Гоп-стоп, мы подошли из-за угла!
То есть они подошли. Подходят. В темном переулочке. Четыре каких-то дебила в странных плащах берут меня в клещи, да еще и с претензиями:
– Бежать думала, крыса?!
Я? Бежать? Ха, много чести! Но где это я? Оглядываюсь. Темно, освещения нет, только пара фонарей какого-то странного вида. Как будто газовые. И не подворотня это, а парк. Вот дорожки, кусты, какие-то скульптуры, впереди еще какая-то галерея. Фонтанчики вокруг. Единственное, впереди темновато, а позади зарево, будто от пожара.
Странно. Последнее, что я помню, это как выезжала на боевую задачу. Но гопников там не было, разумеется. Тем более ряженых, как на Дворцовой площади.
– Что на тебе за тряпки? – открывает рот заводила. – С офицерами путалась?
Ну путалась, бывало. Но всего пару раз, и по обоюдному согласию. В свободное от боевых задач время. И не тряпки на мне, а форма. Но не моя тактическая камуфляжная, а какая-то другая, непривычная. Грязная и как будто в копоти. Ладно, потом разберемся, сначала – шпана. А то не нравится мне, как они мне за спину заходят. Оттесняют к фонтану.
Нападающих четверо. Лица у них при ближайшем рассмотрении оказываются молодые, лет на семнадцать, и только четвертый, странный тип в плаще и перчатках, вроде постарше. Но наглые, как танки!
– Так, а ну разошлись!
И добавляю пару слов на русском матерном – для доступности.
– Повежливее, невестушка, – морщится наглый. – Придется поучить тебя хорошим манерам!
Он вальяжно выступает вперед, снимая перчатки… и поджигая их прямо на руках. Фокусник недобитый! Зажигалка у него в кармане, что ли?! Пятясь, отхожу к фонтану.
– Что, подстилка, уже не такая смелая?
Наглый наступает, и я вижу, что на второй руке нет перчатки. Ладонь горит, а он даже не морщится. Как? Вот как?!
Ушлепок с глумливой усмешкой тянется к моим волосам. Бросаюсь вперед, хватаю его за грудки, дергаю на себя. Теряет равновесие, отовариваю его по морде и пихаю в фонтан с воплем:
– За ВДВ!
Нападающий не успевает поймать равновесие, ныряет через низкий бортик. Огонь на ладонях гаснет с шипением. Запрыгиваю следом, подняв ворох брызг, пинаю пытающегося подняться «фокусника» и притапливаю в воде.
– Ах ты… буль-буль!
Дружки прыгают за нами. Они явно растерялись вначале, но теперь хотят наверстать. Слишком медленно! Пригнувшись, хватаю одного за щиколотку, он падает со скользкого бортика и сбивает второго. Третий в фонтан не лезет, оказывает моральную поддержку издалека. Жалкое зрелище.
Выбираюсь из фонтана на тропинку и тут же отбегаю подальше. Нога запинается о валяющийся кирпич. Чудом удерживаю равновесие. А это мысль! Хватаю кирпич, резко поворачиваюсь к ушлепкам:
– Что, не хватило?! Могу форму носа подправить!
Желающих почему-то не наблюдается.
Фокусник вылезает из фонтана. Мокрый насквозь, из разбитого носа стекает струйка крови. Огнем уже не пыхает, видно, промочил зажигалку. Его дружки сползаются со стонами и ругательствами. Тот, что не участвовал в битве, пытается протянуть руку, но ее отталкивают.
– Я с тобой еще разберусь! – грозит мне фокусник.
И уходит в духе вампирского кино: гордо, волосы назад. Жаль, что мокрые как сосульки. Один его приятель прижимает руку к туловищу и скулит, второй хромает, а третий… никуда не уходит, а дожидается, пока все скроются из виду, и набрасывается на меня:
– Ольга, ты что творишь?! Три дня гуляла, осмелела?!
И он тянет руку, чтобы схватить меня за… за косу. У меня внезапно длинные волосы и коса. Это странно. Последние десять лет я ходила с короткой стрижкой.
Но думать некогда. Из кармана у последнего ушлепка появляется ножик:
– Сейчас я тебя проучу!
