, тот был прекрасным напарником. Нина была хороша, но где уж тут обсудить рыбалку как следует или решающий матч!

Ну и, главное, — сны.

Сны, необычайно яркие, шли плотной чередой. Как будто кто-то взял старую заброшенную книжку-раскраску, расправил страницы — и смело начал рисовать прямо поверх схем: наложил нужные цвета, добавил светотени для придания объёма.

Доктор Джозеф Ван Дамм показал им альбомы Келли Марино, оставшиеся в лечебнице. Может быть, поэтому и сны стали такими? Как будто их раскрасил Келли?

Чаз тряхнул головой. Мысли разбегаются. На удивление сложно сконцентрироваться в этом месте. Как он раньше этого не замечал?

Раньше оно по-другому было, тут же отозвался голосок в голове, раньше ты тут другим был.

Чёрная Луна ушла, их триединство — Мэнни, Чаз, Стивен — распалось, а поодиночке чары не работали. Или если работали, то как-то не так. Быть одной третью чего-то большего — это хорошо в единении и не так весело в одиночестве.

Дом, напомнил себе о цели визита Чаз. Тихо выругался себе под нос — «Что же ты меня за нос водишь!» — выпятил губу и, набычившись, пошёл вперёд с велосипедом вместе. Ладно, вот тут можно остановиться: обзор хороший.

Дом стоял чуть в отдалении от дороги точно так же, как стоял все эти годы, когда Чаз о нём не знал, а потом знал, но не придавал значения этому знанию, а потом ассоциировал с убийством Бетси Ковальски, Чёрной Луной и ужасом в глазах Кайзера. Немой свидетель. Уж он-то точно видел, кто именно убил Бетси, видел всё своими запавшими пустыми зенками.

А ведь и правда как будто смотрит. Хотя кому смотреть? Всё заросло, никаких следов человека.

Оглянувшись — дорога пуста — Чаз прислонил велосипед к высокой осине и сделал несколько осторожных шагов по направлению к дому. Ну же. Чего ты боишься? Сегодня прекрасный солнечный день, голубое небо, облачка словно рваная вата, весело сияют… И это просто старый дом. Заброшенный старый дом.

Чаз уже искал информацию в архивах, но ничего толком не нашёл.

Шестьдесят лет назад дом принадлежал тогдашнему хозяину лесопилки (мистеру Р. Блэкуэллу), который по какой-то причине продал своё дело компании «Северо-Восточные заготовки» и уехал из Олдера. Что интересно — информации о том, выставлялся ли сам дом на продажу или предлагался в аренду, не было, стало быть, не продавался и не сдавался. Похоже, мистер Блэкуэлл просто оставил его — и всё.

Место завораживало и отталкивало одновременно.

Казалось мирным и грозным. И, что бы Чаз не успел надумать себе раньше, когда размышлял об этой очередной поездке, очередном визите, оно было каким-то другим. Коробящим. Как если бы вы всё время думали, что дом зелёный, а он красный и всегда таким был.

Чаз пытался вспомнить, как это место ощущалось, когда он с двумя другими был здесь в пору Чёрной Луны. Оно не было пустым, это точно… Вернее, его пустота не была связана с отсутствием иных существ, пустота являлась самым прямым следствием присутствия некоего…

Некоего…

…присутствия.

Чаз тряхнул головой, прогоняя звон в ушах; посмотрел в небо — всё такое же голубое и ясное, просвечивает сквозь кроны деревьев. Опустил глаза и лишь спустя некоторое время поймал себя на том, что пристально смотрит на дом, едва его замечая при этом, словно это картинка-головоломка, где изображение как бы впечатано в фон и складывается из отдельных неприметных деталей.

В одном из ярких снов, посетивших его после ухода Келли, — именно во сне, а не когда их было трое под чарами Чёрной Луны, — в доме обитала вполне конкретная сущность. Невидимая, огромная, она занимала всё имеющееся пространство. Насколько Чаз мог понять, у этой сущности имелись здоровенные длинные щупальца, которые высовывались из всевозможных отверстий — дверных и оконных проёмов, дыр и щелей. На его глазах одно из таких щупалец схватило взрослого мужчину, подняло его на несколько метров над землёй и раздавило… Если подумать, что сущность была невидимая, то может показаться странным, что Чаз настолько хорошо был уверен, чем именно и как она действовала. С другой стороны, сны на то и сны, там и объяснять не надо никогда.

