Первые дни дождей

Первые дни дождей

Зима оглянулась вокруг, пытаясь понять, что ей делать дальше. Еще секунду назад казалось, что действия понятны и четко распланированы, но она споткнулась о выпростанную из мокрой чавкающей земли руку трупа, и мысли, до того такие плотные и такие упорядоченные, просто вылетели у нее из головы.

Она посмотрела вниз. В суматохе сражения и последовавшего за ним хаоса тело этого мертвого воина просто втоптали в землю настолько глубоко, что теперь нельзя было наверняка определить, на какой стороне он сражался. Да и теперь это было уже совершенно не важно: механоиды остались только на одной стороне. Стороне живых, а на той…

Зима подняла взгляд на утопающее в грязи поле боя. Ближе к Хаосу, на последнем рубеже контролируемого уничтожения, еще можно было различить руины Храма. Но за ним, там, где высились под плотной завесой дождя темные громадины Машин Творения, начиналось голое грязное поле, лишь кое-где размежеванное останками железнодорожных веток, которые уже никуда не вели.

…На той стороне им противостояли холод, болезни и голод. Все, что принесла им победа.

Зима сделала еще несколько шагов вперед, направившись к образованному обломками каменному козырьку, под которым, как и в каждом сухом месте здесь, собирали раненых. Выбравшись из-под льющей с неба воды, демонесса посмотрела на ряды воинов, уложенные близко друг к другу, прямо на грязные останки каменного пола, когда-то убранного отполированным обсидианом. Сейчас они казались ей одной сплошной отверстой кровоточащей раной.

— Почему здесь нет медика? — поймала она за локоть одного из отряженных в помощь санитарам парня, такого же, как и остальные: утратившего цвет на щеках, сторону и надежду.

— Еще не дошел. Вон, — отдал он знак указания на застилавшую остатки спасенного мира пелену ливня, словно представляя под ним всё такие же стихийные лазареты, всё такие же открытые раны, — вон их столько. А сколько живых медиков?

— Ты видел мастера Ювелира? — спросила Зима, потому что сама не могла вспомнить, что именно сейчас происходило с одним из имевших медицинское образование демонов.

В битве он был серьезно ранен, Зима сама прошила его насквозь своим клинком, но регенерация первых из нерожденных необычайно сильная, уже давно могла поставить его на ноги, так что Зима вполне разумно предполагала, что может направить его на помощь выжившим.

— Даже если и видел, не знаю в лицо, — ответил парень и уже двинулся было снова под дождь. Однако желание остаться тут, в относительном, но все же тепле и хоть в неверной, но все же сухости заставило его напрячь память. Он повернулся к Зиме снова и сказал, клацая зубами: — Нам запретили подходить к этому чудовищу, там, — отдал он знак указания в сторону мрачной махины последнего из выживших в битве драконов. — Я слышал, его хотели убить, мол, если предал своих, значит и нас предаст, но кто его тронет, того заберет Ювелир. Нам так сказали: сразу заберет Ювелир. Я не хочу умирать, чтобы мне сердце вырвали. Хватит уже. Хватит всего этого, мы же победили. — Молодой механоид посмотрел Зиме в глаза и почему-то повторил, словно эти слова имели для него магическое значение: — Я не хочу умирать.

— Я поняла тебя. Спасибо, — как могла ласково ответила ему демонесса.

Дотронувшись до его руки в жесте внимания, она почувствовала, как под прилипшей к коже мокрой насквозь рубашкой ходит туда и сюда в дрожи плоть. Сколько здесь замерзнет насмерть, если Зима не сумеет организовать теплые места и всех согреть?..

Выбравшись снова под плотную пелену дождя, она направилась к Черному Дракону, припоминая, что действительно сразу после сражения выжившие в битве первые из нерожденных собрались вокруг Ювелира, а тот так и остался возле существа, которого он переманил на свою сторону и выиграл таким образом последнюю битву.

Зима поймала себя на том, что невольно обернулась на темнеющие под струями воды развалины Храма. Выжившие. Один из первых из нерожденных, Всадник Хаоса, погиб, преданный повелителем созданной им армии, Черным Драконом. Другой, верховный господин армии мира, ее муж Часовщик, пал, сраженный стрелой в шею, и до сих пор находится между жизнью и смертью в беспробудном сне. Надолго ли? Возможно, на годы и годы.

И до тех пор, пока он не очнется или не умрет, позволив другому демону с тем же Предназначением прийти в мир, Зима — владычица всего, что осталось от Храма и от всего остального мира, обглоданного ядовитыми ветрами и сокрушительными землетрясениями. Первая, кого обвинят в каждой смерти вокруг.

Зима остановилась перед громадой Черного Дракона, внимательно смотревшего на ее приближение. Его механические крылья были сложены, но даже если бы он раскинул их, то сложная вязь родовых узоров на них не позволила бы никому под ним укрыться.

Подняв голову на его морду, демонесса задала вопрос о Ювелире, и в ответ Черный Дракон указал взглядом на один из уцелевших входов в подземные этажи Храма.

— Господин в операционной. Он работает.

— Ему удалось наладить госпитальное помещение здесь! — выдохнула с облегчением Зима. — Я была уверена, что он занят собой или своими сиблингами. Скольких раненых ему уже удалось прооперировать?

— Насколько мне известно, господин все еще с одним-единственным пациентом.

— Слишком долго. Здесь многие нуждаются в помощи, — решила Зима, направившись в отсвечивающий зеленоватым айровым светом подвал. — Я узнаю, чем могу помочь, чтобы наладить его работу.

Пообещав это, она ступила на первую ступень и обернулась на Черного Дракона, снова обратившегося взглядом к разоренным окрестностям Храма. Несколько ударов сердца она смотрела на его фигуру, почти проглатываемую холодной водой, но потом поспешила внутрь.

По лестнице стекали ручейки грязной воды, собиравшиеся в глубокую лужу у самого входа, и как только Зима ступила на плиту перед самым проемом, то провалилась в лужу по щиколотку. Она прошла вперед, с каждым шагом погружаясь глубже и глубже по мере того, как земляной проход шел под уклон вниз. Войдя в коридор, она, с трудом отрывая закованные в поножи ноги от земляного пола, брела по бедра в темной воде, гулко булькающей и искристо отражающей усиливающийся впереди айровый свет.

Добравшись до конца коридора, она набрела на ведущую вверх лестницу и проследовала по ней в заваленный со всех сторон мегалитными блоками павильон, где в центре находился бывший когда-то обеденным стол, укрытый белыми простынями. Не чистыми и не сухими, как и всё в этом павшем мире, однако из-за одной только крови. Никакого дождя здесь. Никакого дождя.

— Не проходите дальше, пожалуйста, госпожа, — тихо обратился к ней стоявший спиной ко входу демон, — пока что здесь еще относительно чисто.

— Кто у тебя? — спросила его Зима тихо, отдав знак указания на лежавшего под ножом на животе мужчину без механических деталей в теле. — Это твой брат?

— Это мой господин, — ответил Ювелир ровным голосом. — Мне удалось направить остатки его регенерации в нужное русло, но я боюсь, что с этим светом и этими инструментами я совершил слишком много ошибок и это будет стоить Конструктору возможности ходить. Когда я вскрыл рану, то позвоночник оказался разломан надвое и уже начал неверно срастаться, так что…

— Где твоя сестра? Длань Милосердия. Я не видела ее после победы. Хочу найти ей место для того, чтобы она работала с самыми тяжелыми ранеными.

— Она ушла, — отозвался совершенно бесстрастно Ювелир, взяв ножницы для того, чтобы обрезать нить, которой зашивал рану брата.

— Ушла?

— Она не захотела остаться с нами.

— И ты ей позволил?

Ювелир отнял руку от инструментов и, осторожно укрыв спину брата, должно быть, последним сухим одеялом, повернулся к Зиме:

— Вы запасаете воду?

— Что? — Зима прищурилась, словно впервые увидела его, снявшего доспехи еще в самый разгар боя, в самый его переломный момент приказавшего армии мира сдаваться от лица своего павшего от стрелы брата, объявившего переговоры о капитуляции. Труса, сейчас заботившегося только о своих интересах.