Кого он тут вздумал учить?! Выпускаю кирпич, поворачиваюсь, бью пацана коленом в живот, вырываю нож и бросаю в кусты. Раз, два, три, несчастный налетчик даже дернуться не успевает. Стоит и глазами хлопает в полном непонимании.
Рассматриваю его: на вид лет семнадцать, мелкий, холеная морда, растерянные, бегающие глаза. Хватаю его за шкирку:
– Живо объяснил, что тут происходит! Вы что, ряженые?
У пацана перехватило дыхание после удара коленом, объяснить ничего он не может. Стоит, скрючившись, и хватает ртом воздух. И чего полез?!
Решаю пока осмотреться. Вообще, тут все странное. Очень. В пылу драки было незаметно, но ребята не только одеты в необычную одежду, но и говорили как-то непривычно. Даже не слова, я как раз все понимала, а звуки, ударения.
Очухавшись, пацан нервно пятится к освещенному фонарями зданию галереи. Теперь прекрасно видно, что фонари не электрические, а газовые. Тоже странно.
Широкими шагами нагоняю, хватаю за шкирку. До фонтана уже далековато, волоку… кажется, это бювет с минералкой:
– Живо объяснил, что тут происходит! – сую его туда головой и открываю краник. – Что вы ко мне прицепились?
Ушлепок упирается, пытается убрать голову из-под воняющей сероводородом струи. По делу ничего не отвечает. Все, что есть, сплошное нецензурное нытье. Ничего, сейчас мы его подтопим немножко, заодно, может, оздоровится…
– Славик? Олечка?
Кудахчущий голос с дорожки. Вижу, что под газовым фонарем нарисовалась полная женщина в странном длинном платье. Мусульманка? Да не похожа вроде, одежда другая. Но лицо-то знакомое…
В моей голове словно щелкает. Вдруг понимаю, что это моя кормилица, Марфа Семеновна. А вот этот слюнтяй – мой брат. Но не родной, сводный. В голове шумит, остальные подробности всплывают пластами. Не любил. Обижал. Как стукнуло шестнадцать, начал по углам зажимать. В гимназии его обижали, вот он и срывался на…
Не на мне. Во-первых, мои шестнадцать были давно. Во-вторых, поди еще на мне сорвись. Видала я таких… ха! В моем батальоне народ тоже был разный.
Но что тогда происходит? Откуда в моей голове ворох чужих воспоминаний? Почему я все эти зажимания и ручки, не туда засунутые, помню, как с собой?!
– Оленька, куда ты пропала! – квохчет тем временем Марфа. – Мы все так волновались, ах, так волновались! И что на тебе надето?! Ты вся в саже, в грязи!
Так, ладно. Потом будем разбираться, почему я не в окопе с ребятами. И почему тут все странно одеты, а в моей голове – воспоминания какой-то другой Ольги.
Сначала нужно успокоить кормилицу:
– Марфа, ну что ты начинаешь! Славик просто хотел попить минералочку, вот я ему и помогаю. Славик, подтверди!
– Буэ! – подтверждает брательник.
Его рвет минералкой с ароматом сероводорода. Кажется, я выбрала самый противный бювет.
Марфа гладит его по бестолковой головушке, а потом увлекает меня и Славика в сторону галереи, причитая:
– Три дня! Тебя не было три дня! Твой жених едва не расторг помолвку!
У меня есть жених. Вот это новости! Но не факт, что хорошие. Потому как упырь с зажигалкой что-то такое мне говорил. Ну, до того, как в табло получил.
Но тут кормилица ничего не скажет. Нашу живописную драку она не видела. Тут надо у Славика спрашивать.
Хватаю его за плечо:
– Отвечай быстро, слюнтяй. Кто мой жених?
– Граф Боровицкий, – с классической ненавистью только что отмудоханного гопника выдыхает Славик. – Тот, которого ты головой в фонтан.
– Ах! – всплескивает руками Марфа. – Оленька! Да что ж делается-то!
И начинает причитать. О том, что род Боровицких сильнее нашего, они меня вообще просватали из жалости. Ну и по указу нашего государя-батюшки Алексея Николаевича, конечно же. И я должна быть покорной и хорошей женой, а не бить морды направо и налево. Поэтому, считает Марфуша, нужно пойти к нему и извиниться.
– Боюсь, его сначала догнать придется…