Подойти к дому?

А вдруг оно… там? Выжидает?

Внезапно почувствовав сухость во рту, Чаз потянулся за бутылкой с водой.

***

Маргарита положила последнюю карту и, подперев щёку, принялась размышлять над раскладом. Кто-то явно мог ей помочь. Рыцарь дисков на тёмном коне…

Бросив взгляд за окно, она успела уловить промелькнувший силуэт Чаза Макмануса на чёрном велосипеде. Сверилась с картами. Посмотрела на часы.

Встала, собрала карты в колоду и перетасовала их. Позиции расклада успели хорошо отпечататься в натренированной памяти — взгляд у Маргариты был цепкий.

Вздохнув, ведьма достала с кухонной полки латунный таз, наполнила его родниковой водой из канистры. Покопавшись среди бумажных свёртков, хранящихся в пластиковом пищевом контейнере, нашла нужный и, вытащив оттуда несколько коротких волосков, подожгла их над тазом, уронив пепел в воду. Облизнула указательный палец и макнула туда же, перемешивая содержимое таза, шепча подобающие случаю слова. При помощи пипетки аккуратно набрала небольшое количество получившейся жидкости и перелила в бутылку. Остаток осторожно вылила в раковину.

***

Хрустнувшая сухая ветка едва не заставила его подпрыгнуть от неожиданности, но это была просто белка. (Замечал ли он раньше, насколько здесь тихо?..)

Потом лицо Чаза окаменело, стало пустым, а глаза, потеряв взгляд, уже бессильно смотрели не на дом даже, а куда-то в середину воздуха.

— Ночью? — переспросил Чаз и, подумав секунду, кивнул. — Хорошо. Ночью.

После чего развернулся, оседлал велосипед и спокойно направился в обратную сторону.

Белка с интересом проводила его своими глазками-бусинками, а затем вернулась к прерванному занятию — перепрятыванию утащенного невесть откуда грецкого ореха.

Так что теперь Чаз Макманус уверенно прокатил по нужным улицам –– всё время чуть вниз, вниз, дорога постепенно понижалась (поэтому ехать обратно всегда легче, чем туда, к дому). Изредка встречающимся знакомым лицам Чаз молча улыбался (Ди-Ди Брегло чуть не съехал в кювет, увидев эту улыбку на лице полицейского).

Добравшись до собственного обиталища, Чаз всё так же спокойно и уверенно занялся обычными делами: починил наконец старое кресло-качалку (действуя исключительно на автопилоте), приготовил и съел обед (не ощущая вкуса), посидел перед телевизором (не включая его).

У Келли Марино когда-то был небольшой комикс, буквально на пару разворотов, о том, как некий персонаж проживает целый день на «автомате», в то время как его дух находится совсем в другом месте. Идея была на целую серию подобных историй, с общим финалом и Великой Битвой Духовного Фронта, но издательство её не приняло.

***

Чаз пришёл в себя. Сперва ему показалось, что он попал на дно какого-то тёмного водоёма, может быть, бассейна, — всё вокруг было тёмно-синим и глубоким — и лишь спустя несколько мгновений он осознал, что сидит на диване в гостиной собственного дома. Фотография деда внимательно следила за ним своими жёлтыми глазами.

— Чёрт-те что, — пробормотал Чаз.

В этот момент он услышал стук в дверь.

— Закрыто! То есть, открыто! — крикнул Чаз.

Стук повторился.

Наверное, всё-таки закрыл... Бормоча себе под нос, Чаз встал и прошёл в прихожую.

В какой-то момент ему подумалось, что за дверью будет стоять Фил или Келли — глупо, конечно, но ведь случаются же иногда странности на свете? Стук раздался снова.

— Да открываю уже! — раздражённо отозвался Чаз, распахивая наконец дверь.

Да так и замер с полуоткрытым ртом.

