Перья и клыки

Вечер опускается на город, окрашивая небо в глубокие оттенки синего, где редкие звёзды пробиваются сквозь пелену низких облаков. Узкая и извилистая улица, как древняя артерия города, оживает в сумраке. Булыжная мостовая, блестящая от недавнего дождя, отражает неровный свет фонарей — их тусклые оранжевые огоньки дрожат, словно свечи на ветру. Длинные тени тянутся от кирпичных стен, цепляясь за углы и переулки, где эхо шагов редких прохожих отскакивает от камня. Воздух холодный, пропитан сыростью и слабым болотным запахом — где-то рядом протекает канал, его мутные воды несутся в сердце города, унося с собой тайны.

Молодая девушка идёт по этой улице, её хрупкая фигура едва различима в полумраке. Ей пятнадцать, скоро шестнадцать, и её юное лицо, обрамлённое спутанными каштановыми волосами, отражает усталость. На плече покачивается потёртый чёрный футляр со скрипкой, кожа на нём исцарапана и местами вылиняла, словно хранит в себе следы бесчисленных часов, проведённых за игрой. Девушка прижимает телефон к уху, её голос, мягкий, но дрожащий от усталости, разносится по пустой улице:

— Да, я уже почти дома, мам… Нет, я не задержусь.

Её губы слегка подрагивают, дыхание вырывается облачками пара в холодном воздухе. Она ускоряет шаг, ботинки шлёпают по мокрым камням, и каждый звук кажется громче, чем есть на самом деле, усиливая её необъяснимую тревогу — ощущение, будто кто-то дышит ей в спину, хотя улица пуста. Она старается не зацикливаться на этом, мысли кружатся, переключаясь на другое.

Вечер в музыкальной школе был долгим — уроки скрипки, где пальцы ныли от бесконечных повторов, и ссора с подругой, которая обвиняла её в том, что она слишком много времени проводит с инструментом, а не с людьми. Девушка думает об этом, шагая по улице, её мысли полны сожалений. «Может, мне стоило извиниться», — размышляет она, когда ботинки скользят по мокрым камням. Её мать всегда говорила ей, что музыка — её дар, но сейчас она ощущает только тяжесть этого дара, который отнимает у неё юность. Она даже не замечает, как входит в переулок, увлечённая мыслями о том, как завтра попробует сыграть новую мелодию — что-то лёгкое, чтобы заглушить этот вечный шум в голове.

Её шаги замедляются, она вновь ощущает тревогу и бросает быстрый взгляд через плечо, но видит только тени, пляшущие под фонарями. Пальцы сильнее сжимают футляр, и чтобы быстрее вернуться домой, она сворачивает в ещё более мрачное место, где свет фонарей едва пробивается сквозь густую завесу тьмы. Стены здесь выше, кирпичи покрыты плесенью, трещины змеятся по ним, будто город пытается скрыть свои секреты. Экран телефона мигает и гаснет, оставляя её в одиночестве с собственным дыханием. Она замирает, сердце колотится быстрее, и шепчет, скорее себе, чем кому-то: «Что это?..»

Воздух вокруг неё сгущается, становится тяжёлым, как перед грозой. Девушка ощущает странное давление, будто невидимая сила сжимает пространство, и в этот момент её уши улавливают звук — низкий, вибрирующий, почти осязаемый, как будто сама реальность втягивает воздух в себя. Это не шум ветра и не далёкий гул города; это нечто иное, древнее, от чего её кожа покрывается мурашками. Глаза расширяются от ужаса, зрачки сужаются до точек, и она шепчет, громче, срывающимся голосом:

— Кто здесь?

Ответа нет, но тьма вокруг неё становится гуще, словно жидкая, поглощая свет фонарей. Её фигура дрожит, как отражение на воде, и через мгновение девушка исчезает из поля зрения — растворяется в пустоте, оставляя лишь эхо её последних слов, повисшее в воздухе.

В это же время, в нескольких кварталах отсюда, Лора сидит в своей комнате, погружённая в мир, видимый через глаза ворона. Её окружают бледные стены, чёрное потёртое кресло и стол, заваленный книгами о мифологии и заметками, исписанными неровным почерком. Рядом с бумагами — недоеденный бутерброд с арахисовым маслом, забытый в спешке.

