Родовой алтарь может погаснуть.
Это известно каждому, однако подобное случается настолько исчезающе редко, что кажется, будто произошла чудовищная ошибка. Будто так не может быть. Будто это противоестественно, невозможно, несправедливо…
И тем не менее, наш родовой алтарь погас.
В огромной подвальной комнате, выложенной серым камнем, концентрировалась мрачная тишина — конденсатом оседала на отшлифованных стенах и сгущалась в воздухе, делая его вязким. Настенный мох, собирающий лишнюю влагу и остаточные эманации магии, казался увядающим, хотя это лишь игра воображения.
Времени прошло не так много… от силы несколько дней.
Тускло светились накопители — уже полупустые. Алтарь больше не восполнял запасы энергии. Я касалась его дрожащими пальцами и глотала горькие слёзы отчаяния. Обычно он, созданный из лазурного лунного камня, мягко мерцал, завлекал, звал к себе, обещал могущество и силу. А теперь стоял пустой тёмной глыбой…
Мёртвый камень ещё живого клана.
Пока ещё живого.
Надолго ли?
Что с нами теперь будет? Чем мы напитаем защитный периметр, если у нас не останется магии? Как сможем защититься от нечисти? Что противопоставим вражеским кланам?
Маги берут энергию от своего родового алтаря, другого варианта нет. Без него мы просто кучка обычных людей.
Нас сомнут другие кланы. Разорят дом, разворуют библиотеку, угонят в плен всех магинь и перебьют мужчин. Сначала отца и старшего брата, а потом малыша Артемия. Это сейчас ему всего три, но в будущем наследник может представлять опасность, особенно если алтарь разгорится снова.
А он может разгореться?
В голове ни одной мысли — я была настолько шокирована случившимся, что едва соображала. Впрочем, от меня этого и не требовалось: все решения в клане принимал отец, князь Василий Разумовский.
Только холодный расчёт, никаких эмоций. Именно с полнейшим равнодушием в синих глазах отец и смотрел на меня.
— Убедилась? — деловито спросил он, словно речь шла не о гибели нашего клана, а о неверно процитированной строчке из старого фолианта.
— И что… что нам делать, папа? — голос срывался, в глазах стояли слёзы, но отцу не было до них никакого дела.
Если бы он умел презирать, он бы презирал женские слёзы.
Но он не чувствует ничего.
— Мы с твоим братом уже обсудили варианты и наметили курс действий. Месяц назад, когда алтарь только начал угасать, я обратился за консультацией к Ольтарским. Они сказали, что магическая жила, на которой стоит Синеград, несколько истощилась и отошла в сторону. Вернуть её в старое русло будет очень непросто и дорого. Однако цена создания нового алтаря всё равно выше. На данный момент мы не располагаем достаточными средствами, чтобы оплатить работу Ольтарских, а они, как ты знаешь, не торгуются и не работают в долг.
— Мы… наверное, мы можем продать какие-то книги… — севшим голосом предложила я, все ещё ошеломлённая новостью об угасшем алтаре. — У нас самая большая библиотека среди всех княжеств и есть очень древние фолианты, которые стоят… дорого… наверное…
На последнем слове я осеклась. Лицо отца ничего не выражало, и я застыла от волнения и страха за семью. Что будет с мамой, сёстрами и братиком?
— Девиз нашего рода, Ася, — потребовал отец.
— Власть разума, а не сердца, — заученные слова сами выпорхнули из уст, осев на влажноватых каменных стенах и впитавшись в мох.
— Вот и перестань дрожать, начни думать. Книги — это невозобновляемый ресурс. Продав их, мы разбазарим наследие. К счастью, у нас есть другие ценности, представляющие интерес для некоторых кланов.
— Какие? — нахмурилась я.
— Возобновляемые, — вклинился в разговор старший брат.
О чём они?
Тёмно-каштановые волосы Ивана в сумраке алтарной комнаты казались чёрными, и только синие глаза выглядели привычно — холодно и равнодушно, как и у всех мужчин клана Разумовских.