Это, конечно, был не Фил Декарт, вовсе нет. И не Келли Марино. И даже не Нина Теодоракис. На пороге стояла, мило улыбаясь (Чазу пришло в голову, что она сама обозначила бы это словом «мило») Маргарита Трэвис. Или не Трэвис? Какое у неё там имя? В руках она держала бутылку шампанского. Если предположить, что такие люди, как Маргарита, вообще пьют шампанское. На нежданной посетительнице был тёмный плащ, украшенный на лацкане массивной неопределённо-тёмной же брошью из бисера и кружев, что продают на ярмарках рукоделий. Маленькая сумочка через плечо. Чаз перевёл взгляд вниз и приподнял бровь: Маргарита была в старомодных, но хорошо сохранившихся туфлях-лодочках на небольшом каблучке. Примерно такие же были когда-то у Чазовой бабушки Роберты.

«Одета нарядно», — пронеслось у Чаза в голове.

Маргарита кашлянула.

— Я думаю, было бы удобнее пройти в дом, — сказала она, явно попытавшись смягчить свой обычно ехидный тон.

— Да, да, конечно! — Чаз отскочил в сторону, пропуская ведьму.

Ещё и надушилась, отметил он про себя, хорошо, что запах несильный… но приятный…

Быстро оглядевшись (поздний вечер или уже ночь вовсю? Куда только делось время?), Чаз вошёл внутрь и захлопнул дверь.

Маргарита успела пройти в гостиную и расположиться на диване. Бутылку с предположительно шампанским (хотя этикетки не было, а пробка выглядела не слишком новой) она поставила на столик возле телефона. Освещение от торшера было приятным, не ярким, но многое оставляло в тени.

Чаз остановился напротив гостьи.

— Чем имею честь служить? — спросил он и уже произнося фразу подумал, не слишком ли иронически она звучит.

— Ты сядь, — после долгой паузы сказала Маргарита, похлопав сиденье дивана рядом с собой. — Разговор есть.

Чаз пожал плечами и опустился. Аромат духов рядом с гостьей стал более явным.

Не зная, чем заполнить очередную растянувшуюся паузу, Чаз принёс два бокала и поставил их рядом с бутылкой.

— Ага, отлично! — кивнула Маргарита. — Наливай! — И тут же прикрыла один из бокалов ладонью:

— Мне нельзя.

— Почему это? — удивился Чаз. Он вытащил пробку из бутылки и принюхался. Пахло роскошно.

— Потому что, — отрезала ведьма.

— Как-то… не хочется пить в одиночестве… — тут же замялся Чаз, но Маргарита глянула на него снизу вверх своими тёмными глазами.

— Пей, — приказала она грудным голосом.

Противиться было неприлично. Чаз, почувствовав сухость во рту, налил немного вина в бокал, поднял к свету, приглядываясь, затем пригубил.

Бабушка Роберта пекла фруктовые пироги — с яблоками, вишней и черникой… Это вино было на вкус как пирог бабушки Роберты.

— Ну что ж. — Маргарита, поёрзав, устроилась поудобнее. — Полагаю, нам есть что обсудить.

***

Некоторое время спустя — часы на стене исправно тикали, торшер продолжал освещать комнату приятным светом, а в бутылке изрядно поубавилось содержимого — лишь одинокая капля крокодиловой слезой скатывалась по внутренней стороне стенки — Чаз обнаружил, что, несмотря на выпитое и напряжённый взгляд Маргариты, он всё равно трезв.

Если только не предположить, что в бутылке был компот (со вкусом бабушкиных пирогов).

Проглотив остаток из своего бокала, Чаз с лёгким вздохом опустил его на столик и не выдержал:

— Если ты действительно хотела меня напоить, надо было выбрать чего-то покрепче.

То есть, Чаз совершенно точно собирался это сказать, но вышло что-то вроде:

— Мммм, Маргарита, эт всё!

Ведьма сдержанно улыбнулась.

— По поводу твоей истории, — продолжал всё так же внутренне трезвый Чаз, стараясь не обращать внимания на то, каким образом звучали произносимые слова (и звуки вообще), — я вот что скажу: оставь ты это дело! Мало ли что там говорят твои карты… Я тебе говорю, что у меня в этом доме нет того самого мешка денег, который мне — по твоей версии — не нужен, а тебе может пригодиться!

— Тогда, может быть, ты предложишь другой способ? — Ресницы ведьмы дрогнули, бросая тени на глаза. — Может быть… — Она оглядела помещение. — Может быть, ты женишься на мне?

Чаз споткнулся на полузвуке.

