Перо Кетцалькоатль

Мауицин, чьё имя означало «Почтенный», с чувством глубокого умиротворения наблюдал, как дым от жаровни с пылающим скотом поднимается к звёздам. Баран — отборный, упитанный. Самое ценное, что он мог принести в дар своему богу, что звался Кетцалькоатль. Юный жрец служил своему повелителю искренне, с честью и радостью.

«Прими это, Владыка Ветров, — благоговейный шёпот служителя нёсся вдоль стен храма. Сжимая в руках обсидиановый скипетр-ицтли, мужчина просил. — Прими жертву и благослови нас, твоих детей. Дай дождей и урожая».

Закончив работу, довольный Мауицин спешил к выходу, но почувствовал дуновение ветра, коснувшееся его стоп, и остановился.

Тихий шелест прошел по листьям священного дерева, что росло внутри храма, в самом каменном сердце святилища. Факелы на мгновение дрогнули, а после по стенам поползли вверх тонкие, извилистые тени.

— Владыка? — жрец не испугался, он любил своего доброго бога.

Шёпот зашелестел громче, угрожающе. На служителя опустилось чувство голода. Голода не физического, а такого, который не способна заглушить никакая еда мира.

Юный жрец упал на колени, обхватив голову руками. Его сердце колотилось, как пойманная в ловушку птица. В висках стучало, в ушах звенело, но сквозь этот шум он всё ещё слышал голос божества. Он исходил не извне, а из самой пустоты внутри него, скребся по изнанке его черепа.

Мауицин застонал. Жрец смотрел на тушу барана, на дым жертвоприношения, и его охватила волна отвращения. Этим не насытиться — даже все бараны мира не принесут наполнения.

«Любишь ли ты меня, как отца своего?»

Мауицин понял, что богу требуется настоящее доказательство веры. Только так он перестанет страдать. Сердце рвано ударилось о рёбра — и ответ возник сам собой.

Голос умолк. Его вера, такая прочная и ясная, дала трещину, и из трещины на свет выползло нечто древнее и ужасное. Его невеста Ицпапалотль, чьё имя означало «обсидиановая бабочка», наверняка находилась в своём жилище. Мужчина искренне любил нежную девушку, представляя, как она сидит сейчас у окна и прядёт ткань. Жрец твёрдой поступью направился к дому невесты. В руках у него был зажат ицтли, и он готов был показать богу настоящую преданность.

А позади, неотступно преследуя, вился ветер. Он гнал по пыльной тропинке серебристые перья колибри. Они кружились и мерцали в ночи, как падающие звёзды, как слёзы, застывшие в воздухе, указывая жрецу путь к дому, где ждала его любовь, его «Обсидиановая Бабочка».