Наше княжество не нищенствовало, но и похвастаться высокими доходами не могло. Древние знания — неходовой товар. Остальные кланы предпочитают новые технологии и изобретения, а мы вечно остаёмся за бортом. Живём прошлым, тратя на содержание огромной библиотеки колоссальные ресурсы. Одно только осушение воздуха обходится в десять магических единиц ежедневно. Поддержание оптимальной температуры — ещё в столько же. Двадцать резервов в день! Да, маг.единицы считаются по объёму резерва слабейших магов, но это всё равно невероятно расточительно. Однако выбора нет: если не бороться с влажностью и плесенью, бесценные древние книги сгниют за считаные месяцы или даже недели.
— Ася, на тебя возложена важнейшая миссия: понравиться одному из княжичей или князей, что приедут на завтрашний совет. Понравиться настолько, чтобы за брак с тобой будущий жених выложил как минимум миллион. Мы предварительно связались с кланом Огневских, и они готовы дать шестьсот тысяч. Этого слишком мало. Тебе нужно будет очаровать его и сыграть на собственнических чувствах, чтобы повысить ставки.
— Но… погодите… я не смогу жить с Огневскими! — запротестовала я. — Их жестокость и взрывной темперамент просто невыносимы для эмпата. Рядом с одним из них я сойду с ума!
Мой возглас отразился от покрытых мохом серых стен и вернулся обратно осознанием, что отец с братом это прекрасно понимают. Они просчитывают все ходы наперёд. Значит…
— По нашим расчётам, это произойдёт примерно через полгода, — спокойно сказал брат. — Три-четыре месяца ты наверняка продержишься. За это время твоей задачей будет спровоцировать гнев Яровлада таким образом, чтобы мы могли обвинить Огневских в твоей смерти и потребовать компенсацию. Сама понимаешь, после оплаты услуг по возобновлению функционирования алтаря никаких сбережений у клана не останется. Их необходимо будет восполнить как можно скорее. Раз уж мы всё равно тебя потеряем, то нужно использовать ситуацию по максимуму.
У меня закружилась голова. Брат говорил о моей смерти, как о решённом деле, а значит, никакой другой выход они с отцом даже не рассматривают.
— Самое главное — не родить ему наследника, Ася. Мы не можем позволить, чтобы наша кровь смешалась с кровью Огневских. Слишком рискованная комбинация. Они и так довольно могущественны, а если мы усилим их огонь возможностью влиять на эмоции, то результат получится взрывоопасным.
— Представь манящий огонь, в который люди заходят сами. Или внушающий такой животный ужас, что никто не в состоянии противостоять ему, — добавил брат. — Мы не можем этого допустить, а значит, ты должна погибнуть до того, как родишь Яровладу наследника.
— И Огневские это наверняка понимают, — хрипло ответила я.
— Наверняка. Но ты же знаешь их взрывные темпераменты, они не особо склонны к анализу и долгосрочному планированию. Если ты понравишься Яровладу, он заплатит, не раздумывая.
Яровлад — трижды вдовый князь Огневских. Судя по слухам, последнюю жену он сжёг заживо в приступе гнева. Раскаялся потом, конечно. Год держал траур и аскезу в клане Богомольских, после чего те «отпустили» ему этот грех. Интересно, покойной жене стало от этого легче?
— А как же Врановский? Разве не ему обещана моя рука? — тихо спросила я.
— Врановские подождут. Десять лет ждали, подождут ещё два года, пока Аврора не войдёт в брачный возраст. Мы сдержим слово и отдадим им одну из наших княжон, просто это будешь не ты, — пояснил отец.
Перед глазами всё плыло — то ли из-за слёз, то ли из-за сильнейшего потрясения.
— Вы предлагаете мне отправиться к Огневским… на верную гибель… Их женщины умеют гасить пожары, а я нет! Я беззащитна перед их магией!
— Мы не предлагаем, Ася, — жёстко ответил отец. — Ты должна это сделать, потому что от этого зависит благополучие всего клана. Рассуди логически: тысячи жизней в обмен на одну. Если мы не найдём способа разжечь алтарь, то погибнут очень многие.
— Если бы Огневские заинтересовались мною, я бы не колебался ни секунды, — хлестнул словами брат. — Но они согласятся взять только магиню. Аврора ещё слишком юна для брака. Остаёшься ты. И хватит уже ныть и причитать, Ася. Когда мужчины идут в неравный бой, никто из них не размазывает слёзы по лицу. Это твой долг. Ты — Разумовская. Ты обязана действовать в интересах княжества, чего бы это ни стоило.