Маргарита откровенно сказала ему, что беременна, и отчего-то Чаз не сомневался в её правдивости. Ещё он понимал, что на ребёнка нужно немало денег. Когда-то он даже был готов к подобному подвигу, да только у них с Мэнди не заладилось, ну вот совсем. Сейчас денег у него, конечно, хватало… если всё как следует рассчитать… А Маргарита… Чаз попытался оглядеть её исподтишка. Сегодня-то она нарядная, и даже очень… и пахнет приятно…

Кто-то громко клацнул зубами. Чаз, встрепенувшись, завертел головой, остановившись на портрете деда, который смотрел на него с каким-то особым неодобрением. «Мы, Макманусы, сыны человечьи», — его любимая поговорка. Не совсем правда, но что поделать. Бабушка Роберта с соседней фотографии глядела укоризненно. Маргарита изучала потолок.

— Мне эта… надо подумать, — выдавил наконец Чаз.

— Думай, — безмятежно отозвалась Маргарита, как будто заранее была уверена в том, что у неё всё получится. — А я, пожалуй, немного посплю. Потому что моя бабушка, — тут Маргарита выразительно посмотрела на портрет Роберты Макманус, — говорила обычно «утро вечера мудренее»!

Чаз не стал задавать вопросов, почему Маргарита решила лечь спать именно в его доме; этот вечер, как и прошедший день (а что-то ведь важное он планировал, только вот, что?) не походил на стандартный Макманусовский. А раз так, то ладно, пусть идёт как идёт.

Иногда — вот как сегодня — Чаз ощущал себя настоящим фаталистом.

Проводив даму в спальню и указав по пути расположение ванной комнаты, Чаз снова осел в гостиной, дабы как следует обмозговать всё происходящее.

Сейчас я тебе кое-что напомню. Тебе был двадцать один год. Дед посчитал, что немного «полевой практики» тебе не помешает и решил отправить тебя в Каникали. Там тебя наняли охранником на закрытую вечеринку. Ту самую, где произошла бойня, хотя в прессу каким-то образом не просочилось ни строчки. Чёрная Луна. Именно там ты встретил Мэнни Аяла и Стивена Шварца, вы были едины.

Чаз открыл глаза и рывком выпрямился в своём кресле. Портрет деда серьёзно смотрел на него со стены своими жёлтыми глазами, часы тикали, показывая 2:16. Чей это был голос?

Он заметил сумочку Маргариты на столике возле дивана, там же — пустую бутылку и два бокала, из одного явно пили, второй был чистый. Поднявшись, Чаз на цыпочках прошёл по комнате, по коридору, осторожно заглянул в спальню. Вот она, спит. Короткие тёмные волосы разметались по подушке, в лунном свете, когда глаза закрыты и молчит, очень красивая. Так же тихонько Чаз вернулся в гостиную.

Двадцать один — это же семь лет назад. Но почему же я этого не помню и почему я не узнал Мэнни и Стивена сразу же?

Потому что все они тогда ещё только начинали меняться. Всё верно.

— Бредовенько, — пробормотал Чаз, снова устраиваясь в кресле. Обнял подушку (вышивка бабушки Роберты, анютины глазки). И, собственно, почему я отказался от предложения Маргариты? Чем она хуже любой другой привлекательной женщины?

— Она сказала, что беременна. От того художника, Келли Марино, который не был сумасшедшим.

Эх, вздохнул Чаз, откладывая подушку и, встав, замер на некоторое время посреди гостиной.

— Может быть, это тебе, братец, нужен сеанс гипноза, а? — спросил он сам себя, глядя при этом на портрет деда, как будто ждал его реакции.

Портрет строго сделал знак глазами, Чаз от неожиданности плюхнулся обратно в кресло.

— Вот то-то и оно, Чаззи, — пробубнил Чаз себе под нос, — что-то ведь происходит, а ты даже и не в курсе. Ладно.

И тут он вспомнил про дом на перекрёстке.

Чёрт возьми!

Деньги, который он тогда заработал. Семь назад. Заработал, отложил и радостно вычеркнул из памяти до сегодняшней ночи. Так и не сказал об этом Мэнди. Да и нужны ли они были ей? Могли бы они исправить то, что с ними, в итоге, произошло? Жуткие деньги, кровавые, незадолго до смерти деда…

Он закопал их рядом с домом.

Нежданное воспоминание оглушило.