Лора сжимает виски пальцами, ощущая каждый взмах крыльев ворона, её сердце бьётся в унисон с его полётом. Мир в его зрении серый, с резкими контрастами, как кадры старой киноленты: улицы, вымощенные булыжником, и силуэт девушки, шагающей под фонарями. Лора следит за ней, её разум напряжён. Она видит, как девушка сворачивает в переулок, и пальцы невольно сжимаются в кулаки, когда у той гаснет телефон.

Но затем происходит нечто неожиданное. Девушка исчезает, и Лора ощущает резкий рывок в сознании — вспышка белого света, пустого и бесконечного, как необъятная равнина, лишённая теней и форм. Это не просто зрение; это ощущение, будто она проваливается в другой мир, где время замирает, а воздух дрожит от неслышимого гула. Её тело содрогается, бросает в дрожь, и связь с вороном обрывается, оставляя её в одиночестве с этим странным видением. Лора моргает, её зрачки сужаются, и она шепчет дрожащим от смеси страха и недоумения голосом:

— Адепт? Что случилось?

Тишина отвечает ей, глубокая и тяжёлая, словно весь мир затаил дыхание. Она зовёт снова, громче, но ворон не откликается, и её грудь сжимается от внезапного ужаса. Лора вскакивает, стул с грохотом падает на пол, и она хватается за край стола, пальцы белеют от напряжения. Дыхание сбивается, каждый вдох резкий, как удар. Она зовёт Адепта ещё раз, голос срывается на крик, но ответа нет. Проходит несколько секунд — бесконечно долгих, как часы, — и связь возвращается, но не так, как прежде.

Адепт кружит над пустым переулком, его крылья рассекают холодный воздух, и он опускается на край фонаря, серые глаза, такого же цвета, как у Лоры, смотрят вниз, неподвижно и непроницаемо. Улица пуста, лишь раскрытый скрипичный футляр лежит у стены.

Сердце будто сжимает невидимая рука. Лора выдыхает, надеясь избавиться от этого неприятного ощущения, но оно не уходит. Беспокойство разливается по её венам, и она ощущает, как воздух в комнате становится гуще, словно пропитанный чьим-то присутствием. Она смотрит через Адепта и шепчет почти неслышно:

— Что ты видел?

Ворон не отвечает, приходит лишь странное ощущение, что где-то в глубине таится какая-то тайна, которую он не может раскрыть. Руки Лоры дрожат, и она тянется к маленькому чёрному перстню на подоконнике — подарку от матери, который она носит как талисман. Сжимая его в кулаке, Лора закрывает глаза, пытаясь унять дрожь, но в этот момент её разум пронзает чужая эмоция — острый, леденящий страх, который не принадлежит ей. Она открывает глаза, лицо искажается от удивления: «Это не моё… Чьё это?»

Взгляд Лоры падает на телефон, лежащий на столе рядом с заметками. Руки, всё ещё дрожащие, набирают номер — один из тех, что вписаны в её блокнот. Гудки идут долго, каждый из них кажется ей вечностью, пока наконец на другом конце не раздаётся слабый щелчок. Лора глубоко вдыхает, стараясь унять панику, и говорит, голос хриплый, полный напряжения:

— Это я… Та девушка пропала. Я не смогла за ней проследить. Картинка оборвалась.

В трубке держится тишина, затем слышится тяжёлый вздох — долгий, полный усталости и скрытого беспокойства. Лора сжимает телефон сильнее, ожидая ответа, но линия обрывается, оставляя её одну с эхом своего голоса и чувством, что что-то необратимое начинается. Девушка, исчезнувшая в переулке, оставляет за собой не только пустоту, но и слабый отпечаток своей жизни, который теперь витает в воздухе, как невидимый аромат.

Лора погружается в воспоминания, которые всплывают, как осколки зеркала. Её детство полно странных моментов — видений, которые она не может объяснить, ощущений, что не знает, как трактовать. Адепт появился позже, когда она начала замечать, что её зрение иногда раздваивается, показывая мир под другим углом. Её мать, прежде чем уехать, оставила ей перстень, говоря: «Он защитит тебя от того, чего ты ещё не понимаешь». Лора часто крутит его в руках, пытаясь понять, что она имела в виду, но ответы ускользают, как песок сквозь пальцы. Она чувствует, что этот момент — не просто случайность, всё это часть чего-то большего, чего она пока не может постичь.