— Храм и его коммуникации разрушены. Ни одного из самоцветных сердец не осталось. Пищей всю эту армию больше ничто не снабжает, но для того, чтобы выжившие могли хотя бы испугаться голодной смерти, они должны прежде не умереть от жажды. К счастью, — Ювелир приподнял взгляд вверх, словно сомневался, можно ли доверять доносящемуся сверху стрекочущему шуму, — похоже на то, что сейчас идет дождь.

— Мне нужно, чтобы ты начал работать с остальными над возведением укрытий и как можно скорее приступил к восстановлению самоцветных сердец, — решила Зима. — С их помощью мы сможем заниматься инфильтрацией ликрового молока.

— Да, госпожа, конечно, — согласился демон, вытирая руки, — я приступлю к этому сразу же, когда похороню своего брата.

— Наш великий господин Часовщик жив, — одернула его Зима, — он находится в Следе Света. И скоро вернется к нам!

— Я говорил о Всаднике Хаоса.

— Он не достоин погребения. Всадник Хаоса пытался уничтожить этот мир. Он вел своих Черных Драконов на него. Он плел Лабиринт! Всадник Хаоса, — продолжила демонесса, понизив голос и поглядев на самое дно сияющих бирюзовых глаз своего собеседника, — пытался уничтожить все, что создал наш великий господин, и ты это знаешь!

— Он мой брат.

— Он готов был тебя убить!

— Если я не ошибаюсь, — напомнил Ювелир с тихой вкрадчивой вежливостью в голосе, — когда мы виделись с ним в последний раз, он был готов со мной говорить о спасении жизни всех этих воинов, несмотря на то что уже победил в сражении, а со спины меня поразили в сердце именно вы. Пожалуйста, имейте теперь уважение к…

— Твоему горю? Как смеешь ты говорить о потерях, когда Хозяин Гор мертв и весь мир скоро будет лежать в руинах? Когда все сердца Храма и сам Храм потеряны? Как смеешь ты говорить о горе мне, когда мой муж сейчас находится между жизнью и смертью? Нет. Ты не имеешь ни малейшего права на горе! Мир сейчас под моей рукой, и каждый выживший в нем будет направлять свои силы только на то, чтобы помогать другому спастись и заново создать все, что мы защитили в этой битве!

— В таком случае, — отметил Ювелир, и голос его стал при этом еще тише, — каждому из нас стоит заняться своим делом. Вам — поиском ответов на самые насущные вопросы, а мне — тем, на что я не имею никакого права.

С этим Ювелир исчез, и Зима только оскалилась на опустевшую операционную, так и не сделав ни шага внутрь. Она не понимала, как Ювелир смел выстраивать внутри этого разоренного, нищего мира собственное, защищенное от остальных, пространство, когда вокруг было столько нуждающихся в немедленной помощи, когда ни одна из самых насущных проблем не была решена.

Злясь, Зима подумала о том, чтобы вернуться, мгновенно переместившись к Черному Дракону, но заставила себя отказаться от этой мысли для того, чтобы сохранить силы. Она вернулась назад по затопленному коридору. На его середине икру ей свела судорога, и она остановилась, привалившись плечом к еле различимой в блуждающем зеленоватом айровом свете кирпичной кладке. По ней тоже журчали редкие, почти ледяные струи.

Боль пронзала ногу с невероятной силой, поднимаясь до бедра, но Зима, сжимая крепко зубы, никак не могла прогнать из сознания мысль, что вода — конечна. И то, что сейчас проливается дождь, который все никак не может остановиться, означает лишь, что потом с неба может месяцами не упасть ни капли воды. Если не использовать рационально нынешнее время, которого они потеряли уже так много, то потом они могут не успеть добраться скважинами до подземных источников. А поить… поить, прежде всего, необходимо Машины Творения.

Потянув на себя стопу, она медленно разработала не до конца прошедшую ногу и, отлепившись от стены, пошла к погрузившейся глубже в грязную воду лестнице.

— Черный Дракон, — позвала она огромного механоида, следившего за ее приближением. — Вы можете рассказать мне о своем переходе из тела мужчины в это, новое тело?

— Воспоминаний о самом переходе у меня нет. Так, будто я заснул в одном теле и проснулся в новом.

— Как вы думаете, это было похоже на След Света? Хоть что-то общее?

— Не думаю, белая госпожа, но если вы хотите знать о Следе Света, то когда мастер Ювелир готовил своего брата к операции, он рассказывал о том, что́ произошло с господином Часовщиком, и дал свои оценки.

— Продолжай, — приказала Зима.

— Насколько я понял, у мастера был подобный опыт. След Света исцелил все его раны, нанесенные Хаосом, но это потребовало много времени.

— Часы? Месяцы?

— Эру, госпожа Зима. Конец Зари мира и заселение мира механоидами господин Ювелир не видел, так как был во Следе Света.

Зима беспомощно оглянулась вокруг, ища глазами Ювелира, должно быть занятого сейчас телом своего обезглавленного брата. Телом, в которое Зима лично всадила несколько стрел, нанеся смертельные для любого механоида раны.

Затем она перевела взгляд на Машины Творения, отведенные за последний Порог Храма. Благословить их борьбу с Хаосом, кроме Часовщика, мог только Всадник Хаоса, мертвый теперь, а кроме Всадника Хаоса только Часовщик, которому требовались годы и годы для того, чтобы преодолеть холод смерти. Требовалось больше времени, чем у них было.

Заметив движение двух механоидов напротив Машин, Зима поспешила к ним.

— Чем вы заняты, мастера? — вежливо осведомилась она, чувствуя, как все более властно и все более холодно звучит с каждой толикой прибывающего отчаяния ее голос.

— Снимаем Золотую Линию, госпожа Зима, — учтиво ответили те, следя за тем, чтобы при разговоре не стучать зубами от холода. — Потом мы подвинем Машины обратно к Краю Мира. Битва при Хаосе завершена, и теперь…

— Ничего не трогайте. Оставьте Золотую Линию на месте и будьте готовы испепелить все, что за ней есть, при приходе Хаоса. Идите ко всем и передайте мою волю — я хочу, чтобы тела павших Черных Драконов были разделаны на органическое мясо, а вода запасена в каждом подходящем для этого сосуде. За Золотой Линией пусть роют ямы, чтобы собрать как можно больше воды.

— Госпожа! — закричал кто-то, приближаясь бегом к Зиме. Она тут же вскинулась ему навстречу. — Госпожа! Вы нужны у обломков Святилища!

— Я иду! — заверила она незнакомца, отдав ему знак внимания крепким и ласковым прикосновением к его дрожащему плечу.

Указывать ей направление не пришлось. У статуи Сотворителя — единственного уцелевшего элемента Святилища и его сакрального центра — уже собралась толпа. Механоиды в ней все были облачены в доспехи и держали при себе оружие, однако держались тихо.

Зима попросила пропустить ее вперед. Высокий воин с механическими крыльями — лидер Крылатого Легиона, личной гвардии ее мужа, — попытался уверить ее в том, что ей лучше укрыться за спинами телохранителей. Однако Зима не собиралась прятаться. В битве при Хаосе она была на самом острие атаки вместе с лучшими из сражавшихся, она сама подняла воинов в последний бой, после того как Ювелир приказал сложить оружие, она первая оседлала Черного Дракона, после того как он перешел на сторону света, и с его спины поразила Всадника Хаоса. Если сейчас предстояло биться, она, как демонесса, имела больше других оснований держать меч в руке.

Она прошла вперед.

Там, перед статуей Сотворителя, стояла, задрав голову на величественное нерукотворное изваяние, явившееся первым из нерожденных прямиком из Хаоса, невысокая обнаженная девушка. Точеные линии лопаток и позвоночника остро прорисовывались под светлой кожей. Ее потемневшие от воды волосы обычно, должно быть, имели золотистый оттенок. В тонкой миниатюрной руке девушка держала свежий труп одного из воинов, переживших самую страшную схватку этого мира.

— Как красиво, — послышав звук шагов Зимы у себя за спиной, сказала она, склонив голову на бок. — Кто это сделал?

— Это статуя возникла сама по себе, — вежливо ответила Зима, разглядывая тело в руке девушки. Та держала его сзади за доспех между шеей и съехавшим шлемом. Из-за ее тонкого запястья то и дело показывалась ставшая смертельной для воина рана — разорванные в клочья кости основания черепа.