Семь лет назад он, ещё щенок, вернулся из Каникали с той набитой купюрами сумкой и чётким планом в голове: на растущей Луне закопать деньги на перекрёстке. Ох, какой уж тут «чёткий план», скорее, горячечный бред! Всё это казалось тогда слишком нереальным. Да и как это могло быть реальным? Как мог он быть семь лет назад в Каникали вместе с Мэнни Аялой и Стивеном Шварцем, если Мэнни его младше на четыре года, а Стивен — на одиннадцать лет? Ведь Мэнни тогда должно было бы быть семнадцать, а Стивену десять…

…вместе с тем, он помнил их взрослыми, и он был уверен, что это были именно они. Очередной яркий сон?

Хорошо. Чтобы убедиться в том, сон это или нет, нужно съездить к Перекрёстку и откопать деньги.

Чаза охватила дрожь.

Сейчас? Сейчас, Чаззи. Чтобы утром ты мог сказать ведьме: «Вот твои деньги!»

Твои деньги? Ну да. Не мои же. Её карты сказали правду…

Он поднял ладони, разглядывая, как будто на них всё ещё оставались следы крови.

А если это всё-таки сон, бред? Ну, тогда тебе надо будет поговорить с доктором Ван Даммом. Хорошо поговорить, честно.

Чаз немного успокоился, мысль о Ван Дамме вселяла крошечную надежду. Да и Келли в клинике, вроде бы, не страдал.

Ну, что стоишь? Пошёл!

Чаз вышел из дома. Постоял, вдыхая запахи ночи — ночь пахнет по-своему. Сперва он направился в сарай, где с дедовских времён хранился садовый инвентарь и прочие инструменты. Ведь для того, чтобы выкопать клад (назовём это так), нужна лопата. Лопату Чаз привязал позади велосипедного сиденья. Это было, конечно, не слишком правильно, но можно понадеяться, что ночью никто не заметит. Покончив с приготовлениями, Чаз вывел велосипед за калитку и запер её.

Покатил, постепенно разгоняясь, по Кленовой, свернул на Северо-Восточную, поднялся по тускло поблёскивающей в свете редких фонарей Галечной, проехал по Второй Лесной, словно тень промчался мимо живущих своей собственной ночной жизнью лачуг, вырулил на окружное шоссе и погнал по обочине дороги, ощущая по обе стороны от себя сумрачный лес. Вот и Булыжниковая.

Прислонив велосипед к дереву, Чаз отвязал лопату, опёрся о неё и задумался.

Ночной пейзаж — тёмный, плохо различимый лес с обеих сторон, чуть белеющая пыль дороги, иссиня-чёрное небо, усыпанное звёздами — походил на застывший фотокадр.

Теперь надо копать, тупо подумал Чаз, но не сделал ни шагу. Он ощущал, как под верхним слоем мыслей движется другой, скрытый, как бурная вода под плёнкой масла.

Например, он вдруг очень хорошо понял, почему ведьма пришла к нему именно сегодня. И почему именно сегодня он должен был вернуться сюда ночью. Он, правда, не был уверен в сроках беременности Маргариты (потому что разве не год назад Келли Марино пришёл в город? И разве не тогда они…), но и это каким-то образом укладывалось в общую канву правильности.

Копать так копать! — решил Чаз и снова не нашёл в себе сил сдвинуться. Что-то ему мешало. Что-то как будто заслоняло его глаза, и это была вовсе не темнота, темноты Чаз, как истинный Макманус, не боялся. Преодолевая сопротивление, он повернул голову в сторону дома. И замер на этот раз от ужаса: там, во тьме, что-то копошилось.

Что-то огромное, непонятное, не разглядеть.

Тысячи мыслей мгновенно пролетели сквозь голову, как электричество, ладони, сжимавшие древко лопаты, вспотели.

Чаз стоял, не шелохнувшись, не в силах отвести взгляд от неясного копошения в темноте. Только через несколько секунд, показавшихся ему минутами, а то и часами, к потомственному полицейскому и одной трети чернолунного оборотня начало возвращаться самообладание.

Обхватив древко поудобнее, так, что лопата превратилась в оружие, Чаз медленно двинулся к дому. Сложнее всего было сделать первый шаг, но дальше дело пошло уже легче. Любопытство постепенно брало верх.