После звонка Лора опускается на кресло, взгляд прикован к окну, куда на подоконник мягко приземляется Адепт. Она ждёт ответного звонка, разум мечется между страхом и решимостью. Мысли возвращаются к последнему собранию, где Рин упомянула о странных энергетических всплесках, которые фиксируются в Истарене. «Это не просто исчезновения», — говорила она тогда. Лора не придала этому значения в тот момент, но теперь она начинает понимать, что эти всплески могут быть связаны с тем, что произошло с той девушкой. Пальцы снова сжимают перстень, и она закрывает глаза, пытаясь уловить хоть намёк на то, что видела девушка перед исчезновением. Ей кажется, что она слышит слабый шорох — не от ветра, а от чего-то живого, скрытого в тенях.

Лора решает выйти, накидывает тёмную куртку. Дверь за ней захлопывается с глухим стуком, и она спускается по лестнице, чувствуя, как холод пробирает до костей. Улица встречает её влажным ветром и запахом канала, который становится сильнее. Она идёт в сторону переулка, где пропала девушка, и Адепт следует за ней, кружа над головой. Шаги быстрые, тревожные, отдаются эхом в пустоте.

Когда она добирается, взгляд падает на футляр, лежащий у стены. Лора наклоняется, пальцы дрожат, когда она касается скрипки. Дерево холодное, струна порвана, и внутри лежит маленький медальон. Лора сжимает его в руке, и в этот момент её разум пронзает новая волна чужого страха — более сильного, чем раньше. Она отстраняется, дыхание сбивается.

Адепт спускается ниже, его крылья шумят, и Лора чувствует, как связь с ним укрепляется. Она закрывает глаза, пытаясь вновь увидеть через него, но вместо этого её разум наполняется белым светом. Первым, что она чувствует, оказывается испуг, но она берёт себя в руки и шагает внутрь, сознание растворяется в этом пространстве. Она видит тень — неясную фигуру, чьи очертания дрожат. Голос, низкий и глубокий, шепчет:

— Ты следующая.

Лора вскрикивает, глаза распахиваются, и она оказывается лежащей в переулке, её рука всё ещё сжимает медальон. Адепт каркает над головой, его крик разрывает тишину, и Лора понимает, что это не просто видение — это предупреждение. Но, может, это даже к лучшему: нужно понять, кто за всем этим стоит, встретиться с ним лицом к лицу.

Она поднимается, ноги дрожат, но решимость в её глазах становится твёрже. Лора знает, что должна обо всём доложить, но также чувствует, что этот случай — лишь начало. Она смотрит на Адепта, и в его глазах мелькает тревога.

Телефон звонит, и голос Рин на другом конце линии полон волнения:

— Лора, что ты видела? Я чувствую… что-то.

Лора сглатывает, голос твёрдый:

— Перезвони через полчаса, я всё расскажу.

Она отключает вызов и закрывает глаза, её сознание вновь сливается с разумом Адепта. Лора направляет его взгляд вниз, заставляя ворона медленно кружить над переулком, осматривая каждый угол, каждый клочок земли в поисках хоть какого-то следа. Адепт опускается ниже, его крылья шелестят в холодном воздухе, и Лора видит через него булыжную мостовую, покрытую лужами, в которых отражаются фонари. Но вокруг — ничего. Ни следов борьбы, ни отпечатков ног, ни клочка одежды — словно пропавшей девушки никогда здесь не было. Адепт пролетает над узким проходом между стенами, его взгляд скользит по кирпичам, покрытым мхом, но даже там нет ничего, кроме старых трещин и пятен сырости.

Лора сжимает кулаки, и ногти впиваются в ладони. Адепт возвращается на фонарь, его когти царапают металл, и Лора понимает, что бессмысленно продолжать — нет ни малейшего намёка на то, что здесь произошло. Переулок выглядит так, будто проглотил девушку целиком, не оставив ничего, кроме скрипки, которая теперь кажется единственным свидетельством её существования.