— Я понимаю, — кивнула брату, и голова закружилась так, что пришлось опереться на потухший алтарь. — Я не возражаю и не отказываюсь. Всего лишь уточняю детали.
— Если ты думаешь, что нас устраивает такой расклад, то сильно ошибаешься, — отец заложил руки за спину и перекатился с пяток на носки и обратно, как делал всегда, когда раздумывал над чем-то. — Во время беременности твоей матери я выложил Евгенским круглую сумму за то, чтобы ты родилась с сильным даром. Теперь этот дар будет для нас утрачен. Это крайне досадно, Анастасия.
Я снова кивнула.
Действительно досадно.
Ожидать от отца, что он будет рассуждать иначе — глупо.
А ведь мама ещё не знает. Если бы она знала, я бы почувствовала. Её эмоции всегда горят ярко, как пламя сотен свечей. Это наши мужчины не испытывают эмоций, а мы — наоборот. Другая сторона медали, изнанка дара, его вторая неотъемлемая часть.
Мужчины насылают тоску, страх, безумие, не испытывая при этом ничего. Сильный эмпат из нашего клана в одиночку способен обратить в бегство воинский отряд, именно поэтому никто не рискует трогать нас. Женская часть дара иная — мы тонко чувствуем любые эмоции и способны унять их. Забрать боль, утолить гнев, развеять тоску.
Отец всегда говорил, что холодность мужчин — благо для женщин клана, ведь мы не должны нести двойное бремя чувств, не должны становиться ответственными за их эмоции.
Возможно, он прав.
Но как же это сложно! Любить и знать, что тебя никогда не полюбят в ответ. Жалеть и не видеть никакого отклика. Хотеть и не получать ни капли ласки.
— Вы уже всё решили? — голос звучал тихо и безжизненно, словно больше не принадлежал мне.
— Да. Мы созвали Вече и объявили о том, что хотим отдать тебя в жёны клану, который предложит самое щедрое вено. Потенциальные женихи съедутся завтра, в твой день рождения. К их приёму уже всё готово.
— Почему ты даже не предупредил?.. — потерянно спросила отца.
— Я предупреждаю. Сейчас.
— Почему не предупредил раньше?
— А что это изменило бы, Ася? Алтарь потух, и если мы не разожжём его заново, то нас завоюют ближайшие соседи. Синеград — лакомый кусочек, несмотря на малое количество пахотных земель. Зато у нас есть речной порт, рыбы более чем достаточно, вода не застойная и сам город построен на века. Это тебе не новомодные деревянные хибарки, приколоченные к стволам деревьев. Ещё неизвестно, на что они сгодятся через пару десятков лет. У нас под каждым домом — сваи по восемь саженей, вогнаны в глину так, что простоят ещё тысячелетие. Дома каменные, на крышах — раздолье, — оседлал любимого конька отец.
Въедливый и дотошный, он много значения придавал надёжности и правильным расчётам — тому, чему предки уделяли не меньше внимания.
Он говорил ещё долго. О том, как удачно мы расположены на границе бесконечных болот и судоходной реки, как совершенна наша очистная система, как свеж воздух по сравнению с другими княжествами, страдающими от болотных миазмов и грязной воды, как совершенна архитектура мостов и зданий, каменным кружевом переплетённых над синей гладью каналов.
Но меня не волновали камни и вода.
Только люди.
Вздохнув, я выдавила подобие улыбки и сказала:
— Я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы спасти клан.
— Умница, — одобрительно кивнул отец. — А теперь иди, отдохни. И не смей плакать, иначе лицо опухнет, а завтра ты должна выглядеть как можно привлекательнее.
У меня задрожали губы, но я успела уйти до того, как из глаз хлынули новые потоки слёз.
Пока шла к себе через весь дом и поднималась в светлицу на третий этаж, едва переставляла ноги. Цеплялась за изящные деревянные перила и боялась упасть с лестницы, настолько сильно шокировало рассказанное отцом.
И до сих пор верилось с трудом.
Словно всё происходило не со мной, не наяву.
Когда я вошла в комнату, развалившаяся на постели Лазурка подняла треугольную мордочку и зевнула. Я ощутила её простые и светлые эмоции — радость от моего возвращения, желание поластиться и вместе поваляться на покрывале.