— Как это — сама по себе?

— Как чудо, — тихо уточнила Зима, сложив руки в жесте степенной, почти светской вежливости.

— Тогда эта статуя меня не интересует. А это кто?

Задавая вопрос, она отдала знак указания на тело Часовщика, лежащее перед статуей Сотворителя на Алтаре — самом священном месте этого мира. Под открытым небом, под бесконечным дождем.

— Это — наш великий господин Часовщик. Он господин и мне, и тебе, и всему, что находится под небом мира и Храма.

— Почему он господин этому небу? — спросила все так же приподнято, почти радостно девушка, не допуская и мысли, что ее вопросы останутся не отвеченными.

— Потому что он создал этот мир.

— Тогда я хочу узнать, сладкий ли он!

— Нет! — резко, звонко ответила Зима, и этот окрик стал для кого-то из воинов, уже натянувших тетиву, приказом к действию.

Девушка поймала устремленную в нее стрелу на лету. С интересом изучила наконечник, надавила посильнее пальцем до того момента, пока не показалась кровь, а потом отняла руку, глядя на то, как быстро, почти мгновенно затянулась ранка.

Затем она подошла к стрелявшему солдату. Быстро, очень быстро. Быстрее, чем кто-либо успел среагировать, и всадила стрелу ему в глаз, потом дернула на себя, переломила ему шею руками. Резко и громко. До такой степени, что кости позвоночника разломились.

Зима сдерживала жестом находившихся под ее рукой солдат. Сдерживала и смотрела, как девушка с увлечением высасывает костный мозг из тела убитого.

— Уходите и занимайтесь своими делами, — приказала она, подняв взгляд на мастера Крылатого Легиона.

— Госпожа…

— Это — молодая демонесса, — надавила голосом Зима. — Она не понимает, что происходит вокруг нее, и действует почти инстинктивно. Ваше присутствие ее провоцирует. Я поговорю с ней, и она станет для нас безопасна. Не рискуйте. Отведите отсюда личный состав.

Мастер Легиона знаком отдал приказ, и все, кто готов был выстрелить в миниатюрную демонессу, отошли, а Зима, наоборот, приблизилась к ней:

— Тебе, должно быть, холодно, — улыбнулась она.

Девушка быстро подняла на нее внимательный, цепкий взгляд, а затем широко улыбнулась:

— Нет, пока я хорошо ем, мне не будет холодно. Спасибо. Здесь все некрасиво, все как-то… невкусно. Я смотрю на тебя и не вижу, чтобы ты была особенно сладкой внутри. Но кто-то же должен быть здесь достаточно вкусным?!

— Ты питаешься кровью? — вкрадчиво спросила Зима, следя за тем, чтобы звучать мягко и доброжелательно.

— Костным мозгом. Чем он насыщенней, тем слаще. Те, кто постоянно думают душой, страдают, а это насыщает их кровь и костный мозг. Они вкусные.

— Пойдем в тепло, и мы можем обсудить…

— Вот он. — Молодая демонесса снова направилась к Часовщику. — Хочу попробовать его.

— Не смей! — крикнула Зима, крепко стиснув уже обнаженный меч, но осеклась, когда горлом у нее пошла кровь от клинка, вытащенного из ножен мертвого солдата и брошенного демонессой с небрежностью, порожденной новым предметом интереса.

Зима упала на колени, крупно дрожа всем телом. Она отдала наблюдавшим за ней стражникам знак не вмешиваться и схватилась за рукоять, вытягивая лезвие из раны. Еще не закончив, она смогла подняться на ноги, но снова упала, не справившись с брошенной телом в горло волной регенерации.

Молодая демонесса протянула руку к Часовщику и в этой позе замерла. Зима во все глаза смотрела на картину, развернувшуюся перед ней: за демонессой появился Ювелир и одним точным движением направил меч, чтобы снести ей с плеч голову, но лезвие застряло в костях шеи. У первого из нерожденных не хватило сил перерубить ей шею с одного удара.

— Будь ты проклята, — прошептала Зима, справляясь с собой.

Молодая демонесса освободилась от клинка, и рана затянулась на ней почти сразу, не оставив и шрама, не замедлив болью или регенеративным шоком ее движения ни на мгновение. Она перехватила меч, легко обезоружив Ювелира, ударила его в живот и, когда он согнулся, схватила за волосы, заставив посмотреть себе в глаза.

Ее черты лица, омываемые дождем, казались так похожи на каменное изваяние Сотворителя, высившееся за ее плечами. Она внимательно изучила Ювелира, казалось, заглядывая ему за глаза, а потом разочарованно заключила:

— Ничтожество. В тебе совсем ничего нет.

С этим она замахнулась мечом, но Зима дальше ждать не стала и, переместившись к ней мгновенно, навалилась всем телом, перенеся их обеих далеко от Храма. Очень, очень далеко.

Они обе оказались на красной каменистой земле, и какую-то долю мгновения Зима чувствовала ее тепло, пока забыть обо всем ее не заставила боль.

Молодая демонесса свернула ей шею. Легко, как и все, что она делала, почти играючи.

Зима осталась лежать.

Раздробленные кости срастались, быстро и болезненно. Очень, очень быстро для демонов ее поколения, но непростительно медленно по сравнению с демонами, приходящими в этом ужасающем новом мире[I1] . После битвы при Хаосе. Той самой битвы, которую выиграли старики: такие, как Зима или вовсе лишенные самостоятельной корректировки костей и связок Ювелир и Конструктор. Битвы за само существование мира, победа в которой была достигнута усилиями механоидов, простых, но опытных воинов, умиравших от ран так быстро, умиравших так быстро от потери крови…

Зима с широко распахнутыми глазами смотрела на ловушку, в которую затянула свою противницу.

— Я увидела, что ты не можешь перемещаться мгновенно, — произнесла она, глядя на черные клубы пепла, поднимающиеся над пробудившимся вулканом. — Ты молода и расточительна, и если бы ты обладала даром мгновенного перемещения, не прошла бы сама и шага. Отсюда ты никогда не вернешься в Храм.

— Вернусь, — небрежно бросила та, — если захочу, конечно. Но я уже сказала — там все не вкусно. Может, здесь я поживлюсь куда лучше. Смотрю, там город в долине. Как там? Сладко?

— Этот город обречен. И ты обречена, если спустишься в него.

— Но надо же попробовать! Посмотреть, из чего там все состоит! А если ты говоришь, что мне потребуется регенерация, возьму и то, что твое тело может мне дать.

Молодая демонесса потянулась к беловолосой демонессе, но земля в этот момент начала сотрясаться. Оружейницу[I2] сбило с ног. Все плясало в глазах Зимы и тонуло в опускающемся с неба пепле. Повинуясь медленно и болезненно восстанавливающимся костям, она поворачивала голову, беспомощно глядя на то, как поднимается в ее поле зрения грозная гора проснувшегося вулкана, отпустившего пепел на многие километры вверх, в небо.[I3]

Оружейница еще не была достаточно опытна, чтобы это понять, но Зима видела, как железнодорожные составы, формируясь в единого циклопического голема, все прибывают и прибывают, но не для того, чтобы покинуть этот гибельный край, а наоборот, устремляясь ближе к извержению.

Осознав это, Зима поняла, что спасена. Молодая демонесса снова протянула руку к ней, но замерла, увидев то, что старшая демонесса только предчувствовала мгновение назад — из города впереди, из тугого смога его печных заводских труб поднялся гигантский голем.

— Что это? — вспыхнула интересом светловолосая демонесса[I4] , подхватывая оружие и забывая о Зиме. — Что это настолько сладкое? Что это насколько красивое? Я хочу этому отдать должное, я хочу… это разрушить!

Это был Отец Черных Локомотивов завода Род[I5] . Того самого легендарного завода, на чьих мощностях была собрана механическая Луна, восходящая сейчас в надвигающихся фиолетовых сумерках. Луна, которую медленно пожирает разрастающееся облако ядовитого пепла.

Великий защищающий голем, драгоценное венценосное творение лунных инженеров. Машина, способная собрать внутри себя упакованное внутрь поездов оборудование всех союзных заводов города, способная скрыть в себе и питать своей ликровой системой механизмом очистки воздуха и воды их сотрудников.[I6] Вобрать внутрь себя и безопасно перенести в новое место все, что было ей вверено.

