Переплёт "Тишины"

Дождь стучал по крышам Атербрука не переставая, будто пытаясь смыть краску со ставней и превращая узкие улочки в бурные потоки. В городе, затерянном где-то на задворках империи, ничего интересного произойти не могло по определению. Особенно для Элиана, чья жизнь состояла из реставрации пыльных фолиантов и тихого недовольства дядюшкой, приютившим его после смерти родителей.

Дядя Кассиан был переплётчиком. Но не простым. В его мастерскую, пахнущую старым клеем, кожей и чем-то неуловимо горьким, люди приносили не просто порванные книги. Они приносили книги с душой. Вернее, с магией и памятью. Случайно открытый трактат по некромантии мог наслать на читающего кошмары на неделю вперёд, а неправильно прочтённый любовный дневник давно умершей графини — заставить влюбиться в первого встречного. Кассиан нейтрализовал эти эффекты, «запечатывая» магию в новые переплёты, делая книги безопасными. Элиан считал это занятие скучным и бессмысленным.

Всё изменилось в этот вечер, когда в дверь постучали так, будто за ней стояла сама Смерть.

На пороге стоял высокий мужчина в плаще, с которого стекала вода, но под ним его одежда была сухой и безупречно чистой. Его лицо было бледным и невыразительным, словно высеченным из мрамора.

— Кассиан, — голос посетителя был глухим, лишённым тембра, как скрип двери в пустом зале.

Дядя, обычно такой невозмутимый, побледнел и кивком велел Элиану удалиться. Юноша сделал вид, что ушёл, но притаился за занавеской, ведущей в подсобку.

— Он нашёлся, — произнёс незнакомец, и в воздухе запахло озоном. — После стольких лет. Фолиант «Хроники Безумного Библиотекаря» появился здесь.

Кассиан тяжело вздохнул.

— Не может быть. Он был уничтожен!

— Нет. Он был спрятан. И теперь кто-то пытается прочесть. Наивный глупец, привлечённый силой. Он уже слышит Шёпот.

— Что от меня требуется? — голос дядюшки дрогнул.

— Книгу нужно найти и обезвредить. Ты знаешь, что произойдёт, если хоть одна строчка будет прочитана вслух. Не Апокалипсис, нет. Нечто худшее. Тишина. Полная, беспросветная, вечная Тишина.

Незнакомец положил на стол небольшой свиток, запечатан сургучной печатью, которая переливалась внутренним светом.

— Это всё, что у нас есть. Местоположение искателя. У тебя есть три дня.

С этими словами посетитель будто растворился в воздухе, оставив лишь лёгкий запах озона и ледяного ужаса, сковавшего Элиана.

Дядюшка Кассиан, постаревший за несколько минут на десять лет, грузно опустился в кресло. Увидев выходящего из укрытия племянника, он не стал его ругать.

— Кто это был? — выдохнул Элиан.

— Вестник. Из Библиотеки Снов, — Кассиан провел рукой по лицу. — Места, где хранятся все книги, которые слишком опасны, чтобы существовать в нашем мире. А это… это не книга. Это ключ.

— Ключ к чему?

— К Ничто. Легенда гласит, что её написал не человек и не бог, а нечто, что существовало до слов, до смыслов. Тот, кто прочтёт её до конца, не просто умрёт. Он исчезнет. А его голос, его душа, его память — всё, что когда-либо было с ним связано, станет частью великой Тишины. Она расширяется, поглощая миры. И этот идиот где-то здесь, в Атербруке, уже открыл её.

В ту ночь Элиан впервые увидел не магию переплетения, а магию настоящей опасности. Страх сковал его, но вместе с ним проснулось и жгучее любопытство. Он вызвался помочь.

Используя свиток, они вышли на след.

Молодой дворянин, недавно вернулся из-за границы, и был одержимым поиском запретных знаний. Его особняк стоял на окраине города.

Когда они прибыли туда на следующей ночью, было уже поздно. Слуги в ужасе разбежались. В кабинете на втором этаже горел свет. Они вошли без труда — дверь была открыта.

Парень сидел за столом, уставившись в огромный фолиант, покрытый кожей мертвенно-серого цвета. Он что-то бормотал, водя пальцем по строчкам, которые светились бледным светом. Воздух в комнате был неподвижным и густым. Звуки с улицы — лай собак, крики пьяниц — не доносились сюда. Было слышно только его бормотание и… нарастающая, звенящая Тишина. Она была не отсутствием звука, а самостоятельной сущностью, давящей на барабанные перепонки.

— Стой! — крикнул Кассиан.

Чтец медленно поднял на них глаза. Они были пусты. В них не было зрачков, только матово-белая поволока, как у мёртвой рыбы.

— Он уже не здесь, — прошептал Кассиан. — Его разум стёрт. Остался только голос, который читает.

Книга, заметив новые голоса, перелистнула страницу. Свет от текста становилось всё ярче. Белоглазый юноша открыл рот, чтобы продолжить.

Кассиан действовал мгновенно. Он бросился вперёд, выхватив из-под плаща ампулу с густой серебряной жидкостью — «молчаливой смолой», веществом, парализующим магические вибрации. Но книга захлопнулась, а потом с силой распахнулась вновь, и из неё вырвалась волна чистой, беззвучной силы.

Она ударила в Кассиана и отбросила его к стене. Он не закричал. Он просто осел на пол, и его глаза стали такими же пустыми и белыми. Он был жив, но в нём не осталось ни мыслей, ни памяти. Он был чистым листом.