Села рядом и привычно протянула руку. Лазурка понюхала мои пальцы — на всякий случай, мало ли где ими ковырялась хозяйка? А может, даже ела тайком вкусную колбасу? Оставила свою питомицу голодать в одиночестве, а сама…
И вроде бы ничего не изменилось — в убранной в серо-синих тонах комнате царил привычный порядок, за окном виднелся родной город, чьи улицы я видела тысячи раз. По узким каменным тротуарам сновали прохожие, а по тёмно-синим каналам скользили автолодки — от совсем старых до пижонски блестящих новыми лакированными боками.
Привычная жизнь. Никто даже не подозревает, какая опасность нависла над кланом. Возможно, отец прав в том, что никому не стал сообщать — иначе паники было не избежать.
А ещё он прав в том, что если у меня есть шанс сохранить для остальных привычный уклад жизни, то я обязана идти до конца.
Я всё же не выдержала и разрыдалась. Как быть с Лазуркой? Взять с собой? Но она может пострадать от чужого огня… Оставить в клане? Однако долго без меня она не протянет — умрёт от тоски. Из-за обмена кровью наши фамильяры живут необыкновенно долгую для зверей жизнь, но погибают почти сразу после потери хозяина.
Лазурка синеватой струйкой скользнула по моей руке и забралась на плечо, свесив хвост на грудь. Озабоченно ткнулась в ухо мокрым носом и коснулась солёной щеки лапкой: мол, ты чего плачешь, хозяйка?
В комнату постучалась Аврора — я даже через дверь чуяла волнение сестры.
— Ась, что случилось? От тебя так фонит, что из моей комнаты улавливается.
— Иди открой, — отправила я Лазурку.
Ручная куница стекла с постели и засеменила к двери, чтобы её отпереть. Следом за сестрой пришла ещё и мама.
— Отец ещё ничего тебе не говорил? — я подняла на неё глаза.
— Нет, — её темные брови сошлись над переносицей, и между ними прорезалась морщинка. — А ну-ка, давай сначала успокоимся.
Мама провела ладонью по моей мокрой щеке, снимая острую горечь и неизбывное ощущение отчаяния. Следом подключилась сестра, и я почувствовала себя почти хорошо. По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы пересказать им разговор с отцом без риска впасть в истерику.
Мама вспыхнула мгновенно — её негодование ослепительным факелом разгорелось в комнате, перебивая все остальные эмоции.
— А со мной посоветоваться он не собирается?!
Княгиня Разумовская развернулась на пятках так стремительно, что взметнулся подол домашнего платья, и вылетела из моих покоев. Мы с Авророй переглянулись и отправились следом — в мужскую половину дома, по традиции называемого княжеским теремом. Лазурка тоже не отставала — она вообще не допускала, чтобы хоть что-то происходило без её непосредственного участия.
— Василий, как ты мог? — раздался возглас матери, когда она долетела до алтарной комнаты.
— Татьяна, успокойся, — тут же откликнулся отец.
— Ася — не товар, чтобы ею торговать!
— У нас нет выбора.
— Выбор есть всегда! Можно продать книги…
— Это займёт время. Их необходимо оценить и выставить на аукцион, а у нас осталось хорошо если дней пять привычной жизни.
— И чем ты занимался раньше? Почему не выставил книги на аукцион сразу же? Почему не продал мои украшения?
— Этого слишком мало, Татьяна. И одновременная продажа нескольких реликвий вызвала бы слишком много подозрений.
— Почему ты не сообщил, что алтарь угасает?! — взвилась мама.
— А что бы ты с этим сделала? Только эмоционировала бы сверх меры. Вот как сейчас, — ледяным тоном ответил отец.
— Наша дочь — не товар! Не зверушка на ярмарке! — продолжала злиться мама.
Забранные у меня тоска и боль подстёгивали её гнев.
— Что ж, прекрасно. Предложи другой вариант, как нам за несколько дней раздобыть миллион деревянных и не стать мишенью пристального внимания других кланов, — хмыкнул отец.
Повисла нехорошая пауза.
Все прекрасно понимали, что другого варианта нет, однако сама постановка вопроса казалась мне неправильной.
Если нельзя добыть деньги, то, может, получится разжечь алтарь?