— Он прекрасен, — выдохнула демонесса и быстрым шагом отправилась вперед, к спуску с холма, куда ее перенесла Зима, забыв обо всем, что видела в Храме, заклеймив это про себя убожеством и без сожаления оставив за плечами. Она была слишком молода, чтобы понимать, какая власть находилась у нее в руках, когда она держала за волосы Ювелира и уже пронзила Зиму насквозь.

Беловолосая демонесса попыталась подняться, но рана ей не позволила. Болезненная горькая регенерация только сращивала ее кости, и она, без возможности справиться с запрещающим мгновенное перемещение головокружением, вдыхала едкий серый пепел, обжигающий еще не отогревшиеся руки и лицо, и смотрела на то, как Отец Черных Локомотивов делает первые шаги, неся свое огромное тело прочь от неостановимой природной катастрофы.[I7]

И как он падает в разверзающуюся под ним жуткую трещину в земной тверди. Когда-то такие трещины, освобождающие ядовитые газы, способные поглотить в себе все что угодно, называли драконами. Именно поэтому Черными Драконами[I8] были названы создания Всадника Хаоса, выдыхающие огонь, собирающиеся поглотить весь созданный солнцем и Машинами Творения мир.

Зима, с каждым вздохом обжигая легкие, сквозь новую волну землетрясения протянула бессильно руку к Отцу Черных Локомотивов, все еще сражающегося за себя и за все, что он несет внутри. Так, словно она еще могла чем-то помочь, но такой вес не под силу было вытащить ни одному живому[I9] , ни одному мыслящему существу и всем их объединенным силам вместе, ему не могла, должно быть, помочь даже сама Луна.

С громким щелчком последний позвонок встал на место, и волна тремора и тошноты, прокатившаяся по телу Зимы, показалась ей даже приятной, к ней вернулись силы двигаться, и мир перед глазами перестал смазываться. Она ясно ощутила лунные узоры, опутывавшие его, и переместилась обратно, к руинам Храма, оставив новую опасную демонессу здесь, в эпицентре страданий этого мира.

На ее голову тут же упали несколько капель дождя.

Мелкий теперь. Дождь устал лить стеной и моросил, давая замерзшим, тонувшим в грязи выжившим необходимую передышку. На каменные останки величественного когда-то города-механизма наползли чумазые сумерки. И в них плясали огни.

Зима приподнялась на локтях и медленно села на колени. Не огни. Это был костер. Яркое разлапистое пламя лизало полог опустившихся облаками небес, обрывающихся в пустоту края мира. Погребальный костер Всадника Хаоса. Единственные достойные здесь похороны.

К Зиме медленно направлялся Ювелир. Остановившись рядом, он, подождав, пока она прочистит отчаянным, захлебывающимся кашлем легкие, протянул чашку с быстро остывающем кипятком.

— Угощайтесь. Мы с вами не способны умереть от голода, так что ничего другого в ближайшие месяцы получить не выйдет. Так что… лучше постараться получить удовольствие от каждого глотка.

— Кто это был? — спросила Зима, принимая подарок.

— Та демонесса? Исходя из ее желания уничтожать, я бы предположил, что это инкарнация Оружейника, только со смещенными акцентами. Кроме еды она теперь ценит и красоту замыслов.

— Довольно значительная внешняя перемена, — отметила Зима, пригубив кипяток.

Перед глазами она держала воспоминание об Оружейнике, высоком широкоплечем воине, ценившем в жизни все, а в особенности — гастрономические удовольствия.

— Думаю, внутри они еще более различны.

— Чем прекраснее инженерное чудо, тем быстрее она уничтожит и его, и его создателей, — заключила Зима. — Радует только то, что пешком она не сможет вернуться в Храм, а если вернется — я ее уничтожу. Она не полезна для мира.

— Посмотрим, — заключил Ювелир, закуривая последнюю сигарету.

— Почему ты не там? — тихо поинтересовалась у него Зима, глядя на то, как у огромного костра собираются в надежде если не обсохнуть, то хотя бы согреться выжившие. — Это погребальный костер твоего брата. Мне казалось, вы были близки.

— Не так, как с Конструктором. Больше всех его любил ваш супруг. Итти всегда следовало держать дальше от мира. Он слишком остро чувствовал всю его боль. А этот мир был до краев полон боли и отчаяния. То, что случилось, — вздохнул Ювелир, отпуская с губ облако горького-сладкого дыма, — случилось закономерно.

Они оба ненадолго замолкли, глядя на огонь. Затем демон тихо сказал:

— Другие тела будут уничтожаться только после извлечения механических деталей. Процесс уже начат. Тело демона по традиции бросается в Хаос, но Враг и без того слишком близко. Так что оно должно быть хотя бы сожжено, чтобы быстрее пришел новый. Такова главенствующая теория.

— Но она не доказана.

— И не опровергнута. Для нас сейчас достаточно и этого. Во время битвы в Хаос попало очень много материи, и это спровоцировало Врага. У меня нет линз времени, и в ближайшее время их неоткуда ждать, но… по опыту наших сражений с Хаосом на Заре мира я могу предположить, что этот месяц будет очень коротким.

— Наш великий господин очнется, — уверенно сказала Зима, — он выйдет из Следа Света и спасет этот мир своим восьмым крылом. Как всегда спасал.

— С большей долей вероятности до следующего месяца никто не придет и никто не очнется. Мы уничтожим мир повсюду до Золотой Линии, но этот шаг обеспечит нам совсем немного времени, если вовсе спасет.

— Но это же конец мира. Неужели мы победили Всадника Хаоса и все его воинство для того, чтобы потерять этот мир?

Ювелир не ответил, затянувшись. В темноте ярко заалел кончик сигареты. Он повернулся, чтобы идти.

— Стой! — крикнула ему в спину Зима. Она неуклюже поднялась на ослабшие ноги. — Ты же не думаешь убить Часовщика, чтобы пришел новый демон, способный благословить Машины Творения?

— Нет, — легко отозвался демон. — Я — нет. Но если вы хотите спасти его жизнь, когда придет Хаос, старайтесь никому не говорить, что демоны заменимы и со смертью одного просто появляется новый. Мысль о том, что никто не знает, как и когда он приходит, как правило, теряется, когда такое простое правило начинают осмыслять механоиды с оружием в руках и отчаянным страхом в сердце. Пойдемте, я покажу вам основную идею восстановления Храма.

Зима молча последовала за его теряющимся в подступающей ночи силуэтом. Темнотой и тишиной она воспользовалась, чтобы хотя бы мгновение провести наедине с собственными мыслями, а точнее — с собственной тишиной, внутри которой демонесса, пусть и на ходу, могла позволить себе хотя бы небольшую передышку.

Ювелир подвел ее снова к останкам Святилища. Закончив сигарету и убрав окурок в ташку, он отдал знаки внимания и приглашения Зиме, обращая ее внимание на Алтарь, где сейчас лежал ее супруг.

— Смотрите: здесь, здесь и здесь, — указал демон на детали Алтаря, — самые древние камни. Коснитесь их.

Зима присела у потемневшей от дождя стенки Алтаря и осторожно прикоснулась к святыне там, куда указывал Ювелир. На ощупь камень показался ей пористым, почти рыхлым, но потом она почувствовала, что обожглась, и подняла взгляд на демона.

— Теперь осторожно, не смойте случайно крошки камня с пальцев. — Он протянул руку и, вынув одну из немногочисленных оставшихся в длинных волосах Зимы шпильку, поднес к ее руке. — Поднимите ее в воздух усилием воли.

Зима сосредоточилась на шпильке, и та действительно дернулась, но невидимые для глаза крошки святого камня немедленно обожгли ей пальцы, оставив глубокие ожоги. Демонесса подняла на Ювелира взгляд.

— Пока это работает только в отношении металла, но во многие стены Храма вбивались металлические штыри — считалось, что это улучшает стабильность стен. Теперь за них можно переносить остатки старого Храма и создать каркас нового. Начнем с отдельно стоящих зданий и установок, и со временем они срастутся в единый город-механизм сами.

— Хорошо, — ответила, скрывая свою неуверенность, Зима, — но хватит ли этих древних камней? И… они жгутся. Действительно сильно жгутся. Механоиды не смогут ими управлять, а ты нужен для возвращения в строй сердца Храма, иначе у нас не будет еды.