Ужас парализовал Элиана. Он смотрел на дядю, на безумного чтеца, на мерзкую книгу, которая снова готовилась продолжить чтение через своего рупора. И этот ужас что-то переключил в нем самом. Он не был храбрецом. Он был мальчишкой, который боялся темноты. Но он вспомнил тихие вечера в мастерской, терпеливые объяснения дяди об энергии, заключённой в словах, о том, что у каждой магии есть структура, как у предложения. И у этой — тоже.

Он, не думая действовал на инстинкте. Он не стал атаковать книгу — это было бесполезно. Он не бросился к дяде — тому уже было не помочь. Он сделал единственное, что могло сработать. Он закричал. Но не просто так. Он пропел первую строчку старого детского стишка, который пела ему мать. Ту, что про храброго рыцаря и дракона.

Его голос, дрожащий и сбивчивый, разорвал давящую Тишину. Он был слабым, неумелым, живым.

Книга замерла. Белоглазый чтец заткнул уши и застонал, как будто голос Элиана причинял ему физическую боль. Магия книги питалась Тишиной, а он принёс в комнату Звук. Не магический, а самый обычный, человеческий, наполненный тёплой, глупой, нелогичной памятью.

Элиан увидел — строчки в книге поплыли, будто пытаясь подстроиться под новую мелодию, найти в ней слабину. Он понял что сможет её перекричать.

Он продолжал кричать стишок, потом запел первую пришедшую на ум песню, потом начал декламировать отрывки из учебников по алхимии, которые зубрил на днях. Его голос срывался, в горле першило, но он не останавливался. Он был единственным звуком в этой комнате, крошечным островком против целого океана Небытия.

Он медленно, шаг за шагом, приближался к столу. Книга яростно вибрировала, пытаясь заглушить его своей беззвучной мощью. В ушах Элиана стоял оглушительный звон, он чувствовал, как его собственные воспоминания становятся нечёткими по краям, стираясь под натиском пустоты.

Но он не сдавался, поминая уроки дяди. «Запечатывание — это не уничтожение, а заключение в оболочку. Чтобы обернуть один звук, нужен другой, более сильный. Чтобы обернуть тишину, нужен…»

Нужен… бессмысленный, хаотичный, но наполненный жизнью человеческий шум.

Он дотянулся до стола. Белоглазый юноша попытался вцепиться в него, но Элиан оттолкнул его. Его руки легли на серую кожу переплёта. Она была ледяной и гладкой, как могильная плита.

Он собрал всё, что у него оставалось — все свои страхи, всю любовь к дяде, всю ярость на несправедливость мира, всю тоску по родителям, — и вложил это в свой голос. Он закричал. Закричал без слов, один долгий, пронзительный, животный крик, в котором была вся его короткая жизнь.

И книга захлопнулась.

Свет погас. Давление Тишины исчезло. С улицы донёсся внезапно оглушительный лай собаки и чей-то смех. Мир вернул свои звуки.

Белоглазый юноша рухнул на пол бездыханным. Миссия была завершена.

Элиан, тяжело дыша, поднял книгу. Она была тяжёлой. Он подошёл к дяде. В пустых глазах Кассиана не было ни капли осознания.

Тогда Элиан сделал то, что, он и должен был сделать. Он сорвал с себя плащ, завернул в него книгу и побежал. Бежал через спящий город, не чувствуя усталости, к мастерской.

Он работал всю ночь. Он не был мастером как дядя. Его руки дрожали, шов вышел кривым, а переплёт — не таким прочным. Но он вложил в него всё, что умел. Каждый стежок он сопровождал шёпотом — именем родителей, шутками дяди, обрывками стихов. Он запечатывал Тишину в кокон из живых воспоминаний.

Когда на горизонте показалось солнце, работа была закончена. Фолиант теперь выглядел как обычный, ничем не примечательный томже в потёртом кожаном переплёте.

В дверь снова постучали. Вошёл тот же незнакомец. Его бесстрастный взгляд скользнул по готовой книге, по Элиану, заснувшему за верстаком от изнеможения, по пустым глазам Кассиана, сидевшего в углу.

— Он жив, — сказал Элиан хрипло, не открывая глаз. — Его разум пуст. Но он жив.

Вестник кивнул.

— Ты сделал то, что должен был. Он знал, на что шёл. Тишина не прощает.

— Что с ним будет?

— Он будет жить здесь. Под нашей защитой. Его Тишина… ценна для нас. Она служит предостережением.

Вестник взял книгу.

— Ты не уничтожил её. Ты лишь отсрочил.

— Я знаю, — прошептал Элиан. — Но это всё, что я мог.

Незнакомец в последний раз оглядел мастерскую.

— Мастер Кассиан больше не может исполнять свои обязанности. Кто-то должен занять его место. Библиотеке нужен новый Хранитель. Тот, кто узнал вкус Тишины и предпочёл ей шум жизни.

И, прежде чем Элиан успел что-то ответить, Вестник исчез, оставив после себя лишь лёгкий запах озона и тихую, неподвижную фигуру в углу.

Элиан посмотрел на свои дрожащие руки, на инструменты, на пустые глаза единственного родного человека. Он подошёл к окну. Город просыпался. Слышались крики разносчиков, скрип повозок, смех. Это был хаос, беспорядок, порой боль и грязь. Но это был шум. Жизнь.

Он повернулся к своему новому миру — миру тихой мастерской, где на полках жили свои истории в книгах, жаждущие рассказать их кому-то. Книги, которые нужно было не уничтожить, а понять и обезвредить. Он подошёл к верстаку, взял в руки иглу и нить. Его первый самостоятельный переплёт.

Он больше не ученик. Он Хранитель. Страж на тонкой грани между Шумом, который мы зовём жизнью, и вечной, всепоглощающей Тишиной.