Если бы сегодня было больше лунного света, он видел бы лучше в этой чаще, но ночь, как назло, выпала безлунной. Движения, которое так напугало Чаза несколько минут назад, больше не было видно, однако чем ближе он подходил к заброшенному дому, тем явственней ощущалась угроза, словно место было окружено невидимым грозовым облаком. Ночной лес был на удивление тихим, как будто тоже чуял опасность и не хотел из чувства самосохранения совершать лишних движений, способных привлечь внимание.

Чаз двигался осторожно, чуть пригнувшись, с лопатой наперевес, и успел дойти уже почти до самого дома, когда неожиданный удар сбил его с ног. Лопату он не выпустил из рук, и, свалившись на спину, инстинктивно выставил её перед собой. Как оказалось, правильно сделал, поскольку следующий удар обрушился как раз на древко. Толстая ручка — лопата была ещё дедова, а тот во всём любил основательность — крякнула, но выдержала, а сам Чаз от удивления открыл рот, потому как, несмотря на темноту, он был совершенно точно уверен, что ничего, могущего нанести этот удар, не видел.

И снова — удар! Пальцы, сживавшие древко, ожгло, как огнём, древесина треснула с громким звуком, но Чаз уже откатился в сторону. Следующий удар, пришедшийся всё на то же место, раскрошил мелкие ветви и примял лесную поросль. Глаза Чаза теперь уже совершенно приспособились к глубокому сумраку ночного леса и он мог бы поклясться, что тот, кто совершал нападение, был невидим! Не дожидаясь следующего удара, Чаз юркнул за толстый сосновый ствол и затаил дыхание. Жжение в руках не проходило, начали зудеть и ноги, ещё немного, и странное мурашечное чувство распространилось по всей коже. Чаз, не удержавшись, громкой ойкнул и, согнувшись пополам, схватился за живот. Чудесное вино Маргариты вместе с полупереваренными остатками ужина выплеснулось на корни высокой сосны, за которой он прятался, а сам Чаз упал на колени рядом. Что-то происходило с ним, что-то странное. Не в то время. Чаз мотнул головой, пытаясь отогнать неизбежное, внутренне сдаваясь…

А потом со стороны раздался вой — один, второй… К нему спешили на помощь.

Не раскрывая глаз, Чаз почувствовал, как свершается Трансформация, как в него влетает что-то ещё, как он становится одновременно больше — как существо, и меньше — как Чаз Макманус: оборотень-триада.

Когда составное существо открыло глаза, оно увидел то, чего не мог увидеть ни человек, ни обычный оборотень: огромное тёмное щупальце, которое, извиваясь, пробовало воздух в том месте, где лишь недавно находился Чаз, там, где до сих пор валялась треснувшая, но пока что целая лопата. Мгновенно подобравшись, тройной оборотень напрыгнул на щупальце и принялся терзать и рвать его когтями и клыками, всё его нутро радовалось от такой великолепной охоты. Щупальце попробовало втянуться обратно, туда, откуда вылезло — в оконный проём заброшенного дома, но не тут-то было. Тогда на помощь попробовали прийти другие щупальца, они лезли из всех возможных отверстий, но чем больше их становилось, чем быстрее скакал оборотень и тем более яростно и задорно отбивался, то крутясь, как волчок, то стремительно переносясь с места на место, словно чёрная шестиногая молния.

Сколько это продолжалось — сказать трудно; окружающий лес, замерев, следил за поединком, чёрно-звёздное небо глядело сверху тысячами глаз. Потихоньку тварь, засевшая в доме, начала выдыхаться: щупальца двигались тяжелей и медленней. Оборотень же продолжал скакать, словно мангуста в поединке со змеёй. Он проник уже внутрь развалин и бесстрашно нападал на всё, до чего мог дотянуться. Низкий гул, похожий на стон, вырвался из сердцевины сплетения щупалец, тварь задрожала, воздух вокруг неё постепенно начал светиться синеватыми отблесками, напоминающими электрические разряды: существо явно капитулировало. Дрожание, гул и свечение усиливались, оборотень отскочил, просочился каплей черноты в оконный проём. Вспышка голубого света — и воцарилась тишина. Оторванные куски щупалец слабо извивались, быстро утрачивая остатки жизни. Ещё минута, и они рассыпались в прах. Теперь дом был по-настоящему пуст.