— Я согласен. Для использования эффекта, который я только что показал, есть технология: камни насытят собой пустую войру из тел павших Черных Драконов, а после я прокалю ее в металле и вытяну в нити, которые закреплю на любом защитном слое между металлом и кожей. На перчатках, например. Существовал опытный образец. Как только я закончу, обучу работе с этим металлом лучших, а те — многих.

— Отлично, — улыбнулась, впервые искренне за все время после окончания битвы, Зима. — Часовщик всегда говорил мне, что на самом деле ты полон великих мыслей.

— Это не моя технология, Зима. — Ювелир поднялся в полный рост и сообщил ей: — Есть еще кое-что. И это нужно сделать безотлагательно.

— Говори, — приказала она, поднимаясь вслед. Ночь уже плотно укрывала их лица друг от друга.

— Как вы правильно сказали, прежде всего я должен сосредоточиться на восстановлении сердец Храма. Не буду скрывать от вас, что после битвы при Хаосе я не видел ни одной достаточно светлой души в мире. Может быть, это как-то связано с тем, что он пережил, может, последствия какой-то лично моей травмы, но вы должны знать: не стоит ждать новых камней в перспективе как минимум одного поколения.

— Камни есть в цитаделях Хозяина Гор! — вспыхнула Зима. — Сам он умер, и никто…

— Нет, он пришел, госпожа Зима, — твердо ответил Ювелир. — Все эти землетрясения, извержения вулканов, все эти катаклизмы происходят потому, что новый Хозяин Гор имеет собственное представление о мире, и он не остановится, пока не достигнет его. Скоро в миру не останется ни единого безопасного места. Терраформированию будет подвергнута каждая пядь черной земли.

— Но он безумен. И он — бесплотен. Ты все еще можешь мгновенно перемещаться…

— Дело не в том, кто имеет права на эти камни, и не в том, кто может их защитить от остальных. Камни Цитаделей Хозяина Гор — это камни, необходимости для стабильности мира. Сейчас мы находимся в отчаянном положении, но должны думать о будущем. Вы, белая госпожа, должны думать о будущем, и не только Храма, но и мира, потому что сейчас нет других демонов, способных его защитить. И то, что Хозяин Гор безумен, и то, что Хозяин Гор бесплотен, — все это основания для вас защищать его интересы и перед каждым, и перед всеми. Иначе, сохранив жизнь здесь, вы не сможете вывести механоидов обратно в мир: он потеряет стабильность и начнет распадаться, как уже было в Часы Айнанны.

— Что ты предлагаешь?

— Я соберу все, что осталось после битвы: осколки, пыль… каждую крошку. И попробую ввести хотя бы одно сердце в строй. Но мне для этого нужно время, а значит — я не смогу заниматься возведением Храма. Мне нужны уже готовые архитектурные расчеты и чертежи.

Зима рассмеялась. Это получилось помимо ее воли, и сама она даже не вполне поняла почему. Смех просто полился из ее груди так, словно это была бы кровь, или слезы, или полное, безграничное отчаяние. Ювелир молча и спокойно, должно быть вовсе не глядя на нее, ждал, пока смех этот иссякнет, Зима снова закрепит свои силы в тисках и продолжит, ради мира и Храма продолжит идти вперед под этим холодным, бесконечным дождем.

— Незадолго до конца этого мира, — начал говорить Ювелир, когда демонесса извинилась перед ним за свой приступ, — Всадник показывал мне свои наработки нового Храма. Прекрасного Храма. Такого, который никто в том мире не решился бы возводить. Я объяснил, что для этого еще не пришло время. Оно пришло сейчас.

— Ты смеешь шутить? — не поверила своим ушам Зима, но Ювелир продолжил быстро, четко и очень уверенно говорить, словно бы ее слов не было:

— Для начальных корпусов и здания Святилища есть все: и расчеты, и подробные чертежи. Они находятся в Храмовой библиотеке, здесь, под нашими ногами. Разумеется, во время битвы существовал огромный риск пожара, собранием не смели рисковать, и потому библиотека затоплена. Я покажу вам вентиляционное окно, вы сможете проникнуть внутрь, забрать нужные мне документы и принести сюда. Это нужно сделать немедленно, потому что Враг может напасть на Храм в любую минуту.

Она дала ему пощечину. Он позволил ей, отвернулся и так застыл.

— Как ты смеешь, — прошипела Зима, устремляя взгляд на сгусток темноты, где должно было находиться его лицо, — требовать от меня рисковать жизнью для того, чтобы[I10] спасти наследие демона, уничтожившего этот мир?

Ювелир промолчал. И это дало Зиме время. Время, необходимое для того, чтобы собрать в голове в единую картину все, что ей говорили, все, что она слышала и видела: холод, антисанитарные условия, голод и болезни — вот над чем она властвовала сейчас. Решения, которые будут приняты сейчас, уйдут красными линиями далеко в будущее, определяя облик мира на века и века. Создавая этот, новый мир.

— Эта идея с алтарным камнем, металлом и войрой — ты сказал, что она не твоя. Она Всадника Хаоса? Его? Именно поэтому она не ушла в мир раньше? Часовщик запретил ее как святотатство?

— Для того чтобы защитить своего брата от мира.

Зима замахнулась снова, но в этот раз сдержала свою ярость при себе, ощутив, насколько слабым кажется этот жест. Она чувствовала гнев. Многоцветный, почти бессильный, связанный с тем, что Ювелир смел не скорбеть по Часовщику, смел не прийти в отчаяние по ушедшему миру, что он не сочувствовал выжившим, принужденным теперь ютиться под развалинами собственных жизней на земле, которая может быть в любой момент уничтожена.

Если Ювелир не видел теперь в мире светящихся для его[I11] душ, значит он ослеп, значит он полностью потерял свое Предназначение, значит он бесполезен, но она ничего не может сделать с ним, никак приказывать, и нуждается в его словах и его советах. А его совет — построить мир, построить новый прекрасный мир на наследии существа, уничтожившего его до основания.

— Прошлое навсегда останется таким, как оно было. Вы можете переписывать книги или кидать в огонь неугодные гимны, — прозвучал голос демона, — но вы все это прожили и знаете, что эта война была попыткой наивного демона избыть отчаяние этого мира.

— Не смей его защищать, — прошипела Зима. — Ты понимал его, ты понимал его как никакой другой демон во всем мире и Храме. Мой супруг любил своего брата, а ты! Ты его понимал! Ты держал в руках каждую сияющую душу ребенка, умершего от непосильной работы, мать, наложившую на себя руки, чтобы не смотреть на то, как умирают от болезней ликры ее дети, и душу владельцев мануфактур, наживающихся на этом неизбывном море горя. Ты пропустил всю грязь этого мира через себя. Ты был в ней по самую макушку и по локоть погрузил руки в эту мерзкую кровь! Ты знал, против чего восстал Всадник и что именно он попытался заменить вечной, но лишенной всякого проблеска творчества жизнью! Ты никогда! Никогда! Не сможешь его ненавидеть!

— Напомните мне, госпожа, зачем это делать? — вежливо попросил Ювелир. Его лицо снова появилось в темноте опустившейся ночи, потому, что над Храмом встала Луна. Механическая полная Луна, означавшая, что месяц, начавшийся вчера с битвой, заканчивается этой же ночью.

— Потому что он разрушил наш мир! — закричала Зима, понимая, что это боль, ярость, горе, ненависть — что угодно, но только не ответ. Только не ответ.

И вместо Ювелира ей ответил Хаос.

Демон и демонесса одновременно повернули головы к краю мира.

— Решайте, — сказал ей Ювелир, — каким именно вы будете строить новый мир.

— Лучший, — выдохнула Зима, снова наполнившись решимостью, — лучший из возможных. И для этого нужен лучший из возможных Храмов. Если ты говоришь, что он уже рассчитан и спроектирован, то пусть это будет он.

Ювелир отдал ей знак следования и направился к краю мира. Двое демонов шли против потока механоидов, который бригадиры организовали для того, чтобы отойти за Золотую Линию прежде, чем будет отдан приказ об уничтожении этой части мира[I12] .

Демон провел Зиму в еле различимую трещину между сложившимися внутрь сводами и указал на облицованную камнем вентиляционную шахту, под острым углом уходящую куда-то во тьму.

— Насколько мне позволило оборудование, я проверил: проход остался неповрежденным, вы можете добраться по нему до библиотеки. Когда выберетесь из коридора — всплывайте наверх и держитесь стены. Двигайтесь по ней до угла и там постарайтесь найти способ выбраться из воды.

— Там работают айры?

— Я надеюсь, но не уверен.

— Как я тогда найду нужное? Там огромное собрание!

— Очень просто — ее обложка единственная, которая будет фосфоресцировать. Поверьте, я достаточно долго прожил рядом с Хаосом, чтобы помнить, что самое важное нужно подсвечивать. Теперь я должен провести эвакуацию и подготовить Машины для работы с Хаосом.

— Сколько у меня времени?

— Спешите изо всех сил. Хаос наступает не мгновенно, у него есть структура, и я буду управлять Золотой Линией так, чтобы защитить вас. Но если вы почувствуете, что уровень воды начал падать, — перемещайтесь обратно в Храм, даже если не сможете вытащить чертежи.

— Хорошо, — согласилась Зима. Ювелир направился к выходу, но она поймала его за руку: — Ты понимаешь, что все, что мы делаем сейчас, может ни к чему не привести? Любые усилия, любые страхи и любые надежды совершенно бесполезны, если не очнется Часовщик.

— След Света захватывает демона на годы и годы. Если бы его ранение было легче, Сотворитель не призвал бы его на этот подвиг.

— Значит, Всадник Хаоса? Наш враг — наша единственная надежда?

— Это игра в смыслы, госпожа Зима. И если Всадник придет, постарайтесь, чтобы в нее не выиграла толпа, готовая к самосуду.

Он исчез, а Зима, посмотрев на тонущую в последних лунных отсветах дорогу в холодную неизвестность, двинулась. Зиме казалось, что она смотрит со стороны. Извне. Откуда-то оттуда, из непроглядной темноты.

Во всем ее теле, начиная от корней волос и заканчивая самыми глубинными тканями сердца, не осталось ни капли созидательных сил, и она двигалась только на грубой, оголенной, как нерв, воле. Какой-то горькой, порывистой воле.

Пальцы почувствовали близость воды. Зима переборола первое желание отстраниться и помедлить, но крик[I13] приближающегося Хаоса все еще стоял у нее в ушах, и она, не замедляя движений, ушла с головой в темную холодную волу.

Работая ногами, она подтягивалась на теряющих чувствительность пальцах все вниз и вниз по шахте вентиляционного окна до тех пор, пока не уперлась в решетку. Зима ощупала ее контур прилегания к камню, но ни замка, ни петель, намекающих на его присутствие, не нашла.

Ювелир ничего не говорил о решетке, но ведь и сейчас речь шла о будущем всего Храма. От правильности и эргономичности его планировки зависит его устойчивость перед Хаосом, все взаимодействие внутренних систем, открытость к реновациям и перестройкам. А от Храма зависит скорость развития всего мира. Всё, всё, что могла построить своим именем и славой своего супруга Зима, лежало там, по ту сторону темной воды, и стоит ли в этом контексте упоминать о какой-то решетке?

Зима рванула. Дернула снова и еще раз. И еще. И еще, еще, еще. В одинаковой беспросветной темноте, должно быть, мир колыхался и трясся, но Зима не знала об этом. Она не знала, насколько близко сейчас находится Враг, в каком состоянии готовности находятся Машины Творения, где пролегает Золотая Линия и скольких раненых успеют отвести в безопасное место.

Она не знала, придет ли Всадник Хаоса, очнется ли от Следа Света Часовщик, соберет ли Ювелир из осколков погибших камней хотя бы одно самоцветное сердце. Все, что она понимала, — ей нужен был этот мир. Тот[I14] , другой, очищенный от отчаяния дикого расширения, расправивший крылья, наученный горьким опытом Войны Теней, и за этот мир нужно сражаться здесь и сейчас с каждой конкретной преградой, отвечать на каждый конкретный вопрос. Трясти и трясти.

Идти до конца и не обращать внимание на то, что воздух в легких кончается, что каждая проходящая минута — это последняя минута; и все, чего ты добился, и все, чего ты достиг такой кровью и такой невыносимой болью, может быть уничтожено с каждым движением механического глаза Луны. Нужно сражаться!

Зима упала на колени. Она подняла голову. Хаос подступал. Луна открыла свой глаз и смотрела на то, как Враг готовится поглотить не готовый к его атаке мир. Страх смерти мгновенно перенес Зиму в безопасное место, вырвав из рук черной холодной воды. Ее волю победила ее трусость.

Она огляделась. Вокруг все бежали. Они пытались спасти из зоны Золотой Линии, приготовленной к уничтожению, всё: вещи, механизмы, раненых, мертвых, даже камни, так необходимые для постройки нового Храма. Она видела, как запряженный в Машины Хаоса[I15] вместо локомотива Черный Дракон переставляет их под руководством Ювелира и его помощников.

С расширенными от ужаса глазами Зима наблюдала, как механоиды один за другим обжигали до костей руки у алтарных камней для того, чтобы поднимать в воздух силой мысли огромные грузы и не дать их поглотить врагу. Каждая крошка, спасенная от него его[I16] гнева, могла быть той самой крошкой невозвращения — толикой, которая отделяет мир от полного неконтролируемого уничтожения.

— Зима! — окликнул ее Ювелир, отвлекшийся от Машин Творения. — Отнесите чертежи за Золотую Линию и помогите в организации эвакуации!

— Я… не принесла чертежи, там…

Она огляделась. Она посмотрела на черное, невыносимо жуткое тело Врага. Она посмотрела в его глаза.

Она побежала назад. Освободилась от доспехов, стеснявших движения и тянувших вниз; демонесса бросилась внутрь затопленной библиотеки так быстро, как могла. К вентиляционному окну и снова в него, ползя со всей возможной скоростью вниз, вниз и вниз. Холодная вода. Тьма. Решетка. Зима рванула. Рванула снова и снова и на какой-то бессчетный, отчаянный раз запаянная в камень металлическая решетка поддалась. Зима заплыла внутрь.

Она помнила, что нужно было двигаться вдоль стены до угла. Помнила, что нужно было выбраться, но страх того, что Враг уже слишком близко, не позволил ей тратить зря время. Она сделала несколько широких гребков, надеясь, что зеленоватый свет станет различим в непроглядном мраке. Так и случилось: она увидела слабое, но хорошо заметное в темноте свечение там, впереди. Она устремилась туда и застыла.

Замерла, протянув руки вперед. Боли не было, только над ней в слабом фосфоресцирующем свете поднялись, танцуя в холодной воде, разводы поднимающейся вверх крови. Зима ощупала живот, пытаясь понять, на что напоролась: на решетку, упавшую с охраняемого шкафа, на разбитую витрину или чье-то копье — но понять не могла.

Начала приходить боль, треморная волна регенерации и вызванная потерей крови слабость. Зима пыталась понять, как освободиться, но штырь вошел в ее тело глубоко и застрял в животе, забираясь все глубже и терзая все яростней с каждым рывком демонессы.

Под пальцами Зима почувствовала лед. Это регенерация, пытаясь спасти ей жизнь, начала забирать силы отовсюду, что находилось рядом, распространяя вокруг себя холод.

Кислород находился на исходе, и легкие разрывало от отчаянного желания вздохнуть, но Зима понимала, что это последняя попытка. Последний ее шанс переломить идущий навстречу уничтожению мир, подчинить его своей — холодной и гордой — воле и привести к новому облику, новому согласию. Всему, чего он не смог достичь, развиваясь самостоятельно, всему, что привело его на край Войны Теней и к битве при Хаосе. Весь этот мир сейчас зависел от Зимы и той, светящейся впереди, книги.

Зиму обняли чьи-то руки.

Эти руки нащупали штырь, вонзившийся в ее живот разу[I17] , и, разбив наросший вокруг нее лед, освободили демонессу, одновременно потянув ее вверх. Зима почувствовала, что вынырнула, и жадно вздохнула. Ее потянули куда-то вбок, и вслед за выручившей ее рукой демонесса вскарабкалась на верхушку одного из немногих оставшихся стоять книжных шкафов.