Оборотень поднял заострённую морду вверх и победно завыл, обращаясь к ночному небу, к глубинам за ним, к лесу, раскинувшемуся по древним холмам, к костям внутри этих холмов. Волки подхватили этот вой, городские псы с радостью отозвались дружным лаем, а мерзкий мюкас-отщепенец, пробравшийся было на кладбище, в ужасе пустился наутёк, лепеча на ходу предостережения об опасности своим соратникам.

Затем триединая сущность распалась, две чёрные тени, скользнувшие в стороны, приняли образы молодых мужчин и улыбнулись своему другу.

— Мы услышали зов, — зубасто улыбаясь, сказал кудрявый длинноволосый мексиканец. — И решили проверить, не нужна ли помощь.

— Да, а помощь и правда оказалась нужна! — подхватил молодой человек с падающей на глаза чёлкой.

— Спасибо! — от души поблагодарил их Чаз. Мужчины подняли в знак прощания правую руку и исчезли, как это умеют делать все тени (даже самые тёмные).

Чаз полной грудью вдохнул духовитый запах леса. Тот постепенно наполнялся звуками — тихими, ночь всё-таки! — но очень живыми. Морок исчез.

— Ну что же, — напомнил себе Чаз. — Теперь осталось только выкопать клад.

Он пошарил в траве, пока не наткнулся на лопату, проверил, цела ли ручка (несмотря на то, что по древку шла трещина, она сильно не пострадала) и лёгкой походкой (отсчитав от угла дома ровно тридцать шагов) вернулся на перекрёсток.

Остаток ночи Чаз провёл, копая яму сперва в том месте, на которое вышел, затем на полметра дальше по дороге и, в конце концов, ещё на полметра ближе к центру. Он вспотел и устал, а когда лопата наконец наткнулась на что-то твёрдое, её ручка не выдержала. Дальше Чазу пришлось действовать тем, что осталось, но в итоге он всё-таки поднял деревянный ящик. Забросав землёй яму, Чаз при помощи лопаты вскрыл ящик.

В нём оказалась простая нейлоновая сумка, а в сумке — пачки купюр, перехваченные резинками, новенькие, хрустящие, как будто только из-под пресса. То самое кровавое золото…

Примотав сумку и обломки лопаты к багажнику велосипеда, Чаз пустился в обратный путь — хорошо ещё, что ехать надо было в основном под гору.

С первыми лучами солнца он взошёл на крыльцо своего дома. Постоял, сжимая сумку в руках — усталый, грязный, но довольный. А что, если…

Нет, помотал головой Чаз и вошёл в дом. Не нужны мне эти деньги. У меня работа, дом, «додж монако 500» и Нина…

А Маргарите пригодятся. Дети ведь, им всякое нужно…

Сможет ли ведьма справиться с такими деньгами?

Наверное, да.

— Она сказала, что это будет девочка, — произнёс Чаз в пространство и улыбнулся.

Жениться на Маргарите он уж точно не собирался.

На душе стало легче.

***

Таким образом, Маргарита получила деньги, заработанные Чазом Макманусом семь лет назад, — о чём он совершенно забыл, как и забыл о самой работе, — и это было даже лучше того, на что она смела надеяться. Работы по специальности в этом городке всё равно не было (Маргарита была талантливым химиком), а всё остальное не так уж привлекало (или всё-таки повесить вывеску «Гадание на Таро»? Карты её не обманули…). Кроме того, у неё была чёткая задача: выносить и родить здорового ребёнка, девочку, которую она назовёт Авророй. Она была беременна колдовским семенем — союз Ведьмы и Странника, как вам это понравится? А вынашивать ребёнка год с лишним? — но скоро всё завершится. У неё достаточно сил. Бедная Бетси Ковальски, она так и не поняла, чтó именно вывернуло её наизнанку: для того, чтобы понести от таких, как Келли Марино, в этом мире мало быть просто женщиной.

Но Маргарита, к счастью, была не просто женщиной.

И тогда, может быть, что-то станет на свои места (а Бетси Ковальски прекратит так настойчиво являться к ней в снах).

В глубине души Маргарита немного скучала по Келли. В принципе, она не была бы против, если бы он вернулся. На его картинках, конечно, много не заработаешь, но у мальчика была золотая душа. Жаль, что судьба не держит его долго на одном месте. Странник — это не годится для семьи.

В её снах на морской берег набегают волны, освещённые рассветным розовым солнцем.