Выбравшись, в тусклом фосфоресцирующем свечении она увидели лицо девушки с темными, налипшими вокруг правильного овала лица волосами. Зима порывисто прижалась к ней, забыв всякие вербальные слова благодарности, и почувствовала в ответ такое же отчаянное и горькое объятие, словно спасенная только что демонесса своим собственным присутствием, одним только своим существованием ознаменовала больше, больше, чем спасение мира. Буквально весь мир, его возможность, его реальность. Любое его будущее.

— Я должна достать книгу. Ту светящуюся книгу. Там, — указала Зима на зеленое свечение в холодной воде.

— Хорошо, — сказала девушка и тут же нырнула в темноту.

Зима, зажимая рукой рану, осторожно взглянула вниз и увидела, как люминесцирующий том начал двигаться. Она приготовилась тоже прыгнуть вниз, если только потребуется помощь, и в этот момент дальняя стена библиотеки рухнула, внутрь ворвалась мантия Хаоса, бросив вперед себя яркое, болезненно-белое, почти потустороннее сияние.

Массы холодной воды устремились к Врагу, питая собой ненасытный Хаос, и Зима мгновенно переместилась к девушке, отчаянно хватавшейся за поваленный потоком книжный шкаф одной рукой, а второй прижимавшей к себе драгоценные чертежи.

Переместившись, демонесса поняла, что это серьезно исчерпало ее силы; головокружение бросило вбок, заставив поддаться яростному напору воды, но Зиме удалось дотянуться до девушки и накрыть ее тело своим, помогая бороться с потоком.

Хаос двигался вперед, победоносно и гордо вперед, собираясь пожрать и поглотить в себе все, поглотить весь мир, и Зима понимала, что Ювелир медлит, пытаясь дождаться Зиму, и бережет ее жизнь, рискуя отдать Врагу слишком много горестной земной тверди, слишком много бурной холодной воды.

Пальцами демонесса нащупала угол прямоугольного вытянутого тома, содержащего внутри себя новый шанс для этого мира. Она знала, что у нее хватит сил сейчас отобрать его, вырвать из немеющих длинных пальцев и мгновенно перенестись на поверхность, к самой кромке Золотой Линии, дав Ювелиру возможность уничтожить этот край мира и перенести его дальше, к Машинам Творения. И она знала, что так не поступит.

Ее жизнь и жизнь этой безымянной девушки казались теперь связанными. Насмерть и, может быть, даже больше: связаны на жизнь со всем будущим миром, словно сосредоточенным в этом объятии. Уровень воды стремительно падал, но с каждым мгновением нестерпимые звуки Хаоса становились все ближе.

Зиму потянули за плечо. Подняв и повернув голову, она увидела Ювелира, одной рукой держащегося за веревку, уже уходящую во мрак Хаоса. Как только демон увидел девушку, сжимавшую чертежи, взгляд его на долю мгновения вспыхнул, а затем он прокричал Зиме:

— Вы сможете выбраться одна?

— Да, если ты вытащишь ее отсюда!

Ювелир отдал знак принятия и велел девушке крепко держаться, прежде чем дернул веревку, отдав знак поднимать.

Зима перенеслась на уровень Золотой Линии. Рядом с ней теперь находился Черный Дракон.

— Мастер Ювелир нашел вас? — осведомился он, и Зима отдала знак принятия:

— Чертежи у него. Остановите обратный отсчет. Он не может перемещать в пространстве никого, кроме себя, и им нужно время, для того чтобы выбраться.

— Это невозможно, госпожа. Золотая линия сработает точно по расписанию, иначе мир будет уничтожен полностью.

Зима в волнении обернулась на подступающий Хаос. Как раз в это мгновение из его мантии вырвались те двое, которых она больше всего желала увидеть. И Ювелир, и та темноволосая зеленоглазая девушка бежали рядом наравне, держась за руки. Зима умоляла собственное тело как можно быстрее восстановить силы достаточно, чтобы она могла переместиться за грань мира и удержать их, если они не успеют.

Они не успели.

Земля, покрытая обломками старого Храма и мира, окрасилась в сияюще-золотой свет и просто исчезла, словно ее никогда и не существовало, не оставив ничего после себя, и в это же мгновение Хаос сделал решительный рывок, словно чувствующее опасного противника чудовище.

Его ревущая грозная масса оскалилась, поглотив в себе обоих бегущих, и резко замедлилась в этот же самый момент, попав в полосу абсолютной пустоты, лишенную легкой пищи.

В этот же момент в Хаос, ни слова не сказав, бросился Черный Дракон, и Зима, подавшись вперед настолько, насколько позволило ее тело, увидела не только зеленоватое свечение чертежей, но и какое-то золотое, теплое и искреннее свечение, обещавшее спасение и защиту не только Ювелиру и той девушке, но и всем, всему миру, хранимому рукой Зимы.

Демонесса подняла взгляд на молчащие Машины Творения. В каждой из них застыло готовое к отчаянной схватке лицо оператора, в каждой из них содержалось все еще не тронутое никаким катаклизмом самоцветное сердце. Но они оставались мертвыми и безмолвными. Они не могли включиться.

Они, находясь в полной готовности дать великий бой великому и единственному настоящему Врагу, оставались совершенно не способными сделать это, пока никто не дал им сил на это от Сотворителя. Пока никто не благословил их. Пока никто не связал их силы напрямую с силой творения мира. Сакральной силой. Силой побеждать смерть.

Зима приказала дать ей меч, кто-то из находившихся рядом воинов так и сделал. На негнущихся ногах она приблизилась к древнему Алтарю, стоящему под взглядом каменного изваяния Сотворителя.

Там лежал Часовщик. Он был жив. И были все основания, что он переживет трагическое ранение в шею и вернется, со всеми теми знаниями о мире и его природе, для того чтобы связать этот новый мир вместе под своей рукой. Вернется и снова обнимет Зиму. И нежно поцелует ее. И соберет снова ее разбитое сердце. И осушит все слезы, которые непролитыми тяготят ее сердце. Отметит[I18] все отчаяние, царящее вокруг.

Но она не могла позволить всему этому случиться.

Перехватив меч удобнее, она прижала его острием к шее мужа. Все смотрели на это. В полном и абсолютном безмолвии, оцепенев от ужаса происходящего. Зима знала, что каждый знает, что это сейчас необходимо ради прихода нового демона. И каждый из них был рад тому, что сейчас не он это делает.

— Итти! — остановил ее оклик Ювелира от линии Хаоса.

Зима замерла и стремительно обернулась, посмотрев на первого из нерожденных, который еще держал в объятиях, крепко прижимая к себе, спасенную Драконом из мантии хаоса девушку.

— Это Итти, Зима! — сказал уверенно и тихо, будто не было окружающего их рева Хаоса, Ювелир.

Зима бросилась к ним двоим. Только что выбравшимся из ледяного потока, только что спасшимся из Хаоса, и крепко схватила Всадницу за обе ледяные, белые, дрожащие руки. Она посмотрела в ее глаза. Изумрудные. Огромные, расширенные от смертельного страха смерти[I19] и одновременно одиночества и уверенно сказала ей:[I20]

— Заставь эти Машины работать. Прикажи им работать. Пожалуйста.

— Я…

Зима тепло улыбнулась, на несколько десятков ударов сердца прижала молодую демонессу к себе и так же тихо, только для них двоих, заверила:

— Ты сделаешь так, что они все заработают. Ты двинешь этот мир вперед. В новую эру.

Всадница медленно отдала знак согласия Зиме, повернулась к Ювелиру, коснувшись его виска осторожно, почти ласково, а потом пристально всмотрелась в сияющую бирюзу глаз. Связь, возникшую между ними, Зима почувствовала по напряжению, сразу разлившемуся в воздухе, по их замершим позам, затвердевшим мышцам, по стону металла, прокатившемуся по кромке мира от одного конца строя Машин к другому.

Беловолосая демонесса перевела взгляд на Врага, подобравшегося уже так близко, уже готового нанести свой последний, решающий по миру удар, и крикнула, призывая этим всех, кто находился за ее спиной:

— Никогда!

Набрав воздуха в горящую от волнения и сковывающего холода грудь, она повторила уже одновременно с тысячей ртов, представлявших из себя огромную и необоримую, великую, вечную и победоносную машину жизни:

— Никогда! Никогда[I21] !

И включились Машины Творения. Пришли в движение все их манипуляторы и механизмы, сломанные и вышедшие из строя, заискрились все их сердца с раздробленными камнями и поверженными источниками света. Все, что казалось безнадежно утраченным, снова возродилось к жизни ради этой битвы.

И Зима смотрела на нее[I22] . Смотрела во все глаза, впервые перестав бояться Хаоса, потому что понимала теперь, как никогда не смела осознать раньше, что есть большая, величественная, созидательная сила, способная однажды собрать его в себя до самого конца, повергнуть Врага окончательно. Что даже после сокрушительного поражения солнцехранимого мира, почти рухнувшего окончательно из-за внутренних противоречий, есть что-то внутренне, великое, что держит вместе все эти сердца. Все эти сердца: механические, органические и самоцветные.

Машины Творения схлестнулись с Хаосом, и все, все что находилось у края мира, потонуло в непереносимом стоне и гомоне Врага, в его крике, его яростном вое и грохоте. На Зиму навалилось чувство непередаваемой тяжести, заставившее ее сначала опуститься на колени. Все ее не до конца зажившие раны снова открылись, она погрузилась руками в размягченную ногами убегавших от Хаоса почву и, справляясь со схваткообразной болью, сжала грязь между пальцами, поднимая на поверхность пролившуюся из ее ран кровь.

Нарастающий, пробивающийся через всю яростную какофонию боя мира и Хаоса гул проникал внутрь ее черепа и давил, изгоняя оттуда любые мысли и любую, сколь угодно сильную, волю. Зима сосредоточилась на том, чтобы за одним вздохом делать следующий, и уже этим противостояла Врагу, а как только тот всего на шаг, всего на долю мгновения ослабил хватку, подняла голову и в этот же момент поняла, что мир устоял. Что все кончено.

Покачиваясь, зажимая рукою живот, она поднялась и медленно подошла к Всаднице и Ювелиру. Демон стоял с лицом, покрытым кровью, пошедшей из глаз, ушей и носа. Осторожно, словно девушка, стоявшая перед ним, была стеклянная, он провел большим пальцем по ее щеке, смазывая кровь, которая на нее мелкими каплями попала с его ресниц.

Когда Зима подошла, положив руку ему на плечо[I23] , Ювелир тихо сказал:

— Итти мне показала, как забирать силу камней из каждого моего воспоминания. Из всего того, что я знаю о них. О каждой грани их души.

— Это опасно для тебя?

— Я буду учиться, — отозвался Ювелир тихо.

Он сделал неловкий шаг назад, потом еще один, но удержать равновесие ему не удалось, и он упал бы, если бы Черный Дракон, все это время готовый защищать и его, и Всадницу от наступающего Хаоса, не подставил свое мощное тело.

— Госпожа Зима, отойдите оттуда! — скомандовал приблизившийся мастер Крылатого Легиона. — Эта женщина — Всадница Хаоса!

— Черный Дракон, защищайте мастера! — приказала Зима, повернувшись так, чтобы закрыть молодую Всадницу своим телом. Их руки крепко сжали одна другую.

— Госпожа Зима, — грозно сказал крылатый механоид, — этот мир был почти уничтожен в борьбе с этим существом. Мы не позволим ему просто так разгуливать.

— Вы ничего не сделаете ей, — твердо возразила демонесса. — Неужели вы не знаете, что за одним демоном приходит другой, таково неизменное правило существования этого мира?

— Знаем! И готовы это проверить еще и еще раз, расправляясь с ней так, как умирали наши товарищи в борьбе за эту землю. А если вы не отойдете, белая госпожа, то попробуем это и на вас, благо новой демонессе не придется втолковывать такие простые вещи, как отличие друзей от врагов.

Зима обернулась на Ювелира. Тот, под защитой лапы Черного Дракона, пытался встать, но было ясно, что ему сейчас это не по силам. Впрочем, на его авторитет, как и на авторитет любого другого механоида или демона, Зима сейчас не могла полагаться. Для нее это был момент невозврата, секунда, в которую она должна была действительно взять под свою руку мир или, не справившись с ним, передать кому-то другому.

Она медленно сделала несколько шагов вперед, приближаясь к направленному на нее наконечнику стрелы.

— Вы сейчас держите на прицеле весь этот мир, — тихо сказала она мастеру Крылатого Легиона. — Если убьете меня, в мир придет новая Зима, это правда. Правда также и в том, что если вы убьете Всадницу, в мир тоже придет новая. Но вот когда и как именно — никто не знает. И если вы не сможете найти вовремя нужную демонессу, некому будет благословить Машины Творения на Шаг вперед. Но вы это знаете. Вы целитесь в меня сейчас не потому, что забыли все это. Вы ждете, что кто-то, кто сильнее и мудрее вас, призовет вас к порядку силой. Кто-то заставит вас починиться[I24] и таким образом — оставить свою злость и свою ненависть на то, что все это произошло при тебе[I25] . Продолжать искать способы ее выместить на себе и других. Но так не будет. Если хотите стрелять — стреляйте сейчас. И в меня, и в нее, и во всех, кого видите, никто не станет вам препятствовать, да и не сможет. Вы и ваш взвод здесь — сильнее всех. Вам не за кого спрятаться. Но после того, как вы спустите стрелы с тетивы, вам придется принимать решения. И если вы ошибетесь, мир закончится гораздо раньше, чем его сожрет Хаос.

— Что будет, если она возьмется за старое? Что будет, если она соткет Лабиринт и превратит всех нас в Теней?

— Я сама прикую ее к Машине Творения, — твердо ответила Зима.

Мастер Крылатого Легиона опустил направленное на нее оружие. Наверное, себе он сказал, что удовлетворился ответом демонессы, но Зима знала, что на самом деле он испугался этой страшной ответственности, которая только что легла на ее и только на ее плечи. Этого боялась и сама Зима. Боялась и не знала, как с ней быть, но теперь она была уверена, что справится. Шаг за шагом, вздох за вздохом, справится.

Обняв Всадницу одной рукой, Зима повела ее вперед, вглубь нового, горького и такого опасного теперь мира. По волосам и рукам обеих демонесс струился холодный дождь.

[I1]в этот ужасающий новый мир(?)

либо возникающими (появляющимися).

[I2]Откуда известно, что она оружейница?

[I3]Лучше разделить на 2 предложения.

[I4]Выше беловолосой названа Зима. Не получается путаницы? В её описании есть предположение, что волосы золотистые.

[I5]Чтобы яснее было: Род – Отец Черных Локомотивов?

[I6]Питать механизм(ы)?

[I7]Поделить предложение.

[I8]Здесь не с заглавной буквы?

[I9]Между «протянула руку» и «так, словно…» важные слова об Отце Черных Локомотивов – сражающийся, несёт. Поэтому «так» сразу воспринимается относящимся к нему, а не к Зиме.

[I10]…, спасать наследие демона…

[I11]Для него?

[I12]Создалась цепочка придаточных: который, для того чтобы, прежде чем. Попробуйте перестроить предложение.

[I13]Она переборола, поэтому «но», наверное, лишнее.

[I14]Либо «…нужен был тот мир. Тот, другой, очищенный…»

Либо

«…нужен был этот мир. Другой, очищенный…

[I15]Машины Творения?

[I16]Что из этого убрать?

[I17]Сразу?

[I18]Отметёт? (Сметёт)

[I19]Так нарочно?

[I20]Слишком много дробления, так что конец абзаца теряет связь с началом.

Только что выбравшимся из ледяного потока, только что спасшимся из Хаоса, и крепко схватила Всадницу за обе ледяные, белые, дрожащие руки. Она посмотрела в ее глаза — изумрудные, огромные, расширенные от смертельного страха смерти и одновременно одиночества — и уверенно сказала ей:…

[I21]Кто кричал? Непонятно, благословить должна была Идти. Но сказано «Беловолосая демонесса».

Ниже – «И зима смотрела на нее». На битву или на Всадницу?

[I22]На битву?

[I23]Получилось, что подошла после «положив. Но «подошла» уже сказано чуть выше. Поэтому просто положила.

[I24]Подчиниться?

[I25]При вас(?)

Она на вы обращается.